We - they: How identity is constructed in Vladimir Putin's discourse in different years

Abstract. The article tells about the dynamics of discourse constructing the basic social dichotomy «we-they» in Vladimir Putin's speech. It shows that in the beginning he spoke as a part of social group «government», but in 2014 he spoke as a spokesman of the nation. As about «enemy» in the end it is constructed as USA and as «the fifth column».

Keywords: political discourse, social role, social construction, dichotomy.

 

 

Введение

 

Дискурсивное поведение президента РФ Владимир Путина дает богатый и доступный материал для исследователя, работающего в области политического дискурс-анализа и политической семиотики.

В начале первого президентского срока Путина Россия была политически и экономически интегрирована в остальной глобальный мир. За 15 лет наша страна перешла в состояние изоляции и конфронтации со многими другими странами. Кроме того, внутри страны произошли процессы, приведшие к серьезному расколу общества. Можно предположить, что все эти социальные и политические явления не только отражались, но и конструировались с помощью речевых механизмов.

В контексте описанных политических процессов, наиболее важной становится базовая семиотическая дихотомия «свой-чужой» в применении к дискурсу лица, играющего социальную роль лидера государства. Ю.С. Степанов относил эту оппозицию к архитипическим константам, определяющим человеческую картину мира вне зависимости от пространства и времени наряду с другими архитипическими концептами и метафорами «верх-низ», «жизнь-смерть», «зима-лето», «ночь-день» [Степанов, 1997; Маслова, 1997; Osborn, 1967]. Референтное наполнение оппозиции «свой-чужой» создает векторы ориентации в политической картине мира, которую конструирует и транслирует гражданам политическое руководство страны [Шейгал, 2004].

Естественно, что интерес к реализации в политическом дискурсе современной России этой дихотомии проявляется во множестве исследований, в том числе на материале дискурса Владимира Путина. [Васильев, 2015; Балашова, 2014], однако нам неизвестны исследования, в которых бы прослеживалась диахрония конструирования дискурса в рамках рассматриваемой дихотомии на протяжении всего срока нахождения Владимира Путина у власти в России.

В этой статье мы хотим проследить дискурсивную динамику языковой личности Путина в его социальной роли первого лица государства в аспекте конструирования политической ориентации участников и идентичности «своих» и «чужих». Мы предполагаем, что изменение политической ситуации в России и в мире напрямую коррелирует с изменением конструирования «своих» и «чужих» в этом дискурсе. В то же время перед нами стоит задача отделения более личностного, спонтанного дискурса от специально заготовленного, сконструированного. Динамика построения идентичности в сконструированных текстах может отличаться от того, что наблюдается в более спонтанной речи. Наша цель связана с изучением сознательной организации политического процесса в большей степени, чем с анализом психологического портрета конкретной личности, пусть и выступающей в институализированной социальной роли президента.

Как известно, язык имеет несколько специфических знаков, которые более других функционально направлены на маркирование ориентации. Одними из таких специальных средств экспликации оппозиции «свой-чужой» считаются личные местоимения и, прежде всего, местоимения первого лица множественного числа [Михалева, 2009, с. 83]. Местоимение «мы» в силу своей дейексисной природы позволяет в речи конструировать все новые коллективные идентичности через отношение к говорящему. Этому же способствует и то, что местоимение «мы» может употребляться в двух значениях: мы-инклюзивное и мы-эксклюзивное, которые различаются включением или исключением собеседников говорящего в его коллективное «мы».

В эксклюзивном значении местоимение «мы» противопоставлено в какой-то мере местоимению второго лица множественного числа «вы». Однако, как мы предполагаем, использование местоимения «вы» по отношению к оппонентам вряд ли будет частотным. Можно выдвинуть гипотезу о том, что это может быть связано с низким уровнем диалогичности современного политического дискурса, отсутствием в ней открытой демократической процедуры диалога (сам президент Путин никогда не участвует в дебатах, даже в предвыборный период).

Однако в настоящей работе речь пойдет о другом местоимении, который при этом не имеет дейектический статус. Дихотомию «свой-чужой» нередко представляют в форме «мы-они», где не так сильно подчеркнута агональность, однако фиксируется разница ориентации, а степень интеграции в первой части выше, чем в первоначальном именовании.

Здесь стоит подчеркнуть диссиметрию между маркированием двух членов оппозиции, которая отражается и на выборе объекта нашего исследования. Обозначение «своих» в языке более грамматикализовано, чем выражение «чужих». Именно поэтому в исследовании в качестве маркера групповой идентичности рассматривается местоимение «мы» в соотнесении с тем референтом, на которого оно указывает. Что же касается выражения идеи «чужих», то местоимение «они» в заголовке статьи носит, скорее, метонимический характер, так как мы будем исследовать все указания на «чужих» - вне зависимости от средства маркировки референтов, относящихся к этой группе.

При этом надо повторить, что «свои» определяются по отношению к говорящему - то есть Путину. Для решения задачи ограничения материала, а именно для концентрации на специально сконструированном дискурсе, будет также проанализировано использование местоимения «я». Нас будет интересовать диахроническое количественное и качественное изменение в употреблении местоимений первого лица и качественное изменение в употреблении слов, обозначающих «чужих»^[46]. Очевидно, что для точного понимания подобной референции необходимо привлечение более широкого контекста, находящегося за пределами анализируемого корпуса.

В тех же целях корпус текстов, послуживших материалом исследования, будет состоять из текстов разного жанра (для отделения политтехнологического конструкта от спонтанной речи и определения уровня диалогичности речи):

– Послание президента Федеральному собранию Российской Федерации;

– Выступление на параде в честь Дня Победы;

– Ответы на вопросы на ежегодной пресс-конференции.[47]

И разного периода (для определения динамики, связанной с общим количеством лет, проведенной у власти и этапом в избирательном цикле):

– 1-й год после избрания (2000, 2012)[48];

– 3-й год после избрания (2006, 2014).

 

Перед нами стоит задача выявления количественных и качественных характеристик употребления местоимений «я», «мы», «вы» и «они» по отношению к политическим сторонникам и политическим оппонентам. В статье представлено корпусное исследование с применением методов количественного и качественного контент-анализа.

 

Характеристика корпуса

 

В итоговый корпус вошли 12 текстов разной длины (самые короткие тексты — выступления на Параде Победы, самые длинные — пресс-конференции). В созданном для проведения исследования корпусе используется только непосредственно речь Владимира Путина, удалены комментирующие замечания редакторов сайта, выступления других лиц и вопросы (это касается, прежде всего, расшифровок пресс-конференций).

Тексты различаются не только количественно, но и качественно. Однако все они относятся к институализированным жанрам, степень дискурсивной свободы говорящего в которых, впрочем, различается. Это связано с функциональностью, заложенной в жанрах этих текстов и, прежде всего, в уровне их ритуализированности, которая, в свою очередь, накладывает ограничения на спонтанность.

Так, речь на параде обладает наибольшими ограничениями в стилистике и содержании текста, связанными с ритуальными функциями, которые она выполняет. Однако сама по себе тема — победа в войне — задает метафорические рамки, внутри которых органично вписывается идея конструирования «своих» и «чужих». В этом смысле Послание к Федеральному собранию хоть и является менее институализированным жанром по своему содержанию (в нем говорящий может сам выбрать приоритетные темы для развития страны, он не обязан говорить, например, в большей степени о внешней политике или, например, о социальных проблемах. Послание задает стратегические рамки развития страны на ближайший год, которые определяются президентом), но тем не менее дает меньше поводов конструировать идентичности, так как выстраивание образа «своего» и «чужого» в стратегических текстах не задано жанром.

Самым свободным, спонтанным можно назвать жанр пресс-конференции, где вопросный ряд (несмотря на свидетельства того, что вопросы отбираются заранее) наиболее непредсказуем, ведь именно он задает общее содержание высказывания.

Кроме того, как отмечалось выше, отобранные тексты отличаются по степени диалогичности. Несмотря на то что все три жанра формально устные и имеют непосредственных адресатов, которые находятся в одном пространстве с адресантом, очевидно, что реальная их диалогичность разная.

Наименее диалогичен жанр речи на параде. Хотя в этом акте коммуникации есть и непосредственные слушатели, которые находятся на Красной площади, аудитория, к которой обращается президент, намного шире: она по идее не ограничивается только гражданами России, но может состоять из граждан бывшего СССР и других народов — участников антифашистской коалиции. Впрочем, и непосредственные адресаты коммуникации, и адресаты-наблюдатели (термин по [Шейгал, 2004]), к которым тоже обращена речь, не имеют возможности высказывания своей позиции. В такой ситуации диалогичность полностью исключена, речь полностью монологична, однако выстраивание пространства смыслов может, тем не менее, идти в рамках заочного диалога, который ведется со сконструированным оппонентом. Например:

(1). «Мы всегда будем беречь эту священную, немеркнущую правду, не допустим предательства и забвения героев, всех, кто, не жалея себя, сохранил мир на планете» (Речь на параде Победы 9 мая 2014г.) [Путин, 2014b].

Здесь мы наблюдаем косвенную диалогичность — полемику с некими политическими силами, которые не называются, но которые пытаются «предать забвению… правду».

В этом смысле жанр послания к Федеральному собранию предполагает более четкого институализированного адресата, который входит даже в название самого жанра. Однако и у послания есть адресат-наблюдатель, который, впрочем, в большей степени обладает признаками косвенного адресата, чем в случае с речью на параде. По мнению Шейгал [Шейгал, 2004], адресат-наблюдатель отличается от косвенного адресата тем, что обращение к последнему не заложено в интенции адресанта. В случае с посланием официально речь должна идти о косвенном адресате, однако в узуальной институализации мы видим больше адресата-наблюдателя, так как послание становится важным информационным поводом для подавляющего числа СМИ. Несмотря на непосредственный контакт адресата с адресантом и потенциальную возможность хотя бы разделенной во времени полемики, на деле депутаты и сенаторы в нее не вступают, что, впрочем, должно стать предметом отдельного лингвистического исследования.

В этом смысле, как говорилось выше, пресс-конференция является наиболее диалогичным жанром по определению. В нем прямой адресат представляет более широкую аудиторию, а сама эта аудитория становится косвенным адресантом, внимание говорящего не сосредоточено на прямом адресате.

Всего в корпусе насчитывается 92 353 словоформы. Из них 2276 словоформы – местоимение мы (2, 5 %), 995 – местоимение я (1, 1%). Данные по местоимению вы в нашем контексте нерелевантны, так как рассматриваемые жанры не предполагают обращения к «чужим» напрямую. Количественная информация по местоимению они не даст нам никакой информации, так как это местоимение может выражать анафору, которая служит для связности текста, а не для референции «чужих». Местоимение они в заглавии статьи используется, скорее, как метафора экспликации «чужого», чем реальный механизм конструирования образа.

Количественный анализ

 

Проведем сопоставительный количественный анализ употребления местоимений первого лица в соответствии с разной классификацией текстов: по времени и по жанрам. В сводной таблице представлены количественные данные по употреблению местоимения 1 лица в 12 анализируемых текстах.

 

Таблица 1

Послание к ФС	Всего слов	Всего «мы»	Процент	Всего «я»	Процент
			1, 8		0, 4
			2, 1		0, 2
			2, 2		0, 4
			2, 1		0, 1
Пресс-конференция
			2, 3		1, 6
			2, 8		1, 0
			2, 5		1, 9
			2, 7		1, 2
Речь на параде Победы
			9, 2		0, 4
			3, 2		0, 2
			2, 4
			4, 1

 

Мы видим, что на пресс-конференциях Путин чаще употребляет местоимение я, чем в текстах других жанров. Из этого следует, что на пресс-конференциях Путин в большей степени выступает в качестве личности, а не в своей институализированной социальной роли, чем в текстах других жанров. При этом процент местоимения мы примерно равен тому, который наблюдается в послании.

Кроме того, в первый год своего президентства (2000 г.) Владимир Путин реже употребляет мы. Это можно проинтерпретировать так, что выстраивание коллективной идентичности тогда еще не было одной из политтехнологических целей Путина, который только осваивался в новой роли и, возможно, не решался говорить от имени некоторой социальной группы. Ниже мы рассмотрим, как менялось значение этого местоимения и коррелирует ли количественное изменение его употребления с его качественными характеристиками.

Исключение составляет речь на параде Победы, где местоимение мы употребляется гораздо чаще, чем на пресс-конференциях и в посланиях. Это связано с жанровыми особенностями этих тестов, в которых функция выстраивания идентичности и интеграции является одной из основных.

Можно заметить еще одну особенность: в текстах, которые были созданы в первый год после выборов, местоимение я употребляется в два раза чаще, чем в текстах того же жанра, но созданных на третий год президентства, что, на наш взгляд, может свидетельствовать о том, что устойчивая позиция и длительное пребывание на посту президента приводит к тому, что социальная роль начинает проявляться в текстах в большей степени, чем личность.

 

Кто такие «мы»?

 

Для качественного анализа употребления местоимения мы в разных текстах мы выяснили референцию каждого вхождения местоимения. В результате получили следующие данные:

 

Таблица 2

 

	Речь на параде	Послание ФС	Пресс-конференция
2000/1	Народ России народы СНГ	Правительство Федеральное собрание	Правительство Государство Страна Федеральный центр
	Народ России	Власть как единство всех ветвей	Правительство Государство Общество Весь мир
	Народ России Государство Весь мир	Власть (как единство) Страна (как единая совокупность)	Правительство Государство Страна СНГ
	Народ России (преемник советского народа)	Государство (как один из участников мирового процесса) Нация (единый субъект)	Правительство Государство Страна

 

Речи на параде Победы обращены не только к присутствующим, но и ко всем гражданам России. В связи с этим, как видно из приведенной таблицы, в них наблюдается только инклюзивное мы, которое расширяет свой референт в связи с изменением адресата. Так, например, в тексте 2012 года Путин обращается не только к российскому народу, но и ко всему человечеству:

(2) «Человечеству пришлось заплатить за это непомерную цену. Но произошло в конце концов то, что и должно было неизбежно произойти: возобладала ответственность и общая решимость победить зло. Перед врагом встали силы единой антигитлеровской коалиции. И мы отдаём дань уважения государствам, которые внесли огромный вклад в разгром общего жестокого врага.

Все мы обязаны помнить, почему началась война, и анализировать её уроки, ведь они по‑ прежнему актуальны. И сегодня хочу подчеркнуть: строгое соблюдение международных норм, уважение государственного суверенитета и самостоятельного выбора каждого народа – это одна из безусловных гарантий того, что трагедия прошедшей войны никогда больше не повторится» [Путин, 2012a].

Здесь выражение «все мы» имеет референтом «человечество», которое упомянуто в первом абзаце. То есть тут Путин, в отличие от текстов предыдущих лет, строит свою идентификацию через отношение ко всему человечеству. Однако после событий марта 2014 года, когда произошел явный переход к стратегии изоляции, апелляции к миру как к коллективному «мы» уже не происходит.

В личностном дискурсе на пресс-конференциях у Путина появляется идентичность, которая отсутствует в более ритуализированных жанрах — правительство, исполнительная власть. При этом, что интересно, такая идентичность отсутствует в подготовленных, неспонтанных текстах послания к Федеральному собранию, кроме самого первого послания. При этом, по идее, коммуникативная ситуация, которая официально стоит за посланием — обращение исполнительной власти к законодательной. Однако на лексическом уровне такая ситуация перестает отражаться в последующие анализируемые годы.

Вообще, тексты послания в плане конструирования идентичности Владимира Путина как президента наиболее интересны, так как в них, с одной стороны, нет таких жанровых ограничений, как в речах на парадах, а с другой – сконструированный дискурс не размывается спонтанной речью, а, значит, полностью отражает политические установки авторов по конструированию идентичности президента как социальной и политической роли. Послания также интересны и тем, что в них наблюдается определенная динамика этого конструирования, что отражается на референции местоимения «мы».

В связи с этим интересно проследить, какая именно референция маркируется в коммуникативно выделенных позициях начала и конца текста.

 

Таблица 3

Послание Федеральному собранию	Начало и конец текста
	Правительство + Федеральное собрание
	Власть
	Страна
	Нация

 

Эта таблица наиболее полно отражает динамику конструирования идентичности президента России за весь срок его пребывания у власти, а соответственно и всю неформальную, юридически не закрепленную конструкцию политической системы России путинского периода. В послании 2000 года появление Федерального собрания в референтном статусе местоимения мы связано с инклюзивным употреблением в значении «мы с вами». Однако затем разделение на исполнительную и законодательную власть в дискурсе исчезает, и Путин начинает говорить от лица власти в целом. Это полностью соответствует политическим процессам, которые происходили в тот период (2006 год). После событий в Беслане (2004 год) начинает активно уничтожаться институт разделения властей и институт федеративности. Государственная дума фактически перестает быть самостоятельным органом власти и принимает решения, подконтрольные исполнительной власти, отменяются выборы губернаторов.

Однако в более поздних посланиях расширяется идентичность президента как не просто представителя недискретной власти, а как представителя страны, а затем и нации (общества и государства в их единстве).

(3) Послание 2000:

«Несмотря на должностные различия, у всех нас есть общий долг» [Путин, 2000b].

(4) Послание 2006:

«Есть огромный потенциал, который надо эффективно реализовать для улучшения жизни людей (Аплодисменты). Без сомнения, мы видим масштаб предстоящей работы. Уверен, мы с этой работой справимся (Аплодисменты)» [Путин, 2006b].

(5) Послание 2012: «У нас в стране исторически сформировалось отношение к жизни таким образом, что мы живём для будущего, для детей. Это, конечно, очень важная и благородная задача и цель. Но выглядит так, что собственная сегодняшняя благополучная жизнь всё время откладывается, откладывается и откладывается на потом. И так у нас было практически всегда, из поколения в поколение. < …> Пришло время кардинально изменить ситуацию к лучшему уже сейчас. Мы делаем это, и мы можем это делать» [Путин, 2012b].

(6) Послание 2014: «Сегодняшнее Послание будет, разумеется, соответствовать и времени, и условиям, в которых мы живём, тем задачам, которые перед нами стоят. Но прежде всего хочу поблагодарить всех вас за поддержку, за единение и солидарность в судьбоносные моменты, когда решается очень многое для будущего нашей страны.

В этом году мы вместе прошли через испытания, которые по плечу только зрелой, сплочённой нации, по‑ настоящему суверенному и сильному государству. Россия на деле доказала, что способна защитить соотечественников, с честью отстаивать правду и справедливость» [Путин, 2014c].

(7) Послание 2014: «Закончу сегодняшнее Послание тем, с чего и начал. В этом году, как это не раз бывало в судьбоносные моменты истории, наш народ ярко продемонстрировал и национальный подъём, и жизненную стойкость, и патриотизм. А сложности, с которыми мы сталкиваемся, создают для нас и новые возможности. Мы готовы принять любой вызов времени и победить» [Путин, 2014c].

Итак, за 14 лет происходит сознательное изменение идентичности президента от человека, говорящего от имени исполнительной власти, к человеку, говорящему от имени нации.

 

Кто такие «они»?

Практически в каждом из исследуемых текстов мы можем найти упоминание «чужих». Часто указание на этих «чужих» дается с агональной окраской, переводящей их из разряда «несвоих» в разряд врагов.

Однако в речи на параде Победы 2000 года мы не находим такие упоминания. Все последующие тексты этого жанра уже полностью нацелены на создание не только образа своих, но и образа чужих.

(8) Речь на параде 2006 г.:

«Те, кто вновь пытается поднять повергнутые стяги нацизма, кто сеет расовую вражду, экстремизм, ксенофобию, ведут мир в тупик, к бессмысленным кровопролитиям и жестокости» [Путин, 2006a].

Этот пассаж полностью отражает существующую в то время политику по борьбе с национализмом, которая, в частности, вылилась в создание «антифашистского» движения «Наши». Речь на параде становится частью общего дискурса по созданию образа врага в виде «националистов». [Колесников, 2006]

Речь на параде 2012 г.:

(9) «И сегодня хочу подчеркнуть: строгое соблюдение международных норм, уважение государственного суверенитета и самостоятельного выбора каждого народа – это одна из безусловных гарантий того, что трагедия прошедшей войны никогда больше не повторится» [Путин, 2012a].

Здесь под чужими понимаются силы, которые не соблюдают международные нормы. Референтно они не определены, однако здесь, как можно предположить, имеются в виду США, которые фигурировали в дискурсе Путина того времени как сторонники создания однополярного мира. Это подтверждается и другими текстами того же периода (см. ниже).

(10) Речь на параде 2014 г. см. пример (1)

В этом тексте «чужой» также не имеет четкой референции, однако здесь имеются в виду и внешние, и внутренние враги — именно в этот период создается закон против фальсификации истории. Поскольку за два месяца до произнесения этой речи было Крым был присоединен к России, что легитимизировалось именно отсылками к истории и, в частности, к роли украинских националистов в ВОВ, тема истории как маркера своих и чужих становится чрезвычайно актуальной [Аншаков, 2014].

В двух других типах текстов мы наблюдаем следующую динамику маркирования «чужих».

 

Таблица 4

Год	«Они»
	Силы с геополитическими целями Боевики-фундаменталисты
	США Неонацисты Исламские фундаменталисты Наследники 90-х
	США Националисты-экстремисты Непримиримая оппозиция из 90х
	США Запад в целом Сепаратисты «Пятая колонна»

 

Как мы видим, за то время, пока Путин находился у власти, прослеживается динамика в конструировании образа врага. Однако в нем заметна определенная последовательная тенденция: наличие внешнего и внутреннего врага.

Конструирование образа внешнего врага проходит путь от называния неких «сил с геополитическими целями» с неопределенной референтностью через закрепление в этом статусе США к возвращению советского образа «Запада» в целом. Неопределенная референция в начале срока Путина свидетельствует о табуированности называния врага, образ которого, тем не менее, существует в сознании носителя дискурса и его адресата.

Процесс конструирования внутреннего врага еще более интересен: он полностью коррелирует с теми политическими процессами, которые происходят в стране.

Если начало 2000-х знаменуется войной в Чечне, которая связана с образом врага как боевика исламистского толка, то в середине 2000-х, когда начинается процесс примирения с кавказскими республиками, на сцену вводятся два новых персонажа, упомянутый уже «националист» и «наследник 90-х», которыми маркируются два крыла формирующейся оппозиции Владимиру Путину — националистическая и либеральная. Интересно наблюдать, что в дискурсе Путина левые движения и партии, которые тоже активно участвуют в оппозиционной деятельности, не маркируются в качестве «чужих». Это, по всей видимости, связано с желанием режима перехватить левую повестку и сконструировать свой образ как образ наследников СССР.

К 2014 году дискурс о внутреннем враге приобретает черты, свойственные сталинскому периоду, откуда заимствуется базовая метафора «пятой колонны». В этом образе смыкаются внутренний и внешний враг, так как «пятая колонна» - это образ внешнего «чужого», который проник внутрь общности «своих». Националисты и исламисты перестают быть актуальными образами, а на их место приходят сепаратисты. Здесь повторяется механизм, который мы наблюдаем в отношении к левым движениям. Действующая власть перехватывает дискурс имперских националистов, с одной стороны, и вовлекает в этот дискурс власти кавказских республик, прежде всего Чечни. Все это требует исчезновения из дискурса имперских националистов и исламистов как врагов.

 

Заключение

 

Анализ дискурса Владимира Путина в работе рассматривается как основа для применения семиотической методики анализа социально-политического конструирования через экспликацию базовой дихотомии «свой-чужой». Путин конструирует новую конфигурацию идентичности, меняет референтный, а затем и денотативный статус своего мы. Если в начале своего правления он говорит от имени правительства, то в конце — от имени нации. Однако такая ситуация прослеживается только в полностью сконструированном дискурсе. В более спонтанной речи мы наблюдаем сохранение идентичности исполнительной власти.

В конструировании «чужих» наблюдается динамика от табуированности внешнего врага к его прямому называнию. При этом называние копирует советский дискурс. Возвращение к советскому дискурсу наблюдается и в создании образа внутреннего врага. При этом к 2014 году в дискурсе исключается упоминание в качестве врагов левых, националистических и исламских сил, так как эти образы, по мнению авторов политического конструкта, должны влиться в образ власти. В качестве основного внутреннего врага остается либеральная оппозиция, которая смыкается с внешним врагом в образе «пятой колонны».

 

Список литературы

Аншаков М. Историческая справедливость и юридические аспекты крымской авантюры. Режим доступа: http: //echo.msk.ru/blog/anshakov/1305558-echo/ (Дата посещения 11.04.2016)

Балашова Л.В. Реализация концепта «Свой-чужой» в российском политическом дискурсе начала XXI века // Политическая лингвистика. – Екатеринбург, 2014. – № 1 (47). – С. 40-50

Васильев А.Д. Свои и чужие в контексте программы «Прямая линия с Владимиром Путиным» (2014 г.) // Политическая лингвистика. – Екатеринбург, 2015. – №4 (54). – С. 18-24.

Колесников А. Борьба нанайских мальчиков с «фашизмом» // РИА «Новости». – М., 2006. – 28 июня. – Режим доступа: http: //ria.ru/authors/20060628/50578117.html (Дата посещения: 11.04.2016.)

Маслова В.А. Введение в культурологию. – М.: Наследие, 1997. – 206 с.

Михалева О.Л. Политический дискурс. Специфика манипулятивного воздействия. – М.: URSS, 2009. – 256 c.

Путин В.В. Большая пресс-конференция Владимира Путина // Президент России. – М., 2014a. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/press_conferences/47250 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Военный парад в честь 67-й годовщины Великой Победы // Президент России. – М., 2012a. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/speeches/15271 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Выступление на военном параде в честь 61-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне // Президент России. – М., 2006a.– Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/23576 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Выступление на параде, посвященном 55-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне // Президент России. – М., 2000a. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/21421 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Парад Победы на Красной площади // Президент России. – М., 2014b. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/speeches/20989 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. – М., 2014c. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/47173 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. – М., 2012b. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/17118 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации // Президент России. – М., 2006b. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/23577 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации // Президент России. – М., 2000b. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/21480 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Пресс-конференция Владимира Путина // Президент России. – М., 2012c. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/press_conferences/17173 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Стенограмма пресс-конференции для российских и иностранных журналистов // Президент России. – М., 2006c. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/23412 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Путин В.В. Стенографический отчет о расширенной пресс-конференции для российских и иностранных журналистов // Президент России. – М., 2001. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/21291 (Дата посещения: 11.04.2016.)

Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культура. – М.: ЯРК, 1997. – 824 с.

Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. – М.: Гнозис, 2004. – 326 с.

Osborn M. Archetypal metaphor in rhetoric: The light-dark family // Quarterly journal of speech. – Falls Church, Va., 1967. – N 53 (2). – P. 115-126.

 

КОНТЕКСТ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ СЕМИОТИКА ПРАЗДНИКА

 

Ж.Р. Сладкевич*

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: