Поэтому Святеший Тихон и обставил чин покаяния и приема митрополита Сергия в соответствующей величественной обстановке, давившей на его неложное смирение и сокрушение сердечное.

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 23Следующая ⇒

И вот, этот отец всех чаяний русской современной богословской мысли, этот неутомимый исследователь во всех областях богословских наук (оставим эти оценки на совести митр.Мануила - Л.Р.), стоит на амвоне, лишенный моментом покаяния и архиерейской мантии, и клобука, и панагии, и креста... Кланяется низко Святейшему Тихону, восседавшему на кафедре, в сознании своего полного уничижения и признанной им вины приносит он дрожащим от волнения, на этот раз негромким голосом свое покаяние. Он припадает до пола и в сопровождении патриарших иподиаконов и архидиаконов тихо сходит с солеи и приближается к вершителю его судьбы, к кроткому и всепрощающему Святейшему Тихону. Снова земной поклон. Постепенно вручаются ему из рук Святейшего панагия с крестом, белый клобук, мантия и посох. Патриарх Тихон в немногих словах тепло, со слезами, приветствует своего собрата во Христе взаимным лобзанием, и, прерванное чином покаяния, чтение часов возобновляется.

Все тяжелые переживания стыда и муки раскаяния остаются отныне позади. Митрополит Сергий соучаствует в сослужении с Патриархом Тихоном за Божественной всепримиряющей литургией...".

Возвращение Патриарха Тихона к церковному управлению стало для обновленчества тяжелым ударом, от которого оно никогда уже не смогло оправиться. Верующий русский народ массами покидал этих лжепастырей, запятнавших себя иудиным грехом, и объединялся вокруг верного исповедника Христовой правды - Святейшего Патриарха Тихона.

Обновленчество, однако, представляло собой мощную организацию, продолжавшую пользоваться поддержкой властей. Поддержка эта выражалась прежде всего в так называемой " легализации", которую обновленцы получили с самого начала своего существования. Смысл, который вкладывался в термин " легализация", весьма специфичен и труден для понимания в силу исключительного " своеобразия" советской системы законодательства. Игра с этим термином вводила в заблуждение не только западных исследователей с их развитым правовым сознанием, но и многих церковных деятелей в России, порождая в них ложные надежды и отвлекая от подлинной борьбы за сохранение Церкви.

Курс на уничтожение Церкви, как и вообще всякой религии, неуклонно проводился с ноября 1917 г. вплоть до Великой Отечественной Войны, за исключением короткой " передышки" 1924-27 гг. При этом коварство властей заключалось в том, чтобы уничтожаемая Церковь не только не взывала к сопротивлению со стороны верующей народной массы, но в процессе своего уничтожения помогала перевоспитать эту массу в духе преданности идеалам коммунизма или хотя бы лояльности к советской власти. Другой, не менее важной задачей, которую недооценивают многие исследователи этого вопроса, была борьба за международный престиж советской власти, необходимый для ее выживания и экспансии ее идеологии. Жестокий урок в этом отношении, полученный в связи с позорным " делом о церковных ценностях", заставлял в дальнейшем действовать с большей осмотрительностью и постепенностью. Этим задачам и служило советское законодательство о Церкви, которое складывалось в течение 20-х годов.

Принцип " регистрации", введенный Декретом ВЦИК от 12 июня 1922 г., ставил вне закона все религиозные организации, не получившие разрешения на свое существование от местных или центральных орга-нов власти. В этом Декрете указывалось, что в регистрации должно быть отказано, " если утверждаемое Общество или Союз по своим целям или методам деятельности противоречит Конституции РСФСР и ее за-конам". Это открывало возможность для полного произвола властей в отношении регистрации, поскольку обвинение в антисоветском харак-тере целей и методов могло быть, как показала практика тех лет, автоматически применено к любой религиозной организации. Таким образом, сама принадлежность к Церкви, к одной из ее общин, стано-вилась преступлением, а " регистрация", снимавшая это априорное обвинение, выдавалась при выполнении общиной произвольных, по-рой невыполнимых требований власти.

Церковь, как единое целое, имела право на существование только в качестве объединения зарегистрированных обществ, избирающих на своих губернских или всероссийских съездах центральные исполнительные органы. Разрешение на съезд, согласно Декрету, давало только НКВД. В отдельных случаях, когда созыв съезда считался нежелательным, органу церковного управления, заслужившему " доверие" НКВД (ни о каких правовых нормах здесь говорить не приходилось), просто выдавалась справка о " неусмотрении препятствий к деятельности". Именно такая справка о " неусмотрении препятствий" была выдана, например, Синоду митрополита Сергия в 1927 г. - это и подразумевалось под громким именем " легализации".

" Легализация" носила, таким образом, негативный характер: сама по себе принадлежность к Церкви и к церковной организации переставала считаться уголовным преступлением, и обвинения предъявлялись уже конкретным членам церковной организации. Практика применения этого законодательства была апробирована и продемонстрирована на примере обновленчества. Против той части духовенства и верующих, которые признали обновленческое ВЦУ и его политическую программу, репрессии были временно приостановлены. В то же время отказ от признания ВЦУ расценивался как солидарность с Патриархом Тихоном, привлеченным к уголовной ответственности по обвинению в контрреволюционной деятельности - т.е. непризнание обновленчества давало основание для отказа в регистрации церковных общин, отнятия у них храмов и судебного преследования духовенства.

Эффективное средство для разрушения церковной организации предоставил Декрет ВЦИК от 10 июля 1922 г. (через два месяца после ареста Патр.Тихона и легализации обновленческого ВЦУ! ) об административной высылке. Декрет, безусловно, представлял звено единого плана и позволял, согласно прилагавшейся к нему Инструкции НКВД, высылать административным, несудебным порядком на срок до 3-х лет тех лиц, " пребывание коих в данной местности... представляется по их деятельности, прошлому, связи с преступной средой с точки зрения охраны революционного порядка опасным".

Таким образом, стратегия заключалась в расчленении Церкви и " ликвидации" ее по частям (вспомним 5-й Отдел НКЮ, который так и назывался " ликвидационным" ). " Легализованная" часть Церкви, в надежде на продление своего существования, занималась перевоспитанием верующей массы в требуемом духе, а сама дифференциация Церкви на преследуемую и " покровительствуемую" части создавала иллюзию " свободы совести" и " невмешательства" государства в " чисто религиозные вопросы". Тем самым подрывалась нравственная основа всякой борьбы и протеста как внутри страны, так и за рубежом. Наличие " привилегированной" части церковной организации создавало также соблазн для преследуемой части, порождая тенденцию к сделкам, компромиссам, идеологическим уступкам, что и было необходимо для " ликвидаторов". В конечном счете вспоминали, что " модернизированная" и " перекрасившаяся" Церковь еще более опасна, чем прежняя, и подвергали ее той же участи.

Такой во всяком случае была программа, как это вытекает из всей совокупности фактов. В действительности эта программа сталкивалась и с внутренними противоречиями в партийно-государственном руководстве и с серьезными препятствиями, внешними и внутренними. Наиболее неожиданным и мощным ударом по всей стратегии " ликвидации" стало движение " автокефалистов" против обновленчества. Затем проявила себя сила общехристианской солидарности и возмущенного морального чувства человечества, вынудившая, вопреки всем планам, выпустить на свободу Патриарха Тихона и тем подорвать влияние обновленчества. Фактической неудачей обернулась также попытка использовать самого Патриарха Тихона для идеологического перевоспитания верующего народа: никто не поверил, что Патриарх призывает к чему-то большему, чем лояльность, т.е. терпеливое исполнение требований и перенесение злоупотреблений советской власти, и аполитичность, т.е. равнодушие к политическим целям и идеалам, включая коммунистические. Что же касается системы " регистрации", то она тоже потерпела в то время неудачу, т.к. народ попросту игнорировал эту систему, продолжая посещать " незарегистрированные" храмы и возносить за богослужением имена своих законных, но тоже " незарегистрированных" епископов: обновленческих же священников народ в храмы не допускал. Столь же малое впечатление произвели угрожающие указы, изданные вскоре после освобождения Патриарха Тихона, о том, что обвинение с него не снято, что изменена лишь " мера пресечения" его преступной деятельности, что освобожден он в порядке " частной амнистии" - так что упоминание его имени за богослужением будет рассматриваться как контрреволюционная демонстрация и может служить основанием для расторжения договора с общиной об аренде храма (т.е. для закрытия храма или передачи его обновленцам). Массовые аресты епископов также не привели к разрушению Церкви, т.к. на аресты Церковь ответила массовыми хиротониями, многие из которых были совершены тайно. При этом неустойчивая часть епископата, отпавшая в обновленчество, заменялась теми, кто проявили себя исповедниками и хранителями Церкви в самый трудный период 1922-23 гг.

Неудивительно, что власти так настойчиво добивались от Патриарха Тихона, а затем от его преемников права контролировать состав епископата: пока это требование, бывшее важнейшим, хотя и негласным, условием " легализации" церковного управления, не было выполнено, Церковь, возглавляемая пастырями-исповедниками и опиравшаяся на поддержку верующей массы, была непоколебима. Ликвидация Церкви пошла беспрепятственно только после того, как церковное управление начало дополнять судебно-административные репрессии над иерархами - репрессиями церковно-каноническими, увольняя с кафедр сосланных исповедников и ставя на их место лиц, удовлетворяющих требованиям властей. Пока Церковь сохраняла внутреннюю чистоту и верность своим каноническим основам, Она успешно противостояла натиску всех врагов.

Между тем этот натиск становился все более изощренным. Для под-крепления своего " канонического" фундамента, опиравшегося всего лишь на справку Патриарха Тихона о передаче канцелярии и на реше-ния незаконного " Поместного Собора" 1923 года (состоявшегося за ме-сяц до освобождения Патриарха! ), " низложившего" Патриарха Тихона, - обновленцы обратились за помощью к Восточным Патриархам.

Угрожаемое положение Вселенского Константинопольского Престола, подвергнутого жесточайшим репрессиям со стороны прави-тельства Кемаля Ататюрка, подталкивало Константинопольских Патриархов и тесно с ними связанных глав других Восточных Церквей на исторически давно проторенный путь - добиваться политической поддержки от русского правительства. Обновленцы обещали такую под-держку " выхлопотать" и всячески приподнимали авторитет Восточных Патриархов. За это от них требовалось признать обновленческий Синод единственным законным возглавлением Русской Церкви, Патриарха Тихона - виновником церковной разрухи, а сам институт патриаршества, как родившийся в ненормальных условиях революционного времени, - неуместным и вредным для Русской Церкви. Хотя и не без колебаний, некоторые из Восточных Патриархов, не сумев достаточно разобраться в ситуации, на это пошли. Решающим " аргументом" был для них факт " ле-гализации" обновленческого ВЦУ советским правительством. Лишь после того, как митр.Сергий сумел добиться такой же легализации, как и обновленцы, Восточные Патриархи признали также и его Синод и ста-ли призывать к объединению " двух частей" Русской Церкви - обнов-ленческой и сергианской.

Над Православной Церковью, начиная с 1924 года, нависла реаль-ная опасность " разбойничьего" Вселенского Собора, на котором должны были доминировать советские обновленцы. Только благодаря грозному Божьему знамению Церковь была на сей раз избавлена от этого велико-го искушения. В 1927 году, когда все препятствия к созыву дважды на-значенного и откладывавшегося " Вселенского Собора", казалось, были устранены, произошло (11 июля) сильное землетрясение в Иерусалиме и его окрестностях, вынудившее Иерусалимского Патриарха отказаться от участия в подготовке Собора, из-за этого снова отложенного на неопределенное время...

И все же поддержка обновленцев Восточными Патриархами была одним из величайших духовных бедствий, обрушившихся на Русскую Церковь. Всем бедствиям победно противостояло величие Патриаршего сана, его благодатная сила, в которой проявлялось могущество Пастыреначальника Церкви - Самого Господа Иисуса Христа. " На камне сем воздвигну Церковь Мою, и врата адовы не одолеют Ее", - сказал Спаситель об апостоле Петре, и Святейший Патриарх Тихон достойно нес свое Первосвятительское Петрово служение.

Последней надеждой обновленцев и их покровителей оставалась смерть Патриарха Тихона, надежда на то, что, потеряв патриаршее церковное возглавление, русские архиереи в большинстве своем не смогут самостоятельно управлять Церковью и снова потянутся к обновленческому Синоду, влекомые столь трудно искоренимой привычкой иметь над собой хоть какое-то " начальство".

" Надежды" эти на смерть Патриарха Тихона удивительно скоро сбылись.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒