Леонард Блумфилд и его концепция

⇐ ПредыдущаяСтр 24 из 29Следующая ⇒

Основоположник того направления, которому суждено было в течение почти трех десятилетий занимать в американской науке о языке господствующее положение, Леонард Блумфилд (1887–1949), начинал свою деятельность как вполне традиционный компаративист, достаточно близкий к младограмматикам, у которых он учился в Германии^[100], с одной стороны, и в определенной степени разделявший психологический подход к языку В. Вундта – с другой. Перелом в его общелингвистическом мировоззрении относят к середине 20-х годов: в 1926 г. в журнале «Language» («Язык») выходит в свет его статья «Ряд постулатов для науки о языке», в которой содержится попытка в виде аксиоматического изложения представить принципы, которыми надлежит руководствоваться при описании языка. Однако в окончательном виде концепция американского языковеда была представлена в опубликованной в 1933 г. книге «Язык».

Говоря о сущности своей теории, Блумфилд часто называл ее «материалистической» или «механистической», противопоставляя так называемым «менталистическим» воззрениям. Характеризуя разницу между этими двумя подходами, американский языковед указывал: «Теория менталистов исходит из того, что вариативность человеческого поведения объясняется вмешательством какого-то нефизического фактора – духа или воли или рассудка… наличествующего у каждого человека. Дух же, согласно менталистской точке зрения, коренным образом отличается от материальных объектов и, следовательно, подчиняется другим, чем они, видам причинной связи или вообще ей неподвластен… Материалистическая(или, точнее, механистическая) теория исходит из того, что вариативность человеческого поведения, включая речь, объясняется только тем, что человеческое тело – это очень сложная система. Поступки людей, согласно материалистической точке зрения, являются частью причинно-следственных отношений, ничем не отличающихся от тех, которые мы обнаруживаем, скажем, при изучении физики или химии». Однако поскольку нервная система человека и ее функционирование не поддаются непосредственному наблюдению, приходится использовать косвенные методы.

В этом отношении концепция Блумфилда оказывалась тесно связанной с упоминавшейся вышебихевиористской психологией, согласно которой о психической деятельности можно судить только по поведению человека, представляющего собой реакции организма на внешние раздражители – стимулы. На этом основано его знаменитое описание речевого акта: «Предположим, что Джек и Джилл идут вдоль изгороди. Джилл голодна. Она видит яблоко на дереве. Она издает звук, в образовании которого участвуют гортань, язык и губы. Джек перепрыгивает через изгородь, влезает на дерево, срывает яблоко, приносит его Джилл и кладет его ей в руку. Джилл ест яблоко». В этом, на первый взгляд, весьма заурядном событии, как указывает Блумфилд, можно выделить три части: 1) практические события, предшествовавшие акту речи; 2) речь; 3) практические события, последовавшие за актом речи.

Первая часть относится прежде всего к говорящему, в роли которого выступает Джилл. Она испытывает чувство голода и видит Джека, с которым ее связывают определенные отношения (например, кровнородственные или супружеские). Все эти события составляют стимул говорящего.

Третья часть главным образом касается слушающего (Джека). Практические события, последовавшие за речью (Джек срывает яблоко и приносит его) определяются как реакция слушающего. Впрочем, эти события относятся и к Джилл, которая берет яблоко и съедает его.

Будь Джилл одна, она (как и бессловесное животное) могла бы лишь попытаться сорвать яблоко. Такое поведение можно обозначить графически как S ? R (стимул – реакция). Однако имея рядом Джека, она обращается к нему и тем самым побуждает его действовать. «Язык, – указывает Блумфилд, – позволяет одному человеку осуществить реакцию, когда другой человек имеет стимул».

Таким образом, сущность второй части (которая, согласно американскому ученому, и представляет главный интерес для лингвиста) заключается как раз в том, что вместо реальных действий по добыче яблока (практической, или действенной, реакции) Джилл приводит в движение органы речи, т. е. производитречевую, или замещающую, реакцию, которая, в свою очередь, служит стимулом для Джека, который поступает точно так же, как если бы сам имел аналогичный стимул, т. е. чувство голода. Отсюда следует, что у говорящего есть два способа реагировать на стимул: S? R (практическая реакция) и S? r (речевая замещающая реакция). С другой стороны, его реакция также могут быть подсказаны двумя типами стимулов: практическим (S? R) и речевым замещающим (s? R). Иными словами, человеческая реакция на стимул может быть двоякой:

1) неречевая реакция S? R;

2) реакция опосредованная речью S? r… s? R.

«Различие между двумя этими типами реакций, – резюмирует Блумфилд, – совершенно очевидно. Неречевая реакция возникает только у того лица, которое испытало стимул… В отличие от этого реакция, опосредованная речью, может иметь место и у того лица, которое практического стимула не испытало… Как в случае речевой, так и в случае неречевой реакции основные моменты с биологической точки зрения одинаковы, а именно S (голод и вид пищи) и R (движения, благодаря которым удается или не удается достать пищу). Они составляют практический аспект происходящего. Речевой акт s… r – это только способ, с помощью которого S и R могут возникнуть у различных индивидуумов. Для нормального человека интерес представляет только S и R… Слово, как и вообще любая речь, – это лишь способ призвать на помощь других людей. Исследователей языка интересует прежде всего именно речевой акт (s… r), хотя и не представляющий ценности сам по себе, но являющийся средством к достижению великих целей… Когда нечто, кажущееся совершенно незначительным, оказывается тесно связано с более важными вещами, мы говорим, что это нечто имеет в конце концов какое-то “значение”, а именно: оно “обозначает” эти более важные вещи. Поэтому мы и говорим, что речевое высказывание, тривиальное и несущественное само по себе, важно, так как оно имеет значение, значение складывается из тех немаловажных явлений, с которыми связано речевое высказывание, т. е. из практических событий».

Однако такое понимание значения, в свою очередь, приводит Блуфилда к выводу, что «лингвист не может определять значения», поскольку для этого нужно иметь точные сведения обо всем, что окружает говорящего. «Определение значений, – указывает он, – является, таким образом, уязвимым звеном науки о языке»… Вместе с тем очевидно, что в человеческой речи определенным звукам соответствуют определенные значения. «Изучать это соответствие определенных звуков определенным значениям и значит изучать язык».

Подобный подход требует, естественно, синхронного подхода к явлениям языка (что, по мнению Блумфилда, в конечном итоге необходимо и для компаративистских штудий). Ссылаясь на ряд своих предшественников, включая Ф. де Соссюра, американский языковед подчеркивает: «Всякое историческое исследование языка строится на сравнении двух или более рядов дескриптивных данных. Его точность и полнота целиком зависят от точности и полноты этих данных. Чтобы описать язык, не нужно никаких сведений из области истории; фактически исследователь, который позволит подобным сведениям повлиять на его описание, неизбежно исказит материал. Наши описания должны быть непредвзятыми, если мы хотим, чтобы они послужили прочной базой для сравнительных исследований».

Соблюдение указанного принципа, по мнению Блумфилда, требует индуктивного подхода, поскольку «явления, которые мы считаем универсальными, могут отсутствовать в первом же новом языке, с которым мы столкнемся» (хотя ученый в принципе не отрицает ни возможности в будущем вернуться к проблемам общей грамматики, ни того, что «общие процессы изменения одинаковы во всех языках и протекают в одном направлении» и что когда-нибудь, с ростом наших познаний, эти явления можно будет исследовать и сделать на их основе плодотворные обобщения).

Описание языка, согласно Блумфилду, должно начинаться с фонологии, где определяются все фонемы и выявляются их возможные сочетания. Затем выявляется, какие значения закреплены за определенными формами. Эту стадию он называет семантикой, подразделяя ее на граммматику и лексику. Фонетическая форма, обладающая значением, представляет собой языковую форму (фонемы к ним не относятся). Все языковые формы можно подразделить с двух точек зрения. Во-первых, они могут быть связанными, те которые никогда не произносятся отдельно (морфемы и другие части слова), и свободными, произносимыми отдельно от других форм (слова, словосочетания и др.). Во-вторых, выделяются формы сложные, или комплексные, имеющие частичное фонетико-семантическое сходство с другими языковыми формами (слово, словосочетание, предложение), и простые, не имеющие его (морфемы). Общая часть двух любых сложных форм, являющаяся языковой формой, образует их составляющие (компоненты), которые делятся нанепосредственно составляющие и конечные составляющие, в роли которых выступают морфемы. Так, предложение Poor John ran away (Бедный Джон убежал прочь) делится на две непосредственно составляющие (Poor John и ran away), каждая из которых, в свою очередь, распадается на непосредственно составляющие (Poor и John и ran away, наконец, в away выделяются непосредственно составляющие а– и -way).

Те языковые формы, в которых ни одна из непосредственно составляющих не является связанной формой, образуют синтаксические конструкции. Последние могут быть экзоцентрическими, если относятся к иному формальному классу, чем их составляющие, и эндоцентрическими, когда принадлежат к одному формальному классу со своими составляющими. Например, конструкция. John ran (Джон бежал) относится к первому типу, поскольку не является ни номинативным выражением, как John, ни личным глагольным выражением, как ran. Напротив, poor («бедный Джон») является конструкцией второго вида, так как формы John и poor выполняют в общем одну и ту же функцию.

Если языковая форма является частью более сложной формы, она находится во включенной позиции; в противном случае она образует предложение. Последние изучаются в синтаксисе: конструкции, в которых в качестве составляющих выступают связанные формы, образуют морфологию.

Языковая форма или грамматическое явление, заменяющие при известных повторяющихся условиях любую из языковых форм, принадлежащих данному классу, представляют собой субституты, причем один из элементов значения каждого субститута является общим значением соответствующего класса. Например, личное местоимение I («я») имеет общее значение субстантивных выражений единственного числа. «Субститут, – отмечает Блумфилд, – заменяет только формы какого-то определенного класса, который мы можем назвать сферой действия данного субститута… Субститут отличается от обычных языковых форм, таких как thing (вещь), person (лицо), object (предмет), тем, что сферу его действия можно определить грамматически».

Отмечая, что значимые явления языка делятся на лексические и грамматические, Блумфилд устанавливает следующее соотношение между двумя группами терминов:

1) наименьшая и не имеющая значения единица языковой сигнализации фемема:

а) лексическая: фонема;

б) грамматическая: таксема;

2) наименьшая единица языковой сигнализации, имеющая значение глоссема, значение глоссемы – ноэма:

а) лексическая: морфема, значение морфемы – семема;

б) грамматическая: тагмема, значение тагмемы – эписемема;

3) Значимая единица языковой сигнализации, наименьшая или комплексная: языковая форма, значение языковой формы – языковое значение:

а) лексическая: лексическая форма, значение лексической формы – лексическое значение;

б) грамматическая: грамматическая форма, значение грамматической формы – грамматическое значение.

Однако если такие понятия, как субституция, экзоцентрическая и эндоцентрическая конструкция и особенно непосредственно составляющие, получили широкое признание, причем не только среди ближайших последователей Блумфилда, то с приведенной выше схемой дело обстояло несколько по-другому: большая часть предложенных ученым терминов оказалась забытой и лишь некоторые вошли в арсенал лингвистической науки, правда, порой с измененным значением.

Характеризуя книгу Блумфилда, обращают внимание и на то обстоятельство, что в ней (как, впрочем, и в «Курсе общей лингвистики») достаточно много места уделено и вопросам сравнительно-исторического языкознания. Однако соответствующие разделы, как и у Соссюра, обнаруживают значительное сходство с так называемой традиционной наукой о языке – прежде всего с младограмматической традицией, а также с исследованиями в области лингвистической географии.

Характеризуя книгу Блумфилда в целом, часто подчеркивают, что она занимает в истории американского языкознания место, аналогичное тому, которое принадлежит «Курсу общей лингвистики» в языкознании европейском. Действительно, как выросшие на почве соссюровских идей структуралистические концепции доминировали в Старом свете, так возникшая на фундаменте блумфилдовского труда дескриптивная лингвистика почти три десятилетия представляла собой наиболее влиятельное течение на американском континенте.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒