Групповой отбор на альтруизм
Так как в грубые времена никто не мог быть полезен
своему племени без храбрости, то это качество ценилось
во всем мире чрезвычайно высоко. И хотя в цивилизо-
ванной стране добрый, но робкий человек может при-
носить обществу гораздо больше пользы, чем храбрый,
мы не можем отделаться от инстинктивного уважения
к последнему и ставим его выше труса, как бы тот ни
был добр Так как, далее, человек не может обладать
добродетелями, необходимыми для блага племени, без
самоотвержения, самообладания и умения терпеть, то
эти качества во все времена ценились высоко и вполне
справедливо.
Ч. Дарвин (1927а, с. 165)
Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только
за себя, то зачем я? И если не теперь, то когда же?
Гиллель
51
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя,
мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это
не то, братцы!
Любит и зверь свое дитя. Но породниться родством
по душе, а не по крови может один только человек.
Н. Гоголь. Тарас Буяьба
«Я берусь утверждать, что нет такой радости в жизни — радости
ли славы, победы или удовлетворенного желания, которую можно
было бы сравнить с радостным чувством товарищества в достижении
возвышенной цели. Ибо тогда человек любит и бывает любим не
просто в силу людской добросердечности (или по крайней мере не
только поэтому), но и как лицо, приносящее пользу общему делу и
разделяющее преимущества достигнутого успеха. И каждый, кто
испытал эту радость товарищества, знает, как она прекрасна» (Да-
нэмБ., 1967, с. 108).
«А теперь мне предстоит описать достойнейшую памяти битву и
подвиг человека, ни в чем не уступающего тем, кого называли
героями. И буду я говорить о Тейя.
Тейя стоял, видный издалека, перед фалангой своих войск, при-
крытый щитом, с боевым топором и с пикой в руке. Византийцы
решили, что его гибель сразу закончит войну, и поэтому множество
храбрейших, сомкнувшись, двинулись на него, метая копья. Но Тейя
принимал все копья на щит и, молниеносно бросаясь вперед, поражал
одного за другим этих отборнейших врагов. Каждый раз, когда его
щит оказывался сплошь утыканным копьями, он отдавал его оруже-
носцу и сменял на другой. Не отступая ни на шаг, правой рукой
убивая и уничтожая, отбрасывая врагов левой со щитом, бился он без
перерыва целую треть дня. Но вот случилось, что в его щит попало
сразу двенадцать копий и им уже нельзя было двигать, а когда
подозванный оруженосец подал ему новый щит, грудь Тейя на
мгновение осталась непокрытой, в него попало копье -и сразило
наповал» (Прокоп Цезарейский. Война с готами. Кн. IV). Прокоммен-
тируем справку исторически и эволюционно-генетически. Видя, что
остатки готского войска будут сражаться так, чтобы быть достойными
своего павшего героя, византийский полководец Нарзес согласился
пропустить готов из Италии на север. Тейя погиб, но его народ (и
гены) спаслись.
Круг инстинктов, безусловных и экстраполяционных рефлексов,
необходимых для сохранения потомства, огромен. Требуется не толь-
ко храбрость, но и храбрость жертвенная, сильнейшее чувство това-
рищества, привязанность не только к своей семье, но ко всем
детенышам в целом, необходимость защиты беременных самок, при-
чем в условиях постоянных нападений хищников многие из этих
рефлексов должны были срабатывать молниеносно.
«Биологическая адаптированность далеко не всегда определяется
способностью одержать победу. Вероятно, адаптированность больше
способствует склонности избегать боя и во всяком случае она изме-
ряется скорее показателями биологического воспроизводства, чем
числом уничтоженных врагов. Более того, объектами отбора являются
не только индивиды, но и группы индивидов, как, например, племена
и расы. Таким образом, вполне допустимо, что эволюционные про-
цессы могут создавать этические коды, которые при некоторых
условиях могут действовать вопреки интересам отдельных индивидов,
но зато помогают той группе, к которой эти индивиды принадлежат»
(Dobzhansky Th., 1956, с. 125-126).
Конечно, нельзя представить себе путь к человечеству только как
путь усиления совершенствования и расширения того начала, которое
можно назвать альтруистическим. Борьба внутри стаи или племени
за добычу, за самку или женщину сопровождалась отбором на
хищнические инстинкты; вождь в современном южноамериканском
охотничьем племени оставляет в 4-5 раз больше детей, чем рядовой
охотник. Но племя, лишенное этических инстинктов, имело, может
быть, столь же мало шансов оставить потомство, как племя одноногих,
одноруких или одноглазых. И если в ходе эволюции, направляемой
по каналу церебрализации, неизбежно возрастали до гигантских,
никем из животных и отдаленно не достигнутых размеров резервуары
памяти, материальные основы безусловных, условных и экстраполя-
ционных рефлексов, сложнейших механизмов прогнозирования, то
столь же неизбежно и быстро росла та система инстинктов и биоло-
гических основ эмоций, в которую входит и наше понятие о совести.
Могли ли эти инстинкты ограничиваться лишь заботой о потомстве,
о товарищах по защите, или же становление человечества было
неизбежно связано с естественным отбором на гораздо более широкие
альтруистические влечения?
Комплекс этических эмоций и инстинктов, подхватываемых отбо-
ром в условиях той специфики существования, в которую заводила
человечество его церебрализация, оказывается необычайно широким
и сложным, а многие противоестественные с точки зрения вульгарного
«дарвинизма» виды поведения оказываются на самом деле совершенно
естественными и их биологические основы наследственно закреплен-
ными. Поэтому свойственное человеку стремление совершать благо-
родные, самоотверженные поступки не является просто позой (перед
собой или другими).
Единство этики в коллективе опирается на множество ненаследст-
венных механизмов — стремление к награде, авторитету, допуску в
общественно весомую группу, страх наказания, остракизма. Боязнь
совершить антиэтический поступок, стремление к этичности несом-
53
ненно опираются и на совесть, свойство наследственное, но, так
сказать, не конститутивное, а скорее, индуктивное, если пользоваться
терминологией генетики бактерий. Будучи в целом генетически
детерминированной, выкованной в огне естественного отбора, совесть
в целом и многие ее компоненты — чувство в высшей степени
«индуцируемое», возбуждаемое, пробуждаемое. Множество данных
свидетельствует о том, что эмоции, с нею связанные, требуют воспи-
тания еще в детском возрасте. По Фоссу, ребенку лет до восьми
правила должны задаваться жестко регламентированными, поддержи-
ваться дисциплиной и психологическим барьером — угрозой отнятия
ласки. Лишь позднее ребенок начинает понимать разницу между
проступком случайным и совершенным сознательно, что виновность
предполагает наличие злого умысла. Лет до восьми ребенок может не
понимать разницы между умышленным и случайным нанесением
ущерба. Но ведь только примерно с этого возраста обществу для
самосохранения требуется появление того, что мы «азываем «сове-
стью».
Таким образом, чувство долга, доминирующее в поведении неиз-
воротливого большинства, порождено не кантовскими «звездами на
небе и божественным законом в сердце», а отработанным за десятки
тысяч поколений эволюции комплексом психических, поведенческих
реакций, столь же необходимых человечеству, как и речь, как умение
пользоваться орудиями.
Закон естественного отбора, самый могущественный из законов
живой природы, самый безжалостный и «аморальный» среди них,
постоянно обрекавший на гибель подавляющее большинство рожда-
ющихся живых существ, закон уничтожения слабых, больных, в
определенных условиях — и именно тех, в которых слагалось чело-
вечество, — породил и закрепил инстинкты и эмоции величайшей
нравственной силы.
Естественный отбор, понимаемый как отметание всего явно сла-
бого, индивидуально неприспособленного либо утратившего приспо-
собленность, казалось бы, должен был привести к закреплению
эмоций, направленных против индивидуально неприспособленных.
Покажем на примерах отношения к родственникам, к клану, к
старости, на примере правдоискательства — искания истины, на
примере эволюционного развития сексуальной этики, что реально
действовавший групповой отбор порождает эмоции в высшей степени
альтруистические, человечные, гуманные, являющиеся истинной ос-
новой прогресса и победы над природой. И как элементарная форма,
так и более сложные формы группового отбора порождали развитие
не только эгоизма, но и альтруизма. Отсюда потенции того, что мы
называем совестью, в возможностях развития дуалистичны и плюра-
54
листичны. Что возьмет верх в частном и в целом у конкретного
индивида, зачастую решает воспитание, которое мы условно назовем
«импрессингом», т.е. серия ключевых воздействий, решающих впе-
чатлений.
«Из жизненного опыта мы знаем, как часто в борьбе между
различными побуждениями узко эгоистические чувства берут верх
над чувствами общественного характера. Мы видим это и в отдельных
людях и в целых обществах. И мы приходим поэтому к убеждению,
что если бы в человеческом разуме не было присущего ему стремления
вносить в свои суждения поправку общественного характера, то
решения узко эгоистические постоянно брали бы верх над суждениями
общественными. И такая поправка, как мы увидим в дальнейших
главах, действительно вносится, с одной стороны, глубоко укоренив-
шимся в нас инстинктом общительности и развивающимся при обще-
ственной жизни сочувствием по отношению к тем, с кем мы живем,
а с другой стороны — больше всего присущим нашему разуму
понятием о справедливости» (Кропоткин П. А., 19226).
Популярное:
