Кто же был на самом деле тот мальчик, что стал патриархом Хундженем (Гунином)

⇐ ПредыдущаяСтр 32 из 46Следующая ⇒

Как известно, Даосин достиг пробуждения в молодом возрасте, ближайший его ученик Цзайсун был уже довольно стар. Как-то Даосин сказал ему: «Мне бы хотелось передать учение именно тебе, но ты уже слишком стар для этого. Если бы ты смог сейчас еще раз вернуться в утробу женщины, то я подождал бы тебя в этом мире».

Приняв слова патриарха к действию, Цзайсун простился с ним и ушел куда глаза глядят. На берегу реки ему повстречалась девушка, полоскавшая пряжу. Старик обратился к ней с просьбой: «Нельзя ли немного пожить в твоем доме? » – «У меня есть отец и братья, и сама я не могу решить этот вопрос, а потому ступай и спроси у них». Но старик уперся: «Нет, вначале ты согласись сама, а потом уж я пойду спрашивать». Девушка поглядела на ветхого старика, казавшегося таким жалким и усталым, и кивнула в знак согласия.

А потом случилось чудо: вернувшись домой, эта незамужняя девица понесла. Естественно, ее родные сочли, что она их жестоко опозорила, и выгнали бедняжку из дома. Пришлось ей наняться в батрачки. Спустя положенный срок у нее родился мальчик, и тут его бедная мать заметила, что ребенок сияет небесным светом. Чтобы выжить, матери с сыном приходилось тяжело трудиться и даже просить подаяния.

Поскольку отец ребенка был неизвестен, жители деревни окрестили его Бесфамильным (Усин эр, кит ). Однажды, когда ребенку шел восьмой год, в эти места прибыл с проповедями патриарх Даосин. Едва увидев его, Бесфамильный крепко схватил патриарха за рясу и потребовал, чтобы тот постриг его в монахи. Даосин взглянул на малыша и, погладив его по головке, сказал: «Ты еще слишком мал, чтобы становиться монахом».

Но ребенок горестно, совсем как взрослый, произнес: «Наставник! Раньше вам не нравилось, что я слишком стар, а сейчас не нравится, что я слишком молод. Так когда же, наконец, я смогу принять постриг? »

Тут Даосин прозрел и спросил мальчика: «Что у тебя за фамилия? » А дальше мы уже знаем эту историю, в которой еще очень юный будущий патриарх столь удачно продемонстрировал свою компетентность в доктрине чань.

Пятый патриарх Хунджень (Гунин, яп. )

Пятый патриарх чань (602–675) был родом из той же провинции, что и его предшественник. (Провинция Цичжоу сейчас входит в район Ху-бэй.) Храм, в котором он проповедовал чань своим ученикам (которых насчитывалось около пятисот), был расположен на горе Желтая Олива (Хуан-мэй-Шань). Сегодня некоторые ученые мужи убеждены, что он был первым учителем чань, пытавшимся истолковать его в свете доктрины «Ваджрачхедика-сутра». Вообще принято считать эпоху пятого патриарха поворотным пунктом в истории чань, хотя во всей полноте эта доктрина раскрылась уже при Хуэй-нэне, шестом патриархе.

Последний патриарх чань Хуэй-нэн (Эно, яп. )

Каноническая история шестого патриарха

Шестой патриарх Хуэй-нэн, Эно по-японски (638–713), был родом из Синь-чжоу, что на юге Поднебесной. Будучи еще подростком (настоящая его фамилия Лу), он лишился отца и был вынужден содержать мать, занимаясь мелкой торговлей древесиной в городе. Однажды, выходя из дома, в котором он продал вязанку дров, мальчик услышал, как некий человек читает вслух буддийскую сутру. То, что он услышал, тронуло его до глубины души. Узнав название этой сутры, а затем даже умудрившись каким-то образом раздобыть драгоценный текст, он затем вознамерился изучить ее под руководством опытного наставника. В наставники себе юноша избрал не кого иного, как самого пятого патриарха, жившего в ту пору у горы Желтая Олива в Цичжоу. С огромным трудом раздобыв немного денег на пропитание матери в свое отсутствие, он отправился с «Ваджрачхедикой» («Бриллиантовая сутра») в неблизкий путь.

Целый месяц понадобился ему, чтобы добраться до монастыря (в ту пору в обители Бунина насчитывалось пятьсот или даже больше монахов) и пасть к ногам великого наставника.

Патриарх был резок с юношей и сразу же спросил:

– Откуда ты и зачем сюда явился?

– Я крестьянин из Синь-чжоу. Я хочу стать Буддой, – честно ответил Эно.

– Выходит, ты южанин, а южане лишены природы Будды, – уверенно заявил патриарх. – И как это только ты посмел надеяться достичь совершенства Будды?

Однако этого юношу оказалось нелегко обескуражить даже самому Хундженю. Недолго думая, он отвечал:

– Человек может быть с севера или юга, но что касается природы Будды, то какие же могут быть тут территориальные разграничения!

Смелый ответ настолько понравился патриарху, что Эно тут же был принят в братство, правда, послушником самого низшего ранга. Ему поставили задачу – просто молоть рис. И говорят, что он со всем усердием занимался этим полезным делом месяцев восемь или даже дольше.

Между тем настал тот важнейший момент, когда пятый патриарх решил выбрать из числа учеников своего будущего преемника. Было официально объявлено, что тот из числа монахов, кто докажет наиболее глубокое понимание доктрины чань, получит вожделенную рясу патриарха и станет законным наследником Хундженя.

В ту пору самым продвинутым, как теперь говорят, монахом считался Дзинсю (706 г.); предполагалось, что именно он обладает и наиболее глубокими познаниями и глубже всех прочих проник во все тонкости доктрины. Никто из собратьев не сомневался, что именно Дзинсю достанется ряса патриарха.

Само же испытание состояло в том, чтобы в форме простого четверостишия (гатха) наиболее полно и точно выразить мировосприятие чань.

Естественно, Дзинсю сочинил свое четверостишие и вывесил его на стене в зале для медитации, нимало не сомневаясь в своей победе. Это стихотворение гласило:

Древо мудрости есть тело.

А гладь зеркальная – душа.

Держи их в чистоте всегда,

Смотри, чтоб пыль на них не села.

Большинство монахов сошлось в том, что суть учения лучше не выразишь. Теперь уже никто не сомневался, что именно автору этой гатхи отдаст предпочтение патриарх. Каково же было удивление монахов, когда, проснувшись на следующее утро, рядом с первым четверостишием они увидели на той же стене и другое:

Нет древа мудрости (бодхи),

И нет зеркальной глади;

С начала самого нет ничего —

Так что же может пылью покрываться?

Автором этих строк оказался младший послушник, почти мирянин, выполнявший в монастыре самую простецкую работу и почти не участвовавший в ученых диспутах. Тот самый парнишка, который до сих пор перемалывал рис да колол дрова!

Этот парнишка всегда держался так скромно, что вообще никто не принимал его всерьез, а тут он посмел бросить вызов самому выдающемуся из монахов (не считая, конечно, самого патриарха)! Но Хунджень посчитал совсем не так. Правда, у старого патриарха, хорошо знавшего свою паству, возникли небезосновательные опасения: ведь объяви он сейчас Хуэй-нэна своим преемником, последний мог бы от этого пострадать.

Патриарх поступил мудро – вызвал Эно к себе ночью, когда остальные монахи спали, вручил ему патриаршую рясу и посоветовал скрыть до поры свои духовные достижения. Он также повелел не передавать далее рясу Бодхидхармы, так как предвидел, что во время патриаршества Хуэй-нэна учение окрепнет настолько, что в дальнейшем отпадет надобность в символической передаче истины. Как мы знаем, все так и случилось.

И в ту же ночь Хуэй-нэн тайно покинул монастырь.

Рассказывают, что дня через три после того, как Эно бесследно исчез с горы Желтая Олива, известие о неслыханном происшествии разнеслось по всему монастырю и наделало немало шума. Группа возмущенных монахов, возглавляемая Ме-дзедзой, пустилась в погоню за беглецом. И, конечно, его настигли на горном перевале уже довольно далеко от монастыря. Тогда Хуэй-нэн положил свою рясу на камни и сказал монаху Ме-дзедзе: «Эта ряса символизирует нашу патриаршую веру, ее нельзя отобрать насильно. Однако, если ты этого так хочешь, пожалуйста, забери ее».

Ме-дзедзе попытался поднять патриаршую рясу, но она оказалась тяжела, как гора. Тогда монах затрепетал в благоговейном ужасе и воскликнул: «Я пришел сюда, чтобы получить веру, а не рясу. О брат мой, умоляю тебя, рассей мое неведение».

И будущий шестой патриарх смилостивился: «Если ты пришел за верой, оставь все свои страстные стремления. Не думай ни о добре, ни о зле, но посмотри, каков в данный момент твой первозданный лик, который ты носил еще до своего рождения».

Получив это указание, Ме-дзедза моментально постиг ту внутреннюю истину, которую прежде он искал во внешних вещах. Он вдруг прозрел, точно выпил полную чашу холодной воды и утолил жажду. Переживание, испытанное монахом, было столь грандиозно, что он буквально обливался потом и слезами. С величайшим благоговением он подошел к учителю, приветствовал его поклоном и спросил: «Кроме того скрытого смысла, который заключается в этих важных словах, есть ли еще что-нибудь тайное? »

Хуэй-нэн отвечал: «В том, что я тебе показал, нет ничего потаенного. Если ты размышляешь внутри себя и узнаешь свой лик, который был твоим до сотворения мира, то тайна – в тебе».

Хуэй-нэн отвечал: «В том, что я тебе показал, нет ничего потаенного. Если ты размышляешь внутри себя и узнаешь свой лик, который был твоим до сотворения мира, то тайна – в тебе» (9).

Гунин умер в 675 году, и лишь через четыре года после этого (а некоторые указывают и более длительный срок – вплоть до 15 лет) Эно приступил к выполнению своей миссии. До тех же пор он, по совету своего наставника, жил в горах жизнью отшельника.

В миру он появился лишь в 39 лет, и было это в первый год И-фэна (676 г.) во времена династии Тан. Хуэй-нэн пришел в храм Фа-син в провинции Гуан, где ученый священник Инею комментировал Нирвану-сутру. Патриарх увидел, как несколько монахов спорили, собравшись возле трепещущего флага. Один из них утверждал: «Флаг является неодушевленным предметом, и не что иное, как ветер, заставляет его колыхаться». На это другой монах возражал, что «и флаг и ветер – вещи неодушевленные, тогда вроде бы колыхание невозможно». Третий аргументировал процесс тем, что «колыхание вызвано определенным сочетанием причин и следствий». Ну а четвертый предлагал собственную версию: «В конце концов, нет колышущегося флага, это просто ветер движется сам собою». Спор разгорался все сильнее, но Эно прервал его одним лишь замечанием: «Колышутся не ветер и не флаг, а ваш разум».

Спор монахов моментально прекратился. Сам ученый священник Инею был потрясен заявлением Эно, показавшимся всем абсолютно убедительным и авторитетным.

Выяснив вскоре, кто был этот человек, Инею попросил его поведать ему об учении учителя с горы Желтая Олива. Хуэй-нэн ответил очень просто: «Мой учитель не давал каких-то особых указаний: он просто настаивал на необходимости узреть нашу собственную природу при помощи наших собственных усилий; он не принуждал к какой-то медитации, приносящей освобождение. Дело в том, что все, что может быть названо, ведет к двойственности, а истинному учению двойственность чужда. Ухватить эту недвойственность истины – цель дзена. Природа Будды, которой все мы обладаем и постижение которой составляет цель дзен, не может быть разделена на такие противоположности, как добро и зло, вечное и преходящее, материальное и духовное. Человек видит двойственность в жизни вследствие помутнения разума: мудрый, просветленный видит реальность вещей, не затемненную ложными идеями».

Так началась для Хуэй-нэна патриаршая деятельность. Впоследствии у него были тысячи учеников. Тем не менее он никогда не бродил с проповедями по белу свету, но прочно осел в собственной южной провинции, а своей резиденцией избрал монастырь Бао-линь в Цао-ци.

Когда дошло до императора, что преемником Бунина является Хуэй-нэн, он послал к нему кого-то из придворных с официальным приглашением приехать в столицу, которое Эно отклонил, предпочтя оставаться в своих горах.

Посланник, однако, пожелал получить указания, касающиеся доктрины чань, чтобы затем передать их при дворе. Хуэй-нэн ответил приблизительно следующее:

«Ошибочно предположение, будто для того, чтобы достичь освобождения, нужно просто сидеть и предаваться созерцанию. Истина чань открывается сама собой изнутри и не имеет ничего общего с практикой дхьяны, ибо мы читаем в «Ваджракчедике», что тот, кто пытается узреть Татхагату при помощи той или иной особой позы, сидя или лежа, не понимает духа его, не понимает того, что Татхагату называют Татхагатой потому, что он приходит из «ниоткуда» и уходит в «никуда», и по этой причине он Татхагата. Он появляется неизвестно как и исчезает неизвестно куда, а это и есть дзен. В дзене поэтому нечего достигать и нечего понимать; тогда зачем сидеть, скрестив ноги, и практиковать дхьяну? Некоторые могут подумать, что понимание необходимо для того, чтобы разогнать тьму неведения, но истина дзена абсолютна, в ней нет дуализма и условности. Если мы станем говорить о неведении и просветлении или о «бодхи» и «клеша» (мудрости и старости) как об отдельных объектах, которые не могут слиться в одном, то это будет противоречить учению махаяны. В махаяне всякая возможная форма дуализма осуждается, так как не выражает высшей истины. Все является проявлением природы Будды, которая не осквернена страстями, не очищена в просветлении. Она выше всех категорий. Если вы хотите постичь природу своего собственного существа, освободите свой ум от мысли об относительном, и вы увидите, как безмятежна она и в то же самое время как много жизни заключено в ней».

С наибольшей полнотой доктрина чань в интерпретации Хуэй-нэна изложена в его знаменитой «Сутре помоста о сокровище закона» (Фа-бао-тань-цын), которую учитель поведал незадолго до своей смерти.

Умер последний патриарх чань в 713 году, то есть в тот счастливый период, когда китайская культура находилась на вершине своего исторического развития.

Немногим более ста лет спустя после его смерти Рю Соган, один из самых знаменитых ученых в истории китайской литературы, оставил памятную надпись на надгробии шестого патриарха (император Сиен-цун посмертно пожаловал Эно титул «Большого Зеркала» (Дай-чень). Эта надпись гласит: «Шестым патриархом после Бодхидхармы был Дай-чень. Сначала он работал в качестве слуги. Нескольких слов учителя было достаточно, чтобы он моментально понимал глубочайший смысл, содержащийся в них. Он произвел на учителя очень большое впечатление и в конце концов получил от него символ веры. После этого он скрывался в южных областях, и в течение шестнадцати лет никто ничего не знал о нем. Наконец, он решил, что пришло время объявиться в мире. Он обосновался в Цао-цих (таково название места, которое Эно сделал центром чаньской веры) и начал проповедовать».

⇐ Предыдущая 27 28 29 30 313233 34 35 36 Следующая ⇒