Место в физическом пространстве

 

Создатели современной науки этологии - лауреат Нобелевс­кой премии австрийский ученый Конрад Лоренц и голландский ученый Николас Тинберген - дали основание американскому дра­матургу и публицисту Роберту Ардри сформулировать прин­цип территориального императива. Он заключается в утверж­дении прочной инстинктивной связи всякого живого существа с территорией, которую это существо занимает. Конрад Ло­ренц изучил и подробно описал борьбу за территорию в по­ведении рыб, птиц, млекопитающих. Вот иллюстрация:

«Если мы уже знаем, где территориальные центры двух конфликтующих животных, например, садовых горихвосток или аквариумных колюшек, то мы можем предсказать, какой из двух соперников победит непременно: тот, который ближе к дому. Когда же побежденный убегает, можно наблюдать еще одно любопытное явление - осцилляцию. Мужество бег­леца возрастает по мере того, как он приближается к соб­ственной штаб-квартире. Наконец, бегущий поворачивается и ата­кует своего преследователя, и - это тоже легко предсказать -тот в свою очередь оказывается побитым. Такие цирковые пред­ставления продолжаются много раз до тех пор, пока оба бой­ца не выберут точку равновесия, где они угрожают друг дру­гу, но уже не дерутся. Эта «территориальная граница» опреде­ляется исключительно равновесием сил соседей» (157, стр.39).

В книге «Дикое наследие природы» Салли Кэрригер пи­шет: «В 1920 году <...> Генри Элиот Говард опубликовал кни­гу «Территория в жизни птиц». В ней доказывалось, что пес­ня птицы не больше чем «заявка на недвижимую собствен­ность» - она адресуется соседям того же вида и гласит: «Сюда не входить! Эта территория принадлежит мне! » <...> Современные исследователи поведения птиц обнаружили, что кроме попыток отстоять право на занятую территорию существует еще много других причин для птичьего пения» (143, стр.36-37).

А вот свидетельство Э. Хемингуэя: «В бое быков различа­ют территорию быка и территорию матадора. Пока матадор находится на своей территории, он в сравнительной безопас­ности. Каждый раз, когда он вступает на территорию быка, ему угрожает смерть» (299, т.2, стр.147).

Следуя Конраду Лоренцу (и упомянутым авторам), «терри­ториальный императив» можно понимать как потребность живого занимать физическое пространство и по возможности расширять свои владения. Но, вероятно, при этом нужно, во-первых, понимать этот императив в достаточно широком смысле и, во-вторых, следовательно, допускать возможность самых разных его проявлений как по уровню, так и по каче­ственному содержанию, независимо от толкования этого принципа самим автором термина - Р. Ардри (15, стр.2-6).

Для последнего тем больше оснований, что принцип, ле­жащий в основе территориального императива, в самой общей форме был предложен академиком В.И. Вернадским еще в 1922 г. Он писал: «Живое вещество - совокупность организ­мов - подобно массе газа растекается по земной поверхности и оказывает определенное давление в окружающей среде, об­ходя препятствия, мешающие его передвижению, или ими ов­ладевает, их покрывает.

С течением времени оно неизбежно покрывает весь земной шар своим покровом и только временно может отсутствовать на нем, когда его движение, его охват разрушен и сдержива­ется внешнею силою. Эта неизбежность его всюдности связана с непрерывным освещением лика Земли солнечным излучени­ем, созданием которого является зеленый окружающий нас живой мир.

Это движение достигается путем размножения организмов, то есть автоматического увеличения количества их неделимых.<...>

Растекание жизни - движение, выражающееся во всюднос­ти жизни, есть проявление её внутренней энергии, производи­мой ею химической работы» (47, стр.24).

И дальше: «Характерным свойством живого вещества яв­ляется его изменчивость, его способность приспосабливаться к условиям внешней среды» (47, стр.72).

Сам физический рост организма - увеличение его размеров - есть уже проявление территориального императива. Размно­жение и забота о потомстве (о его существовании), нужда в средствах для его и собственного существования, занимающих место в пространстве, - дальнейшие и новые проявления территориального императива, «растекания жизни», по выраже­нию В.И. Вернадского.

Поскольку мир материален, пространственно протяженны и все живые существа и все условия их существования. Любо­пытную статистику приводит в одном из своих номеров польский журнал «Панорама». За одну секунду, пишет жур­нал, волос человека вырастает на 0, 000003 миллиметра, а гриб - на 0, 008 миллиметра, улитка преодолевает 0, 09, черепаха -4, 5, уж - 28 сантиметров, слон - 1, 4 метра.

Территория на земле есть, следовательно, практически и вполне конкретно первое условие существования и первая потребность всего живого. Велик соблазн этому всеобъемлю­щему закону живого предоставить главенствующее место и решающую роль и в поведении человека.

Действительно, заборы, границы, замки, стены, ограды мо­гил и памятников, сами монументы, охраняющие территорию умершего, пирамиды египетских фараонов, бальзамирование тел, сохранение их, а далее - всякого рода экспансии, захваты земель и государств, покорение горных высот, полюсов земно­го шара, глубин суши и океанов, космоса - разве это все не проявления территориального императива?

Он присущ человеку, как и всему живому. Но, может быть, именно потому разные уровни живого, а далее - и раз­ные его виды и разновидности, вплоть до индивидов, отли­чаются друг от друга содержанием этого общего признака и степенью категорической императивности различных его про­явлений. Он наиболее примитивен и обнажен в мире расти­тельном. Дерево корнями захватывает пространство под зем­лей и кроной -- в воздухе, оно растет и плодоносит всю жизнь, а каждое семя начинает захват территории сначала и самостоятельно.

В животном мире дело обстоит уже несравнимо сложнее. У слона и муравья мало общего и в способах и в содержании захвата, как мало общего в этом у рыб и у птиц. Строение и размеры организма, средства его питания и размножения -все это настолько видоизменяет территориальные притязания, что этот общий всем им «императив» вообще может быть незамечен. Вероятно, можно даже утверждать: чем выше уро­вень живого, тем, соответственно, больше скрыт территориаль­ный императив, тем сложнее и разнообразнее формы его про­явления и тем сложнее его содержание. Причем низшие уров­ни постепенно переходят в вышестоящие - ведь, как известно, нет жесткой границы между растением и животным. В.И. Вер­надский пишет: «Едва ли будет ошибочным общее впечатление, которое получается при созерцании жизни океана: по массе захваченной жизнью материи животные, а не растения занимают господствующее положение и кладут печать на все проявления сосредоточенной в нем живой природы.

Но вся эта животная жизнь может существовать только при наличии растительной жизни» (47, стр.84).

Вероятно, все «низшее» существует в «высшем», как фун­дамент лежит в основании здания, и все «высшее» подобно его этажам. Тогда каждый «уровень» подобен не одному эта­жу, а некоторому их числу, и соседние этажи как будто бы мало отличаются друг от друга, а отстающие один от другого на большом расстоянии, наоборот, как будто бы не имеют ничего общего.

В пределах каждого уровня есть родовые, видовые и ин­дивидуальные отличия, и они тем больше, чем выше уровень. Отличия эти отнюдь не второстепенны по их значению в жизнедеятельности данного рода и индивида. Они могли воз­никнуть только в процессе длительного естественного отбора как наиболее продуктивные в борьбе за существование. Они не только не подчиняются низшим, от которых произошли, но борются с ними и закрепляются эволюцией естественного отбора, поскольку в борьбе этой побеждают. Но побеждают они, конечно, в разных степенях и не всегда. Поэтому и воз­можны отбор и индивидуальные различия внутри уровня, рода и вида живого.

Иногда из того обстоятельства, что в основе всего живого лежит территориальный императив - потребность овладевать пространством - делается вывод; потребность эта есть непрео­долимый, подспудный стимул всех человеческих поступков, ей, этой потребности, подчинены все побуждения человека, хотя сам он этого не замечает, и, следовательно, во всяком челове­ке таится агрессивное животное, которое им руководит. К такому взгляду близок, по-видимому, к сожалению, и сам Р.Ардри. Но это явно противоречит его ненастойчивым под­черкиваниям роли естественного отбора в эволюционной тео­рии развития. Ведь развитие от низшего к высшему, очевидно, невозможно без преодоления новым, более совершенным, ста­рого, менее совершенного. Это относится к средствам и спо­собам борьбы живого за существование и, следовательно, должно вести к вытеснению в животном растительного, а в человеке - животного. В противном случае все животные держа­лись бы физически за место своего рождения и стремились бы к растительному образу жизни, а специфические отличия че­ловека от животных не находили бы себе применения.

 

Теоретическое и идеальное владение и распростра­нение

 

С территориального императива действительно начинаются отличия всего живого от всего неживого; в животном присут­ствует нечто, свойственное растению, а в человеке - свой­ственное животному, а значит, и растению. Но в животном растительное подчинено животному, а в человеке растительное и животное - человеческому. Подчиненность эта своеобразна и относительна: происхождение лишь в некоторой степени определяет поведение живого существа, и чем уровень живого выше, тем степень эта меньше. Унаследованное употребляется потомками не так или не совсем так, как употреблялось предками; новое употребление старого в смене поколений постепенно изменяет функцию этого старого, и даже оставаясь как будто бы тем же, оно делается практически другим. Как бы медленно ни происходил этот процесс, без него, как и без естественного отбора признаков, было бы невозможно много­образие живого на земле и все то, что очевидно и разительно отличает его высшие виды от низших,

Но бороться с давлением унаследованного живому все же приходится; борьба эта может протекать различно и приводит она к разнообразным результатам. Это относится и к челове­ку: и ему приходится бороться с унаследованным животным и даже растительным - например, стричь ногти и волосы...

«Принято говорить, - писал А.П. Чехов, - что человеку нужно только три аршина земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. <...> Человеку нужно не три аршина зем­ли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на про­сторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа» (310, т.8, стр.302).

Сама по себе принадлежность человека к живому опреде­ляет лишь некий минимум. Широчайшее разнообразие инди­видуальных особенностей и самой сущности содержания тер­риториального императива на уровне человеческом определя­ется его главной отличительной чертой которая была отмече­на еще И.М. Сеченовым. Вследствие анатомического строения своего тела и, главным образом, мозга, всякий человек, хочет он того или нет, в той или иной степени является теорети­ком, плохим или хорошим. «Животное всю жизнь остается самым узким практиком-утилитаристом, а человек уже в дет­стве начинает быть теоретиком», - писал он (237, стр.496).

Теоретик - значит «мыслящий» и мы возвращаемся, каза­лось бы, к древнему определению - «homo sapiens». Но именно оно породило много недоразумений, к которым мы обра­тимся в дальнейшем. И.П. Павлов доказал, что животное, в частности обезьяны и собаки, тоже мыслят. Он утверждал, что даже механизм мышления у человека тот же, что и у них: < «...> не подлежит сомнению, что основные законы, установ­ленные в работе первой сигнальной системы, должны также управлять и второй, потому что это работа все той же не­рвной ткани», - говорил он (204, стр.239). Значит, отличие не в факте мышления и не в его механизме, а в том материале, который используется этим механизмом.

Человек - теоретик потому, что мысля, он оперирует (свя­зывает одно с другим в более или менее широком охвате) понятиями, отвлечёнными представлениями. Благодаря второй сигнальной системе он связывает и то, что не дано непосред­ственному ощущению, что обозначается условными знаками. Знак открывает возможность оперировать тем, что невидимо и неслышимо (как космические тела, химические элементы, математические величины, частицы атома), что происходило за тысячи лет до рождения мыслящего, что произойдет после его смерти, что отдалено от него за тысячи километров и т.д. и т.п.

«Человек прежде всего воспринимает действительность че­рез первую сигнальную систему, затем он становится хозяином действительности через вторую сигнальную систему (слово, речь, научное мышление)» (207, т. 1, стр.238); «Именно слово сделало нас людьми» (204, стр.239). Эти утверждения И.П. Пав­лова любопытно сопоставить с суждениями художников;

Томас Манн: « Прерогатива человека на Земле - назы­вать вещи по имени и систематизировать их. И вещи, так сказать, опускают глаза перед ним, когда он их кличет по имени. Имя - это власть» (175, стр.255); «Подумать только, словом, сво­бодным и сторонним словом сотворен мир, и даже сегодня еще, если какая-то вещь и существует, то воистину она начи­нает существовать, собственно, только тогда, когда человек называет ее и дарует ей словом «бытие» (174, т. 1, стр.390).

Генрих Нейгауз: « Дать вещи название - это нача­ло ее познания» (195, стр.205).

Так как мироздание пространственно протяженно и разме­ры происходящего в нем совершенно относительны, то позна­ние чего бы то ни было, где бы и когда бы оно ни происхо­дило, включает в себя теоретическое овладение простран­ством.

Так открывается новое, специфически человеческое, содер­жание территориального императива. «Схватить», «постигнуть» и вообще много слов, относящихся к знанию, будучи взяты в своем собственном значении, имеют совершенно чув­ственное содержание, которое, однако, затем сбрасывается и заменяется духовным значением», - заметил Гегель (64, т.722, стр.ПЗ).

Между сугубо теоретическим освоением пространства (на­пример, в теоретической физике или математике) и вполне физическим (скажем, в земледелии или строительстве) суще­ствует множество промежуточных случаев, когда за физичес­ким овладением скрывается теоретическое.

«В каждом из нас есть более или менее напряженная по­требность духовного творчества, выражающаяся в наклонности обобщать наблюдаемые явления. Человеческий ум тяготится хаотическим разнообразием воспринимаемых им впечатлений, скучает непрерывно льющимся их потоком; они кажутся нам навязчивыми случайностями, и нам хочется уложить их в ка­кое-либо русло, нами самими очерченное, дать им направле­ние, нами указанное. Этого мы достигаем посредством обоб­щения конкретных явлений» (125, т.2, стр.269). Это наблюде­ние историка В.О. Ключевского совпадает с утверждением физиолога И.М. Сеченова: «В корне нашей привычки ставить предметы и явления в причинную зависимость действительно лежит прирожденное и крайне драгоценное свойство нервно-психической организации человека, выражающееся уже у ре­бенка безотчетным стремлением понимать окружающее» (237, стр.512). «Шекспир дал Гамлету слова:

«Что значит человек,

Когда его заветные желанья

Едва ли сон? Животное - и все.

Наверно, тот, кто создал нас с понятием

О будущем и прошлом, дивный дар

Вложил не с тем, чтобы разум гнил без пользы»

(320, стр.259).

И еще: «Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чув­ствовать себя повелителем бесконечности» (320, стр.205). А по Н. Винеру: «Видеть весь мир и отдавать приказы всему миру -это то же самое, что находиться повсюду» (50, стр.105).

Слава, популярность - понятия почти физически простран­ственные. А кто совершенно равнодушен к ним, к репутации среди окружающих? Ограда и надгробный памятник охраняют ли физическое пространство, занимаемое умершим, или служат больше памяти о нем, прославлению его, сохранению его имени?

И.А. Бунин писал; «Венец каждой человеческой жизни есть память о ней, - высшее, что обещают человеку над его гро­бом, это память вечную. И нет той души, которая не томи­лась бы втайне мечтою об этом венце» (41, т.5, стр.307). И в другом месте: «Жизнь, может быть, дается единственно для состязания со смертью, человек даже из-за гроба борется с ней: она отнимает у него имя - он пишет его на кресте, на камне, она хочет тьмой покрыть пережитое им, а он пытается одушевить его в слове» (42, стр.616).

Портрет на всю газетную полосу или фамилия, напечатан­ная перед «и др.»? Фото в стенгазете или крупный план на экране кино, телевизора? Раз в год на 5 минут или ежедневно по 2-3 часа? Комната в коммунальной квартире или этаж в центре и двухэтажная дача с садом? - все это вопросы о про­странстве физическом, но и о месте в человеческом обществе и в умах людей. В каждом случае содержится и то и другое пространство - и физическое и теоретическое - и, я полагаю, что если речь идет о нормальном человеке, то чаще всего теоретическое преобладает, хотя сам субъект может не отда­вать себе в том отчета и хотя теоретическое реализуется так или иначе физически.

«По мнению одного из проницательных исследователей со­временного американского общества Вэнса Пэкорда, само потребление принимает все более «ритуальный» характер, и этот ритуал заменяет людям подлинный вкус жизни. Длина машины, квартира в определенном районе, различные блага, предлагаемые промышленностью, - все это «символы обще­ственного положения», - пишет М.А. Лифшиц (155, стр.165).

Именно в этой области - в степенях и содержании про­странственных (территориальных) притязаний и их идеальных значений - открывается необозримое многообразие: от завое­вателя, стремящегося оружием захватывать континенты и ми­ровую славу, до ученого, познанием овладевающего частицей атомного ядра и пренебрегающего популярностью. В том и другом из этих крайних случаев и физическое и теоретическое пространства осваиваются в совершенно разных смыслах. От­личие это подобно отличию муравья от слона, хотя террито­риальный императив присущ всему живому. Нет двух людей, у которых он существовал бы в тождественном качестве, не говоря об очевидном различии степеней.

Протопоп Аввакум писал царю Алексею Михайловичу: «Ты владеешь на свободе одною русскою землею, а мне Сын Божий покорил за темничное сидение и небо и землю; ты от здешнего своего царства в вечный свой дом пошедше только возьмешь гроб и саван, аз же, присуждением вашим, не спо­доблюсь савана и гроба, но наги кости мои псами и птицами небесными растерзаны будут и по земле влачимы; так добро и любезно мне на земле лежати и светом одеяну и небом прикрыту быти; небо мое, земля моя, свет мой и вся тварь -Бог мне дал, якож выше того рекох» (102, стр.200).

Особое значение и преимущественный интерес, я полагаю, представляют собой такого рода высокие уровни притязаний - те, на которых живое достигает наибольшего могущества, удаляясь от животного и растительного, которые дают на­правление его развитию и указывают перспективу его будуще­го. Притязания эти бывают, разумеется, более или менее обо­снованными.

Академик В.А. Энгельгардт говорит: «Основной стимул, движущий творчеством ученого, можно охарактеризовать как стремление увеличить степень упорядоченности представлений и познаний. Мы хорошо знаем, что в окружающем нас мире господствует второе начало термодинамики, согласно которо­му любая система стремится к возрастанию энтропии, т.е. к деградации энергии, к уменьшению степени упорядоченности. Живой же организм, как и весь живой мир, характеризуется тем, что противодействует этому принципу, препятствует воз­растанию энтропии, создает нечто упорядоченное и притом упорядоченное до самой высшей степени, до мыслимого пре­дела. Организм, по словам Шредингера, питается отрицатель­ной энтропией.

Мне кажется, что это же самое творческий инстинкт уче­ного осуществляет и в отношении мира рассудка, мира разу­ма. Наука, продукт творческой деятельности ученого, непре­рывно уменьшает степень неупорядоченности наших познаний. На месте хаотических представлений примитивного человека возникает все более и более стройная и цельная картина ми­роздания. Так научное творчество приобретает качество фак­тора, изменяющего существующий в мире баланс между по­рядком и хаосом. Возвращаясь к характеристике научного творчества как особого вида инстинкта, врожденной челове­ческой потребности, замечу, что по природе своей оно ближе всего к потребности утоления голода. Только тут речь идет об утолении голода не физического, а духовного. Не случайно поэты почувствовали это и отразили в своих творениях. Ду­ховная жажда, которая томит пушкинского «пророка», - она прямо сродни чувству интеллектуального голода ученого» (331, стр.57).

В примечаниях к книге М. Планка «Единство физической кар­тины мира» Е.М. Кляус пишет: «Теория покорила мир», - как заявил в начале века Людвиг Больцман. Но в ту пору это было скорее провидением, нежели констатацией. «Современная техника была бы немыслима без теоретической физики», -скажет Планк лет через сорок после Больцмана. И для всех эти слова прозвучат почти очевидной истиной» (216, стр.248).

 

Цели, средства, способы

 

Территориальный императив можно понимать как потреб­ность жить. Но на уровне человека это общее определение -«жить» - может значить чрезвычайно многое и разное, вплоть до прямо противоположного. Конкретизируется эта потреб­ность в видах и разновидностях, иногда весьма далеких от своего первоначального, исходного содержания.

Такое удаление последующих трансформаций от исходного содержания свойственно человеку именно потому, что он -теоретик, и вооружен способностью к обобщениям. Вследствие этой способности человек может длительно, постепенно и планомерно преодолевать множество разнообразных препят­ствий на пути к объекту удовлетворения сильной потребности и к целям, самым отдаленным; за удлинением пути следует нужда в использовании все более разнообразных способов ее достижения. Если объект окружающего мира может удовлет­ворить потребность, но по той или иной причине не может быть использован непосредственно и немедленно, то возникает надобность в способе приближения объекта, приведения его в состояние, пригодное для потребления. Способ выступает как средство, а сам объект остается целью, которая, в свою оче­редь, призвана служить удовлетворению потребности.

На цель в окружающей среде указывает потребность, а уже цель и представления об этой среде указывают на спосо­бы ее достижения: субъект призывается потребностью найти в арсенале своих возможностей то, чего требует положение, состояние, качества и свойства цели. Так способ диктуется природой объекта (поскольку она известна субъекту), ставшего субъективной целью под давлением потребности. Если данный способ не отвечает назначению, то остается либо отказаться от цели, либо искать другой способ. Если цель значительна, то есть продиктована острой потребностью, то ищутся все новые способы, которые представляются подходящими к цели или приближают ее - в некоторой степени отвечают ее свой­ствам и качествам, значит, в какой-то мере служат удовлетво­рению потребности.

В цели наиболее существенно то, что выделяет ее из мно­жества других окружающих объектов, потому что в ней конк­ретизировалась субъективная потребность; в средстве наиболее значимо то, что соответствует объективной природе цели. Существование способа оправдывается только его продуктив­ностью. В способ входит использование средств. Средство может быть использовано так или иначе. Очки, надетые на хвост, мартышке не помогли. Поэтому продуктивность спосо­ба зависит не только от соответствия средства объективной природе цели, но и от умений субъекта. Поэтому способы бывают более или менее трудными и сложными в двойной зависимости - и от объективных качеств цели в данной среде, и от оснащенности субъекта.

Чем ближе цель, чем яснее, определеннее ее материальная природа, тем яснее либо средства ее достижения, либо ее не­доступность. В процессе непосредственного овладения целью (употребления, использования ее) средств не видно. На неко­торой дистанции между целью и субъектом отчетливо видны и средства и цель, видны их взаимосвязь и отличия между ними. В частности, бывает виден выбор одного из возможных разных способов достижения той же цели. Чем дальше цель, тем больше разных путей к ней. Возникает возможность вы­бора - сопоставление и сравнение разных способов и средств и предпочтение одних - другим.

Это, в сущности, и есть мышление - установление связей. Оно чрезвычайно обогащается способностью к обобщениям -второй сигнальной системой. Способность теоретического предвидения, отличающая человека от животных, во-первых, удалила его цели и, во-вторых, вследствие этого - привела к разграничению целей и средств.

Отсюда вытекает много значительных последствий:

1. Для достижения цели, достаточно значительной для человека по его представлениям, он может в течение длительного времени делать то, что ни в коем случае не делал бы, небудь у него такой цели.

2. Для достижения отдаленной цели каждый пользуется свойственным ему выбором средств и способов, и в этом выборе обнаруживается его опыт, знания, способности и другие индивидуальные качества.

3. 3.Одно и то же средство может служить достижению самых разных целей, вплоть до противоположных.

4.Человеку, занятому освоением средств, предназначенныхдля достижения отдаленной цели, свойственно от этой целиотвлекаться, иногда настолько, что она может совершенно неосознаваться и, следовательно, оставаясь потребностью, неиметь оснований называться «целью».

Поэтому средство превращается в цель, если цель далека и препятствия на пути к ней значительны; теперь изыскиваются и отбираются средства для достижения этой новой цели, ко­торая сама была средством и в которой под влиянием сло­жившихся обстоятельств конкретизировалась предыдущая. Так случается, например, при заболеваниях: первоначально прини­маются оздоровительные меры как средства немедленно приступить к делу, к работе; потом выясняется: дела нужно отложить, чтобы специально заняться здоровьем. Выздоровле­ние делается целью. Если заболевание серьезно, то способы лечения, трудно осуществимые, сами могут превратиться в ряд целей, каждая из которых иногда чуть ли не целиком погло­щает субъекта (найти надлежащего врача, достать определен­ное лекарство и т.п)„

Так же происходит и обратный процесс: то, что первона­чально занимало внимание как цель, потом, по мере овладе­ния ею, превращается в средство достижения цели вышестоя­щей. Например: изучение иностранного языка - в использова­ние этого языка в тех или иных целях. Так бывает при вся­ком обучении, при выработке разных навыков, едва ли не в любом, успешно развивающемся деле. Пока ребенок или больной учатся ходить и говорить, цель того и другого -само передвижение при помощи собственных ног и само пра­вильное произнесение слов. После овладения тем и другим ходьба и речь делаются средствами, не отвлекающими от це­лей их применения.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. III. Изучение геологического строения месторождений и вещественного состава полезного ископаемого
2. III. Изучение геологического строения месторождения и вещественного состава руд
3. III. Местоимения: личные, притяжательные, вопросительные, указательные, неопределенные, отрицательные.
4. IV. Переведите глаголы, пользуясь словарем. Поставьте вместо точек подходящий по смыслу глагол. Предложения переведите.
5. TESTS 1. Вставьте вместо пропусков необходимые слова.
6. V. Изучение гидрогеологических, инженерно-геологических, экологических и других природных условий месторождения
7. VIII. Выпишитеиз 4-roабзацапредложениесместоименнымглаголом. Переведите его. Укажите время, в котором стоит глагол. Напишите его инфинитив.
8. XII. Перевод на другое рабочее место
9. А не живем ли мы в одиннадцатимерном пространстве?
10. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошел на место, о котором сказал ему Бог. (Быт. 22:3).
11. Амплитуда защит, пространственный уровень контрзащит
12. Анализ местоположения объекта оценки