Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Глава двенадцатая. О ТОМ, КАК БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ ПРОЗОРЛИВОСТИ И ЛОВКОСТИ СПАРТАК ДОВЕЛ ЧИСЛО СВОИХ СТОРОННИКОВ С ШЕСТИСОТ ЧЕЛОВЕК ДО ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ



Как только весть о поражении когорт Сервилиана, отправленных дляпреследования гладиаторов, бежавших из Капуи, облетела соседние города, повсей Кампанье поднялась сильная тревога; все были ошеломлены, узнавподробности разгрома легионеров. Нола, Нуцерия, Геркуланум, Байи, Неаполь, Мизены, Кумы, Капуя и другиегорода этой плодороднейшей провинции спешно готовились к обороне; вооруженные граждане дни и ночи стояли на страже у городских ворот и набастионах. Помпея, стены которой были снесены, не дерзнула оказатьсопротивление гладиаторам, не раз появлявшимся в городе запродовольствием. К удивлению жителей, они вели себя не как враги или толпадикарей, а как самое дисциплинированное войско. Тем временем префекты городов слали одного за другим гонцов к МеттиюЛибеону, префекту всей провинции, требовали принятия безотлагательных мерпротив растущей опасности. Растерявшийся, перепуганный Меттий, в своюочередь, посылал гонцов в римский сенат, заклиная его поскорее направитьподкрепление. В Риме, по-видимому, не были склонны серьезно считаться с бунтомгладиаторов. Только Сергий Катилина и Юлий Цезарь понимали, насколькозначительно и опасно это восстание рабов; им были известны его корни, всеего нити и размах, они знали и храбрейшего вождя гладиаторов. Кроме них, никто не думал о когортах, наголову разбитых гладиаторами, тем более чтосолдаты, спасшиеся бегством, рассказывая подробности сражения, с некоторымоснованием обвиняли во всем самонадеянного и невежественного трибунаСервилиана, прозванного ими в насмешку " маленьким Варроном". С другойстороны, Рим в это время вынужден был вести войны с более серьезными иопасными врагами: против его владычества восстала почти вся Испания воглаве с бесстрашным и осторожным Серторием. Храбрость юного Помпея итактика старого, опытного Метелла пасовали перед его умом и смелостью.Одновременно против римлян выступил и могущественный Митридат; он жеразбил Марка Аврелия Котту, бывшего в том году консулом вместе с ЛуциемЛицинием Лукуллом. Хотя консул Лукулл находился еще в Риме, все его помыслы былинаправлены на то, чтобы собрать назначенные для похода легионы и выступитьпротив Митридата, победы которого тревожили Рим и сенат; с одобрениясената Лукулл послал в Кампанью против гладиаторов храброго и опытноготрибуна Клодия Глабра, дав ему для борьбы с восставшими шесть когорт, тоесть около трех тысяч легионеров. Пока Клодий Глабр снаряжал отданные в его распоряжение когорты, чтобывыступить против гладиаторов, последние умело воспользовались плодамисвоих побед: за двадцать дней число их с шестисот, каким оно было в деньсражения с Титом Сервилианом, возросло до тысячи двухсот теперь уже хорошовооруженных воинов, готовых отдать свою жизнь за дело свободы. Спартак, прекрасно зная боевые порядки греческих фаланг, фракийскоговойска, армий Митридата, а также и латинских легионов, в рядах которых онсражался, был страстным приверженцем римского строя и полагал, что нетлучшей и более разумной тактики, чем тактика римлян, этого поистиненарода-воина. Бесчисленные победы латинян над презирающими смерть иотлично владеющими оружием народами он приписывал прежде всего дисциплине, боевому порядку и структуре римских легионов, а завоевание Римом почтивсего мира - военной доблести латинян. Спартак, как это уже было сказано, старался создать и сформироватьвойско гладиаторов, следуя принципам боевого строя и порядков римскоговойска. И когда после победы над Титом Сервилианом он вступил в Помпею, тозаказал значок для первого легиона гладиаторов. На древке, там, где уримлян был укреплен орел, Спартак велел прикрепить красную шапку -головной убор рабов, которых господа их собирались отпустить на свободу; под шапкой он велел прибить небольшое бронзовое изображение кошки, потомучто кошку - самое свободолюбивое животное, согласно мифологии, - помещали, как символ, у ног статуи Свободы. Кроме того, по римскому же обычаю, онназначил значки и центуриям; к древку были прикреплены две соединенныеруки, тоже из бронзы, а под ними - маленькая Шапка с двумя номерами -когорты и легиона. Спартак, хотя и смог выступить лишь с небольшимвооруженным отрядом, нисколько не сомневался, что к нему присоединятся всегладиаторы Италии и что со временем возглавляемая им армия будет иметьмного легионов и много когорт. Обосновавшись на Везувии и прилегающих к нему равнинах, Спартакежедневно и подолгу заставлял свои отряды упражняться и изучатьтактические приемы римских легионов: раздвигать и смыкать ряды, сходитьсяв намеченном пункте, делать обходные маневры, поворачиваться направо иналево, строиться в колонну и в три боевые линии, из третьей, перейдячерез вторую, занимать место в первой линии и т. д. Собрав трубы ибукцины, отнятые у легионеров Сервилиана, Спартак составил оркестртрубачей и научил их трубить утреннюю зорю, сбор и сигнал к атаке. Таким образом, Спартак с прозорливостью истинного полководца с пользойупотребил время, которое поневоле дал ему противник, и занялся обучениемсвоих солдат военному мастерству, тактике ведения боя: он готовилсяоказать упорное сопротивление врагу, нападения которого ожидал со дня надень. Действительно, Клодий Глабр не замедлил явиться. Собрав свои когорты, он ускоренным маршем двинулся против гладиаторов. Энергично поддерживая строжайшую дисциплину среди своих воинов, Спартакв короткое время завоевал симпатии местных пастухов и дровосеков; поэтомуеще за сутки до появления Клодия он уже знал, что враг подходит и сколькоу него войска. Спартак понимал, что тысяча двести воинов - силанедостаточная для сражения в открытом поле против трех с лишним тысячримских легионеров. Он отступил в свой лагерь на Везувий и здесь сталожидать неприятеля. Атака, по всей видимости, должна была начаться после полудня, вдвадцатый день пребывания гладиаторов на Везувии. Примерно около этогочаса манипул легко вооруженных пехотинцев, рассыпавшись цепью по лесу, тянувшемуся по обеим сторонам тропинки, и медленно взбираясь вверх, приблизился к лагерю гладиаторов и стал осыпать его стрелами. Норасстояние, отделявшее стрелков от лагеря, было значительным, и стрелысущественного вреда не причиняли; несколько гладиаторов, в том числе иБорторикс, были ранены. Самому неприятелю почти не причинил вреда градкамней, которые метали гладиаторы, - легионеры укрывались за деревьями, ав тот момент, когда Спартак приготовился выйти из лагеря и атаковать их, пращники вдруг быстро отошли, совершенно прекратив наступление. Фракиецпонял, что поражение Сервилиана послужило хорошим уроком новому полководцуримлян, научив его считаться как с местоположением, так и тактикойнеприятеля. Спартаку было ясно, что атаки против его лагеря, подобныепервой, больше не повторятся. Клодий прибегнет к иному маневру: онпостарается выманить гладиаторов с площадки для того, чтобы сразиться сними в выгодных для римлян условиях. Именно с этой целью Клодий послал легкую пехоту наверх разведать, всели еще гладиаторы находятся в своем лагере. Удостоверившись в этом, Клодий, прекрасно знавший эти края - во время гражданской войны онсражался здесь под начальством Суллы и прошел всю Кампанью, - потирал себеруки и с улыбкой удовлетворения, которая редко появлялась на его толстыхстрогих губах и так не шла к его загорелому сердитому лицу, воскликнул: - Значит, мышь в западне!.. Через пять дней все они сдадутся на милостьпобедителя. Окружавшие его центурионы и оптионы недоуменно смотрели друг на друга, не понимая слов трибуна; но вскоре все стало ясно: Клодий привел с собоюдве тысячи человек; третью тысячу он оставил на широкой консульской дорогеу подошвы горы под начальством центуриона Марка Валерия Мессалы Нигера; своим четырем когортам он приказал следовать дальше вверх по склонуВезувия, до того места, где начинались леса и вместо дороги шла извилистаятропинка, по которой только и можно было проникнуть в лагерь гладиаторов.Там он остановил свое войско и, выбрав удобное место, приказал разбитьлагерь. Вслед за этим он немедленно послал одного из помощников центурионак Валерию Мессале Нигеру с приказанием точно осуществить заранееусловленный маневр. Марку Валерию Мессале Нигеру, которому предстояло через девять летпосле описываемых нами событий стать консулом, было тогда не болеетридцати трех лет; он отличался смелостью, честолюбием и жаждал военныхотличий. Во время гражданской войны Мессала сражался в войсках Суллы ипроявил там доблесть, а за четыре года до выступления гладиаторовотправился с Аппием Клавдием Пульхром в Македонию сражаться противнедовольных Римом провинций, главным образом против фракийцев, которыеподнялись на борьбу с невыносимым гнетом римлян. За храбрость, проявленную Валерием Мессалой в сражении на Родопскихгорах, он был награжден гражданским венком и званием центуриона. Немноговремени спустя хилый Аппий Клавдий Пульхр умер, война прекратилась, имолодой Мессала вернулся в Рим. В тот день, когда в Рим прибыли вести овосстании гладиаторов, Мессала готовился следовать за консулом Лукуллом кЧерному морю. Но так как Лукулл собирался отправиться в эту экспедицию нераньше весны, Мессала испросил разрешение следовать за Клодием Глабром ипринять участие в карательной экспедиции против гладиаторов. НадменныйВалерий Мессала принадлежал к числу тех патрициев, у которых одна лишьмысль о войне с гладиаторами вызывала улыбку жалостливого презрения. К жажде славы у Мессалы Нигера в данном случае примешиваласьбезудержная ненависть к Спартаку. Он был родственником Валерии Мессалы, вдовы Суллы, и, когда до него дошли вести о ее любовной связи со 'Спартаком, он воспылал безумным гневом, считая эту связь позором; он непожелал больше видеть свою родственницу, а Спартака возненавидел всемифибрами души, считая, что подлый гладиатор осквернил имя Мессалы. Получив приказ трибуна Клодия Глабра, Мессала Двинулся со своими двумякогортами вдоль подножия Везувия, огибая гору. Через несколько часов ондостиг склона, обращенного в сторону Нолы и Нуцерии, затем вышел на плохуюгорную дорогу, по которой его войска шли до тех пор, пока она необорвалась среди пропастей, скал и обвалов. Здесь Мессала остановилкогорты и приказал разбить лагерь. Мы не станем описывать, как оба римских отряда, один по одну сторонугоры, другой по другую, за два часа с небольшим соорудили лагеря, какобычно, квадратной формы, окружили их рвом, а с внутренней стороны -земляным валом, защищеннным вверху густым частоколом. Быстрота, с которойримляне строили свои прекрасно укрепленные лагеря, всем известна похвалебным описаниям историков и военных специалистов, и нам осталось бытолько повторять эти восхваления. Итак, Клодий Глабр с одной стороны Везувия, а Мессала Нигер - с другойк вечеру расположились со своими войсками и заперли оба имевшихся враспоряжении гладиаторов выхода из их лагеря. Теперь римские когорты поняли план своего предводителя; они ликовалипри мысли, что мышь действительно оказалась запертой в мышеловке. Предусмотрительный и осторожный Клодий послал только одну тысячучеловек охранять тропинку, ведшую к Ноле: он знал, что почти отвеснаякрутизна горы с этой стороны была очень серьезным препятствием спускугладиаторов. Главные же силы он сосредоточил у дороги со стороны Помпеи; здесь спуск был несравненно удобнее, и, вероятнее всего, именно здесьследовало ожидать атаку. На заре следующего дня Спартак, обходя по своему обыкновению площадку, увидел под скалами, обращенными к Ноле, лагерь врагов и, хотя еще незаметил лагеря Клодия - его закрывали леса, - все же заподозрил что-тонедоброе. Решив выяснить положение, он во главе двух манипул сталспускаться по тропинке, ведущей к Помпее. Не прошел он и двух миль, какего авангард обнаружил часовых римского лагеря и обменялся с ниминесколькими дротиками и стрелами. Спартак остановил свой отряд, а самнаправился к тому месту, где находился его авангард, и тут перед глазамипораженного гладиатора предстал римский лагерь во всей его грозной мощи. Спартак побледнел и, не произнеся ни слова, устремил глаза наподымающийся перед ним вал, который произвел на него такое впечатление, какое на заживо погребенного при пробуждении произвело бы прикосновение кхолодной и тяжелой крышке гроба. Римские часовые при первом появлении авангарда гладиаторов подалисигнал тревоги, тотчас же из лагеря выступила одна центурия и двинуласьвперед, пуская стрелы в Спартака. Фракиец, поняв, что гладиаторы запертыврагом и обречены на верную гибель, не двигался, не замечал дротиков, падавших со свистом вокруг него, хотя любой мог его поразить. Его пробудил от оцепенения декан авангарда, сказав: - Спартак, что же нам делать? Идти вперед и сразиться или отступать? - Ты прав, Алкест, - печально ответил фракиец. - Надо отступать. Авангард возвращался быстрым шагом, вслед за ним медленно шел Спартак кдвум ожидавшим его манипулам. В глубокой задумчивости он повел их обратно. Римская центурия некоторое время преследовала гладиаторов, осыпая ихстрелами, но вскоре получила приказ вернуться в лагерь. Взойдя на площадку, Спартак призвал к себе Эномая и Борторикса, которыйхотя и был ранен, но не утратил уверенности и рвения; были приглашены идругие наиболее опытные и храбрые военачальники. Фракиец повел их всех понаправлению к Ноле. Он показал им раскинувшийся внизу неприятельскийлагерь, объяснил, в каком критическом положении они оказались, и спросил, что, по их мнению, следовало бы предпринять в таких трудныхобстоятельствах. Мужественный, презирающий смерть и безрассудно горячий Эномай крикнул: - Клянусь эриниями, что нам только и остается обрушиться с яростьюдиких зверей на каждый римский лагерь. Тысяча погибнет, а двестипробьются! - Если бы это было возможно! - произнес Спартак. - А почему это невозможно? - спросил полный решимости германец. - Подобная мысль промелькнула и у меня. Но принял ли ты в расчет, чтовражеские лагеря расположены как раз там, где крутые и обрывистыетропинки, ведущие из нашего лагеря, выходят на свободную, открытуюместность? Подумал ли ты, что ни с той, ни с другой стороны мы не можемразвернуть фронт больше, чем в десять воинов? Нас тысяча двести человек, аучаствовать в сражении смогут не больше двадцати человек. Довод Спартака был настолько убедителен и все его соображения такправильны, что Эномай опустил голову на грудь и глубоко вздохнул. Вокругних, безмолвные, подавленные, стояли гладиаторы. - Да и продовольствия у нас хватит всего лишь на пять, шесть дней, -продолжал Спартак. - Ну... а потом? Вопрос, заданный Спартаком печальным и мрачным тоном, встал перед егосоратниками во всей своей неоспоримой и угрожающей силе, гнетущий, неумолимый, страшный вопрос. Вывод был слишком ясен. Семь, восемь, десять дней еще можно было быпродержаться здесь... А потом?.. Выхода не было... Либо сдаться, либо умереть... Долго длилось скорбное молчание двадцати мужественных гладиаторов, длякоторых было горько и мучительно сознавать крушение всех надежд, поддерживавших их существование в течение пяти лет, согревавших кровь в ихжилах, одухотворявших их жизнь. Как ужасно было видеть такой жалкий конецих дела в тот момент, когда, казалось, победа была близка, торжествообеспечено! Что значила смерть в сравнении с таким страшным несчастьем? Спартак первый прервал это мрачное молчание: - Пойдемте со мной, обойдем эту площадку и внимательно посмотрим, ненайдется ли какой-нибудь путь к спасению, нет ли еще какого-нибудьспособа, каким бы трудным и опасным он ни был, выйти живыми из этоймогилы, даже если только сотне из нас удастся избежать смерти, а всеостальные погибнут ради торжества нашего святого дела. В сопровождении своих соратников Спартак, безмолвный, сосредоточенный, начал обход лагеря. Время от времени он останавливался; он походил в этиминуты на льва, запертого в железной клетке, когда он, рыча и фыркая, ищетспособа сломать решетку своей темницы. Гладиаторы подошли к тому месту, где стеной высились отвесные скалы, отделявшие площадку от вершины горы. Спартак посмотрел на эту страшнуюкрутизну и прошептал: - Белка и та не поднялась бы! - И, подумав минуту, добавил: - А если быдаже мы поднялись?.. Мы только усугубили бы опасность положения. Наконец предводители гладиаторов дошли до южного конца площадки иостановились у края глубокой пропасти, пытаясь определить на глаз ееглубину. Но тотчас почти все в ужасе отвели глаза от этойголовокружительной бездны. - Тут только камни могут достигнуть дна, - сказал один из начальниковманипул. Неподалеку сидели на земле десятка два гладиаторов-галлов и с большойловкостью плели щиты из толстых ивовых прутьев, которые они затемобтягивали кусками твердой кожи. Блуждающий взгляд Спартака, все ещепогруженного в свои мысли, случайно упал на щиты, на эти примитивныеизделия товарищей по несчастью. Сначала глаза его машинально задержались на этих щитах, и он безотчетнорассматривал их. Видя, что Спартак пристально смотрит на щиты, один из галлов, улыбаясь, сказал: - Кожаных и металлических щитов у нас в лагере наберется не большесемисот, и чтобы снабдить остальных пятьсот воинов щитами, мы и решилисделать, ну, хотя бы такие... Мы их будем делать... пока у нас хватиткожи. - Гез и Тетуан щедро вознаградят вас в будущей жизни! - воскликнулСпартак, тронутый любовной заботой бедных галлов: они отдавали делуосвобождения угнетенных даже в минуты отдыха все свои силы и способности. После короткого молчания, когда Спартак, как будто позабыв о своихзаботах, ласково смотрел на молодых галлов и их работу, он спросил: - А много ли у вас осталось кожи? - Нет, немного, десятка на два щитов. - Вот эту кожу мы достали в Помпее, когда в последний раз ходили туда. - Жаль, что воловьи шкуры не растут в лесах, как ивовые прутья! Глаза Спартака снова устремились на эти толстые, крепкие и гибкиепрутья; небольше кучки их лежали около новоявленных оружейников. Фракийца поразили последние слова галла, в ответ на его вопрос онвстрепенулся и, точно готовясь к прыжку, нагнулся к земле и набрал горстьивовых прутьев. И вдруг, просияв от радости, он во всю мощь своего голосакрикнул: - О, клянусь Юпитером, всеблагим и величайшим Освободителем, мыспасены! Эномай, Борторикс и другие центурионы, оптионы и деканы, ошеломленныеэтим возгласом, повернулись к Спартаку. - Что ты сказал? - спросил Эномай. - Мы спасены? - переспросил Борторикс. - Кто же нас спасет? - задал вопрос еще кто-то. - Кто сказал?.. - Каким образом? Спартак молчал, внимательно рассматривая прутья. Наконец он повернулсяк товарищам и сказал: - Вы видите эти прутья? Мы из них сделаем нескончаемо длинную лестницу, верхний конец прикрепим к этой скале и спустимся по одному вот в этоглубокое ущелье, а из него выйдем внезапно в тыл римлянам и изрубим их вкуски. Грустная улыбка сомнения скользнула по лицам почти всех сопровождавшихего товарищей, а Эномай, безнадежно покачав головой, сказал: - Спартак, ты бредишь! - Сплести лестницу в восемьсот - девятьсот футов длиной? - недоверчивоспросил Борторикс. - Для того, кто сильно захочет, - твердо и уверенно возразил Спартак, -нет ничего невозможного. Напрасно вас смущает мысль об этой лестнице: настысяча двести человек, и мы сплетем ее за три часа. Вселяя своей горячей верой и убежденностью энергию и бодрость и востальных, рудиарий послал четыре манипула гладиаторов, вооруженныхтопорами, в соседние леса заготовить прутьев потолще, чтобы они подходилидля намеченной цели. Остальным он приказал разместиться на площадке по манипулам, в дваряда, захватив с собой все имеющиеся в лагере веревки, повязки, ремни, пригодные для связывания отдельных частей той необыкновенной лестницы, которую предполагалось соорудить. Меньше чем через час посланные за ивовыми прутьями гладиаторы сталивозвращаться группами по восемь, по десять, по двадцать человек. Ониприносили громадные вязанки, и Спартак первый стал сплетать толстые стеблиивняка, приказывая всем принять участие в этой работе. Одни подготовлялиматериал, другие связывали, третьи складывали готовые части необыкновеннойлестницы, которая должна была принести им спасение., Все работали с величайшим усердием, вполне сознавая всю опасностьнависшей угрозы. На площадке, где одновременно работала тысяча воинов, царили порядок и тишина. Лишь изредка раздавались вполголоса просьбы опомощи или совете: все старались как можно лучше выполнить общее дело. За два часа до захода солнца лестница длиною почти в девятьсот футовбыла наконец готова. Тогда Спартак приказал четырем гладиаторам развернутьее: он хотел сам осмотреть каждое звено лестницы, проверить прочность иправильность соединения. По мере того как Спартак просматривал и ощупывалодно за другим все звенья лестницы, четыре гладиатора сматывали ее. Когда наступили сумерки, Спартак приказал лагерю сняться, соблюдаяполную тишину; каждый полуманипул должен был связать свое оружие всевместе, потому что во время предстоявшего спуска людей нельзя былообременять никакой лишней тяжестью. Скрученную по его приказу веревку изполос различных тканей Спартак велел прикрепить к связке оружия первогополуманипула, с тем чтобы, когда воины этого полуманипула, спускаясь поодному, достигнут дна пропасти, связка с оружием опустилась бы туда наконце этой веревки. Затем Спартак приказал прикрепить к нижнему концу лестницы два огромныхкамня и распорядился опустить ее потихоньку вдоль отвесных обрывов, являвшихся стенами пропасти. Фракиец разумно рассудил, что этой меройпредосторожности он добьется двух результатов, одинаково важных для того, чтобы этот бесконечно трудный спуск закончился удачно. Во-первых, вес двухбольших камней был больше, чем вес любого атлета, и если бы лестница, ккоторой привязали эти камни, дошла без разрывов до дна пропасти, этооказалось бы гарантией благополучного спуска людей. Во-вторых, камни будутпрочно держать лестницу на дне бездны и ослабят опасное колебание, котороебыло неизбежно вследствие гибкости хрупкого и легкого сооружения, котороепод тяжестью людей стало бы качаться. Когда все было сделано и тьма вокруг горы стала сгущаться, Эномайпервым начал готовиться к опасному спуску. Гигант-германец ухватился руками за верхушку скалы, к которой былпрочно привязан другой конец лестницы; он был немного бледен: этот спускбыл таким видом опасности, которой ему еще никогда не приходилосьподвергаться, и против бездонной скалистой пропасти ничего не моглисделать ни сила рук, ни неукротимая энергия духа; мужественный великанпошутил при этом: - Клянусь всеведением и всемогуществом Вотана, я думаю, что дажеГеллия, самая легкая из Валькирий, не чувствовала бы себя в полнойбезопасности при этаком необыкновенном спуске! Пока он произносил эти слова, его гигантская фигура постепенноскрывалась за скалами, окружавшими пропасть; вскоре исчезла и его голова.Спартак, согнувшись, следил за ним, и при каждом колебании, при каждомпокачивании лестницы по всему его телу пробегала дрожь. Он был оченьбледен; казалось, что всем своим существом он прикован к этой невиданнойподвижной лестнице. Гладиаторы столпились у края площадки, точно их притягивала мрачнаябездна. Те, что стояли позади, поднимались на носки и смотрели на скалу, ккоторой была привязана лестница; все стояли неподвижно и безмолвно, и вночной тишине слышалось лишь тяжелое дыхание тысячи двухсот человек, чьяжизнь и судьба в этот миг зависели от хрупкой снасти из ивовых прутьев. Сильное, размеренное колыхание и вздрагивание лестницы отмечало всеувеличивающееся число ступеней, преодолеваемых Эномаем, и гладиаторы втревоге считали их. Волнообразное колебание лестницы длилось не больше трех минут, ногладиаторам эти три минуты показались тремя олимпиадами, тремя веками.Наконец колебание прекратилось, и тогда на площадке тысяча людей, движимыхединым порывом, единой мыслью, повернулась в сторону пропасти и напрягласлух, - неописуемые чувства отражались на их лицах. Прошло несколько мгновений; у тысячи гладиаторов замерло в грудидыхание, и вдруг послышался глухой голос - сперва он казался неясным, далеким, но, постепенно усиливаясь, становился звонким, как будто бычеловек, которому он принадлежал, быстро приближался. Он кричал: - Слушай!.. Слушай!.. Из тысячи грудей вырвался мощный, как завывание бури, вздох облегчения, ибо донесшийся крик был условленным сигналом: Эномай благополучноспустился на дно пропасти. Тогда гладиаторы с лихорадочной поспешностью, каждый стараясь быть какможно более ловким, начали один за другим спускаться по удивительнойлестнице, которая - теперь это всем было ясно - спасала их от смерти ивозвращала к жизни, вела от позорного крушения к славной победе. Спуск длился целых тридцать шесть часов, и лишь на рассвете второго днявсе оказались внизу, на равнине. На горе остался только Борторикс; онспустил вниз оружие последнего манипула и связки с косами, топорами, трезубцами, которые Спартак приказал взять с собой и хранить: ими можнобыло временно вооружать товарищей, присоединявшихся к восставшим. Наконецспустился и Борторикс. Невозможно описать, как велика была благодарность гладиаторов и какбурно они изъявляли свою любовь и преданность Спартаку, чьей мудройдогадливости они были обязаны жизнью. Но Спартак просил их соблюдать тишину и каждому манипулу велел укрытьсяв окружающих ущельях и скалах и ждать там наступления ночи. Бесконечно долгими показались эти часы нетерпеливым воинам; но вотсолнце стало склоняться к западу, и едва лишь стали меркнуть лазурныекраски небосвода, две когорты гладиаторов вышли из своих укромных убежищ, построились и, двигаясь с величайшими предосторожностями, молчанаправились - одна, под началом Эномая, к морскому берегу, другая, подкомандой Спартака, по направлению к Ноле. Расстояние, которое должны были пройти обе когорты гладиаторов, былопримерно одинаковым, и они обе зашли в тыл двух римских лагерей почтиодновременно - за час до полуночи. Подойдя совсем близко к лагерю Мессалы Нигера, Спартак приказал своейкогорте остановиться и, соблюдая осторожность, один направился к валуримского лагеря. - Кто идет? - окликнул часовой, которому послышался шум в соседнемвинограднике, откуда пробирался к лагерю Спартак. Фракиец остановился и замер. Кругом царила тишина; часовой римскоголагеря напрягал слух, но все как будто было спокойно. Вскоре Спартак услышал звук мерных шагов патруля, совершавшего вместе сдеканом обход часовых. Услышав оклик " кто идет", патруль поспешил кчасовому, чтобы узнать, что случилось. Была уже глубокая ночь и так тихо, что фракиец мог расслышать следующийразговор, хотя он и велся вполголоса. - Что случилось? - спросил кто-то, вероятно декан. - Мне послышался шорох в кустах... - А после оклика " кто идет" ты что-нибудь слышал? - Нет, сколько я ни прислушивался. - Должно быть, лисица бежала по следам куропатки. - Я тоже подумал, что листья зашуршали под ногами какого-то зверька. Огладиаторах нечего и говорить. Сидят наверху, им уже не выбраться... - Правильно. Центурион сказал, что мышь в мышеловке. - Да уж будь спокоен, Клодий Глабр - старый кот, ему справиться с такиммышонком, как этот Спартак, - детская игрушка. - Ну, еще бы, клянусь Юпитером Охраняющим! Последовала недолгая пауза. Спартак насмешливо улыбнулся, а деканпродолжал: - Стереги получше, Септимий, и не принимай лисиц за гладиаторов. - Чересчур много чести было бы для гладиаторов, - сострил в ответсолдат Септимий. И снова все затихло. Тем временем глаза Спартака уже привыкли к темноте, и он началразличать то, что его интересовало: форму рва и вала римского лагеря. Емунадо было узнать, какие из четырех ворот находились ближе. Как раз в это время патруль, возвратившись на свой пост, развел почтипогасший костер, и вскоре красные, сверкающие языки ожившего пламениосветили частокол на валу; он оказал помощь Спартаку в задуманном им деле: теперь ему было нетрудно рассмотреть, где находились декуманские ворота, то есть ворота, которые в римских лагерях были дальше всего от позиций, занятых неприятелем. В лагере Мессалы Нигера эти ворота были обращены всторону Нолы. Как только Спартак ознакомился с расположением вала, он пошел обратно, добрался до своей когорты и со всевозможными предосторожностями повел ее вобход к декуманским воротам. Отряд шагал молча и бесшумно, пока не подошелк римскому лагерю настолько близко, что гул шагов уже невозможно былоскрыть от часовых. - Кто идет? - раздался голос легионера Септимия. По тону оклика Спартак понял, что на этот раз легионер не сделалошибки, приняв лисиц за гладиаторов, а хорошо различил топот идущеговойска. Не получив ответа, бдительный Септимий несколько раз подал сигналтревоги. Но гладиаторы, бросившись бегом, спустились в ров, с неслыханнойбыстротой перебрались через него, влезая на плечи один другому, и вмгновение ока очутились наверху вала; Спартак же, рука которого совсемзажила, благодаря своей необыкновенной ловкости первым появился наверху; сприсущей ему стремительностью он напал на легионера Септимия, который вялои с большим трудом защищался от ударов Спартака, крикнувшего ему своимгромоподобным голосом: - Эй, ты... насмешник Септимий! Твоей милости было бы куда лучше, еслиб тебе пришлось отбиваться не от меня, а от лисицы. Ты ведь почитаешь еебольше, чем гладиаторов! Не успев договорить эти слова, фракиец насквозь пронзил мечомлегионера. А тем временем гладиаторы группами по три, по четыре, повосемь, по десять человек врывались в лагерь, - и началась резня, как этообычно бывает при внезапных ночных нападениях. Римляне спали крепким сном, как люди, которым нечего опасаться; они небоялись врага, полагая, что он крепко заперт в своем стане. Теперь же всеих усилия и попытки оказать сопротивление яростному натиску гладиаторовбыли безуспешны. Число нападавших все возрастало, они уже овладелидекуманскими воротами, врывались в палатки, кидались на сонных безоружныхлегионеров, рубили, душили их. По всему римскому лагерю слышны были страшные крики, проклятья, мольбы; там царили паника, смятение, смерть. Это была даже не кровопролитнаябитва, а истребление, уничтожение врагов; за полчаса с небольшим погиблосвыше четырехсот легионеров, остальные опрометью бежали куда глаза глядят. Лишь человек сорок самых храбрых воинов под началом Валерия МессалыНигера, наскоро вооруженных мечами, пиками и дротиками, но без лат ищитов, собрались у преторских ворот, то есть у главных ворот лагеря, расположенных против декуманских. Отважным сопротивлением они старалисьсдержать натиск гладиаторов в надежде, что это даст время беглецамсобраться и снова вступить в бой. Среди этих храбрецов особенно выделялсяМессала Нигер; доблестно сражаясь, он ободрял римлян и время от временипризывал Спартака, крови которого он жаждал, померяться с ним силами. - Эй! Спартак!.. - кричал он. - Подлый вождь гнуснейших разбойников...Где ты?.. Подлый раб, поди сюда, грабитель! Встань лицом к лицу со мной! Скрести свой меч с мечом свободного гражданина... Спартак, разбойник, гдеты? Несмотря на крики, стоны, звон оружия и страшный шум, стоявший влагере, фракиец услышал наконец дерзкие слова римлянина; могучими рукамион проложил себе дорогу среди своих воинов, столпившихся вокруг этой кучкилегионеров, и, разыскивая человека, вызывавшего его на бой, в свою очередьзвал его: - Эй, римский разбойник! Почему ты поносишь меня за глаза? Грабитель исын грабителя, оставь для себя свои прозвища, они твое единственное, действительно тебе принадлежащее достояние! Римлянин, вот я... Что тебенадо? И с этими словами он вступил в бой с Мессалой, который, яростно нападаяна него, тяжело дыша, прерывистым голосом кричал: - Я хочу пронзить тебя своим клинком... осквернить честный меч ВалерияМессалы... твоею кровью... Оскорбительные выкрики центуриона вызывали гнев Спартака; он отбилбешеную атаку римлянина и, сам перейдя в нападение, одним ударом разбилщит Мессалы в щепки, другим, пробив его кольчугу, серьезно ранил в бок, азатем, как раз когда Мессала произносил последние из приведенных здесьслов, Спартак с такой неистовой силой нанес ему удар по гребню шлема, чтонесчастный центурион был совершенно оглушен, зашатался и рухнул наземь. Носчастье сопутствовало ему: имя Валерии Мессалы воскресило воспоминания, илюбовь, возгоревшаяся в душе гладиатора, смирила его гнев и удержала руку, готовую поразить врага насмерть. Мессала не был бахвалом, способным только на вызов, он былдействительно силен и храбр; но как ни велики были его силы, умениевладеть оружием и львиное мужество, он не мог устоять против Спартака, бесспорно заслужившего наименования самой сильной руки и самого мощногомеча тех времен. Фракиец остановил свой меч в тот миг, когда он был на расстоянии всеголишь нескольких дюймов от груди упавшего центуриона, и, повернувшись всторону двух оптионов, прибежавших на помощь Мессале, несколькимистремительными ударами выбил меч из рук одного, ранил в живот другого, крикнув: - Иди, юноша, и скажи своим римлянам, что подлый гладиатор подарил тебежизнь! Расправившись с обоими оптионами, он вернулся к Мессале, помог емувстать и поручил двум гладиаторам охранять его от гнева вновь прибывающихбойцов. Вскоре кучка храбрецов, пытавшихся сдержать натиск гладиаторов, былапочти полностью уничтожена, и римский лагерь оказался во властивосставших. То же самое произошло и в лагере Клодия Глабра. Эномай очень скоронаголову разбил когорты Глабра и, обратив их в стремительное бегство, овладел лагерем. Таким образом, благодаря мужеству, проницательности ипредусмотрительности Спартака тысяча с небольшим гладиаторов одержалаблестящую победу над тремя с лишним тысячами римлян, тысяча римлян былаубита, а их оружие, значки, имущество и лагерь достались восставшим. На следующий день оба отряда гладиаторов соединились в лагере КлодияГлабра; победители не скупились на насмешки и шутки над ним, называлиГлабра кошкой, сбежавшей от мыши, и сочинили песенку приблизительно такогосодержания: Жил-был кот один когда-то. Серой мышки враг заклятый, Он ее подстерегал И, прикидываясь сонным, С огоньком в глазах зеленым Неподвижно поджидал. Только мышь была ученой, Хитрой, жизнью умудренной: Взобралась коту на хвост И, перехитрив бахвала, Торжествуя, ликовала. План у этой мышки прост. Радуясь затее ловкой, К кончику хвоста бечевкой. Привязала вмиг звонок. Перепуганный трезвоном, Кот под смех мышей со стоном Убежал, не чуя ног. Можно себе представить, какой дружный хохот стоял в лагере, превратившемся из римского в гладиаторский, когда сочинители этих куплетовпереложили их на очень популярный в то время мотив и распевали их по всемулагерю. Между тем в лагерь на Везувии сотнями стекались гладиаторы школыЛентула Батиата; они убегали из Капуи толпами, не то что ежедневно, а, можно сказать, ежечасно; меньше чем через двадцать дней, протекших послепобеды Спартака над Клодием Глабром, пришло свыше четырех тысячгладиаторов. Они были вооружены копьями, мечами и щитами, отнятыми уримлян. Присоединив к ним тысячу двести человек, уже сражавшихся подзнаменем восставших, Спартак образовал первый легион армии угнетенных. Вближайшем будущем эта армия должна была стать грозной и опасной силой. Хотя в Риме были заняты более важными и неотложными военными делами, все же поражение, нанесенное Клодию Глабру, вызвало тревогу: как сенату, так и народу римскому казалось позором для римлян, что легионеры, победители мира, были разбиты и изрублены толпами подлых гладиаторов. А тем временем эти подлые, - а их было уже свыше пяти тысяч человек, -построенные в манипулы, когорты и легион, возглавляемые таким мужественными дальновидным человеком, каким был Спартак, в один прекрасный деньпоявились у Нолы, цветущего, богатого и многолюдного города Кампаньи, и, прежде чем начать штурм города, предложили гражданам предоставитьгладиаторам право свободного входа в город, обещая сохранить за это жизньи имущество жителей. Перепуганные жители Нолы собрались на форуме. Стоял невообразимый шум, слышались противоречивые восклицания: одни кричали, что город надо сдать, другие требовали защиты. Наконец верх одержали более храбрые: воротагорода заперли, горожане поспешили к стенам отражать нападение; в Неаполь, Брундизий и Рим были посланы гонцы с просьбой о подкреплении. Но все эти посланцы попали в руки Спартака, так как он приказал следитьне только за дорогами, но и за тропинками, за дорожками, и оборона Нолысвелась

Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2017-03-15; Просмотров: 444; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.024 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь