О значении разработки понятия «способ деятельности» для характеристики культуры как целостного объекта научного исследования

Задания

Как вы понимаете выражение «способ деятельности»? какова его структура?
Почему следы от костра являются продуктами культуры?
Отрефлексируйте выполненные задания. С какими трудностями вы встретились?
Возможно ли применить усвоенное понимание культуры как способа деятельности к анализу пркатического опыта?

В этом разделе, завершающем первую часть работы, мы хотели бы вновь указать на значительные трудности, с которыми сталкивалось обоснование понимания культуры как специфического способа человеческой деятельности. Эти трудности касались прежде всего неразработанности базового понятия, через которое в данном случае определяется культура, т. е. понятия «способ деятельности». Возражения против рассматриваемого подхода чаще всего связаны с разночтением слова «способ». Поэтому для целей дальнейшего исследования важно уточнить понятие «способ деятельности» применительно к задачам культурологического анализа.

Начнем рассмотрение этой задачи с разбора критических замечаний В. Г. Афанасьева по поводу понимания культуры как специфического способа человеческой деятельности, ибо они ставят ряд принципиально важных для культурологической теории вопросов. В. Г. Афанасьев, считая предложенную нами системную многомерную модель общества (субъекты, сферы и способы человеческой деятельности) в целом правомерной, тем не менее выражает сомнение в правильности трактовки культуры как специфического способа человеческой деятельности.

Он пишет: «Однако нам представляется спорным понимание культуры только как специфического способа человеческого существования, ведь есть и другой " аспект понимания культуры как результата человеческой деятельности. К тому же вряд ли можно зачислять орудия труда в разряд способов человеческого существования. Общепринято считать орудия труда продолжением физических органов человека (механические орудия труда)

или его интеллекта (ЭВМ, к примеру), средством получения человеком предметов для удовлетворения своих потребностей. Орудия труда есть и средства воздействия на природу, иные объекты человеческой деятельности и результат этой деятельности. И наконец, вряд ли обоснованно зачислять в один класс внечеловеческих компонентов общества орудия труда наряду с обычаями. Это явления совершенно различных классов»⁴⁰.

Рассмотрим данные возражения по порядку. Начнем с проблемы соотношения культуры как способа и результата человеческой деятельности. На первый взгляд их разведение действительно представляется само собой разумеющимся и бесспорным. Именно так рассматривали сначала и мы «способ» и «результат», что нашло свое выражение в первоначальном варианте определения культуры как способа человеческой деятельности и как объективированного результата этой деятельности.

В дальнейшем мы пришли к выводу, что подобная дифференциация «способа» и «результата» несет в себе логическое противоречие при базовом определении культуры через понятие «способ деятельности». В связи с этим в приведенное выше определение культуры были внесены соответствующие коррективы. Мы исходили из того, что при рассмотрении процесса деятельности любой объективированный элемент культуры так или иначе призван служить средством ее актуализации (стимуляции, программирования, реализации, физического жизнеобеспечения и т. д.), а тем самым включаться в понятие «способ деятельности».

Следует отметить и другой существенный момент, обусловливающий неправомерность дифференциации общего определения культуры на способ и результат человеческой деятельности. Прежде всего заметим, что далеко не каждый результат человеческой деятельности может и должен быть интерпретирован в качестве продукта культуры. Например, следы от костра являются непосредственным результатом человеческой деятельности. Но можно ли их рассматривать в качестве продуктов культуры? В подавляющем большинстве случаев следы от костров не относятся к продуктам культуры, а являются побочными результатами человеческой деятельности.

Введение понятия «побочный результат человеческой деятельности» очень важно для анализа многообразных

результатов этой деятельности и отделения продуктов культуры от не относящихся к ней результатов человеческой деятельности. Следует, однако, отметить, что в определенных ситуациях различие между ними оказывается не столь очевидным. Это можно показать на том же примере следов от костра. Напомним об обычае некоторых племен отмечать следами костра границы своих пастбищ. Подобное использование дает основание интерпретировать следы от костра не как побочный результат человеческой деятельности, а именно как непосредственный продукт культуры.

В связи с этим встает вопрос о критерии, в соответствии с которым одно и то же явление в одних случаях следует относить к продуктам культуры, а в других не следует. В качестве такого критерия мы предлагаем считать выполнение тем или иным явлением функции надбиологически выработанного средства осуществления человеческой деятельности. В последнем примере следы от костра выступают в качестве элементов культуры именно в силу того, что они специально были оставлены для отделения одной территории от другой и тем самым непосредственно вписываются в процессы человеческой деятельности в качестве одного из знаковых средств осуществления. Когда же подобные следы остаются в качестве непреднамеренных отпечатков активности людей, то они выступают не как элементы культуры, а как побочные результаты человеческой деятельности

Приведенный пример свидетельствует о важном значении функционального подхода при исследовании явлений культуры. Подход к ним с точки зрения самой их природы (субстрата), играя важную роль в познании, при их характеристике оказывается явно недостаточным. Ранее было показано, что социокультурная природа физически совершенно идентичных явлений (в частности, костра) может иметь качественно различный характер в процессах осуществления человеческой деятельности. Проблема функционального подхода в культурологическом исследовании весьма многопланова и еще недостаточно разработана.

< …>

Как нам представляется, учет интегративно-познавательного потенциала функционального подхода крайне важен как для анализа культуры в целом, так и для тех или иных ее подсистем, в частности морали. Дифференциация и интеграция функций различных элементов одного и того же класса явлений — это две взаимополагающие стороны единого познавательного процесса. Как было сказано, одним из важнейших средств интеграции исследуемых объектов является выделение генеральной для них функции. Таковой для систем морали как раз и является отмеченная Ю. В. Согомоновым регулятивная функция. Лишь благодаря ее выделению, а также выявлению специфики нравственной регуляции и становится в принципе возможным установление подлинной сути морали и места данного явления в обществе.

Итак, выделение генерального свойства любого проявления культуры — служить специфическим средством человеческой деятельности — как раз и позволяет интегрировать данные проявления в единый класс безотносительно к их структурным различиям, независимо от того, выражают ли они процессы психики, поведенческие

акты или объективированные продукты. Именно подобная функциональная характеристика позволяет зачислять в один класс объектов такие различные явления, как, например, орудия труда и обычаи. В. Г. Афанасьев, сомневаясь в правомерности подобного их сведения, исходит из субстратных различий орудий труда и обычаев. Они, несомненно, весьма существенны. Но если ограничиваться лишь выделением этих различий, то тогда характеристика культуры как единой системы вообще окажется в принципе невозможной.

Между тем, несмотря на всю пестроту и субстратную разнокачественность составляющих культуры, она представляет собой определенную единую систему. Образуется эта система благодаря процессам человеческой деятельности и вписанности различных элементов культуры в общее процессуальное поле активности в качестве соответствующих средств ее осуществления. Именно это и дает основание для данной выше интерпретации способа деятельности.

Теперь относительно замечания В. Г. Афанасьева по поводу проблемы соотношения способа деятельности и средств деятельности. < …> Разведение способа и средств деятельности является довольно распространенным в литературе. Однако установившаяся традиция такого разведения базируется не столько на специальных разработках проблемы соотношения способа и средств деятельности, сколько на эмпирически установившихся традициях их употребления. Значительные трудности, с которыми столкнулись представители понимания культуру как специфического способа человеческой деятельности, были обусловлены прежде всего научной неразработанностью отмеченных понятий.

Попытаемся прежде всего установить, что представляют собой реальные способы деятельности. Возьмем, к примеру, обеспечиваемые культурой способы передвижения людей. Во-первых, подобные способы предполагают наличие объективированных форм: лошадей, собак, верблюдов, паровозов, автомобилей, пароходов, самолетов и т. д. Во-вторых, они предполагают умение, навыки оперировать этими формами и наличие соответствующей информации, знаний о них. Лишь органическая комби-

нация отмеченных компонентов дает нам реальный процесс осуществления способов деятельности (в данном случае — передвижения).

Практически получилось так, что понятием «способ деятельности» весьма часто стали выражать лишь один из классов отмеченных компонентов — умения, навыки производить соответствующие действия и оперировать объективированными формами. Понятием «средство деятельности» обозначают сами эти объективированные формы. В результате подобного разведения сложилось мнение, что «способ» и «средство» — это различные явления. Для ряда языковых и познавательных ситуаций подобное разведение вполне уместно. Но практика исследования культуры и многих других объектов, в ходе которой изучается технология осуществления деятельности в широком значении этого слова, о котором говорилось в главе первой настоящей работы, не может довольствоваться подобным подходом.

В результате специальных исследований рассматриваемой проблемы мы пришли к выводу, что интегральной категорией в данном случае является понятие «способ деятельности». Элементарной единицей здесь выступает понятие «средство деятельности». Оно отражает те реальные составляющие деятельности, комбинацию которых и выражает понятие «способ деятельности». Иначе говоря, понятие «средство деятельности» охватывает собой как умения, навыки (и, естественно, знания) совершать соответствующие действия и оперировать объективированными формами, так и сами эти формы.

Если под этим углом зрения рассмотреть приведенные В. Г. Афанасьевым в качестве примеров орудия труда и ЭВМ как средства деятельности, то можно убедиться, что они выступают как объекты, принадлежащие к единому классу явлений: и орудия труда и ЭВМ являются выражением способов деятельности в ее широком понимании, т. е. они выражают технологию осуществления человеческой деятельности, но каждое особым образом. Возьмем, например, топор (средство труда) и посмотрим, как он «соотносится» со способом деятельности применительно к определенной ситуации — рубке леса. Способ рубки леса как определенного вида человеческой деятельности естественно предполагает комбинацию двух различных компонентов осуществления деятельности, выражаемых понятием «средство деятельности», — топора как объек-

тивированной формы и умения им оперировать. Аналогичным образом способ осуществления соответствующих вычислений с помощью ЭВМ интегрально включает в себя как сами электронно-вычислительные машины, так и умение людей работать с ними и достигать требуемого результата.

Итак, явления, выражаемые понятиями «способ деятельности» и «средство деятельности», в предлагаемой концептуальной схеме системно связаны между собой как целое и его элементарная составляющая в процессах осуществления деятельности. При культурологической, а также общенаучной интерпретации слова «способ» мы должны постараться максимально освободиться от тех порой весьма жестких ассоциаций, которые закреплены в нашем сознании в связи с обычным его использованием, и рассматривать как общее понятие, интегрирующее две основные составляющие процесса осуществления деятельности, — средства как объективированные формы, которые используются в этом процессе, и умение их актуализировать.

Думается, что неспособность освободиться от отмеченного ассоциативного использования данных понятий и явилась одной из причин возникновения в нашей литера-туфе различных вариантов понимания культуры как специфического способа человеческой деятельности. Мы имеем в виду в данном случае концепцию М. С. Кагана, изложенную в книге «Человеческая деятельность». М. С. Каган считает неправомерным включение предметного состава культуры в понятие «способ», которое он интерпретирует в узком значении, т. е. лишь как умения, навыки что-то делать. Отмечая, что культура имеет две грани (стороны, аспекта)—предметно-продуктивную и технико-технологическую, он далее критикует нашу позицию, в которой якобы не учитываются их различия. Последние же, по мнению М. С. Кагана, — это различия целей человеческой деятельности и ее средств.

В этой связи мы хотели бы прежде всего специально подчеркнуть, что, синтезируя объективированные продукты культуры и те ее составляющие, которые выражаются в умениях и навыках, посредством понятия «способ деятельности», мы руководствовались необходимостью отразить существующие между ними различия в рамках более широкого целого, выражающего реальный процесс осуществления деятельности, и соответственно необходи-

мостью выработки адекватного понятия, благодаря которому это целое могло бы быть теоретически выражено. В понятийной схеме М. С. Кагана подобное понятие отсутствует. Это обусловлено прежде всего тем, что он также руководствуется преимущественно методом структурного членения процесса деятельности. Однако, как бы ни был важен этот метод, присущими ему познавательными средствами процесс деятельности целостно выразить не представляется возможным. Для этого требуется метод функциональной интеграции составляющих рассматриваемого процесса. Чтобы показать универсальную приложимость понятия «средство деятельности» к любым проявлениям культуры, рассмотрим под культурологическим углом зрения традиционно принятую классификационную схему деятельности, выраженную в понятиях «цель», «средство», «результат».

< …> Подобная классификация компонентного состава способа деятельности имеет конкретно-ситуативный характер. Иначе говоря, она оказывается применимой лишь в определенных возникающих практических ситуациях, когда задаются конкретные цели и ожидаются соответствующие им результаты при использовании надлежащих средств.

< …> Определенный аспект данной проблемы уже затрагивался в связи с соотнесением понятий «способ» и «результат» деятельности. Суть вопроса, как мы помним, состоит в том, что любые продукты культуры могут быть рассмотрены как результаты человеческой деятельности лишь в определенных, конкретно заданных ситуациях. Взятые вне этих ситуаций, в перспективе временной длительности осуществления активности людей, результаты деятельности неизбежно трансформируются в актуальные или потенциальные средства деятельности. И это естественно, поскольку продукты культуры создаются в обществе не как самоцель, а для их последующего использования в самых различных практических ситуациях. Эти ситуационные превращения, при которых результаты деятельности постоянно трансформируются в ее средства, очень важно иметь в виду для понимания динамики культуры, ее реального функционирования в обществе.

Теперь относительно целей и средств. Мы привыкли выделять в автономную сферу системы целей, идеалов, ценностей. Причем при обычном ходе рассуждений само собой разумеется жесткое противопоставление этой системы и системы технологической, т. е. системы средств реализации и достижения соответствующих целей и ценностных установок. Подобная дифференциация вполне естественна для многих познавательных ситуаций. Однако существуют такие, для которых подобное жесткое противопоставление целей и средств оказывается неприемлемым. К их числу относится познавательная ситуация, связанная с постижением общей природы культуры. Различные элементы культуры и образуемые ими подсистемы рассматриваются в этой ситуации в предельно широкой теоретической перспективе динамики общества в целом. А это закономерно предполагает принципиально новый уровень обобщения данных элементов и установления их соотношения.

Вывод, который можно сделать в этой связи, состоит в том, что в данной теоретической перспективе технологичными в функциональном значении данного слова оказываются не только орудия производства, мосты, средства транспорта и связи, другие элементы культуры, но и вся (без исключения) ценностно-целевая подсистема об-

щества. Те явления, которые в определенных конкретных ситуациях социальной практики выступают в качестве целей, ценностей, идеалов, т. е. в виде соответствующих программ и ориентиров социального действия, и потому противопоставляются средствам деятельности, в рассматриваемой теоретической перспективе наделяются технологической природой, выступая в качестве важных регулятивных средств общественной жизни.

Таким образом, одни и те же элементы культуры, например нравственные и эстетические нормы, идеалы, соответствующие интересы и цели, рассмотренные в одной проекции (скажем, с точки зрения личности), могут выступать в качестве самоценных установок, требующих средств их реализации. В иной «системе отсчета», в рамках социального организма в целом, данные явления предстают в качестве важнейших средств организации индивидуальной и коллективной деятельности людей, сплочения групп, которые они образуют.

Н. 3. Чавчавадзе предложил классифицировать ценности на «ценности-средства» и «ценности-цели». Подобная классификация вполне оправданна для определенных познавательных ситуаций. Однако в описанной нами ситуации «ценности-цели» также должны быть представлены как средства. Иначе говоря, рассмотренные в определенных аспектах, все без исключения ценности культуры могут быть интерпретированы в качестве средств деятельности (ее стимуляции, мотивации, интеграции и т. д.).

< …> В концепции культуры как специфического способа человеческой деятельности система ценностей рассматривается как очень важный компонент той универсальной технологии, благодаря которой осуществляется активность людей в процессах функционирования и развития их общественной жизни. Другое дело, что само отношение к системам ценностей (как и к творческим процессам) может быть качественно различным в зависимости от уровня и типа их анализа.

Итак, если «способ деятельности» есть интегральная категория, выражающая систему средств осуществления активности, то понятие «средство деятельности» выступает в качестве фундаментального понятия, с помощью

которого может быть описано и выражено любое проявление класса культурных явлений, включая цели и результаты человеческой деятельности. Таким образом, средство деятельности оказывается элементарной единицей культурологического анализа.

Подобная интерпретация явлений культуры ни в коей мере не ведет к их нивелировке. В рамках исследования под другим углом зрения могут быть выделены и другие их свойства: субстратные и структурные различия элементов культуры, в частности их вещный и духовный характер и т. д. Особо хотелось бы подчеркнуть научно-познавательное значение предлагаемого нами подхода. Благодаря установлению элементарной единицы культурологического анализа и адекватного понятия для ее выражения («средство деятельности») закладываются основы для общего языка их описания и анализа, что является необходимым условием строгого исследования общего класса объектов культуры.

Достижение подобной теоретической и терминологической унификации явлений культуры имеет не только познавательное, но и управленческое значение. Как уже отмечалось, для научно обоснованного управления обществом важна понятийная интеграция в единой системе представлений о регулятивных и исполнительных механизмах человеческой деятельности. Именно нахождение элементарных единиц и понятий культурологического анализа и создает адекватную теоретическую и языковую базу для решения данной задачи. Как мы увидим далее, проблема приобретает особое значение для решения задач системно-оптимизационного моделирования социальных процессов.

Теперь, когда в общих чертах проанализированы некоторые основания культурологической теории, рассмотрим чрезвычайно важную и интересную проблему соотнесения понятия «способ человеческой деятельности» с Марксовым понятием «способ производства». Н. С. Злобиным было высказано мнение о коренном различии данных понятий. «Легко заметить, — пишет он, — что структура понятия «способ производства» в корне отличается от структуры предлагаемого Э. С. Маркаряном понятия «способ деятельности». Не включая в него ни деятель-

ность, ни человека, ее осуществляющего, он принципиально выводит за границы «способа деятельности» (и, следовательно, за границы культуры) общественные отношения».

Книга Н. С. Злобина, из которой приведена данная выдержка, заслуживает внимания, в частности, как работа, автор которой стремится полнее вникнуть во внутреннюю логику анализируемых концепций, в саму суть их построения. Тем не менее с данной точкой зрения Н. С. Злобина мы согласиться не можем, хотя и считаем, что она имеет определенные основания. Они заключаются прежде всего в противопоставлении «собственно социальных» и «культурных» составляющих межчеловеческих отношений в предложенной нами ранее структурно-функциональной схеме (см. «Очерки теории культуры»).

Поскольку производственные отношения, как известно, являются одним из важнейших компонентов способа производства, а прежняя наша схема строилась таким образом, что общественные отношения не охватывались понятием «культура», то это, по-видимому, и явилось поводом для критического замечания Н. С. Злобина. Сделанные нами понятийные и терминологические уточнения снимают его возражение, ибо теперь общественные отношения интерпретируются как специфическая составная часть культуры (см. об этом раздел 4 второй главы настоящей книги).

Каково же реальное соотношение понятий «способ производства» и «способ человеческой деятельности» в свете сделанных нами уточнений? Прежде чем произвести их соотнесение, мы хотели бы сделать ряд замечаний по поводу понимания Н. С. Злобиным составляющих способа производства. Он пишет в этой связи следующее: «Дело в том, что понятие «способ производства» охватывает собой и самое производство — производственную деятельность людей, и человека, это производство осуществляющего, причем человека не только в качестве производительной силы (наряду со средствами производства и пр.), но и (что особенно важно! ) в¹ его собственно человеческой общественной сущности, в качестве субъекта. Именно как субъект производства человек вступает с другими людьми в специфически человеческую связь — производственные (общественные) отношения, представляющие собой наряду с производительными

силами важнейший структурный элемент способа производства».

На наш взгляд, подобная трактовка составляющих понятие «способ производства» является недостаточно корректной с точки зрения принципов системного многомерного анализа объектов науки. Прежде всего вызывает возражение безоговорочное включение производственной деятельности в понятие «способ производства». Как известно, в способ производства входят производительные силы и производственные отношения. В результате данное понятие лишается своих специфических познавательных функций, задаваемых уже самим словом «способ». Ведь если бы между понятиями «способ производства» и «производственная деятельность» не было никакой разницы, не нужно было бы и двух слов!

Логика построения понятия «способ производства» естественно должна отвечать определенным требованиям построения общего понятия «способ осуществления деятельности». Последнее по своей природе является технологическим понятием, отвечающим на вопросы «как», «каким образом», благодаря такой системе средств осуществляется интересующая нас деятельность. Ведь К. Маркса при введении им в научный оборот понятия определенного материального производства интересовал именно этот угол зрения исследования человеческой деятельности в процессе ее исторического развития. Достаточно в этой связи вспомнить его широко известную мысль из «Капитала»: «Экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средствами труда».

Мы уже говорили о том, что деятельность — это наиболее емкое и широкое понятие, процессуально целостно выражающее общественную жизнь людей и любую подсистему социальной активности, в том числе и производственную деятельность. Поэтому для научного воспроизведения процессов деятельности требуется выдвижение нескольких исследовательских планов. Ранее мы уже показали один из возможных вариантов выделения объективных оснований таких планов при составлении многомерной модели общественной жизни, предполагающей вычленение субъектов, сфер и способов деятельности. Специфическое значение познавательного плана, образующего понятие «способ деятельности», состоит в том, что он позволяет из общего процессуального поля дея-

тельности абстрагировать систему средств ее осуществления в качестве особого целостного объекта исследования. Включение деятельности в целом в ее способ препятствует осуществлению этих познавательных функций. Ведь в данном случае в один из планов исследования объекта включается сам этот объект во всей своей многомерности.

Мы полагаем, что неправомерно включать в способ производства субъектов материально-производственной деятельности в целостности их интегральных характеристик. Они включаются в этот процесс лишь в той мере, в какой являются носителями производительных сил и производственных отношений, т. е. будучи наделенными только специфическими чертами и свойствами, которые не могут заменить собой всего богатства биосоциальных характеристик субъектов человеческой деятельности.

Конкретизируя данную мысль, отметим, что эти характеристики связаны с абстрагированием интересующих исследователя исторически выработанных свойств, которые могут быть интерпретированы и выражены в качестве средств деятельности. Соответственно люди в качестве субъектов деятельности оказываютея в фокусе понятия «способ производства» как носители определенных исторически выработанных материально-производственных потенций (стимулов к труду, способностей к соответствующей организации и регуляции действий, производственных знаний, навыков, умений и др.), которые в органической связи с объективированными средствами труда и образуют специфические для каждой эпохи производительные силы общества. Этот же критерий обусловливает включение в способ производства складывающихся между людьми соответствующих общественных (производственных) отношений.

В свете сказанного понятия «способ производства» и «способ человеческой деятельности» по своему основному предельно общему содержанию выполняемых ими познавательных функций оказываются весьма сходными понятиями. И это естественно, ибо они выражают определенный общий класс явлений. Дальнейшее уточнение понятия «способ человеческой деятельности», включение в него общественных отношений во всей их целостности еще больше сближают его с понятием «способ производства» и делают их в ряде случаев идентичными. Ведь основными общими, абстрактными составляющими и то-

гои другого понятия выступают субъектные характеристики, выраженные в соответствующих определенных, исторически приобретенных потенциях людей к кооперированным действиям, к их организации и реализации; соответствующие объективированные средства, благодаря которым непосредственно осуществляются эти действия и реализуются выдвигаемые программы; общественные отношения как исходные детерминанты человеческой деятельности.

Остановимся в этой связи на разборе критических замечаний по поводу предложенного нами соотносительного анализа понятий «способ производства» и «способ человеческой деятельности» Л. Н. Коганом. Суть этих возражений сводится к следующему: рассмотрение способа деятельности как более широкого понятия, чем способ производства, по мнению Л. Н. Когана, логически ведет к выводу о том, что выражаемое первым понятием явление оказывается конечной причиной всех отношений в обществе

Такая интерпретация нашей позиции представляется неправильной. Ведь изложенная нами ранее трактовка способа человеческой деятельности предполагает не только какой-то один вид человеческой деятельности (в частности, производственной), а все ее виды. Это не исключает того, что способ производственной деятельности, хотя в конечном счете и определяет все прочие ее виды и общественные отношения, входит наряду с другими компонентами в более широкий класс явлений, выражаемых понятием «способ деятельности».

К. Маркс и Ф. Энгельс кроме способа материального производства использовали, например, понятия «способ производства общественной жизни», «способ производства непосредственной жизни» (или «второй род производства»). Поэтому никакого логического и содержательного противоречия в выдвинутой нами позиции относительно понятий «способ деятельности» и «способ производства» нет. Установление определенного класса явлений никоим образом не означает вскрытие «конечной причины», определяющей характер каждого из объектов, входящих в этот класс. Подобное установление означает лишь выделение соответствующей группы однопорядковыхпо определенному объективному инвариантному основанию явлений (в рассматриваемом случае «по основанию» — значит выступать в качестве надбиологически

выработанных способов человеческой деятельности) из системы других возможных групп общественных явлений.

Таким образом, способ производства является определяющим фактором общественной жизни людей, но это не препятствует отнесению его к общему классу од-нопорядковых явлений. Ведь быть в конечном счете определяющим явлением — это не значит быть чем-то абсолютно уникальным и совершенно отличным от детерминируемых им явлений.

Совершенно очевидно, что осуществление подобной логической процедуры рассмотрения способа производства в ряду однопорядковых явлений — это путь к более глубокому и всестороннему познанию данного явления.

Как уже отмечалось, определить то или иное явление можно лишь путем рассмотрения его в более широкой теоретической перспективе. А это означает прежде всего выделение класса однопорядковых с ним других возможных явлений. Особенно важно совершать подобные познавательные операции применительно к фундаментальным явлениям. Если подчеркивать лишь определяющие свойства способа производства и не стремиться вскрывать иные, инвариантные с другими, однопорядко-выми ему явлениями свойства, то это станет весьма серьезным тормозом для развития историко-материали-стической теории.

Обосновывая универсальную технологическую природу культуры, мы применительно к рассматриваемому случаю вскрываем лишь некоторые инвариантные свойства любого способа человеческой деятельности, в том числе и способа производства. Поэтому то, что способ материально-производственной деятельности определяет собой характер остальных видов человеческой деятельности и общий тип общественного устройства на различных этапах социального развития, ни в коей мере не означает, что неправомерно разрабатывать понятие, выражающее общие свойства, характерные для способа человеческой деятельности вообще, безотносительно к тому, в каких сферах общественной практики она осуществляется. На всех участках приложения социальной активности, во всех исторически разнообразных ситуациях люди действуют неким общим способом, в корне отличным от способов осуществления активности биологических существ. Именно в теоретической интеграции

всех возможных проявлений этих средств заключается большое познавательное значение теории культуры.

Заключая анализ понятий «способ производства» и «способ человеческой деятельности», укажем на различие познавательных задач, которые можно решать с их помощью. Важно; в связи с этим отметить, что специфика познавательных задач, решаемых с помощью понятия «способ человеческой деятельности», обусловленная необходимостью его приложения к различным субъектам активности людей (начиная от личности и кончая человечеством), сферам деятельности и уровням рассмотрения данных объектов, делает это понятие структурно вариабельным. Если осуществление принципиально важных для исторического материализма функций понятия «способ производства» невозможно без органической комбинации основных его составляющих (производительных сил и производственных отношений), то иначе обстоит дело с понятием «способ человеческой деятельности».

Данное понятие, охватывая весь класс рассматриваемых явлений, предполагает в зависимости от возникающих познавательных ситуаций возможность варьирования его структурными компонентами в их различных комбинациях и объеме, в результате чего как бы раздвигаются и сужаются его границы. И это естественно, ибо, например, анализ культуры личности, социального класса или этноса, культуры материального или духовного производства, художественной или рекреационной культуры предъявляет различные требования к построению данного понятия, его содержанию, объему и структуре составляющих элементов. Но условием эффективности осуществления этой ситуативной вариативности рассматриваемого понятия должно быть наличие определенной теоретически достаточно строго и четко разработанной его общей модели, структурные компоненты которой способны объемно охватывать всю многогранность и многоликость культуры.

< …>

Мы особо выделяем функциональный метод, ибо лишь путем установления генеральных функций культуры оказывается возможным, во-первых, вскрытие внутренней природы данного явления и, во-вторых, абстрагирование и интеграция всех его возможных проявлений в рамках единого класса объектов. Исследование качественной специфики этих проявлений, их многообразное членение должно производиться в рамках данного класса. Подобное структурирование культуры как раз и позволяет выделяемые ее элементы рассматривать в их процессуальной заданности, в постоянной проекции на деятельность социального организма и его подсистем.

Думается, что такое объяснение достаточно широко, чтобы оно могло выступить теоретической основой синтеза и иных видов научного обоснования культуры, в частности базирующихся на выделении стереотипного, познавательного или информационного начал культуры.

< …>

До сих пор отмеченные подходы к культуре в большинстве случаев рассматривались Альтернативно, как не только диаметрально противоположные, но и взаимоисключающие. Задача сейчас состоит в том, чтобы суметь каждый из них ос

Предыдущая 1 2 3 4 5 6 78Следующая