Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Особенности мифологического сознания
Коллективное сознание, господство которого осуществлялось в мифе, может быть названо мифическим или мифологическим (более распространенный термин) сознанием. И чтобы понять своеобразие культуры первобытной эпохи или ее проявлений в жизни современных народов, необходимо представить себе состояние сознания народов древних. Главной особенностью мифологического сознания, по мнению многих исследователей, является синкретизм (от греч. «соединение»), что значит нерасчлененность, неразделенность, характеризующая неразвитое состояние человеческого сознания и психики.Это специфический тип сознания. Незрелость практики, опыта, человеческого интеллекта не способствовали дифференциации психической деятельности человека, вычленению из него качественно различных, относительно обособленных и самостоятельных функций и сфер. Что же было слитным, неразделенным в мифологическом сознании? 1) Сознательное и бессознательное: Миф как воплощение коллективного сознания рождается спонтанно, непроизвольно в обыденной жизни людей, ее переживании. Это – «примитивно-интуитивная реакция на вещи»[9] и простейшее взаимодействие с ними, еще «не задумываясь». Это – коллективное «первосознание», в котором нерасторжимо связаны структуры сознательного и бессознательного в человеческой психике. Люди не конструируют сознательно мифологические образы и сюжеты, они (образы) возникают произвольно как некоторое состояние духа. Было бы совершенно неверно толковать мифологический образ Горгоны-Медузы с оскаленными зубами, дико выпученными глазами и шевелящимися волосами-змеями – это воплощение ужаса и дикой, жестокой, мрачной одержимости – как результат абстрактной работы человеческого ума, интеллекта, наблюдающего мир. Мифологический образ – целостное состояние духа, причем достаточно смутное состояние, хотя и полное реальных мыслей, чувств, настроений, желаний, волевых актов, которыми обладает человек в обыденной жизни. Ф.Ницше сравнивал миф как бессознательное, спонтанно возникающее состояние духа (за пределами рационального осмысления своего состояния) – с музыкой, которая начинает «вдруг звучать» в душе композитора. 2) Вера и знание: Повторяясь от поколения к поколению, мифы принимались на веру. В данном случае под верой мы понимаем доверие к коллективному сознанию в смысле сопричастности ему («свои», «мы»). Чем примитивнее и изолированнее это «мы», тем сильнее доверие – «вера на слово», тем больше возможностей для сохранения заблуждений. Индивидуальный опыт тут не может опровергнуть «коллективный опыт», зафиксированный в мифе или внести в него нечто новое, так как эмпирические впечатления соотносились с реальностью не непосредственно, а только через образы коллективных мифов, через всю мифологическую картину мира. По описанию Ч.Дарвина, когда знаменитый корвет «Бигл», совершающий кругосветное путешествие, вошел в Магелланов пролив, то туземцы встретили его очень странно: на маленьких пирогах они сновали по проливу, совершенно не обращая внимания на большой корабль, который мог их потопить при столкновении. Как выяснилось позже, в мифологической картине мира туземцев не было представления о «большой пироге», и они ее «не видели» - информация органов чувств отбрасывалась бессознательно, не осознавалась. Так что можно смотреть на одно и то же, но видеть разное. В то же время, миф, безусловно, определенным образом отражал, воспроизводил реальность. Миф фиксировал и сохранял имеющиеся у людей знания о мире, необходимые для организации человеческой жизнедеятельности, чем обеспечивал ее успех, а в сочетании со своей способностью консолидировать сообщество и мобилизовать его силы – выживание коллектива. Миф поражает способностью человека подмечать и фиксировать множество деталей в конкретных явлениях жизни. Однако вряд ли о мифе можно говорить как о «первобытной науке», рассматривать его как форму примитивно-научной деятельности первобытного человека. Знание присутствовало в мифах в неявном виде. Миф, скорее всего, не имел самостоятельной познавательной функции, не был ориентирован на специальную познавательную деятельность. Итак, миф – вненаучен и донаучен, однако критиковать мифы за недостаток научности также бессмысленно, как и сонаты Бетховена – иная природа, иное назначение. 3) Реальность и вымысел: Мифологическое сознание имеет дело с реальными, максимально конкретными явлениями и предметами, однако, все, кто знакомился с мифами прошлых эпох, знают, что они фантастичны. Зарождающееся человеческое сознание отличалось от простого чувственного восприятия (переживания последовательности событий, их внешних качеств) попыткой проникновения в невидимый мир свойств, связей и отношений. Как? С помощью воображения. Сам опыт жизнедеятельности подготавливал человека к «выходу за пределы реальности», и человек «достраивал» свой мифический мир в соответствии с логикой мифологического сознания той эпохи, чаще всего по принципу «так хочу», где это «хочу» было неразрывно связано с наличным коллективным сознанием, вырастало из него. Миф – синтез реальности и фантазии, вымысла. За его фантастической формой можно прочитать реальную историю людей. Но все это – с нашей точки зрения, анализирующей миф как культурно-исторический объект. Для членов первобытного коллектива это была самая настоящая, подлинная и единственная реальность, воспринимаемая очень ярко. Как влюбленный юноша видит свою избранницу сквозь призму своих осознаваемых и неосознаваемых желаний, идеалов и т.д., достраивая ее образ в соответствии с ними, так и первобытный человек осваивал мир в своем коллективном сознании с помощью воображения. Для мифологического сознания миф – наивысшая в своей подлинности реальность, и самое невероятное, фантастическое тут представлено очень просто, обыденно и наивно-конкретно, натуралистически, в знакомых по жизни деталях. Таковы мифологические образы кентавров, циклопов, горгон и т.д. Другими словами, реальность, в которой живут и действуют первобытные люди, мифологична. Ни одно существо, ни один предмет, ни одно явление природы не является в их представлении (для них) тем, чем они кажутся нам. Почти все, что мы в них видим, ускользает от их внимания или безразлично для них. Зато они видят в них много такого, о чем мы и не догадываемся. 4) Мысль и образ: Миф как воплощение определенных, жизненно важных идей всегда выступал в чувственно-наглядном обличии, доступном самому примитивному, наивному восприятию. Он общедоступен и общепонятен, потому что непосредственно и воспринимаем и не требует специальной работы мысли. Этот образ – изображение реальных объектов, которые в неразвитом сознании сливаются с самими объектами. И в этом смысле, мифы – буквальная, а не аллегорическая реальность. Есть существенное отличие аллегорических образов искусства (например, в басне, в сказке) от образов мифов. В баснях Крылова действует и говорит муравей, стрекоза «злой тоской удручена» и т.д. Но все это – форма поэтического иносказания, которую надо понимать (и все понимают) в переносном смысле. Образы же мифов нечто иное. Страшный пёс Цербер, охраняющий врата Аида; вещие птицы Сирин, Гамаюн; один из коней Ахилла, заговаривающий человеческим голосом и предсказывающий своему господину близкую смерть – все это образы, которые мифологическим сознанием принимаются как живые и непосредственно действующие участники реальных событий. И представлены они в мифах с максимальной наглядностью и натурализмом, с обилием конкретных, знакомых по жизни деталей. Таким образом, мифы давали не абстрактно выраженные объяснения важных для человека сторон жизни, а яркое, выразительное, наглядное изображение их. 5) Мысль и чувство: Миф не является и формой чистой мысли, порождаемой логическим уровнем сознания. В определенном отношении он, конечно, результат мыслительной деятельности человека, но в то же время в мифе действует нечто более интенсивное, подобное состоянию аффекта. Миф – это интенсивно переживаемая мысль, которая связана с определенным, неравнодушным состоянием духа. Рождаясь из переживаний повседневной жизни, мифологический образ воспроизводит вещи и явления мира как предметы «живого человеческого опыта». Так солнце, проглянувшее зимою сквозь тучи впервые после долгих пасмурных дней, в обыденном восприятии не есть солнце астрономической науки (объективное явление природы), но оно веселит, бодрит, при нем физически легче дышать, прибывают силы, а жизнь кажется легче и лучше. Так и мифологические образы воспроизводят предметы и явления такими, какими они даны в живом восприятии, непосредственном переживании. Причем, это переживание может быть достаточно сложным и противоречивым. Страх, например, нечто очень неприятное, как и обида, унижение и т.д. Но все это «только» неприятное лишь в чистом сознании, а в жизни это далеко не всегда так. Люди ищут «сильных ощущений», ставя себя в ситуацию страха, любят быть обиженными – «приятно обидеться» (Ф.М.Достоевский) и т.д. В мифах воспроизводится весь этот сложный, многоплановый, противоречивый мир человеческих чувств, и потому их смысл не так прямолинеен, как нам порою кажется. 6) Человек и природа: Миф не фиксировал качественные различия человека и природы, в мифе мир представал как единая жизнь, в которой человек и природа диффузно взаимопроникали друг в друга, продолжали друг друга. Природа мыслилась в человеческих образах, а жизнь человека описывалась в природных терминах. Так, Солнце и Луна в мифологиях мира часто воспринимались как мужчина и женщина со всеми вытекающими отсюда последствиями для мира, что объясняло появление многих природных явлений; жизнь и смерть человека воспринималась как смена времен года. Но чаще все же человеческое переносилось на природное. В мифах мир представал как множество вещей-личностей, имеющих человеческие желания, стремления, способность к действию и т.д. Подобное очеловечивание мира придавало ему более родной, уютный, обжитой вид (а не безразлично-холодный, жестокий, враждебный), поддерживая ощущение доступности и понятности мира, простодушного доверия к нему и доброжелательности. Такой мир можно было любить, почитать, а не только бояться, что, возможно, создавало определенный психологический комфорт, помогало выжить в очень суровых условиях существования. Человек не воевал с миром природы, а сотрудничал, взаимодействовал – и чем меньше из него выделялся, тем легче приспосабливался. 7) Логическое и алогическое: Образы мифологии, воспроизводя множество деталей реальных явлений, следуют логике земной жизни, включая, однако, и совершенно фантастические ее нарушения. Это как бы дает основание говорить об алогичности («а» - отрицание) мифа, проявляющейся, в частности, в безразличии к противоречиям. С этой точки зрения, в мифе возможно все. Однако многочисленные исследования показывают, что скорее следует признать наличие некоторой собственной, специфической логики мифологического сознания, отражающей его культурно-историческое своеобразие[10]. То, что с точки зрения формальной логики современного мышления, является противоречием, вовсе могло не быть таковым в логике мифологического сознания древних. Так, например, попытка выйти за рамки видимых свойств и связей, к которой подталкивала сама развивающаяся человеческая деятельность, при синкретизме сознания сформулировала своеобразную логику выражения «чудесного». В мифе еще нет разделения мира на естественный и сверхъестественный (как это появится позже в религии), мир един, живой мир жизни, где все существует в вещной, чувственно-наглядной форме мифологических образов. Но так как эти вещи-образы всегда связаны с человеческими состояниями, чувствами, желаниями…, то они могут отвлекаться от обычных свойств и наделяться другими – необычными, особенными, желанными, как правило, взятыми из других явлений жизни. Например, ковер – обыкновенная вещь повседневной жизни. Ковер-самолет – мифологический образ. В своей вещной форме он остался таким, каким был, но получил иной смысл, свойства, и потому на него стали смотреть другими глазами. Образ ковра-самолета очень показателен, он есть объединение двух естественных, обычных явлений – ковра и полета (птиц, насекомых). Иногда это объединение раздельно существующего в едином, синкретном мире осуществлялось с помощью образа-посредника, который при этом наделялся и двойственным характером в обличьи, в поведении – в его вещной форме. Таковы, например, кентавр, минотавр, русалка и т.д. Точно также для логики мифологического сознания характерно объединение (точнее, неразделение) вещи и ее изображения, вещи и ее «имени» (названия) и т.д., что реализовалось в магических обрядах, в бытовых обычаях, в традициях речи, которые ужасали и удивляли представителей других культур. Так, для европейцев очень неудобным и странным казался «витиеватый» способ изъясняться у многих представителей родо-племенного общества. В частности, это касалось описания событий жизни деревни: если человека укусила змея, то все говорили, что «он оцарапан терновником»; если охотник встретил леопарда – говорили о «кошке» и т.д.[11] Причина этих «иносказаний» коренится как раз в логике мифологического сознания, в слитности явлений и их «имен». Произнесение «имени» воспринималось как воздействие на явление. Поэтому о грозных, опасных для человека животных никогда не «говорили», а называли что-нибудь вполне безобидное, чтобы потревоженный, «разбуженный» дух опасного животного не принес вреда говорившему и его сородичам. 8) Мысль и действие: Миф не история, которую рассказывают, а реальность, которой живут, где слово является практическим руководством к действию и переходит в действие почти автоматически, неосознанно. Например, человеческих качеств на предметы и явления приводил к действиям с последними, как с людьми. Это распространялось и на обычай наказания – закон мести («око за око, жизнь за жизнь»). Если человек погибал, падая с дерева, то родственники в виде возмездия срубали это дерево и раскалывали в щепки. В эпоху классической античности в Древней Греции судили каждый неодушевленный предмет (топор, кусок дерева и т.д.), который был причиной чьей-либо смерти, если было доказано, что человек в этом не участвовал[12]. Отголоски подобной формы поведения, уходящей корнями в мифологическую древность, в виде определенных пережитков могут проявляться и в аффектном поведении современного цивилизованного человека, когда, например, в минуту жестокой боли он способен ударить или укусить безжизненный предмет, причинивший ему эту боль. Такова общая характеристика мифологического сознания, его синкретизма. Будучи всеобъемлющей формой сознания в первобытный период истории, оно во многом предопределило своеобразие всей системы становящейся культурной системы. По своему содержанию мифы были чрезвычайно разнообразны, так как отражали все стороны жизни человека, его взаимоотношений с миром. Существуют разнообразные типологии древних мифов, которые выделяют основные группы сюжетов и образов. Например, выделяют: - космогонические мифы – мифы о происхождении мира; - космологические мифы – мифы об устройстве мира; - этиологические мифы – мифы о причинах различных явлений природы; - антропологические мифы – мифы о возникновении человека; - исторические и героические – о событиях человеческой истории; - эпонимические мифы – о происхождении названий городов, гор, озер и т.д. - нравоучительные мифы – мифы, распространяющие нравственные идеи и обычаи; и многие другие. Мир мифов многообразен до неохватности. Даже мифы, принадлежащие к одному и тому же типу, но созданные разными племенами и народами, своеобразны и неповторимы, так как в них воспроизводятся особенности природы, видов деятельности, исторических событий и т.д. Своеобразны мифы и одного и того же народа, но на разных стадиях развития, так как менялись понимание событий и интерпретации образов – мифы эволюционировали и в этом аспекте. Мифы мигрировали в ходе культурных контактов народов, что тоже формировало черты своеобразия сюжетов и образов. На фоне всего этого многообразия и своеобразия, исследователи отмечают существование некоторых схожих, магистральных сюжетов, повторяющихся в мифологиях народов, которые никогда не были связаны между собой: великий потоп, хаос и «разумные боги» и т.д. Причины их появления могут быть различны: сходные культурные влияния и опосредованные культурные связи; глобальные природные процессы и катастрофы; сходство морфологических структур сознания; единство процесса развития человеческого общества; взаимодействия человека и общества, общества и природы. По мнению многих исследователей, именно последняя причина является главной: общие проблемы жизни человека выражались в общих архетипах сознания. Миф – это история не персонажей мифа, а история его авторов.
Миф в современном мире Историческое преодоление ограниченности мифологического сознания началось еще в рамках первобытной культуры и особенно в следующей за ней культуре раннеклассовых обществ и позже. По мере развития общественной жизни, как уже отмечалось ранее, сфера мифотворчества сужается, но не исчезает полностью, обеспечивая целостность сознания человека. Целостность человека, его психики порождает потребность в целостном же образе мира, картине мира, где достаточно четко было бы обозначено место самого человека. В повседневности обычный человек создает свою картину мира, границы которого обусловлены сферой его жизненных интересов. Научные и философские разработки при этом используются очень опосредовано, а чаще всего – на уровне массового сознания – не учитываются вовсе. На этот образ, в разной мере осознаваемый, человек опирается, организуя и упорядочивая свою жизнь, определяя, что хорошо и что плохо, что важно и неважно и почему. И именно мифологические структуры сознания придают этому образу искомую целостность, позволяя «достраивать» представления о неизвестном, примирять самые непримиримые явления и т.п., обеспечивать человеку в итоге психологически комфортное существование. В те периоды общества, когда ожидания больших групп людей оказываются обманутыми и чувство неудовлетворенности нуждается в компенсации, мифологические структуры сознания активизируются. «Страсти затмевают разум», и начинается своеобразная мутация сознания, возврат к древним формам освоения мира. Призраки мифов успешно противостоят тогда рациональной аргументации науки, завоевывая умы огромного количества людей, становятся главными регуляторами их поведения, способствуют их сплочению. Не случайно сейчас в нашем обществе растет спрос на провидцев, знахарей и т.д., которые становятся более востребованы, чем ученые. Ситуации подобного рода приобретают особо опасный характер, когда в обществе находятся социальные силы, использующие эти мифы в современной политической борьбе в своих корыстных интересах. Средства массовой информации позволяют особенно успешно манипулировать сознанием масс, усиливая мифологические настроения, соответствующие эмоции, распространяя специально созданные мифологемы и политические мифы. Социальная мифология не раз в истории становилась основой раздувания расовой и национальной розни, истребительных религиозных войн и других катаклизмов, способных разрушить шаткое равновесие в мире. Сегодня совершенно очевидно, что без понимания роли и места мифов (мифологической компаненты) в конкретной культуре, вряд ли возможна успешная адаптация человека в обществе, в мире.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. 2. Грушевицкая Т.Г., Садохин А.П. Культурология: учебник для студентов вузов. – Гл.10. Культура первобытного общества. М., 2007. 3. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 2005. 4. Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994. 5. Мелетинский Е.И. Поэтика мифа. М., 2004. 6. Райт М. Свидетель колдовства. М., 1976. 7. Тайлор Э. Первобытная культура. М., 2008. 8. Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 2006.
Васильева Л.Н. Лекция 6. Культура и техника План лекции: 1. Человек в техногенном мире. 2. Сущность техники как феномена. 3. Роль техники во взаимосвязи природы и человека. 4. «Культурные мутации» и их значение в истории цивилизации. 5. Техника и европейская культура.
Человек в техногенном мире О происхождении техники имеются различные мнения. Человек, будучи как природное существо относительно слабым, вынужден был пользоваться различными приспособлениями, многие из которых он придумывал, поскольку в готовом виде их не существовало. Каждое техническое устройство есть «материализованный ответ на поставленную самой жизнью проблему. Конечно, лишь небольшое число членов общества обладало техническими способностями и активно ими пользовались. Эти люди приносили несомненную пользу обществу, хотя их действия были порой совершенно непонятны окружающим и вызывали недоверие или открытую враждебность. Можно предполагать, что настороженное отношение к технике и ее создателям существует едва ли не с того момента, когда она делала свои первые шаги. Понятие «техника» сегодня широко используется в «широком» и «узком» смыслах. В узком смысле техника – это инструментальные средства и навыки (например, техника скрипичной игры). В широком смысле – техника есть фактор развития цивилизации, а также непременного развиия того, что мы называем «общественным прогрессом». В последнем случае термин «техника» обретает ценностный смысл, характеризующий, в частности, социальную динамику. Что же такое техника как базовое понятие? Термин происходит от греческого слова, обозначающего «мастерство», «умение». Пространство техники – это искусственно созданные приспособления, механизмы, машины. Они облегчают человеческий труд и способствуют производительности. Техника не стоит на месте, она стремится стать все более совершенной. Указанные выше моменты органично входят в идею совершенствования техники. Они следующие: 1) эффективность, общая оправданность применения технического приспособления; 2) рентабельность его производства; 3) удобство использования; 4) доступность освоения; 5) безопасность; Неоспоримость технического прогресса виделась людям уже со времен европейской промышленной революции (в частности, громадное впечатление на человечество произвело изобретение паровой машины). Непрерывное совершенствование различного рода технических устройств все чаще наводило людей на мысль о близящемся господстве человека над природой. В XVIII веке европейские мыслители (особенно во Франции) предполагали, что распространение накопленных знаний (и умений) уже само по себе будет способствовать достижению человечеством светлого будущего. Поэтому этот век был позднее и назван веком Просвещения. Видимые успехи науки и техники казались людям гарантом прогрессивных достижений и в других областях человеческой жизни: экономической, моральной и культурной. Осуществленная идея просвещения должна была послужить основанием для прогрессивных изменений в обществе. Такой позиции придерживалась западная европейская культура вплоть до начала ХХ века. Сегодня можно сказать, что этим надеждам брошен вызов. Масштабы развития современной техники – вот что беспокоит человечество. Возник особый технический мир, некое техногенное пространство. Резкое усложнение технических устройств и своеобразная «автономия» техники теперь кажутся людям не безусловным благом, а источником возможных опасностей. В гуманитарной сфере человеческого существования (философия, этика, эстетика, религия и пр.) фактор ценности присутствует как внутренняя характеристика этого пространства. То есть благо человека, понимаемое здесь в очень широком смысле, определяет расположение полюсов этого пространства (направление благ к человеку или от человека). В технике фактор ценности есть ее внешняя характеристика. Разумеется, мысль о ценности всегда присутствует в технике (иначе зачем бы ее создавали? ). Однако изначальное ее устремление к эффективности (а это один из главнейших параметров, которыми оценивается техника) в определенном смысле «уводит» технику из культурного пространства человека. Философия, искусство, религия не могут существовать без учета духовного мира и житейских интересов человека. А техника может! Техника не враждебна человеку, она безразлична к нему, поскольку имеет как бы собственные ориентиры развития. Это обстоятельство и становится проблемой: где те границы, которые здравый смысл может поставить развитию техники? Вместе с тем странно возражать против того, что техника помогает человеку: она расширяет его возможности, она способствует его обучению, создает условия для его самореализации. Техника, безусловно, повышает качество функционирования культуры (возьмем, к примеру, технику книгопечатания, оснащенность современных концертных залов, изготовление совершенных музыкальных инструментов и пр.). Таким образом, возникает вопрос о «вписанности» техники в культурную среду (социума). Как оценить ее роль в жизни общества? Решая этот вопрос, мыслители высказывают два мнения относительно техники и той роли, которую она играет в жизни человека. 1. Техницисты (защитники техники) говорят о благотворности технического прогресса для человечества. Будущее процветание, по их мнению, напрямую зависит от успехов техники. Они согласны, что имеются определенные негативные последствия, связанные с ее прогрессом, но они в будущем могут быть преодолены ее же (техники) усилиями. 2. Антитехницисты утверждают, что гонка за новыми и новыми техническими достижениями чревата непредсказуемыми негативными последствиями: -техника угрожает здоровью и даже самой жизни людей; - техника отрывает людей от природной среды обитания; - техника воспитывает в человеке потребителя и тем самым уводит его в сторону от духовных интересов существования – ориентированные на технические стандарты люди теряют собственную индивидуальность; - техника совершает насилие над природой; - посредством техники создаются разработки. Последствия которых предусмотреть невозможно; - техника порождает условия для захвата власти технократами, интересы которых весьма далеки от подлинной культуры. Многое из того, что было сказано о технике, можно было бы сказать и о науке. Так, если техника является воплощением в материале некоторых продуктивных идей, то наука есть поиск такого рода идей и их материальных обоснований (последнее как раз и есть наука как таковая). Таким образом, в отношении науки может быть поставлен точно такой же вопрос: является ли она абсолютным благом и имеет ли моральное право человечество ставить ей жесткие границы в ряде направлений научных исследований? Как в сфере техники, так и в сфере науки формального правила для указанных проблем выработано быть не может. Только образованный человек, и к тому же не чуждый гуманитарной культуры, способен судить о допустимости тех или иных технических решений. Общая рекомендация здесь может быть только одна: техника (как и наука) должна сохранять в себе социальные и культурные смыслы своего существования; она не имеет права их терять.
Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-30; Просмотров: 1817; Нарушение авторского права страницы