Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Попков В.Е. Северная песня. 1968. 169 x 286 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Полотно «Северная песня» — центральное в цикле «Мезенские вдовы», которому художник отдал несколько лет своей жизни. Иногда название картины «расширяется» и выглядит как «Северная песня (" Ой, как всех мужей побрали на войну..." )», и это расширенное название подталкивает зрителя к лучшему пониманию трагической сути картины. Точнее — одной из ее граней, ведь, как и всякое по-настоящему талантливое произведение, «Северная песня» имеет несколько планов, которые, наслаиваясь друг на друга, образуют неповторимый рисунок бытия. Приступая к работе над «Северной песней», художник сомневался. Боялся, что получится «просто жанр». «Саму тему, смысл происходящего, — писал он, — можно было выразить только в жанровом плане. А преодолеть скептическое, как что-то устаревшее, косное отношение к жанровым работам сейчас очень трудно». «Просто жанра» не вышло. Вышло цельное лиро-эпическое полотно, где смотрят друг на друга два мира, которым не сойтись друг с другом, друг друга не понять и каждому остаться при своем. Но вот, что-то происходит в этой избе, где воздух, дрожащий четырехголосием, отражается от бревенчатых стен. Что-то важное для всех. Поют. Слушают. История создания О «происхождении» цикла «Мезенские вдовы» — и «Северной песни» как центрального полотна этого цикла — Виктор Попков в 1968 году рассказал сам. Уникальная искренность воспоминаний художника о своей главной работе такова, что мы решаемся привести их почти целиком: «История как она есть. Три года назад мне пришлось прожить 29 дней на востоке от Архангельска в деревне Зимняя Золотица и заездом побывать в двух деревнях на реке Мезени. Замыслов новых работ у меня не было (кроме " Бригада отдыхает", где все было для меня ясно. Осталась только работа с холстом). Но и Север не хотелось включать в свою творческую жизнь. Может быть, в этом было виновато громадное количество работ: бесконечных пейзажей, церквей и натюрмортов из предметов, ставших декорацией, вышедших из употребления... Поэтому я ехал туда просто посмотреть новые места, зная, что эта поездка первая и последняя. Приехав в Москву, я забыл крепко-накрепко про Золотицу и Мезень. Но проходило время, и в минуты, которые нельзя назвать радостными, мои мысли обращались к тому северному месяцу. Стало ясно, что так просто от Мезени мне не уйти. Где-то самое дорогое в моей прошлой жизни живет сейчас там. И на следующий год — опять я в тех краях, уже зная и предчувствуя, что мне нужно. Можно сказать, что тот вечер, когда бабы пели, забыв про нас, не давал мне покоя весь год. Вторая поездка, вроде бы, сбор материала к " Песне". Хозяйка, где я жил, собрала гостей — своих подруг — и, приняв меня в свою компанию, пили брагу и ели лепешки, да треску с душком. Они долго сидели, вспоминая свою молодость. Я лежал возле стены на чистом полу и смотрел на них снизу. То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, ясно увидел всю сцену, которая сдвинула и время, и пространство, и их жизнь, и мою жизнь, и жизнь погибших дорогих людей, и моего в 36 лет убитого отца, и мою несчастную мать, и весь трагический смысл происходящего. Боже мой, ведь во всей избе только они, обиженные войной в самой молодости — теперь уже старухи вдовы. И только я, случайный человек, один свидетель их бабьей, проклятой, одинокой доли. Вся их жизнь, вся их молодость проплывала сейчас у меня перед глазами. Остались только воспоминания. " Ах, война, что ты сделала, подлая". Ничего не оставалось, как тут же, лежа на полу, скомпоновать линейный эскиз будущей картины, куда вошел, кстати, весь замысел без изменения. Так родилось полотно " Воспоминания"... Ну, а для работы " Северная песня" понадобилось еще одно северное лето, хотя эскиз уже был готов. Черновой, трудной работы было много. Пришлось почти для каждой фигуры рисовать и изучать несколько человек. Чтобы потом случайный набросок получился самым необходимым. И если бы не те дивные песни, в которых выражена вся жизнь этих безвестных баб, да перекличка песен с днем сегодняшним, может, не написал бы я " Северную песню"... Да, здесь жанровая сцена. Женщины-вдовы поют песни, их слушают студенты — физики, музыканты или художники. Вот и все. Поэтому пришлось по многу раз возвращаться к эскизам, но решение не выходило за рамки жанра. Жанр — да, жанр. Сейчас я говорю не о том, что получилось, а что хотелось. Но как только в эту литературно-сюжетную ситуацию я ввел мелодию песни, стараясь все подчинить ей, попробовал холодно-зеленый пейзаж столкнуть с малиновым полыханием цветка на окне. Ввел физически обиженную Богом горбунью, но осветил ее лицо той дивной лучезарной чистотой, глядя на которую, можно забыть и про возраст, и про убогость (вспоминал Стрепетову), ввел рядом с ней (пожалуй, главное) девочку-мелодию, хрупкую и одухотворенную, хотя ее сознательно даже писал в другом стилистическом ключе, и которая выражала подтекст всей этой сцены, то картина должна была по мысли приобрести принципиально другое звучание (я не знаю, удалось ли мне это, но так я хотел). Да, и весь холст мне хотелось наполнить этой мелодией. Я старался во время работы чувствовать мелодию песни и слова Окуджавы: " Ах, война, что ты сделала, подлая". Здесь еще меньше сюжета, места действия. Это попытка посмотреть на себя и со стороны, и как бы изнутри, поставить вопросы и не обязательно сразу на них ответить. Единственное условие, обязательное для такого подхода к работе, — абсолютная честность и искренность. Если здесь будет малейшее несоблюдение истин, то спастись невозможно. Но такой путь, как мне кажется, открывает колоссальный простор для творчества: раскрепощение абсолютно ото всех догм веры в других людей, в их разум и чувство, да и веры в себя. Здесь художник " голый", и спрятаться не за что... И еще мне хотелось показать в картине слитность двух противоположных групп людей. Несмотря на внешнее различие, на разную жизнь, на то, что одни — живут в деревне, а другие — в городе; все равно перед большими человеческими переживаниями — такие различия бессильны». «Ах, война, что ж ты сделала, подлая...» Девочка-мелодия. Непонятно, есть эта девочка или только «кажется». Существует ли она во плоти, имеет ли имя, голос, поцарапанные загорелые коленки и четверку по прилежанию в школе? Или это действительно «овеществленная мелодия», «милая гостья с дудочкой в руке»? Две лампы. Из-под потолка свисает «лампочка Ильича». Как видно, надежда на нее плохая из-за частых отключений электричества, и она дублирована допотопной керосиновой лампой. Кстати, такую же пару можно увидеть на картине «Одна» и в эскизе к «Воспоминаниям».
Горбунья. В угловатом, неправильно развитом теле горбуньи, в ее остром лице происходит развитие угловатых, обедневших плотью фигур и лиц поющих старух. Ее физическая убогость — лишь доведенная до конца мысль о бесплодном увядании крестьянских вдов, всех мужей которых «побрали на войну». Горбунья как бы сгущает в себе смысл этой группы, и художник подчеркивает это — в том числе более интенсивным цветом ее платья.
Икона. Икона в красном углу тоже является одним из важных элементов композиции. Именно к Божией Матери (изображение Ее принадлежит, насколько можно судить, к типу «Умиление», особенно любимому в народе) обращено одухотворенное лицо горбуньи, а очертания головы молодого бородача, глядящего в окно, почти повторяют очертания головы Богоматери. И это только внешние функции иконы.
«Студенты». В позах «студентов» (условно назовем их так) есть что-то зачарованно-неловкое. Душой они отдались песне, но телом не могут (и словно боятся) выразить это. У них нет тех простых и серьезных жестов, которые есть у деревенских людей, и как раз от этого неимения жеста, соответствующего моменту, происходит развязная поза «студента» справа. Она не подходит ни к тому, что происходит, ни даже к выражению его собственного лица. Окно. Прямоугольник окна сразу притягивает к себе взгляд благодаря красному цветку («солдатской кровью» иногда называют его в народе) на подоконнике. А за окном — белая ночь над широкой лентой реки. Мезенский цикл Назвать Попкова «деревенщиком» можно лишь с большой натяжкой, но, несомненно, деревня оказала определяющее влияние на его творчество. Да и на биографию тоже. В мае 1969 года он пишет жене из глухого архангельского села Лешуконского: «Вчера на лодке через ледоход перебрался на другую сторону реки, ходил в деревню за семь километров. Дорога лесом. Вот глушь-то. Деревня маленькая, тоскливо-одиноко... Но у меня уже такая цель — пожить в одной из таких деревушек, хоть чуть-чуть понять эту тоску... ». По нескольку месяцев, по полгода он не появлялся в Москве, живя то в Велегоже под Тарусой, то на северной Мезени. И лучшие попковские картины этого времени связаны именно с деревней. Лучшие — как это понимали друзья и единомышленники Попкова, как это понимаем мы сейчас. Но не чиновники от искусства. Попков хотя и не был зачислен в «диссиденты», но некоторое недоверие к нему, к его картинам, к его обычаю всегда честно и резко высказываться на собраниях в Союзе художников витало в «официальных кругах». Его не то чтобы «давили», но «поджимали», не то чтобы «не пускали» на выставки, но пускали «не всё». Горькая запись (без даты), найденная среди бумаг мастера: «Должны ли у нас быть начальники в искусстве, которые, как боги, все знают, и что хорошо, и что плохо, которые сами решают, что помогает народу, что ему нравится и что он должен отрицать? » «Северная песня» и «Воспоминания» — смыслообразующие картины Мезенского цикла. Они — та ось, вокруг которой цикл строится. Написав «Песню», Виктор Попков не сразу смог разлучиться с Севером. В конце 1960-х — начале 1970-х годов он создал еще несколько картин, выглядящих как бы послесловием к тому, что было сказано в «Воспоминаниях» и «Песне». Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-30; Просмотров: 2512; Нарушение авторского права страницы