Глава семнадцатая. АРТОРИКС - СТРАНСТВУЮЩИЙ ФОКУСНИК
Четырнадцатый день перед январскими календами 682 года со времениоснования Рима (19 декабря 681 года) был днем шумного веселья ипразднества у потомков Квирина; веселые, ликующие толпы людей двигались подорогам, заполняли Форум, храмы, базилики, главные улицы, винные лавки, таверны, харчевни и кабаки, предавались самому безудержному, бесшабашномуразгулу. В этот день начинались сатурналии, которые длились три дня. То былпраздник в честь бога Сатурна, и по древнему обычаю, восходившему, помнению одних, ко временам Януса, царя аборигенов, то есть существовавшемузадолго до основания Рима, а по мнению других, ко временам пеласгов, спутников Геркулеса, или же, как думали иные, ко временам царя ТуллияГостилия, учредившего эти празднества после счастливого окончания войны сальбанцами и сабинянами, во время сатурналий рабам предоставлялосьнекоторое подобие свободы: смешавшись со свободными гражданами, ссенаторами, всадниками, плебеями обоего пола и разного возраста, онисовершенно открыто сидели с ними вместе за столом и все эти три днявеселились как умели. Надо, однако, признать более достоверным, что сатурналии ведут своеначало с незапамятных времен, но самый порядок их празднования былустановлен двумя консулами - Авлом Семпронием Атратином и Марком МинуциемАвгурионом, которые воздвигли на улице, ведущей от Форума к Капитолию, уподошвы Капитолийского холма, храм Сатурну; это было в 257 году отоснования Рима, или в 13 году после изгнания царей. По всей вероятности, именно к этой эпохе следует отнести первоерегулярное празднование сатурналий, во время которых жрецы совершалижертвоприношения с непокрытой головой, тогда как жертвоприношения другимбогам жрецы производили в жреческих головных уборах. Празднества, посвященные Сатурну как богу земледелия, вначале былисельскими и пастушескими; свобода же, предоставлявшаяся рабам во времятрехдневных оргий и зачастую переходившая в распущенность, давалась им впамять о " золотом веке" Сатурна, - о тех счастливых временах, когда, попреданию, не существовало рабства и все люди были свободны и равны другдругу. Пусть читатель представит себе огромный город Рим, стены которого в тойдалекой древности имели свыше восьми миль в окружности и двадцать тривхода с воротами, город, украшенный величественными храмами, грандиознымидворцами, изящными портиками, пышными базиликами. Представьте себе этустолицу, число жителей которой по последней переписи, сделанной заодиннадцать лет до восстания гладиаторов, во время третьего консульстваЛуция Корнелия Цинны и первого консульства Папирия Карбона доходило дочетырехсот шестидесяти трех тысяч человек, где жило, кроме того, не менеедвух миллионов рабов; представьте себе этот город с несметным егонаселением, к которому надо добавить жителей окрестных деревень, окруженных плодородными полями, а также обитателей соседних городов, тысячами стекавшихся на празднование сатурналий; представьте себе эти тримиллиона людей, празднично настроенных, которые сновали по улицам и какодержимые вопили: " Io, bona Saturnalia! Io, bona Saturnalia! " (" Даздравствуют веселые сатурналии! " ) Но, даже представив себе все это, читатель получит очень бледное представление о том необычайном, величественном, внушительном зрелище, которое открылось перед глазамибродячего фокусника, попавшего в Рим 19 декабря 681 года. Фокусника сопровождала собака; за спиной он нес маленькую лесенку, несколько свернутых веревок и железные обручи разной величины, а на левомплече у него сидела маленькая обезьянка. В таком виде он вступил в Римчерез Эсквилинские ворота, выходившие на консульскую Пренестинскую дорогу. Фокусник был красивый белокурый юноша, статный, гибкий и ловкий, схудощавым бледным лицом, которое озаряли голубые умные глаза, словом, онобладал привлекательной и располагающей к себе наружностью. На нем быламеховая пенула, наброшенная на короткую тунику из грубой серой шерсти, ана голове войлочная шляпа. Этим фокусником был Арторикс. Когда он вошел в город, улицы, примыкающие к воротам, были безлюдными, пустынными и тихими. Но даже на этой окраине Рима до него доносилсякакой-то смутный гул, словно жужжал пчелиный рой в огромном улье: то былотголосок бесшабашного веселья, царившего в центре великого города.Постепенно продвигаясь вперед, Арторикс углубился в лабиринт извилистыхулиц Эсквилина; здесь отдаленный шум становился все явственнее иотчетливее, а как только он попал в первые переулки Субуры, до негодолетел многоголосый крик: - Io, bona Saturnalia! Io, bona Saturnalia! Когда же он очутился на улице Карин, перед ним оказалась толпа людей, самых разнообразных по своему облику и положению; впереди нее шли певцы икифаристы; они плясали, как одержимые, распевая во все горло гимн в честьСатурна. Пели и танцевали также и в толпе. Арторикс, знакомый с римским укладом, вскоре начал различать в этойразношерстной толпе отдельные смешавшиеся между собою сословия: рядом сангустиклавами всадников он видел серые туники, матрона в белоснежнойстоле шла рядом с бедным рабом в красном кафтане. Фокусник отступил в сторону и прижался к стене, чтобы пропустить этобеспорядочное шествие, которое двигалось с неистовыми криками. Он всяческисилился не привлекать к себе внимания, спрятать обезьянку, лестницу иобручи, выдававшие его профессию: у него не было ни малейшего желанияпоказывать свое искусство этим бесноватым и прерывать свой путь. Желание его, однако, не сбылось; из толпы его заметили и сразу призналив нем фокусника. Послышались громкие требования, чтобы шедшие впередиостановились; приостановились и сами кричавшие, заставив таким образомостановиться и тех, кто шел позади. - Io, circulator! Io, circulator! (Да здравствует фокусник! ) - кричализеваки и весело хлопали в ладоши. - Да здравствует, да здравствует фокусник! - закричали все хором. - Покажи свои фокусы! - вопил один. - Почти Сатурна! - кричал другой. - А ну, посмотрим, что умеет делать твоя обезьянка! - воскликнултретий. - Пускай попрыгает собака! - Нет, обезьянку, обезьянку! - Собаку!.. Собаку! - Шире, шире круг! - Освободите для него место! - Становитесь в круг! - Расступитесь! Расступитесь! Кругом кричали, требовали, чтобы все расступились и освободили местодля фокусника; началась толкотня, давка, каждому хотелось пробратьсявперед; Арторикса совсем прижали к стене, так что он не мог не тольконачать представление, но и сделать хотя бы шаг. Те, что стояли поближе, принялись уговаривать, улещать фокусника, упрашивать его позабавить всех своими фокусами. - Не бойся, бедняжка! - Ты хорошо заработаешь! - Набросаем тебе полную шапку терунций! - Угостим тебя самым лучшим массикским. - Какая славненькая обезьянка! - А пес! Какой чудесный эпирский пес! Одни ласкали собаку, другие - обезьянку; кто щупал лесенку, кто трогалверевки и железные обручи, высказывая самые невероятные догадки ипредположения. Арториксу, наконец, надоели весь этот шум и толкотня, и онсказал: - Хорошо, хорошо, я дам для вас представление! Я и мои артистыпостараемся достойно почтить Сатурна, а вам доставить удовольствие. Но дляэтого, уважаемые квириты, дайте мне место. - Правильно! - Он верно говорит! - Правильно, правильно! - Сделаем пошире круг! - Отойдите назад! - Отступите! Но все только кричали, и никто не двигался. Вдруг кто-то громко крикнул: - Пусть идет вместе с нами в Каринскую курию!.. - Да, да, в Каринскую курию, - раздалось сначала Десять, потомдвадцать, потом сто голосов. - В Каринскую курию! В Каринскую курию! Но хотя все выражали горячее желание направиться в курию, никто недвигался с места, пока наконец зрители, стоявшие рядом с фокусником, работая локтями, не повернули вспять - в ту сторону, где была курия, авслед за ними двинулись туда и все остальные. От этого передвижения те, что находились в хвосте, теперь оказались воглаве колонны, а музыканты и певцы, которые раньше шли впереди, очутилисьпозади всех; это обстоятельство ничуть не помешало им петь и играть гимн вчесть Сатурна, а тысячеголосый хор подхватывал припев каждой строфы: - Io, bona Saturnalia! Толпа все возрастала, в нее вливались все встречавшиеся по дороге; вскоре шествие достигло открытого места, где возвышалось здание третьей изтридцати курий, на которые делился город, - курия Карин, и толпарастеклась во все стороны, словно бурный поток; она доставила немалоебеспокойство тем, кто пришел сюда раньше и уже сидел за столом в наскоросделанных триклиниях: там всецело были заняты поглощением всевозможныхяств и возлияниями, без конца шутили, неистово кричали и хохотали надразными забавными сценками. Сначала на площади возник беспорядок, слышался смутный гул проклятий, угрозы и брань; но среди этих пререканий раздавались и примиряющиевозгласы, увещания, призывы к спокойствию, наконец распространился слух, что здесь, на площади, какой-то фокусник собирается дать представление; все обрадовались, вновь началась давка, зрители проталкивались в первыйряд круга, образовавшегося на середине площади. Любопытные становились нацыпочки, взбирались на скамьи, на столы, на ступеньки, влезали на железныерешетки, защищавшие окна в нижних этажах соседних домов. Вскоре наступилаполная тишина, все замерли в напряженном ожидании, устремив глаза наАрторикса, который уже готовился к представлению. Фокусник постоял несколько минут в раздумье, разложив на землеразличные предметы своего реквизита, потом подошел к одному из зрителей и, дав ему шарик из слоновой кости, сказал: - Пусти его вкруговую. Затем он дал еще один шарик подвыпившему рабу, который стоял в первомряду круга; лицо его раскраснелось и расплылось в улыбке, у него был видсчастливого человека, ожидающего еще больших радостей. Фокусник сказалему: - Пусти шарик по рукам. Потом молодой галл вышел на середину освобожденного для негопространства и кликнул свою собаку; большой эпирский пес черной масти сбелыми подпалинами сидел на задних лапах, устремив на хозяина умные глаза. - Эндимион! Собака вскочила, завиляла хвостом и. пристально посмотрела нафокусника, как будто хотела сказать, что готова исполнить все.егоприказания. - Ступай и сейчас же найди белый шарик!.. Собака тотчас побежала в ту сторону, где стоявшая в кругу публикапередавала друг другу из рук в руки белый шарик. - Нет, ищи красный, - сказал Арторикс. Эндимион быстро повернул в ту сторону, где стоял раб, который держалкрасный шарик, успевший уже побывать в тридцати руках; собака хотелапроскользнуть под ногами зрителей и подбежать к тому, у кого в эту минутунаходился красный шарик, как вдруг Арторикс крикнул так, словноскомандовал манипулу солдат: - - Стой! Собака остановилась как вкопанная. Затем, обратившись к толпе, фокусниксказал: - Те, к кому попали в эту минуту шарики, пусть оставят их у себя и непередают дальше: моя собака подойдет и заберет их. В толпе пробежал шепот не то любопытства, не то недоверия, и снованастала тишина. Тысячи глаз внимательно следили за собакой. Арторикс, скрестив на груди руки, приказал: - Найди и принеси мне белый шарик. Эндимион постоял с минуту, подняв кверху морду, и затем решительнонаправился к одному определенному месту, быстро пролез под ногамизрителей, подошел к тому, кто спрятал белый шарик, и, положив обе лапы емуна грудь, как будто просил своими умными, выразительными глазами отдатьему шарик. Тот достал из-под тоги спрятанный там белый шарик; судя по пурпуровойполосе, окаймлявшей тунику, этот зритель был патриций; он протянул шарик, собака осторожно взяла его в пасть и помчалась к хозяину. Раздались шумные возгласы одобрения, а затем оглушительные крики ирукоплескания, когда собака так же проворно нашла обладателя красногошарика. Тогда Арторикс раздвинул принесенную им с собою лесенку, состоявшую издвух частей, вверху соединенных между собой, и укрепил ее на земле. Потомон привязал конец веревки, на которую надел три железных обруча, к верхнейступеньке одной из половинок лестницы, взял в руку другой конец и, отойдяна некоторое расстояние, натянул веревку на высоте четырех футов от земли.Поставив на веревку свою обезьянку, сидевшую у него на плече, он сказалей; - Психея, покажи всем этим славным сынам Квирина свою ловкость иуменье! Обезьянка, став на задние лапки, довольно ловко пошла по веревке, а вэто время Арторикс крикнул собаке, не спускавшей с него глаз: - А ты, Эндимион, покажи-ка именитым гражданам города Марса, как тыумеешь взбираться на лестницу. Пока обезьянка шла по канату, собака под аплодисменты толпы с немалымтрудом и напряжением взбиралась со ступеньки на ступеньку; сначала хлопалидовольно жидко, но когда обезьянка дошла до первого железного обруча, забралась внутрь этого обруча, и, сделав в нем несколько оборотов, сноваподнялась на веревку, добралась до второго обруча и проделала в немсальто-мортале, раздались бурные, единодушные рукоплескания. Собака тем временем взобралась на верхушку лестницы. Тогда Арторикс, покачав головой, жалостливо сказал: - Что ж ты теперь будешь делать, бедный Эндимион? Как ты отсюдаспустишься? Собака смотрела на хозяина, помахивая хвостом. - Влезть-то ты влез сюда, хотя и с немалым трудом, а вот как тыспустишься, не знаю! - крикнул ему Арторикс, в то время как обезьянкакружилась в третьем и последнем обруче. Собака по-прежнему помахивала хвостом, глядя на хозяина. - Как же ты выйдешь из затруднительного положения? - опять спросилАрторикс Эндимиона. Собака одним прыжком очутилась на земле и, с победоносным видом оглядевзрителей, уселась на задние лапы. Толпа встретила долгими единодушными рукоплесканиями прыжок догадливогоЭндимиона, придумавшего такой остроумный способ разрешения труднойпроблемы, предложенной ему фокусником; а в это время обезьяна, дойдя досамой верхней ступеньки лестницы, уселась там на задние лапы, также стяжаводобрение зрителей. - Дай мне твою шапку, - сказал Арториксу вышедший из толпы всадник. - Яустрою сбор, если не для тебя, то хотя бы для твоих чудесных животных. Арторикс снял шапку и передал ее всаднику; тот первым бросил в неесестерций и отправился по кругу собирать деньги; в шапку фокусникаполетели ассы, семиссы и терунции. Тем временем фокусник вытащил из-под туники два маленьких игральныхкубика из слоновой кости, кружку и сказал, обращаясь к своим артистам: - А теперь, Психея и Эндимион, сыграйте партию в кости. Покажитеблагородным и щедрым зрителям, кому из вас везет и кто умеет жульничать. Под громкий смех столпившихся вокруг зевак соба-ка и обезьяна, усевшисьдруг против друга, начали играть. Эндимион бросил кости первым, удариллапой по кружке, поставленной перед ним хозяином, и перевернул ее так, чтокости рассыпались и покатились очень далеко, к ногам некоторых зрителей: все заинтересовались необыкновенной партией и, наклонясь, старалисьрассмотреть число очков, полученных Эндимионом. Многие, хлопая в ладоши, кричали: - " Венера"!.. " Венера"!.. Молодец Эндимион! Собака весело помахивала хвостом, как будто понимала, что сделалаудачный бросок. Арторикс собрал кости, снова положил их в кружку и подал обезьянке. Психея взяла кружку в свои лапки и, с бесконечными ужимками игримасами, вызвавшими общий восторг и веселье, встряхнула кружку и бросилакости на землю. - " Венера"!.. " Венера"!.. И у нее " Венера"! - кричали в толпе. - Даздравствует Психея! Молодчина Психея! Обезьянка вскочила на задние лапки и принялась посылать публике в знакблагодарности воздушные поцелуи, под бурные аплодисменты и хохот толпы. Римский всадник, который делал сбор в пользу фокусника, подошел к немуи подал ему шапку, наполненную мелкими монетами; Арторикс поблагодарил заблагосклонное внимание и пересыпал деньги в кожаный мешочек, висевший унего на поясе. Галл уже собирался было заставить своих игроков еще раз бросить кости, как вдруг внимание толпы отвлекли громкие крики, раздававшиеся со стороныдлинной улицы, которая начиналась от Капенской улицы, у Большого цирка, затем огибала Палатин и, пересекая две курии - Салиев и Цереры, - выходилана площадь, где стояла курия Карин и где Арторикс, окруженный зрителями, давал представление. Внимание толпы, любовавшейся фокусами собаки и обезьяны, было отвлеченогромкими криками и шумом: на площади показались мимы и шуты, причудливозагримированные или же в необыкновенных, гротескных масках; они прыгали иплясали под аккомпанемент флейт и кифар, а за ними валила огромная толпа; все двигались в направлении Каринской курии. Зеваки, окружавшие Арторикса, бросились навстречу новому развлечению; музыканты, которых Арторикс встретил на улице Карин, налегли на своиинструменты, и вновь раздался оглушительный хор голосов, славившихСатурна. Галл ненадолго остался один. Он сложил лесенку, собрал все своипринадлежности для фокусов, посадил обезьянку на плечо и вошел в трактир, неподалеку от здания курии, чтобы отделаться от назойливой толпы зрителей; он заказал в трактире чашу цекубского и залпом выпил ее. Как онрассчитывал, так и вышло: вскоре площадь снова оказалась заполненной двумятолпами, слившимися в одну, и мимы, взобравшись на ступеньки курии, началипредставление - забавную, смешную и непристойную пантомиму, фарс самогонизкого пошиба, вызывавший взрывы бесстыдного хохота и одобрительные крикитолпы, наводнившей площадь. Арторикс воспользовался благоприятной минутой и, пробираясь вдоль стен, попытался украдкой выбраться с площади. Это удалось ему с трудом, - лишьчерез четверть часа он наконец попал на улицу, ведущую к Большому цирку. Пока он идет по этой улице, переполненной празднично настроенной ишумно ликующей толпой, расскажем кратко нашим читателям, как и почемуАрторикс, переодетый фокусником, попал в Рим. На следующий день после убийства бедного Рутилия отряд гладиаторскойконницы отправился за фуражом почти под самый Барий. Там они узнали оТаинственном преступлении, совершенном накануне на дороге к Гнатии: недалеко один от другого были найдены два трупа никому не известных людей.По виду один из убитых был зажиточный крестьянин из этой местности, адругой вольноотпущенник, слуга богатой патрицианской семьи. Начальник отряда воспользовался происшествием, чтобы навестить своювозлюбленную, хорошенькую крестьянку из Канузия, с которой он познакомилсямесяца два назад, когда войско повстанцев стояло лагерем близ Венусии.Теперь он повел туда свой отряд Якобы с намерением расследоватьпреступление, совершенное на консульской дороге: его могли приписатьгладиаторам, хозяевам этих краев, меж тем как они соблюдали строжайшуюдисциплину и полное уважение к чужой собственности и к местным жителям. Вдействительности же начальник конного отряда просто хотел повидать своюмилую. К великому своему удивлению, конники опознали в одном из убитыхначальника легиона их войска, храброго Рутилия, переодетого (они не моглипонять зачем) апулийским крестьянином. Вот каким образом Спартак получил эту печальную весть. Хотя у него ивозникло подозрение, что какой-то предатель, решивший противодействоватьосуществлению его замыслов и разрушать его планы, скрывается, может быть, в самом лагере гладиаторов, он все же не мог установить, погиб ли Рутилийоттого, что попал в расставленную ловушку, или же это убийство -непредвиденный случай, быть может, результат ссоры, возникшей по дорогемежду Рутилием и его противником. Как бы то ни было после торжественных похорон Рутилия пришлось подуматьоб отправке другого человека в Рим к Катилине. И так как советомначальников уже было принято решение послать гонца к Катилине, то Спартакполагал, что теперь незачем ни с кем советоваться о выборе кандидата длятакого сложного и важного поручения, и остановил свой выбор на верном идорогом своем друге Арториксе, о чем никто в лагере не должен был знать. Во избежание всяческих препятствий и опасностей, которые могли емугрозить, Арторикс решил отправиться в Рим под видом фокусника, научившисьмастерству затейника у профессионалов. В бытность свою в школе гладиаторовон любил на досуге заниматься фокусами - они с юношеских лет составлялиего любимое развлечение. Теперь он велел привести в лагерь фокусника из окрестностей и, соблюдаястрожайшую тайну, обучался в своей палатке приемам его искусства; плодысвоих трудов он показал в Риме на площади у Каринской курии; у этого жефокусника он купил собаку и обезьяну и с августа до ноября беспрестанноупражнялся в фокусах, стараясь приобрести необходимую ловкость. Затем онтайком ушел из лагеря гладиаторов, на третий день пути снял свои доспехи, переоделся в одежду фокусника и малыми переходами, останавливаясь почти вкаждом городе и в каждой деревне, Добрался до Рима, где ему предстояловыполнить поручение. Читатели видели, как ему пришлось неожиданно показатьперед добрыми квиритами свое искусство Теперь же последуем за отважнымюношей. Пройдя по той улице, что огибала Палатин и вела к Большому цирку, он довольно скоро достиг курии Салиев, где за столами сидело великоемножество людей разных сословий и положения; оттуда неслись веселыевосклицания, шум и гам. Любимой пищей во время сатурналий была свинина, из которойприготовлялись различные кушанья. - Итак, да здравствует Сатурн! - кричал раб-каппадокиец огромногороста, сидевший за столом, около которого остановился Арторикс. - Даздравствует Сатурн и великолепные сосиски, приготовленные знаменитымтрактирщиком Курионом! Никто не может с ним соперничать в приготовлениикушаний из свинины. - Да избавят меня боги от тщеславия! - отвечал Курион, толстый, пухлыйи кругленький человечек, принесший большое блюдо горячей колбасы, предназначенное для сидевших за соседним столом. - Но могу сказать безхвастовства, что таких колбас, вымени и потрохов, как в моем заведении, вынигде не отведаете. Даже у самого Лукулла и Марка Красса так не едят, клянусь черными косами Юноны, покровительницы моего дома. - Io, bona Saturnalia! - заорал какой-то захмелевший раб. Как будтовыполняя обязанности предводителя пира, он встал и поднял чашу, наполненную вином. - Io, io, bona Saturnalia! - закричали все сотрапезники раба, тожеподнявшись с мест, и все залпом выпили вино. - Да окажут нам свое благоволение великие боги! - воскликнулкаппадокиец, когда шум утих; он один продолжал стоять, когда все остальныеснова сели на свои места. - Пусть вернется золотой век Сатурна и исчезнетвсякий след рабства на земле! - Но тогда тебе уж не придется есть сосисок Куриона и пить этопревосходное цекубское. - Ну и что же! - воскликнул с негодованием раб. - Разве цекубское ифалернское так уж необходимы для жизни? Разве ключевая вода в моих родныхгорах не утоляет жажду свободного человека? - Отличная вода... для омовений и купанья, - ответил с насмешкой другойраб. - Мне милее цекубское. - И розги тюремщика! - добавил каппадокиец. - Эх, Гинезий, эх ты, афинский выродок! Как тебя унизило долголетнее рабство! Остановившись, чтобы выпить чашу тускуланского, Арторикс прислушивалсяк разговору каппадокийца и грека. - Ого! - воскликнул какой-то гражданин, обращаясь к каппадокийцу. - Ты, милейший Эдиок, под защитой сатурналий, кажется, ведешь пропаганду средирабов в пользу Спартака! - К Эребу проклятого гладиатора! - крикнул с возмущением какой-топатриций, услышав страшное имя. - Пусть Минос в аду даст ему в неразлучные спутники всех эриний! -воскликнул тут же один из граждан. - Будь он проклят! - закричали остальные шесть или семь сотрапезниковкаппадокийца. - О доблестные, о храбрые! - произнес каппадокиец со спокойной иронией.- Стоит ли вам метать дротики в низкого, презренного гладиатора, когда оннаходится так далеко от вас? - Клянусь богами, покровителями Рима, ты, подлый раб, осмеливаешьсяоскорблять нас, римских граждан! Выступаешь защитником гнусного варвара! - Потише вы там! - сказал Эдиок. - Никого я не оскорбляю, и меньшевсего вас, уважаемые патриции и граждане, тем более, что один из вас - мойгосподин. За Спартаком я не пойду, как не пошел до сих пор, потому что неверю в успех его дела, потому что против него - счастливая судьба Рима, любимого богами; но хоть я и не последовал за ним, я все же не считаю себяобязанным ненавидеть его и проклинать по вашему примеру: Спартак надеетсязавоевать свободу для себя и для своих собратьев, он взялся за оружие иотважно сражается против римских легионов. Я имею право говорить, чтохочу, ведь священными обычаями сатурналий в эти три дня предоставленаполная свобода действий и слов. В ответ на речи каппадокийца послышался громкий ропот неодобрения, аего господин сердито воскликнул: - О, во имя белых повязок богини целомудрия, что мне привелосьуслышать!.. Ты меньше обидел бы меня, безумный раб, если бы обругал меня, мою жену, оскорбил честь моего дома!.. Проси, моли своих богов, чтобы я невспомнил твоих нелепых речей, когда пройдут дни сатурналий! - Защищает гладиатора! Каково! - Превозносит его подлые деяния! - Восхваляет подлого разбойника! - Клянусь Кастором и Поллуксом! - Клянусь Геркулесом!.. Это просто наглость! - И как раз сегодня, именно сегодня, когда мы, как никогда, испытываемгибельные последствия его восстания! - воскликнул хозяин Эдиока. - Как разтеперь, когда по милости этого Спартака в Риме не осталось даже сотни, даже десятка гладиаторов. Некого нынче зарезать в цирке в честь богаСатурна! - Неужели? - печально и с удивлением воскликну -ли семь или восемь егосотрапезников. - Клянусь Венерой Эрициной, покровительницей дома Фабиев, моейповелительницей, в этом году сатурналии будут праздноваться безгладиаторских боев. - Вот беда! - насмешливо воскликнул про себя Арторикс, прихлебываямаленькими глотками тускуланское. - А между тем, согласно древнему обычаю, всегда свято соблюдавшемуся, -сказал патриций, - Сатурну надо приносить человеческие жертвы: ведь Сатурнпервоначально был божеством преисподней, а не тверди небесной, и его можнобыло умилостивить только человеческой кровью. - Да испепелит Сатурн этого мерзкого гладиатора! Спартак - вот ктоединственный виновник такого несчастья! - воскликнула свободнорожденнаягражданка, сидевшая рядом с патрицием; лицо ее раскраснелось от возлиянийцекубского. - Нет, клянусь всеми богами, мы не допустим такого позора! - воскликнулпатриций, вскочив с места. - Мы чтим бога Сатурна, и раз ему полагаютсячеловеческие жертвы, он их получит. Я первый подам пример и отведу кжрецам одного раба для заклания на алтаре бога; найдутся и еще набожныелюди, Рим недаром славится своим благочестием; они последуют моемупримеру, и Сатурн так же, как и в прежние годы, получит человеческиежертвы. - Да, но кто порадует нас любимым нашим зрелищем - боями гладиаторов? - Кто, кто нас порадует? - воскликнула римлянка с глубоким сожалениеми, подавив вздох, поспешила утешиться десятой чашей цекубского. - Кто, кто нам предоставит любимое зрелище? - скорбно воскликнули всевосемь сотрапезников. На мгновение наступило молчание. Арторикс закрыл лицо руками, ему былостыдно при мысли, что и он также принадлежит к человеческой породе. - Об этом позаботятся наши доблестные воины Луций Геллий Публикола иГней Корнелий Лентул Клодиан, избранные консулами на будущий год. Весноюони выступят против гладиатора, - сказал патриций, и глаза его сверкнулижестокой радостью. - У них будет две армии, почти тридцать тысяч солдат Укаждого... Тогда посмотрим, клянусь Геркулесом Победителем, посмотрим, удастся ли этому варвару, похитителю скота, оказать сопротивление четыремконсульским легионам, их вспомогательным частям и союзникам! - Можно подумать, - с усмешкой произнес вполголоса каппадокиец, - чтолегионы, разбитые им под Фунди, не были консульскими легионами. - О-о! Между преторским войском и двумя консульскими армиями большаяразница. Тебе, варвару, этого не понять! Клянусь чудесным мечом богаМарса, гладиаторов быстро разгромят, и пленные попадут к нам в тюрьмы, аоттуда тысячами будут отправлены в цирки на уничтожение. - Без пощады!.. - Никакой жалости к этим разбойникам!.. - Вот тогда уж мы вознаградим себя! А то что ж это такое! Нет и нетгладиаторских боев! Изволь-ка терпеть!.. - Да, уж клянусь Геркулесом Мусагетом, мы вознаградим себя! - Устроим невиданные гладиаторские бои, - такие, чтоб шли целый год. - Я хочу насладиться муками агонии, предсмертным хрипом этих тридцатитысяч разбойников!.. - То-то будет праздник! То-то будет ликованье!.. - Потешимся! Повеселимся! - Еще посмотрим, - пробормотал сквозь зубы Арторикс, побледнев и весьдрожа от гнева. И в то время как эти звери в человеческом образе упивались в мечтахбудущими кровавыми побоищами, фокусник заплатил за выпитое вино и ушел, захватив четвероногих артистов и принадлежности своего ремесла. Оннаправился в сторону Палатина и свернул на верхнюю Священную улицу, покоторой с неистовыми криками медленно двигалась толпа, сквозь которую он струдом пробился, усердно работая локтями. Толпа эта, пройдя верхнюю Священную улицу, наводнила затем все улицывокруг Палатинского холма, по которым фокусник должен был пройти, чтобыдобраться до верхушки северного склона холма, где стоял дом Катилины. Арториксу до отвращения надоели толчея и давка, он чуть не оглох отэтого неистового шума и гама. Наконец он дошел до портика, украшавшего домпатриция. В портике оказалось великое множество клиентов, отпущенников ирабов фамилии Сергия; рассевшись, как попало, они пировали, предаваясьобожорству и пьянству. Весь дом высокомерного и неукротимого сенатора былполон гостей, судя по доносившимся оттуда крикам и песням. Появление фокусника было встречено бешеными рукоплесканиями, и вскореему пришлось повторить перед этой ордой пьяниц свои фокусы, которыми онтри часа назад развлекал случайную публику на улице Карин. Как и тот раз, Эндимион и Психея отлично исполнили свои номера ивызвали нескончаемые рукоплескания, неистовый смех и восхищениефокусником. Пока один из гостей Катилины собирал вознаграждение фокуснику, Арторикс, потешая публику, не переставал наблюдать за всем, чтопроисходило вокруг него. Заметив в портике управителя домом, которого онузнал по одежде и по властному тону его приказании рабам, приставленным ккухне, он подошел и попросил доложить о себе, сказав, что принес Катилиневажные сведения. Домоправитель смерил его взглядом с ног до головы; затем небрежно ипочти презрительно ответил: - Господина нет дома. И повернулся спиной к фокуснику, собираясь уйти. - А что, если я пришел к нему с Тускуланских холмов и у меня есть кнему поручение от Аврелии Орестиллы? - тихо сказал Арторикс. Домоправитель остановился, повернулся к нему и вполголоса сказал: - Ах... ты пришел?.. - И с лукавой улыбкой добавил: - Понимаю...Ремесло фокусника не мешает быть крылатым вестником богов... А-а-а...понимаю. - Ты необычайно проницателен! - с тонкой иронией ответил Арторикс. И тут же добродушно добавил: - Что поделаешь! Делаю, что могу. - Да что ж, я ничего не имею против, - сказал домоправитель и черезминуту добавил: - Если хочешь повидать Катилину, спустись к Форуму... Тамты наверняка найдешь его. И он удалился. Как только Арториксу удалось избавиться от своих новых поклонников, осыпавших его похвалами, он спустился с Палатина и с той поспешностью, которую только дозволяли переполненные народом улицы, направился к Форуму, где давка и шум были, разумеется, еще больше, чем в любой другой частигорода. Здесь медленно двигался в двух противоположных направленияхтрехтысячный поток людей обоего пола, всех возрастов и состояний: одни шлик храму Сатурна, другие возвращались 'от него. Все портики вокруг Форума - портики храмов Согласия, Кастора иПоллукса, Весты, Грекостаза, Курии Гостилия и базилик Порции, Семпронии, Фульвии и Эмилии - были переполнены патрициями, всадниками, плебеями и вособенности самыми красивыми женщинами всех сословий. Отсюда, где зрителейменьше толкали и жали, они любовались внушительной картиной, которуюпредставлял собою обширнейши Форум, переполненный ликующей праздничнойтолпой. Почитатели Сатурна, желавшие поклониться богу, в честь которогоустановлен был этот праздник, сталкивались с богомольцами, выходившими изхрама; впереди как той, так и другой толпы шли мимы, флейтисты, музыканты, кифаристы; все пели гимны в честь великого отца Сатурна и исступленновыкрикивали его имя. Неописуемый, оглушительный шум еще больше усиливали разноголосыевыкрики бесчисленных скоморохов, продавцов игрушек, всякой снеди иразносчиков мелочных товаров. Попав в людской поток, Арторикс поневоле должен был отдаться еготечению и, увлекаемый его медлительной, но непрестанной волной, дошел дохрама божества, чествуемого в тот день. Толпа продвигалась на несколько шагов, останавливалась на минуту, сновадвигалась дальше, и, шагая в тесных ее рядах, Арторикс бросал взгляд тонаправо, то налево, надеясь увидеть Катилину. Собака бежала рядом с хозяином, и время от времени Арторикс слышал еежалобные повизгивания, - хотя бедное животное ловко и осторожнопробиралось под ногами людей, в этой страшной давке ей неизбежно наступалито на одну, то на другую лапу. На несколько шагов впереди Арторикса шел какой-то старик и двое молодыхлюдей. На старике была богатая, даже роскошная одежда, но Арторикс сразураспознал в нем мима; человеку этому, несомненно, Уже перевалило запятьдесят: густой слой белил и румян не мог скрыть глубоких морщин на егобезбородом, женоподобном истасканном лице, отражавшем самые низменныестрасти. Двое юношей, шедшие рядом с мимом, были патриции, о чемсвидетельствовала пурпурная кайма на их белых туниках. Один из них, летдвадцати двух - двадцати трех, был выше среднего роста, хорошо сложен; густые черные кудри подчеркивали бледность его лица, полного тихой грусти; выразительные черные глаза искрились умом. Второй юноша, лет семнадцати, невысокий и хилый с виду, привлекал внимание своим прекрасным лицом; вчетких, правильных его чертах запечатлелась чистота души, глубокиечувства, твердая воля и решительный характер. Старик этот был Метробий, аюноши - Тит Лукреций Кар и Гай Кассий Лонгин. - Клянусь славой моего бессмертного друга Луция Корнелия Суллы! -говорил комедиант, обращаясь к своим спутникам и, видимо, продолжаяначатый разговор. - Клянусь, я никогда не видел женщины красивее Клодии! - Старый сластолюбец, может быть, ты и встречал в своей развратнойжизни таких красавиц, но уже другой такой распутницы, конечно, не знавал, верно, старый плут? - Поэт, поэт, не дразни меня, - сказал комедиант, польщенный словамиЛукреция. - Клянусь Геркулесом Мусагетом, мы и о тебе кое-что знаем. - О, клянусь Мнемосиной, я без ума от Клодии! - воскликнул Кассий, устремив взгляд на портик храма Весты, около которого в эту минутусобралась толпа; там была и Клодия, и Кассий не сводил горящих глаз скрасавицы, стоявшей рядом со своим братом, на вид еще мальчиком. - Как онахороша?.. Божественно прекрасна! - Победа над Клодией - дело нетрудное, Кассий, - сказал, улыбаясь, Лукреций, - если ты действительно решил добиться ее поцелуев. - О, она не заставит себя долго просить, уверяю тебя, - прибавилМетробий. - Ты заметил, как она похожа на своего брата? - Они словно две миндалины в одной скорлупе... Если бы Клодия наделамужское платье, их невозможно было бы отличить друг от друга. В эту минуту толпа, как это случалось через каждые десять шагов, остановилась, и Арторикс мог рассмотреть вблизи женщину, на которую Кассийбросал влюбленные взоры. Она стояла у колонны портика, высокая, стройная, молодая, - ей было не больше двадцати лет; короткая белая туника изтончайшей шерсти, окаймленная пурпурной полосой и туго перехваченная вталии, обрисовывала ее гибкий стан и сладострастные изгибы роскошных форм.Как ни была ослепительна белизна ее рук и плеч, лицо ее казалось ещебелее, и только нежный румянец, игравший на щеках, говорил, что это лицо, эта шея, эти плечи и эта грудь принадлежат живой женщине, а не статуе изпрозрачного паросского мрамора, изваянной резцом бессмертного Фидия. Лицоее обрамляли густые и мягкие рыжие кудри и оживляли голубые сияющие глазасо смелым и даже дерзким выражением. Рядом с этой красавицей, ужеотвергнутой первым мужем, стоял поразительно похожий на нее Клодий; емуедва исполнилось четырнадцать лет, и по детскому открытому его лицу никтоне мог бы угадать в нем будущего мятежного народного трибуна, жестокосердного человека, которому суждено было в недалеком будущемнавлечь на Рим бедствие раздоров, распрей и убийств. - Венера или Диана, какими их представляет себе легковерный народ, немогли бы быть прекраснее ее! - воскликнул Кассий после минуты безмолвноговосторга. - Венера, конечно Венера, - сказал, улыбаясь, Тит Лукреций Кар, - Дианууж оставь в покое; она слишком чиста для того, чтобы можно было сравниватьс ней эт
