ИЛЛЮСТРАЦИИ ИЗ ПРАКТИКИ ИГРОВОЙ ПСИХОТЕРАПИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 12

Девочка 10 лет больше всего на свете боялась темноты, одиночества и замкнутого пространства: одна она не могла заснуть, свет должен был гореть, а дверь — оставаться открытой. Мать рожала тяжело, за 18 часов до появления ребенка на свет отошли воды. Что за этим последовало, можно представить: сжатие мускулатурой матки, состояние частичного удушья (гипоксии). Сразу после рождения ее с матерью ошибочно, как потом оказалось, направили в бокс из-за подозрения стафилококковой инфекции. Там девочке постоянно делали уколы. К тому же маме было запрещено кормить грудью. После всего испытанного она долго боялась врачей и не спала ночью перед каждой прививкой. Обладая развитым воображением, она «помнит» все эти факты своей биографии. Конечно, мы проиграли сам процесс родов, о чем уже говорилось. В первом действии она, как и мать, проползала через стулья и ноги участников игры. Во втором действии стала акушеркой, протаскивающей ребенка (другую девочку) между ногами стоящих плотным кольцом взрослых. Даже однократного проигрывания оказалось достаточно, чтобы она перестала бояться врача и стала лучше спать.

Это относительно простой случай. Но при наличии невроза страха одной игры недостаточно. Вначале необ-

ходимо после тщательного обследования и рекомендаций родителям провести комплекс игр № 1—15, затем осуществить ролевую драматизацию страхов по сочиненным детьми историям, потом игровую нейтрализацию психических травм (включая роды и «медицинские» страхи) и, наконец, экзамен по эффективности преодоления страхов.

Мальчик 9 лет панически боялся лифта, в котором застрял вместе с " матерью, когда ему было 3 года. Мать и сейчас боится всего на свете, а отец в детстве боялся собак. В игре все, кроме нашего пациента, ехали в лифте, который, как и «положено», застрял, при этом погас свет. О происшествии сообщили в микрофон диспетчеру, тот вызвал мастера, в роли которого был мальчик. Лифт был открыт, отремонтирован, и все поехали дальше уже вместе с мастером без страха, а весело и с юмором обсуждая случившееся. Нечего и говорить, что страх лифта после такого катарсиса прошел полностью, и если мальчик раньше предпочитал подниматься по лестнице на 11-й этаж, то теперь он пользовался лифтом наравне со всеми.

Мальчик 3 лет боялся Бабы-Яги. Причину этого долго искать не пришлось: очень уж у него была «правильная» мать с левополушарной направленностью, живущая только по правилам и такая же эмоционально холодная, как Снежная королева. Но главное — она постоянно читала нотации, угрожала и физически наказывала ребенка, во многом восполняя свою неудовлетворенность мужем, мнительным и склонным к навязчивым состояниям. Неудивительно, что на роль Бабы-Яги мальчик назначил мать. В процессе игры она прячется в соседней комнате и уговорами пытается заманить ребенка в избушку на курьих ножках, затем угрожает и кричит на непослушного мальчика. Но не тут-то было! Он быстро надевает шлем, берет щит и меч-кладенец и идет в атаку на Бабу-Ягу. Та, видя столь решительный отпор, быстро

ретируется, но воин догоняет ее и начинает командовать побежденной Бабой-Ягой, словно она всегда была у него в услужении. В этом случае мы видим выраженный эффект преодоления страха. Отец мальчика никого не защищал, так как просто не пришел на прием, игнорируя страхи как «телячьи нежности», хотя сам страдал от этого в нежном возрасте. Затем он, видимо, адаптировался к своим страхам и просто их не замечал, а то и игнорировал. К тому же он считал, что и сын «пойдет по его стопам» и рано или поздно перестанет замечать свои тревоги, страхи.

В одном из детских садов, который мы курировали, психолог и воспитатель показали нам девочку 6 лет, очень смышленую (мать — филолог, отец — ведущий инженер). Ее беда заключалась в том, что у нее было много страхов и не в меру тревожная мать. В семье был еще братик 3 лет, которого мать беззаветно любила. «Вовремя» ее напугала одна девочка из группы, которая сама боится скелетов и прочих подобных персонажей. В игре ребенок взял роль привидения, которое спряталось в темной комнате, а мы все, включая ее «сверстницу», зашли как бы невзначай в комнату, где раздался крик, от которого все выбежали в другую, освещенную комнату. Но на этом игра не закончилась. Неожиданно девочка выбежала из темной комнаты с игрушечным крокодильчиком в руках и стала гоняться за всеми участниками игры с визгом и угрозами. Естественно, все замерли, укрылись кто где мог, и крокодильчик поплыл обратно, удовлетворенный произведенным эффектом.

После игры, когда мы прощались, девочка подала левую руку, т. е. природно у нее правополушарная направленность, а не левополушарная, как у родителей. И в игре произошло то, чего следовало ожидать, — активизация деятельности ее заторможенного правого полушария. На это обратили внимание родителей и рекомендовали больше ходить на спектакли, музыкальные

представления, танцевать и играть дома. Впервые в жизни мать решилась на прогулке вылепить снежную бабу и вместе с дочерью украсить ее. Отец посмотрел на это из окна и сказал: «Да вроде красиво». Спасибо ему и за эго.

Мальчик 6 лет с неврозом страха до сих пор видит «живую» Пиковую даму. Очень уж он впечатлительный. На юге, где он был впервые в жизни, сверстники от нечего делать рассказывали истории — одну страшнее другой. Но для них это было самолечение, преодоление страха, точнее, его недопущение, отбрасывание, изгнание. А наш чувствительный пациент оказался как раз подходящим объектом для этого — был «готов» впитывать страхи других, но «переварить» не мог, и произошло критическое их накопление.

В игре роль Пиковой дамы исполняла художественно одаренная студентка, преобразившаяся до неузнаваемости, насылавшая на всех самое плохое — грустные мысли, страхи, неуверенность в себе, нелюбовь к родителям, непослушание. Желала она детям, чтобы они были капризными. Тем не менее мальчик собрался с силами и твердо заявил (вместе с остальными участниками игры), что не будет подчиняться Пиковой даме, сможет защитить себя и прогнать ее навсегда (мать была среди тех, кто это поддерживал). Более того, он заявил, что сможет защитить и всех остальных. Пиковая дама вынуждена была ретироваться, а кроме того, обещала, что так больше вести себя не будет, станет воспитательницей и будет помогать детям в преодолении страхов и неуверенности в себе, а также восстановит дружеские отношения со всеми людьми на свете.

Как позднее сообщила мать, у мальчика, когда он пошел в школу, были хорошие отношения с учительницей уже немолодого возраста. Если бы мы не проиграли историю с Пиковой дамой до школы, то неизвестно, как бы

сложились их взаимоотношения. Когда к нам впервые обращаются с просьбой восстановить взаимоотношения в коллективе, мы нередко убеждаемся в наличии исходного страха конфликта или непонимания со стороны учителя, не нашедшего контакта с учеником, у которого замечают только отрицательные качества.

Очень неприятная история случилась с одним хорошим мальчиком 5 лет, от природы впечатлительным и художественно одаренным. Когда они были в Эрмитаже, его старший брат 7 лет упросил всех посмотреть мумию (слышал о ней от друга). Дома старший и младший возбужденно рассказывали о своих впечатлениях. Когда же мать попыталась уложить их спать, старший заснул, а младшего стали мучить кошмары. По словам матери, он не отпускал ее ни на шаг: в каждом углу ему чудилась мумия. Как только мать выходила из комнаты, мумия сразу «приходила» к нему; ночью были слышны беспрерывные вскрикивания, а потом ребенок стал сам прибегать к матери по ночам, так как уже был неспособен засыпать самостоятельно. Затем он увидел в метро нищего-калеку без рук, после чего стал «видеть» в пустой комнате не только мумию, но и инвалида.

Некоторым психиатрам, не знакомым с психологией как таковой и с психологией развития ребенка в частности, не составило бы труда поставить диагноз «шизофрения», поскольку симптомы этой болезни были налицо: «галлюцинации», «бредовая интерпретация реальных событий», «уход в себя», «настороженность в отношении новых контактов». А то, что мальчик обладал художественной одаренностью (оба родителя музыканты) и образной памятью, уже не говоря о повышенной внушаемости в возрасте, когда проявляется страх смерти, осталось бы незамеченным.

На приеме ребенок вначале сражался со специалистом, используя все виды оружия (лук, игрушечные пистолеты,

мечи и пр.). Побеждали они поочередно. Осмелев, он стал стрелять из лука в фигуру воина-масаи. В заключительной части игры он лежал на полу и стрелял из пистолетов резиновыми пулями в идущих на него роботов (механические игрушки). Роботы, естественно, падали и уже никому больше не угрожали. К тому же некоторые роботы были без рук, кто-то из них вообще не мог сдвинуться с м.еста, явно подчеркивая свою беспомощность — таких уже трогать нельзя, несмотря на грозный вид.

После игры мать сообщила о значительном уменьшении у сына страхов мумии и инвалида. Ночью мальчик перестал плакать, хотя и прибегал к матери по привычке. Днем стал заметно спокойнее, ему не мерещилась, как раньше, в каждом углу мумия. И самое трогательное — после частичного снятия страха (требуется время, чтобы он прошел полностью) стали значительно нежнее отношения с матерью. Она рассказывала: «Он стал меня обнимать, целовать, недавно признался в любви, очень уж напоминает меня в детстве: та же впечатлительность и те же страхи. Меня было невозможно брать в кино. Я всего пугалась; даже если взрослым казалось, что страшного ничего нет, я его находила, выдумывала, представляла. Иногда я рыдала в кино от страха или жалости. А начались у меня страхи от увиденных ужасов именно в 5 лет (аналогия с сыном). Я это хорошо помню! И продолжалось все это лет до 13».

Мальчик еще два раза приходил с матерью и старшим братом к нам просто поиграть вместе с другими боящимися детьми. Дома игры продолжались, а на приеме мы, как всегда, хором произносили в конце: «Лева хороший мальчик. Мумии только в музее и в Египте. Мертвые есть везде, но Лева здоровый, сильный, и ему ничего не грозит. Он молодец, у него все получилось, и теперь он может заниматься чем хочет и как хочет (подразумевалась музыка)». А уже через месяц навязчивый

страх мумии (смерти) прошел окончательно. Мальчик добился успехов в музыкальном творчестве.

Страх родителей также нередко встречается в нашей практике. С иногородним мальчиком 8 лет с многочисленными проблемами мы работали ежедневно 7 дней. Главной эмоциональной проблемой у него был страх матери: очень уж она правильная, гиперсоциальная, типа А, с сугубо левополушарной направленностью. И муж у нее ходил по струнке и крестился каждый раз, прежде чем войти в дом. Причину такого строгого отношения ко всем представителям мужского пола мы выяснили, но как помочь мальчику в преодолении глубоко запавшего в душу страха? На предпоследнем занятии (после игр № 1—15) мы предложили ему быть строгим учителем, а мать, как и следовало ожидать, стала ученицей. Учитель вел себя подчеркнуто правильно, требовательно, даже придирчиво, все попытки ученицы высказать свое мнение пресекались: ее пересаживали на последнюю парту или же она стояла в углу; постоянно подчеркивались ее недостатки, пороки, ошибки и любые недочеты. Учитель в конце концов не выдержал и во всеуслышание заявил, что завтра будет родительское собрание и что если на нем будет кто-то отсутствовать, то последует немедленное отчисление из школы. Мать мальчика на собрании стала собой, а он по-прежнему играл роль учителя, выяснявшего, почему некоторые ученики неправильно себя ведут в классе: не поднимают вовремя руку, молчат или отвечают невпопад. Последовали советы, рекомендации. Все это старательно записывалось, а мать, между прочим, поняла, до какой степени она была неправа, как и то, что нельзя быть такой эгоистичной и не помешало бы родить второго ребенка, лучше девочку, похожую на нее. Действительно, через год появилась дочка, копия мамы, а мальчика она стала любить еще больше, впрочем, как и мужа. Значит, созрели чувства да и обстоятельства помогли, как и наша консультация и игра.

Для эмоционально-чувствительных и впечатлительных детей разлука с матерью в первые годы жизни представляет собой весьма серьезное испытание, способствующее нарастанию страхов и тревог, неуверенности в себе или, реже, агрессивности. Так, мальчик 4 лет не отпускал мать от себя ни на шаг (жили они вдвоем); после детского сада мог ударить в отместку за вынужденное посещение «любимого» учреждения. В ходе игры вначале мать заменяли курсанты, имитируя группу детского сада, затем все вместе шли домой, толкая друг друга, так как рядом не было воспитательницы. На втором занятии были игры № 1—3 («Пятнашки», «Жмурки», «Прятки»). Поскольку у матери были тяжелые роды с отсутствием схваток и преждевременным отхождение вод, то на третьем занятии были воспроизведены и сами роды по изложенной нами методике. На четвертом занятии проигрывалась разлука с матерью в первые годы жизни. Все незаметно исчезали, включая мать, а мальчик продолжал играть в присутствии специалиста, вышедшего затем из комнаты на короткое время. Когда все вернулись, стали хвалить мальчика, так как он нашел себе занятие и не плакал, как это делают совсем маленькие дети. После этого малыш перестал бить мать, которая оценила это и еще больше полюбила сына *.

Другому невротически привязанному к матери мальчику 7 лет помог его же сверстник, игравший как ни в чем не бывало в отсутствие взрослых и все более вовлекавший в спортивные игры нашего пациента. Участие матери оказалось излишним, и ей самой пришлось ждать, пока сын закончит играть. После игры ребенок стал вести себя более самостоятельно и уже не нуждался в ежеминутном присутствии матери.

* На примере этого случая очевидно, что, несмотря на изложенную нами последовательность игровых занятий, иной раз ее нужно менять в зависимости от конкретного случая.

Часто болеющий мальчик 10 лет требовал, чтобы мать провожала его в школу, встречала и была затем постоянно с ним рядом. Это началось, когда ребенку было полтора года, мать (типа А) вышла на работу, а сына отвезла к своим родителям в другой город. Там наш будущий пациент скучал, плакал, затем вроде бы привык, а когда его привезли обратно к трем годам, то мать не узнал, не обнял, не поцеловал. Затем его сразу отправили в детский сад, где он испытал потрясение, находясь среди вольно себя ведущих сверстников. Ему не удалось полностью адаптироваться в классе, он обособлен и одинок, хотя у него незаурядные способности и его хвалят все учителя.

Вначале мы проиграли разлуку с матерью. Мать осталась собой, дедушкой стал специалист, бабушкой — студентка. Драматизировалась разлука — мать загрустила, даже немного «всплакнула», и поезд под песню «Мы едем, едем, едем в далекие края...» двинулся с нарастающей скоростью к месту его первой «ссылки». Затем состоялась встреча с дедушкой и бабушкой, дотошно выясняющими у торопившейся в обратный путь матери, умеет ли внук сидеть на горшке, пользоваться ложкой и т. п. Одна группа курсантов хором говорила, что он ничего не умеет делать, его всему надо учить, другая группа так же эмоционально уверяла, что мать научила его всему, что нужно знать и уметь в таком возрасте. Тут же мальчик продемонстрировал все умения и навыки. Мать вскоре уехала. Если у мальчика после возвращения и были еще случаи энуреза, то после игры они прекратились полностью, мать поняла свои ошибки, стала более нежной и внимательной к сыну, тем более, что он у нее один.

Мальчик 6 лет с неврозом страха в 3 года испытал потрясение: захлопнулась дверь в квартире, и они с матерью оказались по разные стороны, пока не подоспела специализированная помощь. Но страх замкнутого пространства

и неожиданного воздействия остался: даже у себя в комнате он всегда оставлял дверь открытой. Вначале все участники игры образовали постепенно уменьшающееся в размерах помещение, мальчик же должен был найти щель (дверь) и выйти наружу. Затем мать зашла в лифт, дверь которого заклинило. Она и все остальные начали охать, причитать, расстраиваться. Как раз вовремя появился техник с ключом и прочими инструментами (сам ребенок), открывший дверь и выпустивший всех, в том числе и мать. В третьем действии мальчик сыграл себя. Дверь в квартире захлопнулась, но он решил подождать родителей, а пока поиграть, отыскав спрятанные заранее игрушки. Пришедшие родители были поражены его мужеством, но не забыли напомнить, как правильно обращаться с дверью.

Весьма типичный случай у мальчика 9 лет с неврозом страха. Он панически боялся несчастья, беды, имея от природы правополушарную направленность, был художественно одарен, родители с левополушарной направленностью были инженерно-техническими работниками. Единственной отдушиной была бабушка-врач, правда, очень тревожная и мнительная, она всего боялась, особенно происшествий на улице. Итак, беспокойная бабушка всегда водила внука за руку до и после школы, что вызывало у сверстников улыбки. Боялся мальчик всего неожиданного, особенно когда оставался один, — смерти своей и родителей, незнакомых людей, перед сном — всяких чудовищ, не говоря уже о страшных снах, темноте и высоте. Так и мог он остаться с подобными страхами на всю жизнь. Для преодоления всех этих страхов была проведена серия игровых занятий. В результате прошел страх несчастья, так как мальчик смог утвердиться в своих возможностях, как и бабушка, активно участвовавшая в игре.

Кто не падал в своей жизни, тем не менее внешне безобидные падения в первые два года жизни непроизвольно сопровождаются ужасом и нередко могут оставить

неизгладимый след в психике ребенка, что будет не только препятствовать возможности стать альпинистом или вообще подниматься на высоту, но и ограничивать процесс самопознания.

Так, работая с мальчиком 9 лет с истерическим неврозом по программе преодоления страхов, мы случайно выяснили у родителей (вернее, они вспомнили), что он в 10 месяцев упал с горшка. Тогда родители вместо помощи устроили ему «разнос», как будто они сами никогда в жизни не падали, не важно откуда. Между прочим, мальчик до сих пор сходит по лестнице, держась за перила, а в метро ни за что не встанет на эскалатор, а будет стоять перед ним, как вкопанный. Была разыграна, как можно предположить, сцена в детском саду, где полагалось перед дневным сном посетить туалет, в котором стройными рядами стояли горшки (это были маленькие стульчаки). Вот тут и случился конфуз: один из «детей» (курсант мужского пола) свалился со стульчака, т. е. с горшка, испуганно закричал, все стали его стыдить, а наш герой спокойно сказал: «С кем этого не бывает». Преодоление этого страха так подействовало на мальчика, что у него днем прекратились случаи энкопреза (недержания кала) и энуреза (ночного недержания мочи).

Неприятные истории связаны с достаточно частыми ожогами у детей, пока они не научатся распознавать опасность. Мальчик 9 лет с истерическим неврозом обжегся кипятком из чайника в 1 год и 3 месяца: он залез на стул и опрокинул его с плиты на себя. С тех пор он боится всего горячего: чай должен остыть, еда должна быть чуть теплой, а выйти на пляж и полежать вместе с родителями на солнце — это уже непосильная задача. Может показаться, что все это мелочи, с кем не бывает, но не для специалиста, представляющего, как трудно жить с этими страхами, и знающего, как можно их устранить. В данном случае в процессе игры все мирно пили чай, рассказывая, какие жуткие истории происходят

иногда с детьми и взрослыми — кто-то уронил чайник, кто-то раскаленный утюг, у кого-то сгорел радиатор, взорвался телевизор и еще многое другое. Однако мальчик до прихода взрослых успел вовремя убрать кипящий чайник, снять раскаленный утюг, убрать радиатор и выключить телевизор. Все его похвалили и пожелали счастья. После проигрывания истерики прекратились, ребенок стал, более спокойным и уравновешенным.

О страшных снах тоже уже шла речь, тем не менее дополним тему. Девочке 8 лет с неврозом страха, тиками, энурезом и невропатией («не хватает» только заикания) неоднократно снился сон, где она встречалась со старой бабушкой, какой-то странной, вроде бы пьяной (измененной). Подобный сон неслучаен, так как в семье все стали настолько нервными вследствие постоянных неурядиц, что начали забывать, какими они были раньше. Мы проработали проблемные ситуации в семье (без участия девочки), после чего заметно утихли конфликты, поскольку все любили девочку, а ей требовалась помощь. Далее все происходило по уже известному сценарию: родители, бабушка, специалист и двое курсантов приходили «во сне» в разных ипостасях и безуспешно пытались напугать девочку. Затем все говорили хором в отдалении: «Лена спит спокойно, крепко, глубоко, ей ничего не мешает, а если что-то приснится, то только хорошее, приятное, а утром она встанет как ни в чем не бывало и будет чувствовать себя отлично! » В результате девочке перестали сниться не только плохие бабушки (отражение страха Бабы-Яги в первые годы жизни), но и вообще страшные сны, она смогла легче просыпаться утром и охотнее идти в школу. Вместе с ночными страхами прекратился и энурез, поскольку она смогла вовремя вставать ночью, да и тики сошли на нет, раз она стала более спокойной.

Страх уколов преследовал подростка 12 лет днем и ночью, а появился он в конце первого года жизни,

когда мальчика поместили в больницу без матери и делали многочисленные инъекции лекарств. Мы знаем, насколько травматична для годовалого впечатлительного ребенка встреча с незнакомыми людьми, особенно в отсутствие матери. После больницы привести его на прививку стало невозможно, более того, он не выносил щекотки, а также поглаживания. Подобная ситуация неслучайна, являясь следствием страха неожиданного воздействия. Именно до двух лет дети боятся посторонних и прячутся за родителей при появлении незнакомого взрослого. Существующий страх боли (уколов) обычно проходит к концу третьего года жизни. Однако у нашего пациента и в 12 лет он оставался на прежнем уровне и стал еще сильнее, так как мальчик постоянно испытывал душевную боль из-за конфликтов родителей, последующего развода, а затем невроза матери, компенсирующей свои неурядицы с помощью физических наказаний сына еще в дошкольном возрасте. Тут уж не надо быть пророком, чтобы предположить сексуальную неудовлетворенность матери. С ней мы провели посильную работу, учитывая ее экономическое положение, — обрадованный разводом муж исчез, испарился, чтобы не заботиться о сыне и не платить алименты.

С участием матери мы проиграли страх мальчика: вначале он был доктором, а специалист — больным, убегающим от доктора, державшего в руке громадный шприц. Тем не менее пациента поймала медсестра (мать), и ему пришлось, несмотря на все крики, мольбы о пощаде, вынести экзекуцию укола. Затем роли переменились — мальчик стал пациентом, специалист — доктором, а мать осталась суровой медсестрой. Пациент «стойко» вынес все страдания (легкое покалывание), и на этом мы расстались.

На следующий день он должен был сдавать кровь из вены. В поликлинике во время процедуры сломали две иголки — так он дергался. Тогда в кабинет вошла

разгневанная мать и сказала в сердцах: «Ты что, Дима, мы это уже проигрывали! » После ее слов наш пациент спокойно дал руку и медсестра сделала укол. Позвонив вечером, мать сообщила, что все в порядке, затем к телефону подошел сын и сказал только одно слово: «Спасибо». Ответ на вопрос «Почему же не помогло проигрывание? » до банального прост: «Нужно было время, чтобы проигранные стрессы преодолелись, улеглись, а для этого требуется несколько дней, иногда — неделя». Вот почему мы проводим занятия раз в неделю, чтобы проработанный материал уложился в памяти, исчез или «спокойно лег спать крепким сном».

Страх выступления, просто ответа на элементарный вопрос прохожего на улице, неспособности вовремя поднять руку в классе, тем более принять участие в каких-либо праздничных мероприятиях, — «обычное дело» для детей с неврозами. Родители же на это реагируют по-разному: кто-то стыдит, читает мораль, а кто-то приводит собственный пример успешного выступления, который не всегда соответствует действительности. Как бы там ни было, подобные откровения усиливают чувство вины у детей. Некоторые взрослые могут наказать и более «действенно» — ударить, шлепнуть и даже выпороть ремнем. Тем не менее страх выступления, несмотря на все эти «мероприятия», только усиливается и начинает уже вызывать гнев у очень принципиальных и не терпящих возражений родителей. И они продолжают следовать в воспитании ребенка тем же путем. Да, у него есть неудачи, он не может так быстро, как родители, в соответствии с их легендой, отвечать просто потому, что у него не все благополучно с нервной системой — долго не может заснуть, с трудом просыпается, утром бывает вялый, не может вспомнить, «сколько будет дважды два». Но ему постоянно даются наказы нетерпеливыми родителями, бабушками и дедушками отвечать быстро и только на «отлично». О том, что это невозможно, взрослые

не задумываются. Они не подозревают, что их отрок с правополушарной направленностью, да еще переученный насильно с левой руки на правую, т. е. с «удвоенной» правополушарной направленностью, вдобавок имеет нервно-психическое заболевание в виде невроза. Суть его как раз и заключается в необъяснимом для окружающих торможении при внезапном вопросе учителя, прохожего на улице или окрике не слишком спокойных родителей, даже при дружном смехе детей в классе.

Эта проблема разрешается просто. Так, мальчик 8 лет с неврозом страха взял на себя роль учителя, стал выступать как заправский педагог, которого все беспрекословно слушались, включая специалиста в роли ученика. При перемене ролей «ученик» отвечал быстро и решительно даже у воображаемой доски. Самое удивительное, что у него в школе заметно повысилась успеваемость и он перестал беспокоиться по поводу своих оценок.

Игра «Комиссия»

Неадекватное поведение больных неврозом связано с непредсказуемостью — предстоящего выступления перед группой неизвестных людей, которые могут быть недоброжелательно настроены или у них плохое •настроение. Как раз подобная непредсказуемость вызывает волнение перед испытанием, поскольку возможно получение «двойки», провал, поражение, отчисление и другие последствия.

Назначается специальная комиссия, которая состоит из чучел всяких чудовищ, включая небезызвестную Бабу-Ягу, курсантов и студентов в масках, с барабанами и указками в руках во главе со специалистом в белом халате. Все заявляют: «Зачем он (она) пришел, все равно ничего не получится, слово сказать не сможет, будет говорить всякие глупости, которых комиссия не потерпит» и т. д. Нагнетание подобных страхов способствует их лучшему

осознанию и последующему преодолению в игре. Члены комиссии задают вопросы в быстром темпе, как в игре «Быстрые ответы», например: «Почему лиса хитрая, еж колючий, волк злой, учитель сердитый, мама волнуется? » и т. д. Кое-кто в комиссии оказывается благосклонно настроенным, подсказывая правильные ответы. Таким образом, члены комиссии вначале были строгими, потом стали помогать растерявшемуся экзаменующемуся, а затем хором хвалить его за достигнутые успехи. Испытанный вначале страх неудачи, как и в реальной жизни, сменяется удовлетворением от преодоления трудностей в выражении своих мыслей.

Подобное, более простое построение игры рассчитано на перво- и второклашек, в последующих классах она усложняется. В соседнем помещении выстраивается очередь на комиссию, включая детей, родителей и курсантов. Все начинают волноваться, кто-то хочет быть только первым, а кто-то, как всегда, последним. Специалист заранее инструктирует комиссию, затем надевает парик, очки и впускает посетителей по алфавиту, что является для них полной неожиданностью. Пришедший встает в центре комнаты, и комиссия задает «невинные» вопросы: фамилия, имя, отчество, возраст, адрес, телефон, есть ли брат, сестра, бабушка и дедушка, как их зовут; в каком классе учится и зачем вообще учиться. Уточняется, готов ли ученик к испытанию сродни экзамену и почему. Получив утвердительный ответ, двое из членов комиссии срываются с места, подбегают к ученику и трясут содержимое карманов, тетрадей, проверяя наличие шпаргалок даже во рту, волосах и обуви.

Сначала следует уже упомянутая шрапнель вопросов, после чего даются контрольные задания: написать, какую книгу ученик читал последний раз и о чем там идет речь. Последнее задание — проиграть все, что может произойти на экзамене. Комиссия все тщательно проверяет и предлагает пройти еще одно испытание — выступить в роли

телеведущего. Ставится «телевизор» — деревянная конструкция, и нужно сообщить всем последние новости: что произошло в школе — почему Петров получил «двойку», а Иванова — «пятерку», кто нарушал дисциплину в школе и что за этим последовало, кого признали самыми красивыми и умными в школе и на какие конкурсы их направят. Как полагается, идет реклама: какими ручками и тетрадями лучше пользоваться, в чем их носить, какие соки и фрукты лучше всего употреблять и в чем их польза, как и витаминов и физических упражнений. Все заканчивается прогнозом погоды и программой дальнейших передач. Поскольку ничего заранее не репетируется, то налицо эффект неожиданности и непредсказуемости. Каждый должен «выбираться» сам, и это повышает инициативность и формирует умение преодолевать препятствия.

В испытании все сбалансировано в отношении синхронной функциональной активности обоих полушарий мозга. Неожиданность, спонтанность, непредсказуемость активизируют заторможенное у детей с неврозами правое полушарие. Одновременно нужно рационально мыслить, чтобы выполнить задания, особенно арифметические. Что уж говорить о роли телеведущего, когда нужно думать, что говорить, одновременно импровизировать и фантазировать.

Между тем комиссия настроена доброжелательно — может задать наводящие вопросы. Получившие зачет отсаживаются в другой конец помещения и наблюдают за выступлением других, включая родителей. Причем действует строгое правило: не подсказывать и не повторять услышанное, но желательно реагировать на происходящее. Последнее означает подзадоривание, своевременные коррективы и возможные варианты. В итоге дети идут на реальный экзамен уже не столько со страхом, сколько с естественным волнением. Рассмотренная игра содержит элементы как психологического экзамена, так

и психической защиты, т. е. является комбинированной, что придает ей дополнительный эффект.

Изложенная нами методика касается не только детей: мы работали с достаточным количеством взрослых, испытавших подобный стресс при публичном выступлении и опасающихся дальнейших социальных последствий. Игра, или репетиция (можно назвать как угодно), со взрослыми.проходила у нас дома, стул символизировал кафедру, специалист сидел в отдалении и, слушая научный доклад, все время вмешивался, шепчась с «коллегами», говоря нелицеприятные слова в адрес выступавшего. Оратор же, собрав последние силы, старался не реагировать на колкости зала и возмущение аудитории, продолжая изложение материала. Шум в зале постепенно стихал, доклад заканчивался победой: все вставали, аплодировали, пожимали руку и говорили самые приятные слова. Не было случая, чтобы такое проигрывание оказалось неэффективным.

Юноша 16 лет в младших классах учился успешно, но после рождения сестры, когда ему было 10 лет, учеба стала вызывать проблемы. Его мать хотела, чтобы первым ребенком была девочка, а родился мальчик. У матери был нервный характер, а муж, наоборот, был слишком спокойный, пассивный и все передоверял жене — и воспитание детей, и решение семейных проблем. Мальчик походил на отца: был не очень общительным, даже замкнутым, в классе боялся подходить к доске, рядом с которой у него сразу возникал эмоциональный паралич и пропадали все мысли. Самих страхов было немного, но достаточно было одного, главного — страха выступления, а глубже — неудачи, поражения, остракизма и наказания. Причиной возникновения подобного страха являлась решительная, властная мать, которая, с одной стороны, не очень переживала из-за неудач сына, а с другой — требовала от него все большего, впрочем, как и от мужа, предпочитающего реже бывать дома.

Но почему только в старших классах возникли ощутимые проблемы с немецким языком и математикой (он учится как раз в «немецкой» школе)? Причин несколько. Мать невротизировалась, ее состояние стало критическим: она постоянно кричала, обвиняла всех в разных прегрешениях, не понимая, не осознавая, что виновата сама. И с мужем начались конфликты: он вдруг внезапно стал во всем виноват, даже в том, что оказался не тем, за кого она мечтала выйти замуж, т. е. не принцем. Он, правда, никогда никому не возражал, молчал, но сын вырастал и, не находя положительного примера в лице отца, генетически стал все больше и больше воспроизводить его поведение в ответ на возрастающее невротическое давление матери. Между прочим, сын по всем билатеральным пробам имеет правополушарную направленность, т. е. у него не самые хорошие предпосылки для успехов в математике и иностранных языках. К тому же он пишет и ест левой рукой, хотя кидает мяч правой (но это эффект переучивания). Для нас важнее не столько пробы, показывающие нередко искусственное или принудительное изменение билатеральной направленности, сколько наличие проблем в обучении в настоящем. У нашего пациента были трудности как раз с немецким языком, в котором много согласных (этого «не выносят» личности с правополушарной направленностью), а также с математикой, подтверждающие исходную правополу-шарность. Его мать типа А постоянно конфликтует с сыном и мужем, но только не с «паинькой» дочерью, устраивающей ее во всех отношениях. Наш пациент долго не может заснуть, ворочается, ему постоянно приходят в голову навязчивые мысли о том, что его ждет в школе. Следовательно, нарушен биоритм сна, а это находится в ведении правого полушария, как и чувство тела. Такие нарушения сна, по нашим наблюдениям, являются индикатором изменения природной билатеральной направленности. В классе господствовала немецкая педантич-

ность: правильность во всем, осуждение, причем публичное, любых ошибок, наказания (раньше это было так — портрет ученика вывешивался на доске, как для публичной казни, раз он неисправимый, непослушный и не очень умный, а вообще ему бы лучше учиться в школе для олигофренов). Здесь можно вспомнить Пушкина, правополушарного гения, которому тоже несладко жилось в Царскосельском лицее, но его Державин заметил и благословил, открыв талант.

Итак, наш пациент попал в неподходящую школу: его проблемы обостряются, успеваемость падает, пропал полноценный сон, он стал слишком медлительным, хотя это было ему несвойственно. Кстати говоря, перед поступлением в школу у него наблюдался глазной тик: он часто моргал, зажмуривал глаза. Эти проявления свидетельствуют о постоянном нервном напряжении из-за все возрастающего давления матери с левополушарной направленностью, находящейся в непрерывном конфликте с сыном, не устраивающим ее, в отличие от дочери. Такое отношение к сыну являлось отчасти следствием нарастающей невротизации матери, а также ее усталости, так как приходилось работать и заботиться о семье и двух детях при полной пассивности мужа, с которым не было понимания, несмотря на то что в нервно-психическом отношении он совершенно здоров. Обычно для «ненормальной» жены «нормальный» муж — это благо, но все же у них могут возникать конфликты, главным образом по инициативе супруги.

Можно ли было помочь в этом случае и можно ли помочь вообще? Это зависит от квалификации (опыта) специалиста. Психотерапевтическая помощь нашему пациенту была оказана в процессе трех игровых занятий.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 10 1112