Глава двадцать вторая. ПОСЛЕДНИЕ СРАЖЕНИЯ. - ПРОРЫВ ПРИ БРАДАНЕ. - СМЕРТЬ
В тот момент, когда Эвтибида, поплатившись за свои преступления, умирала на глазах Мирцы у дороги, ведущей от Темесы к храму ГеркулесаОливария, в порт прибыло судно, с которым Граник послал Спартаку вести осебе. Фракиец, узнав о высадке Граника на берегах Бруттия, долгообдумывал, как ему следовало поступить. Наконец, обратившись к Арториксу, он сказал: - Ну, что же... Поскольку Граник с пятнадцатью тысячами воиновнаходится у Никотеры... перевезем туда морем все наше войско и будемвоевать с еще большей энергией. Он отослал судно в то место, где находилась флотилия, с приказомвозвратиться на следующую ночь в Темесу. За неделю Спартак перевез ночами все свое войско в Никотеру; каждуюночь, за исключением последней, когда он погрузился сам вместе скавалерией, по его приказу четыре легиона делали вылазки, чтобы отвлечьвнимание римлян и внушить им мысль, что гладиаторы никуда не собираютсяуходить. Как только флотилия, с которой отбыли Спартак, Мамилий и кавалерия, удалилась на несколько миль от берега, жители Темесы уведомили Красса ослучившемся. Красс, вне себя от ярости, проклинал жителей Темесы за то, что они измалодушия не послали к нему гонца предупредить о бегстве неприятеля, атеперь, когда Спартак вырвался из тисков, пламя войны разгорится с новойсилой, меж тем как Красс считал ее уже законченной, в чем и уверил Рим. Наложив на жителей Темесы большой штраф за их трусость, на следующийдень он приказал своему войску сняться с лагеря и повел его по направлениюк Никотере. Но Спартак, прибыв в Никотеру, на рассвете в тот же день отправился впуть со всеми своими легионами, нигде не останавливаясь в течениедвадцатичасового перехода, пока не дошел до Сциллы; близ нее онрасположился лагерем. На следующий день фракиец отправился в Регий; по пути он призывал коружию рабов и, заняв сильные позиции, приказал гладиаторам три дня и триночи рыть канавы и ставить частокол, чтобы к моменту появления Красса былготов неприступный лагерь гладиаторов. Тогда Красс решил либо принудить Спартака принять бой, либо взять егоизмором, а для последней цели задумал возвести колоссальное сооружение, достойное римлян. Если бы о нем не свидетельствовали единогласно Плутарх, Аппиан и Флор, вряд ли можно было бы поверить, что подобное сооружениедействительно осуществилось. " Туда явился Красс, и сама природа подсказала ему, что надо делать", -говорит Плутарх. Он решил воздвигнуть стену поперек перешейка, избавив темсамым своих солдат от вредного безделья, а неприятеля лишивпродовольствия. Велика и трудна была эта работа, но Красс довел ее доконца и, сверх ожидания, в короткий срок. Он вырыл через весь перешеек ровот одного моря до другого, длиною в триста стадий, шириной и глубиной впятнадцать шагов, а вдоль всего рва воздвиг стену поразительной высоты ипрочности. В то время как сто тысяч римлян Красса с невиданным рвением работалинад титаническим сооружением, Спартак обучал военному делу еще двалегиона, составленные из одиннадцати тысяч рабов, примкнувших к нему вБруттии; вместе с тем он обдумывал, как бы ему выбраться из этого места, насмеявшись над усилиями и предусмотрительностью Красса. - Скажи мне, Спартак, - спросил фракийца на двадцатый день работ римлянего любимец Арторикс, - скажи, Спартак, разве ты не видишь, что римлянепоймали нас в ловушку? - Ты так думаешь? - Я вижу стену, которую они сооружают, она уже готова, и, мне кажется, у меня есть основание так думать. - И на Везувии бедный Клодий Глабр тоже думал, что он поймал меня вловушку. - Но через десять дней у нас кончится продовольствие. - У кого? - У нас. - Где? - Здесь. - А кто же тебе сказал, что через десять дней мы еще будем здесь? Арторикс, опустив голову, замолк, как будто стыдясь, что решился даватьсоветы такому дальновидному полководцу. Спартак с нежностью глядел наюношу, растроганный краской стыда на его лице; ласково похлопав его поплечу, он сказал: - Ты хорошо сделал, Арторикс, напомнив мне о наших запасахпродовольствия, но ты за нас не бойся; я уже решил, что нам следуетпредпринять, чтобы Красс остался в дураках со своей страшной стеной. - Однако этот Красс, надо признаться, опытный полководец. - Самый опытный из всех, кто сражался против нас за эти три года, -ответил Спартак и после минутного молчания добавил: - Но все же он нас ещене победил. - И пока ты жив, он не победит нас. - Арторикс, но ведь я только человек! - Нет, нет, ты наш идеал, наше знамя, наша мощь! В тебе воплощается иживет главная наша идея - возрождение угнетенных, благополучиеобездоленных, освобождение рабов. Ты так славен и велик, что от твоегосущества исходит свет, побеждающий самых непокорных наших товарищей, онотражается в них, воодушевляет новыми силами, вселяет веру в тебя; ониуповают на тебя, ибо признают тебя, дивятся тебе и почитают как мудрого идоблестного полководца. Пока ты жив, они всегда будут делать то, что тыпожелаешь, и так же, как они пришли за тобой сюда, они будут преодолеватьмногое, что кажется совершенно невозможным. Пока ты жив, они будут делатьпереходы в тридцать миль в день, будут переносить невзгоды, голод, будутдраться, как львы; но если, по несчастью, ты погибнешь - вместе с тобойпогибнет и наше знамя, и через двадцать дней наступит конец войны, мыбудем уничтожены... О, пусть боги сохранят тебя на долгие годы, с тобой мыодержим полную победу! - Ты веришь в нашу победу? - спросил Спартак, покачав головой, и нагубах его была грустная улыбка. - А почему бы нам не победить? - Потому что из десяти миллионов рабов, стонущих в цепях по всейИталии, не наберется и ста тысяч, взявших оружие в руки и пришедших к нам; потому что наши идеи не проникли в массы угнетенных и не согрели ихсердца; потому что римский деспотизм еще не вывел окончательно из терпениянароды, находящиеся под игом; потому что Рим слишком еще силен, а мы ещеслишком слабы... вот почему мы не можем победить и не победим. Если и естьнадежда на победу, то лишь за пределами Италии; здесь же нам сужденопогибнуть, здесь мы умрем. Некоторое время он молчал, потом произнес с глубоким вздохом: - Пусть же кровь, пролитая нами за святое дело, не будет пролитабесплодно, пусть наши деяния послужат благородным примером для нашихпотомков. В эту минуту центурион сообщил Спартаку, что три тысячи пращников, далматов и иллирийцев из римского лагеря подошли к преторским воротам инастойчиво просят принять их в ряды собратьев. Спартак задумался и не сразу ответил на просьбу трех тысяч дезертиров: может быть, он сомневался в них, а может быть, не хотел подать дурнойпример своим солдатам, оказывая перебежчикам внимание, словно они былимужественные воины; он подошел к воротам лагеря и сказал им, чтонедостойно солдата покидать свои знамена; способствовать побегу ипринимать в свои ряды беглецов из вражеского лагеря не только зазорно дляполководца, пользующегося уважением, но и может быть пагубным какпечальный пример для солдат, раз в ряды угнетенных принимают тех, ктоизменил своему знамени и войску. И он отказал им. Через неделю после этих событий, под вечер деканы и центурионы обошливсе палатки гладиаторов, передавая приказ Спартака: не ожидая сигнала, сняться с лагеря в полной тишине. А конники, по приказу верховного вождя, отправились в ближние леса, захватив с собой топоры, чтобы рубить деревья; ночью они привезли на своих лошадях в лагерь много бревен. В час первого факела Спартак приказал зажечь в лагере огни, воспользовавшись ненастной погодой, - уже два дня в проливе и вокрестностях непрерывно шел дождь со снегом, - в полном мраке, подпронзительный вой ветра, соблюдая глубокую тишину, двинулся к тому месту, где Красс велел копать ров; на краю этого рва еще не было сооружено стены.Спартак приказал забросать ров стволами деревьев, привезенными егоконниками, а на эти бревна шесть тысяч легионеров наложили столько жезаранее заготовленных мешков с землей. Таким образом ров был заполнен набольшом протяжении, и по нему бесшумно прошли легионы гладиаторов; им былоприказано, не обращая внимания ни на снег, ни на ветер, идти без остановкипрямо до Кавлона. Спартак с конницей укрылся в лесу близ вражеского лагеря и в полденьследующего дня врезался со своими всадниками в ряды римских легионов, вышедших за продовольствием в окрестности, и за каких-нибудь полчасауничтожил свыше четырех тысяч римских солдат. Римляне были поражены, увидев, что те, кого они еще только вчеравечером, казалось бы, заперли между морем и стеной, нежданно выросшейперед ними, угрожают им с тыла. А когда они взялись за оружие, чтобыприйти на помощь разбитым римским легионам, фракиец со своими конникамиумчался от них, направляясь в Кавлон. - Ах, клянусь всеми богами ада! - вскричал Марк Красс, ударив себякулаком по голове. - Да что же это такое?.. Вот-вот, кажется, он попал вжелезное кольцо и, глядь, ускользает из моих рук; я разбил, уничтожил еговойско, а он собирает новое и нападает на меня с еще большей силой; яобъявляю, что война заканчивается, а она вспыхивает еще сильнеепрежнего!.. Великие боги! Да это злой дух, не иначе! Вампир, жаждущийкрови! Ненасытный волк-оборотень, пожирающий живые существа! - Нет, он просто-напросто великий полководец, - ответил молодой Катон, назначенный контуберналом Красса за дисциплинированность, выносливость истойкость, а также за отвагу, проявленную им в этой войне. Вне себя от гнева, Марк Красс, косо взглянув на смелого юношу, казалось, хотел резко ответить ему, но, мало-помалу успокоившись, сказалсвоим обычным тоном, хотя голос его еще дрожал от гнева: - Думаю, что ты прав, храбрый юноша. - Если ты зовешь храбростью привычку говорить правду, то ни Персей, ниЯсон, ни Диомед и никто другой на свете не были храбрее меня, - гордоответил Катон. Красс умолк, умолкли Скрофа, Квинт, Муммий и другие военачальники. Всебыли задумчивы и печальны и как будто погружены в какие-то грустныеразмышления. Первым прервал молчание Красс и заговорил, словно выражаявслух свои мысли: - Мы можем преследовать его, но настигнуть не сможем; он летитстремительно, словно борзая или олень, а не человек!.. А вдруг он сосвоими восемьюдесятью тысячами бросится на Рим? О, великие боги!.. Какаянеожиданность!.. Как велика опасность!.. Как ее избегнуть? Что делать? Все молчали, и только спустя некоторое время в ответ на вопросыполководца они выразили те же сомнения, что и он. Все считали необходимым, чтобы Красс написал сенату, что война сталаеще более жестокой и грозной; чтобы покончить с нею раз и навсегда, необходимо послать против гладиаторов, кроме войска, которым располагалКрасс, еще и те легионы, которые недавно привел в Рим Гней Помпеи, одержавший победу в Испании; необходимо послать также и те войска, которыесражались против Митридата под начальством Луция Лициния Лукулла, ныневозвращавшегося в Италию; окружив Спартака с трех сторон армиями по стотысяч человек в каждой, руководимыми самыми Доблестными полководцамиреспублики, можно будет в несколько дней закончить позорную войну сгладиаторами. Хотя Крассу было неприятно посылать такое сообщение, он все же отправилв Рим гонцов и, снявшись с лагеря, со всем своим войском бросился последам Спартака. А тем временем фракиец намеревался пересечь горы и из Кавлона большимипереходами пройти через Скилакий, направляясь к горам Новоастр иПолеокастр. Но пять дней спустя, когда они дошли до этих мест, Гай Канниций, который не желал изменить свой упрямый характер смутьяна, с шумом покинуллагерь увлекая за собою пять легионов; он кричал, что сначала надо разбитьКрасса, а затем идти на Рим. Не обращая внимания ни на угрозы, ни напросьбы Спартака, он, соединившись с Кастом, вышел из лагеря гладиаторов ирасположился в восьми - десяти милях от него. Спартак послал к мятежникам Граника и Арторикса, но они неизменноотвечали, что заняли весьма удобную позицию и здесь будут ждать Красса, чтобы дать ему бой. Опечаленный неразумным поведением этих легионов, Спартак, по своемухарактеру, не мог бросить их на произвол судьбы: мятежников ждалонеизбежное поражение. Фракиец решил задержаться в лагере, надеясь на то, что бунтари образумятся, но из-за этого потерял много времени ипреимущество, которое он получил, обогнав Красса. Итак, гладиаторы стояли на месте, а Красс, также делая быстрыепереходы, на четвертый день достиг высот Полеокастра, где находилисьлегионы Гая Канниция, и со всей силой обрушился на них. Тридцать тысячсолдат Каста и Гая Канниция сражались с большим мужеством, но если бы небыстро подоспевшая помощь Спартака, они неминуемо были бы уничтожены. Как только появился фракиец, тотчас же разгорелся ожесточенный бой; ночь разъединила сражающихся: ни та, ни другая сторона не уступила ни пядиземли. Гладиаторы потеряли двенадцать тысяч убитыми, а римляне десятьтысяч. В ту же ночь Спартак, у которого было меньше войска, чем у неприятеля, снялся с лагеря, уговорив отделившихся следовать за ним, и направился вБизинияну, преследуемый Крассом, который, однако же, не отважился напастьна него. Спартак укрепился на высокой обрывистой горе, решив выждать тамблагоприятных обстоятельств; Канниция и Каста он убеждал в необходимостисохранить единство, говорил им, что в данную минуту разумнее всегоизбегать боя с Крассом, что на Красса надо будет напасть и разбить его вудобный момент, сначала утомив его переходами и обходами. Каст и Канницийпосле разговоров со Спартаком как будто успокоились; они не были враждебнонастроены против него - наоборот, уважали его и восхищались им, но оба нетерпели узды дисциплины и безрассудно желали как можно скорее вступить вбой с врагом. Три дня Спартак стоял лагерем близ Бизинияна, под прикрытием горы; затем на четвертую ночь, когда свирепствовал ураган, под шум дождя ираскаты грома, ослепляемые зигзагами молний, Спартак и его войско бесшумноспустились по крутым тропинкам в тишине и скрылись от Красса, направившисьфорсированным маршем в Кларомонт. Красс догнал гладиаторов через восемь дней и занял позиции, дававшиеему возможность снова запереть Спартака на горе, где тот расположилсялагерем; Каст и Канниций опять отделились от фракийца и отвели оба своилегиона в отдельный лагерь, в шести милях от того места, где укрепилсяСпартак. Два дня Красс обозревал местность и позиции врага, а затем ночьюотправил один легион занять холм, весь покрытый деревьями и кустарником, приказав солдатам спрятаться там и обрушиться на Каста и Канниция с тыла, когда Скрофа с тремя легионами нападет на них с фронта. Красс намерен былполностью уничтожить эти двенадцать тысяч гладиаторов в течение одногочаса, до того как Спартак подоспеет к ним на помощь; а после этой вылазкион собирался напасть на самого Спартака, у которого из-за потерь, понесенных в сражении под Поликастром, и после уничтожения Двенадцатитысяч солдат в легионах Каста и Канниция, Должна была остаться армия всегов пятьдесят тысяч человек; Красс считал, что ему удастся полностьюокружить эту армию, пустив в ход свои девяносто тысяч солдат. Ливий Мамерк, командовавший легионом, отправленным Крассом в засаду, так умело повел своих солдат на указанные ему высоты, что Каст и Канницийничего не заметили. Мамерк опасался, что доспехи легионеров будут сверкатьна солнце и это выдаст врагу их присутствие, а потому приказал своимсолдатам закрыть ветками шлемы и панцири, что и было сделано. В тревоге ждал Мамерк наступления ночи и зари следующего дня, назначенного для нападения на врага с тыла. Но неблагоприятная для римлянсудьба пожелала, чтобы у подножья этого холма, в угоду религиозному рвениюокрестных жителей, был сооружен небольшой храм Юпитеру ВеличайшемуЛучшему. Хотя храм этот в последнее время был покинут, все же Мирцапродолжала приносить здесь жертву отцу богов. Мирца боготворила своегобрата и ежеминутно тревожилась о нем; религиозная по своим убеждениям иблагоговевшая перед всевышними богами, она никогда не упускала случаяпринести умилостивительную жертву за Спартака. В этот день, воспользовавшись удобным случаем, Мирна отправилась всопровождении верной Цетуль в храм Юпитера, ведя за собою белого козленка, которого она хотела принести в жертву на покинутом алтаре Юпитера. Подойдя к храму, Мирца увидела на хребте горы римских солдат. Однисидели на корточках, другие лежали в траве; они таким образом были" обнаружены этими двумя женщинами, приносившими дары богам за неприятеля".Не вскрикнув, не выдав своего испуга хотя бы малейшим движением, Мирцавнутренне возрадовалась счастливому случаю, внушившему ей желаниесовершить жертвоприношение, - в этом она видела явное покровительствобогов; она бесшумно двинулась в обратный путь и, быстро миновав долину, поспешила в лагерь Канниция и Каста, чтобы предупредить их о засаде; затем, в сопровождении все той же эфиопки, побежала предварить Спартака. За час до полудня Гай Канниций приказал двум легионам, которые были сним, сняться с места, и они кинулись со всем пылом на войско Мамерка. Тотпопытался отбить неожиданное нападение, но должен был тотчас же отправитьк Крассу контубернала с просьбой о присылке подкреплений. Римский полководец немедленно отправил два легиона, а Спартак послал впомощь своим два легиона; бой длился много часов и из схватки перешел вбольшое сражение; на место боя помчались и прибыли почти одновременноСпартак и Марк Красс со всеми своими легионами: разгорелась битва болеекровопролитная, чем все, происходившие до тех пор. Весь день бились с большим мужеством и необыкновенной яростью; наступила ночь, и сумрак, окутавший бойцов, положил конец сражению. Римляне потеряли свыше одиннадцати тысяч убитыми, гладиаторы -двенадцать тысяч триста, и среди них погибли мужественно сражавшиесяКанниций, Каст и Индутиомар: все трое - командиры легионов. Спустя четыре часа после сражения Спартак, собрав войска, продолжалсвой поход. Он шел по самым крутым поросшим лесом тропинкам, направляясь кПетелинским горам. Красс, оставшись победителем па поле сражения, Приказал сжечь трупыримлян и, к величайшему удивлению своему и всего своего войска, увидел, что из числа двенадцати тысяч трехсот гладиаторов, павших в этом сражении, всего лишь двое получили раны в спину, все же остальные погибли, раненныев грудь. После этого сражения, когда войско Спартака скрылось в горах, Красспожалел, что написал сенату и хлопотал о подкреплении, прося помощи уПомпея и Лукулла, тогда как он в действительности истощил силыгладиаторов, а слава победы над ними может быть приписана двум другимполководцам. Он решил поэтому закончить войну с мятежниками до прихода изИталии Лукулла и раньше, чем Помпеи, уже вернувшийся в Рим со своимвойском, отправится в Луканию. Поручив командование шестьюдесятью тысячамисолдат квестору Скрофе, Красс велел ему преследовать Спартака, не даваягладиаторам ни отдыха, ни сроку; с остальными двумя легионами (околодвадцати тысяч человек) со всей поклажей и обозом, делая переходы днем иночью, он направился в Турни, а оттуда в Потентию, рассылая по округетрибунов для набора солдат, чтобы сформировать новые легионы; он обещалвысокое награждение всем, кто поступит в его армию. Тем временем Спартак, сделав обход, из Кларомонта направился вНевокастр, оттуда в Танагр, а из Танагра обратно в Кларомонт, для тогочтобы измотать войско Красса, которое, как он предполагал, идет за нимследом. Он не знал, что в тылу у него только Скрофа. Спартак хотелзастигнуть Красса в таком месте, где ему не давало бы преимуществачисленное превосходство его сил, и только тогда фракиец желал вступить сним в бой. Скрофа донимал отступавшего Спартака, часто завязывал стычки с егоарьергардом, имея частичное преимущество; не раз к Скрофе в плен попадалицелые манипулы гладиаторов, которых он затем вешал на Деревьях у дороги. Из Кларомонта, идя по склонам холмов, Спартак направился в Гераклею. Дойдя до берега реки Казуент, он понял, что переправиться через нееневозможно; сильные дожди повысили уровень воды, затруднив переход черезреку; гладиаторов догнала римская кавалерия и атаковала колоннугладиаторов с тыла. Спартак загорелся лютым гневом; он велел своим легионам выстроиться и, обратившись к ним с речью сказал, что это сражение надо выиграть во что быто ни стало, иначе все погибнут, - в тылу у них река. И гладиаторы снеобычайной силой пошли в атаку на римлян. Они обрушились на римлян с такой яростью, что за два часа разбили их, обратили в бегство, и, преследуя, уничтожили несметное количество римскихсолдат. Квинт тщетно старался удержать бегущих, и напрасны были также усилияСкрофы: он был ранен в бедро и в лицо, и с большим трудом отряду кавалерииудалось спасти его от неистовства врагов. Римлян постигло тяжкое поражение: в бою при Казуенте было убито свышедесяти тысяч, а гладиаторы потеряли только восемь тысяч. Римских солдатохватила паника, и, спешно перейдя вброд Акрис, в волнах которой многиепогибли, они не переставали бежать до тех пор, пока не укрылись за стенамиТурий. Легко представить себе, как эта победа подняла дух гладиаторов. Отвагаих обратилась в дерзновение: они послали к своему вождю деканов ицентурионов, заклиная снова вести их на врага, и давали обет уничтожитьвсех римлян. Но фракиец не счел возможным наступать на Красса, которыйдаже после такого поражения был все же сильнее его, тем более что Спартакполучил известия, что римский полководец собирает новые легионы. Услыхав о поражении, которое потерпел Скрофа, Красс отправился изПотентии в Турий со своими тридцатью восемью тысячами солдат - такова былачисленность его войска вместе с новыми, спешно собранными легионами.Прибыв в Турий, он сделал строгое внушение войскам Скрофы и поклялся сноваприменить децимацию, если только они опять обратятся в бегство. Крассоставался в Туриях несколько дней, чтобы привести в порядок легионы, потерпевшие поражение в Казуенте, а затем бросился по следам Спартака, -его разведчики уверяли, что фракиец расположился лагерем на побережьеБрадана, неподалеку от Сильвия. Прошло десять дней после сражения при Казуенте. Как-то вечером Спартак, мрачный и печальный, прохаживался по дороге от претория до квестория всвоем лагере, расположенном на возвышенности у Брадана; ему доложили, чтотрое переодетых гладиаторов прибыли верхом из Рима и привезли ему какое-товажное письмо. Спартак тотчас же направился в свою палатку и Принял там трех прибывшихгладиаторов; они передали ему папирус от Валерии Мессала и сказали, чтопосланы специально к нему в лагерь с этим письмом. Сильно побледнев, Спартак взял письмо и схватился рукой за сердце, какбудто хотел сдержать его биение. Он отпустил гладиаторов, приказавнакормить их, потом развернул свиток папируса и прочел следующее: " Непобедимому и доблестному Спартаку шлет свой привет и воздает почестиВалерия Мессала. Враждебный рок и неблагосклонные боги не пожелали покровительствоватьтвоему делу, которому ты отдал все сокровища благороднейшей души твоей, овозлюбленный мой Спартак. Благодаря твоему сверхчеловеческому мужеству, твоей прозорливости и честности победа на протяжении трех лет не покидалатвоих знамен, но даже ты не в силах противостоять злому року и римскомумогуществу: из Азии отозван Лукулл и будет направлен против тебя, асейчас, когда я пишу тебе это письмо, Помпеи Великий, покоритель Испании, ведет на тебя все свои войска и с ними из Рима продвигается через Самний.Иди на уступки, Спартак, прекрати войну и сохрани свою жизнь ради моейгорячей, неугасимой, вечной любви, сохрани себя ради нашей малюткиПостумии, ; не лишай отцовской ласки нашего милого ребенка: ведь онаостанется сиротой, если ты будешь упорно продолжать войну, которая сталатеперь безнадежной. Женщина, которую любит Спартак, не должна, не может позволить себепосоветовать ему совершить подлый и низкий поступок. После того как тызаставил трепетать Рим, после того как ты в течение трех лет держал встрахе всю Италию, покрыл славой свое имя и блестящими победами заслужиллавры, ты, сложив оружие, уступаешь не страху перед твоими врагами - тысклонишь знамена перед роком, таинственной, невидимой, неодолимой силой, ибо не было, нет и не будет человека, который мог бы противостоять ударамсудьбы, перед нею ничто все усилия людей самой могучей воли, о которыхповествует история, - начиная от Кира и кончая Пирром, от Ксеркса доГаннибала. До того как на поле брани прибудет Помпей, прекрати войну с Крассом; изопасения, что слава победы над тобой достанется сопернику, Красс, конечно, согласится на почетные для тебя условия. Оставь дело, ставшее теперь неосуществимым, укройся на моейтускуланской вилле, где тебя ждет самая чистая, самая нежная, самаягорячая и преданная любовь. Жизнь твоя, полная счастья, будет проходитьсреди пылких поцелуев и самых нежных ласк, которые когда-либо женщина наземле дарила своему любимому; неведомый людям, вдали от их дел, ты будешьжить, боготворимый супруг и отец, в непрерывных восторгах любви. О Спартак, Спартак, дорогой мой, тебя молит бедная женщина, тебязаклинает несчастная мать, и дочь твоя, слышишь ли, Спартак, твой ребеноквместе со мной обнимает твои колена, обливает слезами и покрываетпоцелуями твои руки; с горькими слезами и стенаниями обе мы умоляем тебя, чтобы ты сохранил свою драгоценную для нас жизнь, ибо она дороже нам всехсокровищ мира. Рука моя дрожит, выводя эти строки, слезы душат меня, текут из глаз ипадают на папирус, такие горячие, что в некоторых местах ими будет стертонаписанное мною. О Спартак, мой Спартак, пожалей свою дочь, пожалей меня, ведь я всеготолько слабая, несчастная женщина, я умру от отчаяния и горя, если тыпогибнешь... О Спартак, пожалей меня... я так люблю тебя, боготворю тебя ипоклоняюсь тебе больше, чем поклоняются всевышним богам! О Спартак, пожалей меня!.. Валерия". Невозможно передать словами, что чувствовал бедный гладиатор, читая этописьмо. Он плакал, и обильные слезы струились на папирус, смешиваясь сслезами, пролитыми Валерией и оставившими свой след. Прочтя письмо, онподнес его к губам и стал целовать страстно, неистово, безумно; рыдая, онпокрывал его бессчетными поцелуями и, уронив руки, замер, крепко сжимаяписьмо, потом сложил руки на груди и долго стоял неподвижно, вперив вземлю глаза, полные слез; он погрузился в сладостное и печальное раздумье. Кто знает, где витали в эти мгновения его мысли? Кто знает, какиерадужные видения проносились перед его взором? Кто знает, каким дивнымпризраком он упивался?.. Мысли его текли, грустные и полные нежности, но, наконец, очнувшись, онвытер глаза, еще раз поцеловал папирус и, свернув его, спрятал у себя нагруди. Затем, надев панцирь и шлем, опоясавшись мечом и вдев на руку щит, кликнул своего контубернала и приказал ему подвести коня, а конникампередать, чтоб они были готовы следовать за ним. Через полчаса, предварительно поговорив с Граником, он ускакал галопомиз лагеря во главе трехсот конников. Через несколько минут после отъезда Спартака в его палатку вошла Мирца, а следом за ней Арторикс. Юноша умолял и заклинал девушку открыть ему причину, мешающую ей статьего женой, Мирца же, как всегда, молчала, тяжело вздыхая и проливая слезы. - Я не могу больше так жить, поверь мне, Мирца! - говорил галл. - Немогу больше, клянусь тебе жизнью Спартака, которая для меня гораздо дорожемоей собственной жизни, ибо для меня она священна. Клянусь, что в моейлюбви к тебе, в моей страсти нет ничего мелкого, никакой слабостичеловеческой; она стала огромной, она завладела всеми моими чувствами, всем моим существом, всей душой. Когда мне станет известно, что отвращаеттебя от меня, что налагает на тебя запрет стать моей, может быть... ктознает?.. может быть, меня убедит эта непреодолимая необходимость; можетбыть, она станет для меня неоспоримой, я осознаю ее неизбежность... я, может статься, покорюсь неумолимому року. Но чтобы я, не ведая, какаяпричина лишает меня возможности стать счастливейшим из людей, хотя я знаю, что ты любишь меня, - чтобы я добровольно отказался от радости всей моейжизни и молча покорился, - нет, не верь этому, не думай, что это случитсякогда-нибудь!.. Арторикс говорил с глубоким волненьем, с большой искренностью илюбовью; голос его дрожал, лицо побледнело; перед Мирцей стоял человек, говоривший то, что он действительно чувствовал. Она была растрогана и переживала большое, невыразимое горе. - Арторикс, - сказала она сквозь слезы, - Арторикс, умоляю тебя именембогов твоих ради твоей любви к Спартаку, не настаивай, не расспрашивайменя больше. Мне так тяжело! Если бы ты только знал, какое горе ты мнепричиняешь, поверь мне, Арторикс, ты больше не спрашивал бы меня ни о чем! - Выслушай же меня, Мирца, - сказал галл в порыве страстной любви, теряя самообладание, - выслушай меня. В таком душевном состоянии, в такойПечали и с таким чувством безнадежности, клянусь тебе, я больше жить немогу. Видеть твое прелестное лицо, любоваться чистым сиянием, котороеизлучает твой взор, озаряет меня и любовно ласкает; каждый миг видеть твоюнежную, кроткую улыбку, знать, что я мог бы обладать этим сокровищем добраи красоты, и быть вынужденным отказаться от всего этого, не ведая причины, - это свыше моих сил. Если ты не откроешь мне тайны, если не поведаешьэтого секрета, лучше мне умереть, чем жить, потому что я не могу, большене могу так мучиться и страдать. Да поразит Спартака к этот миг своеймолнией всемогущая Тарана, если я не упаду бездыханным на твоих глазахиз-за твоего упорного, необъяснимого молчания! И с этими словами Арторикс с искаженным от волнения лицом выхватилиз-за пояса кинжал и взмахнул им, собираясь нанести себе удар. - Нет, нет, во имя великих богов! - воскликнула Мирца, умоляюще сложивруки. - Нет! Не надо! - И прерывающимся от волнения голосом добавила: - Япредпочту бесчестье... перед тобою... предпочту лишиться твоего уваженияко мне, чем видеть твою смерть! Остановись... выслушай меня... Арторикс...я не могу быть твоей потому, что я недостойна тебя... я умираю от стыда...но ты все узнаешь, мой любимый, обожаемый Арторикс! И, закрыв лицо руками, она горько зарыдала, потом торопливо заговорилапрерывающимся от рыданий голосом: - Рабыней... понуждаемая плетью моего господина, который былсводником... истязаемая горящими розгами, я поневоле принадлежаладругим... Она остановилась на мгновение, затем едва слышно добавила: - Я была... блудницей!.. - и снова зарыдала, низко склонив голову изакрыв руками лицо. При этих словах лицо Арторикса все потемнело, глаза засверкали отбезудержного гнева, и, подняв руку, сжимавшую кинжал, он крикнул мощнымголосом: - Да будут прокляты эти подлые торговцы людьми... да будет прокляторабство!.. да будет проклята человеческая жестокость!.. Потом, вложив кинжал в ножны, он бросился к ногам Мирцы, схватил ееруки и, покрывая их поцелуями, в порыве великой любви воскликнул: - О любимая, не надо плакать... не плачь! Ну, что же? Разве из-за этоготы менее чиста, менее прекрасна в моих глазах, ты, жертва римскоговарварства? Они получили власть над твоим телом, но никто и ничто не моглозапятнать чистоту твоей души. - Оставь, оставь меня, дай спрятаться от себя самой... - бормоталаМирца, пытаясь снова закрыть руками свое лицо. - Теперь я должна избегатьтвоего взгляда, я не могу снести его. И, убежав в отгороженный угол палатки, она бросилась в объятия Цетуль. Арторикс с обожанием смотрел на полотнище, за которым скрылась девушка, потом вышел со вздохом удовлетворения: ведь то, что Мирца считаланепреоборимым препятствием, Арториксу таким не казалось. На следующий день, едва взошла заря, Марку Крассу, расположившемусялагерем в Оппиде Мамертинском, на расстоянии одного перехода от лагерягладиаторов, была подана дощечка, привезенная вражеским конником, гонцомСпартака. На дощечке было послание, написанное на греческом языке. Красс прочелследующее: " Марку Лицинию Крассу, императору, от Спартака привет. Мне необходимо встретиться с тобой в десяти милях от твоего лагеря и вдесяти от моего. На краю дороги от Оппида в Сильвий стоит небольшая вилла, принадлежащая патрицию из Венусии, Титу Оссилию. Я нахожусь на этой виллес тремястами конников. Не соблаговолишь ли приехать сюда с таким же числомтвоих всадников? Обращаюсь к тебе со всей искренностью, по чести, полагаясь также и на твою честность. Спартак". Красс принял предложение гладиатора; он призвал к себе конника, доставившего дощечку, велел ему возвратиться к Спартаку и передать, чточерез четыре часа он, Марк Красс, прибудет на свидание в назначенное местосо своими тремястами всадниками и так же, как Спартак положился на егочестное слово, доверяет и он Спартаку. В тот же день спустя три с половиной часа, то есть за два часа дополудня, Красс явился на виллу Тита Оссилия во главе отряда кавалерии. Урешетки виллы его встретили начальник конницы гладиаторов Мамилий, сопровождавший Спартака, центурион и десять декурионов отряда. Воздавая Крассу должные знаки почтения, его провели через переднююдворца, затем через атрий по коридору, который вел в небольшую картиннуюгалерею. Услышав шум шагов, на пороге галереи показался Спартак; он жестомприказал гладиаторам удалиться, и, поднеся правую руку к губам в знакприветствия, сказал: " Привет тебе, славный Марк Красс! " - и с этимисловами отступил в глубь галереи, давая дорогу римскому полководцу. Тотучтиво ответил на поклон и сказал, входя в галерею: " Привет и тебе, доблестный Спартак! " Оба полководца стояли друг против друга, молча разглядывая одиндругого. Гладиатор ростом был на целую голову выше патриция; его шея, голова, стройные и мужественные формы атлетической фигуры были невыгоднымконтрастом для Марка Красса, человека среднего роста и несколько тучного. Спартак внимательно рассматривал строгие и резкие линии костистого, смуглого, чисто римского лица Красса, его короткую шею, широкие плечи икрепкие, но кривые в коленях ноги, а Красс любовался величавой осанкой, ловкостью движений и совершенной красотой геркулесового сложения Спартака, благородством его высокого лба, красотой глаз, в которых светилисьчестность и прямота, как и во всех чертах его прекрасного лица. Самым удивительным было для Красса, и он сильно досадовал за это насамого себя, что он никак не мог избавиться от чувства глубокого уважения, которое ему помимо воли внушал этот человек. Первым нарушил молчание Спартак, мягким голосом спросив Красса: - Скажи, Красс, не кажется ли тебе, что эта война слишком затянулась? Римлянин замялся, медля с ответом, а затем сказал: - Да, она тянется слишком долго. - Не кажется ли тебе, что мы могли бы положить ей конец? - сноваспросил гладиатор. Изжелта-серые глаза Красса, с тяжелыми веками, метнули яркую искру, исейчас же он спросил: - Но каким образом? - Заключив мир. - Мир? - удивленно переспросил Красс. - А почему бы и нет? - Да... потому что... каким же образом можно было бы заключить этотмир? - Во имя Геркулеса! Таким же точно образом, каким всегда заключают мирвоюющие стороны. - А, - воскликнул Красс с насмешливой улыбкой, - так, как заключают мирс Ганнибалом, с Антиохом, с Митридатом?.. - А почему бы и не так? - с еле заметной иронией спросил фракиец. - Потому что... потому что... - с оттенком презрения, а вместе с тем исмущения ответил римский полководец. - Потому что... Да разве вы воюющаясторона? - У нас собралось много народов, воюющих против римской тирании. - Вот как! Клянусь Марсом Карателем, - насмешливо воскликнул Красс, заложив левую руку за золотую перевязь, - я всегда считал пас наглойтолпой подлых рабов, возмутившихся против своего законного властелина. - Внесем поправку, - спокойно ответил Спартак. - Подлые, говорите вы? Нет, мы рабы вашего несправедливого и бессмысленного насилия, но неподлые... А что касается законности вашего права владеть нами, то лучше небудем об этом говорить. - Итак, - сказал Красс, - ты хотел бы заключить мир с Римом, так жеточно, как если бы ты был Ганнибалом или Митридатом? Какие же провинции тыхочешь получить? Какое возмещение ты требуешь за военные издержки? Глаза Спартака загорелись гневом; он. уже открыл было рот, чтобыдолжным образом ответить Крассу, но, поднеся левую руку к губам, сдержался. Несколько раз провел он правой рукой по лбу, а затем сказал: - Я не собирался ни пререкаться с тобой, Красс, ни оскорблять тебя, нивыслушивать твои оскорбления. - А тебе разве не кажется оскорблением величия народа римскогодоговариваться о заключении мира с рабами и мятежными гладиаторами? Надородиться на берегах Тибра, чтобы почувствовать весь позор такогопредложения! Ты, к своему несчастью, не родился римлянином, - хотязаслуживал бы это, Спартак, уверяю тебя, - и не можешь полностью понять иоцени
