Виды топосов и их семантические индикаторы

⇐ ПредыдущаяСтр 20 из 22Следующая ⇒

На основе модели Тулмина, описанной выше, и классификации, предложенной Водак, был проведен анализ аргументационных схем, используемых в ежегодных посланиях российских президентов Б. Ельцина, В. Путина и Дм. Медведева, адресованных Федеральному Собранию РФ. В политических текстах данного жанра спикер, как правило, затрагивает все наиболее значимые события ушедшего года и обозначает ключевые пункты программы на следующий год, аргументируя необходимость как совершенных, так и предлагаемых политических решений. Таким образом, послания, на наш взгляд, представляют плодотворный материал для анализа топосов. В аналитический корпус исследования были включены тексты президентских посланий за период с 1993 по 2015 годы, что в общей сложности составило 23 документа. В ходе исследования было идентифицировано 16 видов топосов, для каждого из которых определялись характеризующие его семантические категории. Однако появление некоторых из этих топосов носило единичный характер, среди них, например, топос реальности, топос ответственности, топос рациональности, топос правосознания, топос цифр. Для целей нашего исследования наибольший интерес представляли топосы, которые неоднократно встречались в выступлениях хотя бы двух из названных президентов, и частота использования которых в сумме составляла не менее 10 раз за период исследования.Опираясь на данные критерии нами были выделены шесть наиболее повторяющихся в посланиях топосов и проанализированы идентифицирующие их семантические индикаторы: топос всеобщего блага, топос угроз, топос законности, топос демократии, топос истории и топос гуманитарной миссии^{^[68]}. Однако в рамках данной статьи мы опустим топосы всеобщего блага и законности в виду того, что они подробно описаны в уже существующих работах [см.: Wodak, 2011], и остановим свое внимание на тех, которые в литературе описаны в меньшей степени.

ТОПОС УГРОЗ / ОПАСНОСТИявляется устоявшимся представлением о том, что если нечтосоставляет угрозу существования, оно должно быть предотвращено или уничтожено. В данном случае аргументация строится по схеме: поскольку существует такая-то опасность, необходимо совершить такое-то действие [Wodak, 2011, p. 75].

Данный топос – одна из самых распространенных аргументационных схем, используемых политиками всего мира для легитимации принимаемых ими решений. Отечественный публичный дискурс не составляет исключения, и по результатам нашего исследования, в посланиях президентов является одним из наиболее часто применяемых^{^[69]}. Его широкое использование объясняется тем, что он обращается к чувству страха. Как отмечают некоторые авторы, страх является одной из самых эффективных видов эмоций, способных убедить человека принять любые лишения, лишь бы избежать «большего зла» [см.: Reyes, 2011, p. 789]. Таким образом, спикер может добиться легитимации наиболее сложных или малопопулярных решений, влекущих существенные социально-экономические затраты для общества, если сумеет убедить аудиторию, что принимаемые им действия направлены на предотвращение угроз их жизни и стабильности.

Базовыми семантическими индикаторами данного топоса являются такие существительные как угроза, опасность, риск. Например, в послании 2012 г. президент В. Путин обосновывает свою приверженность консервативным взглядам и необходимость введения ответственности за оскорбление чувств верующих через топос угроз:

«Тогда (в последние 10-15 лет – прим. автора) были отброшены все идеологические штампы прежней эпохи. Но, к сожалению, тогда же были утрачены и многие нравственные ориентиры. […] Сегодня это проявляется в равнодушии к общественным делам часто, в готовности мириться с коррупцией, с наглым стяжательством, с проявлениями экстремизма и оскорбительного поведения. И всё это порой приобретает безобразные, агрессивные, вызывающие формы, скажу больше – создаёт долгосрочные угрозы обществу, безопасности да и целостности России» [Путин, 2012].

Данное высказывание имплицитно является реакцией на дело «Пусси Райот», в котором подобные деяния предстают угрозой для российского общества. Согласно топосу угроз, то, что угрожает, должно быть устранено и предотвращено. Следовательно, закон, который предотвратит деяния, подобные делу «Пусси Райот», то есть закон о введении уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих (который вступил в действие в следующем 2013 году), должен быть принят.

Президент Б. Ельцин также довольно часто обращался к топосу угроз при аргументации своей позиции. Например, в послании 1996 г. упомянутый топос используется для обоснования необходимости подписания Беловежских соглашений.

«Стране грозил либо неуправляемый распад, либо военные столкновения при попытках сохранить Союз силой, которые привели бы к последствиям более страшным, чем в Югославии. Беловежские соглашения подводили черту под свершившимся. Они закрепили желание сохранить традиционные отношения дружбы и сотрудничества. Они отражали общее понимание угрозы неуправляемого распада » [Ельцин, 1996].

В данном случае на топос угроз указывают, прежде всего, слова угроза, грозил. Индикаторами выступают также выражения, обозначающие конкретные виды явлений, которые воспринимаются данным обществом как опасность. Например, в цитируемой выше выдержке в качестве угрозы предстает неуправляемый распад, военные столкновения, которые привели бы к последствиям более страшным, чем в Югославии. К числу таких явлений – индикаторов топоса угроз - относятся также категории война, катастрофа, массовые беспорядки, экстремизм, терроризм, агрессивное поведение, разрушение экономики, кризис, разрушительная варварская идеология и другие. Например, в выступлении Б. Ельцина, обосновывающего необходимость нарушения действовавшей тогда Конституции, на топос угроз указывают семантические индикаторы гражданская война и выражение противостояние достигло критической точки:

«Во второй половине 1993 года политическое противостояние на федеральном уровне достигло критической точки, любые попытки найти компромисс уже не давали результата. … Оставалась единственная возможность - прекратить полномочия депутатов, а тем самым формально поступить вопреки отдельным положениям действовавшей тогда Конституции … Но те, кто боялся доверить свою судьбу воле народа, избрали другой путь - прямую вооруженную конфронтацию, ведущую к гражданской войне. Допустить этого было нельзя. Мне пришлось принять трудное, но неизбежное решение» [Ельцин, 1996]^{^[70]}.

Спикер признает, что нарушил положения действующей тогда Конституции, однако, добавляет, что его решение было вынужденным, необходимым и единственно возможным для предотвращения гражданской войны. Тем самым военная угроза легитимирует нарушение норм Конституции.

Характерно, что наименование конкретных угроз, как правило, используется в сочетании с выражениями, обозначающими действия врага, которые также несут в себе указание на характер угрозы, например, стремятся подавить, разрушить, уничтожить, агрессивно навязывают, сеят страх и ненависть, будут взрывать, убивать и другие подобные фразы. Примером может служить выдержка из послания В. Путина 2015 г., в котором топос угроз используется для обоснования вступления в Сирийский военный конфликт:

«Особая опасность для нас исходит от боевиков, которые сконцентрировались в Сирии. [… ] И если окрепнут, победят там, то неизбежно окажутся у нас, чтобы сеять страх и ненависть, взрывать, убивать, мучить людей. И мы обязаны встретить их и уничтожить на дальних подступах. Вот почему было принято решение о военной операции [… ] И в Сирии наши Вооружённые Силы сражаются прежде всего за Россию, отстаивают безопасность именно наших граждан » [Путин, 2015].

В данном случае индикаторами топоса угроз, помимо слова опасность, выступают слова, обозначающие содержание угрозы, а также действия, которые по мнению спикера необходимы для ее предотвращения – уничтожить боевиков на дальних подступах, отстаивать безопасность.

ТОПОС ДЕМОКРАТИИ (или ЛЕГИТИМНОСТИ) – аргументационная схема, опирающаяся на признание (хотя бы формальное) ценности демократии. Иными словами, принятие политического решения обосновывается тем, что оно является выражением народной воли. Аргументация в этом случае строится в виде следующей условной конструкции: если a) народ одобряет данное действие, или b) если это действие демократично (то есть дает власть народу, людям), то оно должно быть совершено. Возможна также обратная схема: если a) народ не одобряет это действие или b) оно недемократично, то оно не должно быть совершено.

Статус демократии в современном мире по-прежнему высок, несмотря на все сложности и кризисы, с которыми данный концепт сталкивается сегодня. Даже авторитарные режимы стремятся репрезентировать себя в глобальном дискурсе как представляющие интересы народа, и зачастую именуют себя именно демократиями, хоть и с особенностями^{^[71]}, что делает данный топос довольно популярным в речах политиков любого режима [Ottaway, 2003]. В посланиях российских президентов он занимает третье место (вместе с топосом законности) по частоте появления, что составляет около 12% от общего количества выявленных аргументационных схем.

На топос демократии указывают, прежде всего, существительные народ, граждане России, наши люди, население (России), общество в сочетании с глаголами, обозначающими действия по выражению волеизъявления народа. Например, народ выбрал, поддержал, решил, просит, хочет, или не желает; наше общество приняло иной путь, жители республики дали ясно понять, что …, десятки миллионов людей разных взглядов высказались за/против …, большинство российских граждан сегодня понимают, что ….Дополнительным указанием на топос демократии является ссылка на использование демократических процедур, таких как выборы, референдум и тому подобное.

Например, Б. Ельцин, обосновывая включение Чеченской республики в состав РФ ссылается на то, что это выбор жителей республики:

17 декабря 1995 года были избраны законный глава Чеченской Республики и депутат Государственной Думы от Чечни. Тем самым жители республики ясно дали понять: они хотят мира, они хотят спокойно жить, иметь нормальную власть [Ельцин, 1996].

К подобной схеме аргументации он прибегал и в 1994 г., обосновывая усиление президентской власти, закрепленное Конституцией 1993 г. ссылкой на то, что это был выбор десятков миллионов людей и сделан он был через демократическую процедуру всенародного голосования:

«Время политической конфронтации прошло. Стране нужна последовательная, созидательная совместная работа. Десятки миллионов людей разных взглядов высказались на всенародном голосовании в декабре 1993 года за Конституцию. Более прочной базы для достижения согласия сегодня в России не найти [Ельцин, 1995].

В. Путин, аргументируя присоединение Крыма, также обращается к топосу демократии, ссылаясь на то, что жители полуострова явно заявили о своем желании присоединиться к России через референдум:

«Конечно, мы не можем сегодня не сказать о тех исторических событиях, которые произошли в этом году. Как известно, в марте этого года в Крыму состоялся референдум, на котором жители полуострова явно заявили о своём желании присоединиться к России» [Путин, 2014a].

Топос демократии характерен и для посланий Дм. Медведева. Например, выступая за отмену денежного залога на выборах, он обосновывал это тем, что “участвовать в выборах или нет - должны решать не деньги, а мнение людей, репутация партии и доверие избирателей к ее программе” [Медведев, 2008]. В данном случае спикер выстраивает аргументацию по схеме: поскольку доверить решение рассматриваемого вопроса мнению людей и доверию избирателей – демократично, то так и должно быть сделано. Таким образом, в основе его аргументации лежит посылка, подразумевающая ценность демократии. В качестве индикаторов топоса демократии здесь выступают выражения должно решать мнение людей и доверие избирателей.

ТОПОС ИСТОРИИ (historia magistravitae) - аргументационная схема, в которой в качестве обоснования выступает ссылка на историческое прошлое, исторические уроки. Исторический опыт в этом случае может репрезентироваться как в негативном, так и в позитивном свете. Аргументация, таким образом, строится по следующей формуле: поскольку история учит нас, что такое-то действие имеет такие-то последствия, то соответственно необходимо совершить это действие или, напротив, воздержаться от него в соответствие с тем, чему учит история.

Топос истории довольно распространен в российском официальном дискурсе^{^[72]} [см.: Малинова^{^[73]}, 2012]. Борис Ельцин, например, в своих публичных выступлениях часто ссылался на негативные события прошлого, тем самым легитимируя свои решения как необходимые для предотвращения повторения отрицательного исторического опыта. Так, значительная часть послания ФС РФ 1996 года посвящена описанию недостатков советской политико-экономической системы, приведшей страну к тяжелому положению, в которой она оказалась в девяностых. В заключении он подчеркивает: « Опыт российской истории заставляет нас отказаться от утопической социальной инженерии, которая ставит придуманную, несбыточную цель, а затем приносит жизни и судьбы людей в жертву ее реализации» [Ельцин, 1996]. Тем самым он легитимирует проведение болезненных, но необходимых реформ и невозможность возвращения к плановой экономике^{^[74]}.

В. Путин, напротив, чаще использует топос истории в позитивном смысле. Например, в ежегодном послании 2003 г. он говорил:

«Хотел бы напомнить: на всем протяжении нашей истории Россия и ее граждане совершали и совершают поистине исторический подвиг. Подвиг во имя целостности страны, во имя мира в ней и стабильной жизни. Удержание государства на обширном пространстве, сохранение уникального сообщества народов при сильных позициях страны в мире – это не только огромный труд. Это еще и огромные жертвы, лишения нашего народа» «... таков тысячелетний исторический путь России. Таков способ воспроизводства ее как сильной страны» [Путин, 2003].

Как отмечает О. Малинова, данное высказывание стало обоснованием его позиции в общественной дискуссии, в рамках которой «огромная территория рассматривается не только как залог величия России, но и как проблема, в частности – как фактор, определяющий «мобилизационный » тип развития страны, сопряженный с некоторыми издержками» [Малинова, 2013, стр. 122]. На топос истории в выделенном эпизоде указывают такие выражения, как на всем протяжении истории, таков тысячелетний исторический путь России, исторический подвиг. Аргументация спикера в данном случае строится по следующей схеме: поскольку именно «таков тысячелетний исторический путь России», то и сейчас народ должен поступать также, то есть любой ценой «удерживать целостность страны».

Семантическими индикаторами топоса истории, как видно из данных примеров, выступают, прежде всего, слова история, прошлое и их производные, а также выражения история учит, история знает много случаев, исторический урок, уроки прошлого, историческая судьба; упоминание исторических событий и дат и их сопоставление с сегодняшними событиями, использование выражений, указывающих на период времени в прошлом (на протяжении семи десятилетий), использование выражений советская Россия, царская Россия и т.п.

Например, при обосновании решения о присоединении Крыма В. Путин использовал не только топос демократии/легитимности (описание кторого было представлено выше), но и топос истории, указывая на огромное историческое значение данного события для русского народа, поскольку именно в Крыму князь Владимир крестил всю Русь.

«Для нашей страны, для нашего народа это событие имеет особое значение. Потому, что в Крыму … находится духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации и централизованного Российского государства. Ведь именно здесь, в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь » [Путин, 2014a]

В данном случае на топос истории указывают старинное наименование российского государства Русь, и местности Корсунь, древний Херсонес, упоминание имени исторической личности Князя Владимира, и сопоставление событий прошлого (крещение Руси) с настоящим.

Дм. Медведев использовал топос истории при аргументации необходимости увеличения президентского срока и срока действия Государственной Думы, ссылаясь на исторический опыт других стран:

«Эти вопросы, начиная уже с 90-х годов, поднимались неоднократно. Эти темы давно обсуждаются. Многие ссылались на историю, которая знает достаточное количество случаев, когда демократические государства изменяли сроки полномочий органов государственной власти» [Медведев, 2008].

ТОПОС ГУМАНИТАРНОЙ МИССИИ основан на принципе ценности человеческой жизни. Построенная на этом топосе аргументация может быть выражена в виде условной конструкции: если какое-то политическое действие/решение направлено на предотвращение или прекращение страданий людей, то оно должно быть совершено.

Данный топос довольно близок по содержанию топосу угроз, поскольку для него присуще использование схожих семантических индикаторов -уберечь, защитить, оградить, помочь, спасти, обеспечить безопасность. Например, в послании 2008 г. Дм. Медведев использует топос гуманитарной миссии для обоснования вторжения в Грузию:

“Подчеркну еще раз: решение о принуждении агрессора к миру и операция, предпринятая нашими военными осуществлялись не против Грузии, не против грузинского народа, а ради спасения жителей республики и российских миротворцев. Для обеспечения прочной и долговременной безопасности народов Южной Осетии и Абхазии [Медведев, 2008].

В данном случае индикаторами являются выражения, указывающие на характер гуманитарных действий – спасение жителей и обеспечение их безопасности. Отличие от топоса угроз состоит в том, что в случае использования последнего спикер акцентирует внимание на описании угроз и их последствий, а также демонизации «Другого», тогда как в топосе гуманитарной миссии большее внимание уделяется описанию действий по спасению людей, как проиллюстрированно выше, или страданий ущемляемой группы. Семантическими индикаторами выступают выражения, описывающие пытки, лишения, страдания людей. При этом позиция спикера репрезентируется как помощь, гуманитарная миссия, миротворческая акция или обязательства, защита прав человека.

Такая стратегия была использована в выступлении В. Путина, сделанном в рамках пресс-конференции от 04 марта 2014 г., и имеющем своей целью обосновать необходимость применения Вооруженных Сил РФ на территории Украины:

«Ещё раз хочу подчеркнуть: мы считаем, что если мы даже примем решение, если я приму решение об использовании Вооружённых Сил, то оно будет легитимным, полностью соответствующим … нашим обязательствам … И это гуманитарная миссия. Мы не претендуем на то, чтобы кого-то порабощать, кому-то диктовать что-то. Но, конечно, мы не сможем остаться в стороне, если увидим, что их начинают преследовать, уничтожать, подвергать издевательствам . Очень бы хотелось, чтобы до этого не дошло» [Путин, 2014b].

В данном случае на топос гуманитарной миссии указывают выражения гуманитарная миссия, и перечисление тех страданий, которые люди могут понести: их начинают преследовать, уничтожать, подвергать издевательствам.

Некоторые выводы

Безусловно, в дискурсе топосы разных видов тесно переплетаются друг с другом. Спикер может использовать совместно два или три топоса для усиления своей аргументации. Например, топос угрозы нередко поддерживается топосом гуманизма или всеобщего блага, а топос истории топосом демократии, что было упомянуто ранее.

В целом, описанный выше метод анализа топосов представляется весьма продуктивным для исследований политического дискурса, поскольку, позволяет выявить его семантические и аргументационные особенности и предоставляет адекватный инструментарий для их описания. Систематический анализ топосов и идентификация их семантических индикаторов дает возможность выявить характерные особенности национальных политических дискурсов, а также определить степень эффективности политической риторики.

Вместе с тем, следует учитывать, что любой дискурс представляет собой совокупность различных стратегий, которые тесно связаны между собой и отчетливо различимы только при их деконструкции. Например, очень часто при аргументации (особенно в случаях применения топоса угроз) своей позиции спикер использует стратегию номинализации, усиливая, тем самым, свои аргументы. Все эти особенности должны учитываться при анализе и верификации результатов дискурс-анализа.

Список литературы

Ельцин Б. Послание Федеральному Собранию РФ. – М., 1995. – 16 февраля. – Режим доступа: http: //www.intelros.ru/2007/02/05/poslanie_prezidenta_rosii_borisa_elcina_federalnomu_sobraniju_rf_o_dejjstvennosti_gosudarstvennojj_vlasti_v_rossii_1995_god.html (Дата посещения: 17.01.2016.)

Ельцин Б. Послание Федеральному Собранию РФ. – М., 1996. – 23 февраля. – Режим доступа: http: //artlibrary2007.narod.ru/poslanii_prez.html (Дата посещения: 15.05.2015.)

Курилова А.Д. Топосы (Loci Topici) в интерпретации нижегородской рукописной риторики // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – Нижний Новгород, 2013. – № 1 (1). – С. 361–363.

Малинова О.Ю. Проблема политически «пригодного» прошлого и эволюция официальной символической политики в постсоветской России // Политическая концептология. –Ростов-на-Дону, 2013. – №1. – С. 114-130.

Малинова О.Ю. Политическое использование прошлого как инструмент символической политики: эволюция дискурса властвующей элиты в постсоветской России // Политэкс. – СПб., 2012. – №4, Т. 8. – С. 179-204.

Малинова О.Ю. Тема прошлого в риторике президентов России // Pro et Contro. –М., 2011. – Май–август. – С. 106-122.

Медведев Д.А. Послание Федеральному Собранию РФ // Президент России. – М., 2008. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/1968 (Дата посещения: 16.05.2015.)

Прокофьева В.Ю. Категория пространство в художественном преломлении: локусы и топосы // Вестник Оренбургского государственного педагогического университета. – Оренбург, 2005. – №11. – С. 87-94.

Путин В.В. Послание Федеральному Собранию РФ // Президент России. – М., 2003. – Режим доступа: http: //kremlin.ru/events/president/transcripts/21998 (Дата посещения: 15.05.2015.)

Путин В.В. Послание Федеральному Собранию РФ // Президент России. – М., 2012. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/news/17118 (Дата посещения: 15.05. 2015.)

Путин В.В. Послание Федеральному Собранию РФ // Президент России. – М., 2014a. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/47173 (Дата посещения: 16.05.2015.)

Путин В.В. Послание Федеральному Собранию РФ // Президент России. – М., 2015. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/transcripts/messages/50864 (Дата посещения: 25.01.2016.)

Путин В.В. Владимир Путин ответил на вопросы журналистов о ситуации на Украине // Президент России. – М., 2014b. – 4 марта. – Режим доступа: http: //www.kremlin.ru/events/president/news/20366 (Дата посещения: 17.01.2016.)

Филиппова К. А. Лингвистика текста. – СПб: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2003. – Режим доступа: http: //www.studfiles.ru/preview/3849573/ (Дата посещения: 20.01.2016.)

Фомин И.В. Возможности анализа репрезентаций государственных образований в политических дискурсах (на примере образа Косова) // Полис. Политические исследования. – М., 2014. – №2. – С. 124-137.

Amossy R. Argumentation and discourse analysis // The discourse studies reader: Main currents in theory and analysis / Eds. E. Angermuller, D. Maingueneau, R. Wodak.– Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2014. – P. 297-305.

Bermejo-Lique L. Toulmin's model of argument and the question of relativism // Arguing on the Toulmin model. New essays in argument analysis and evaluation / Eds. D. Hitchcock, B. Verheij. – Dordrecht: Springer, 2006. – P. 71-87.

Dijk T.A., van. Critical discourse analysis and nominalization: Problem or pseudo-problem? // Discourse and society. – Barcelona, 2008. – Vol. 9, N 6. – P. 821-828.

Edelman M. Language, myths and rhetoric // Society. – N.Y., 1998. – N1. – P. 131-139.

Eemeren F.H., van, Houtlosser P., Henkemans A.F.S. Argumentative indicators in discourse. A pragma-dialectical study. – Dordrecht: Springer, 2007. – 234 p.

Kwon W., Clarke I., Wodak R. Micro-level discursive strategies for constructing shared views around strategic issues in team meetings // Journal of management studies. – Oxford, 2014. – Vol. 51, Is. 2. – P. 265-290.

Moeschler J. Argumentation and connectives. How do discourse connectives constrain argumentation and utterance interpretations // Interdisciplinary studies in pragmatics, culture and society, perspectives in pragmatics, philosophy and psychology 4 / A. Capone, J.L. Mey (eds.). – Cham: Springer, 2016. – P. 653-675.

Ottaway M. Democracy challenged: The rise of semi-authoritarianism. – Washington, DC: Carnegie endowment for international peace, 2003. – 147 p.

Reyes A. Strategies of legitimization in political discourse: From words to actions // Discourse and society. –Barcelona, 2011. – Vol. 22. – P. 781-807.

The discursive construction of national identity / Ed. Wodak R. – Edinburgh: Edinburg univ. press, 2009. – 288 p.

Wodak R. The discourse-historical approach // Critical discourse analysis: Concepts, history, theory / Ed. Wodak R. – L.: Sage, 2011. – P. 63-93.

Wodak R., Iedema R. Constructing boundaries without being seeing: The case of Jorg Haider, politician // Revista Canaria de Estudios Ingleses. – San Cristobal de la Laguna, 2004. – N 49. – P. 157-178.

Zagar I.Z. Topoi in critical discourse analysis // Lodz papers in pragmatics. – Lodz, 2010. – N 6.1. – P. 3-27.

А.О. Ионова*

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 192021 22 Следующая ⇒