ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЭЛЛИНСКО-РИМСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Со времен Аристотеля греческая культура теряет свою национальную обособленность и присоединяется к общему движению, которое объединило обитавшие на берегах Средиземного моря народы в общей культурной жизни. В греческих государствах, основанных преемниками Александра Македонского, этот процесс начался слиянием греческого и восточного мировоззрения; в Римской империи он нашел свое внешнее, в христианстве - свое внутреннее завершение: эллинизм, романизм, христианство -таковы те этапы, через которые прошло развитие мировой культуры.

Но духовно господствующим элементом в этом объединении была греческая наука, и в этом состоит ее всемирно-историческое значение. Она сделалась, подобно греческому искусству, общекультурным достоянием древности; к ней примыкали неизменно высшие культурные стремления народов, и она сделалась формирующей силой всех народных стремлений и идеалов. Греческая нация выполнила свою культурную задачу ценой утраты политической самостоятельности и национальной обособленности: рассеявшись по всему свету, греки стали учителями мира.

При таком расширении исторической арены в греческой науке произошло обособление элементов, которые были до того времени объединены в ней. Ее исходной точкой был чисто теоретический интерес, нашедший себе яркое выражение в личности и учении Аристотеля; но с течением времени с ним слился интерес практический, с точки зрения которого наука представлялась источником жизненных убеждений. В философии Платона оба этих элемента слились нераздельно. Но теперь они разъединяются.

Научное мышление, достигшее в аристотелевской логике своего самопознания, установило ряд основных понятий, при помощи которых можно было разобраться во всем разнообразии явлений. Противоположные формулы миропонимания нашли себе выражение в обширных системах и, благодаря этому, были установлены прочные рамки для специального исследования. Насколько успешной была деятельность греческой науки по отношению к разработке принципов раньше, несмотря на скудость специальных познаний, настолько же ослабел теперь метафизический интерес и метафизическая концентрация мышления.

Вследствие этого теоретическое исследование перешло в область специальных вопросов; характерной чертой эллинско-римского периода является развитие учености и специальных наук. Вступая в одну из больших школ, человек науки приобретал законченное мировоззрение и прочную опору для разработки отдельных вопросов и специальных проблем, которыми он интересовался. Равнодушие к общим метафизическим теориям усиливалось еще и от того, что плодотворное исследование в спеииальных областях, расширение фактического знания и понимание зависимости конкретных явлений могло развиваться независимо от разногласий метафизических систем. Разделение проблем, установленное в учении Аристотеля и примененное в его школе, вело к специализации, и потому руководимое чисто теоретическим интересом исследование обращается в эллинско-римскую эпоху главным образом к специальным наукам. Великие ученые позднейшего периода древней истории хотя и состояли в более или менее свободных отношениях к той или иной школе, но в метафизических вопросах были индифферентны. Этим объясняется, что научный вклад этой эпохи, по отношению к разработке общих принципов, представляется крайне ничтожным, тогда как математическое, естественно-научное, грамматическое, филологическое, литературно-историческое и историческое исследование принесло обильные плоды. Имена огромного большинства тех " философов", которые упоминаются в схематических трактатах по " истории философии", в качестве руководителей или просто представителей различных школ, дают повод лишь к упоминанию, что они занимались специально тем или иным предметом или - для истории философии это столь же мало существенно - что они примкнули к тому или иному из прежних учений; крайне редко можно отметить о них что-нибудь в философском отношении новое и самостоятельное. В теоретическом отношении эта эпоха довольствовалась пережевыванием старых, разработанных греческой философией, проблем, двигаясь по проложенному уже ранее пути.

Но тем могущественнее и шире сделалось в этот период теоретической ассимиляции практическое значение философии. По мере того, как разлагались идеалоные основы греческой жизни, как народная религия все более превращалась во внешнюю традицию, как ослабевали государст-

венные узы, переставая возбуждать чувство самоотверженного патриотизма, и индивидуум внутренне все более обособлялся, потребность в научном учении о целях человеческой жизни, в такой мудрости, которая мота бы обеспечить счастье индивидуума, становилась все сильнее и сильнее Таким образом, основной проблемой послегреческой философии сделалась жизненная мудрость и то ограничение области философского исследования, которое было сделано Сократом, и вслед затем киренской и кинической софистикой, является характерной чертой всего последующего периода.

Это не исключает, что общие философские теории с их резкой противоположностью находят себе распространение и в это время, но при этом они, во-первых, уже не возбуждают самостоятельного интереса и потому разрабатываются лишь в тех направлениях, которые имеют существенное значение для целей жизненной мудрости, и, во-вторых, они совершенно лишены всякой оригинальности; это лишь переработка старых учений, в целях практического приложения их. Даже столь обширные системы, как стоическая и неоплатоническая, оперируют исключительно с понятиями предшествующей греческой философии, ставя своей задачей выработать теоретическую основу для своего практическое идеала. Ключ ко всем их теоретическим учениям следует всегда искать в практической основной идее, и потому все они являются типическими примерами смешения проблем.

В связи с этим преобладанием практического направления находится и то, что зависимость философии от общекультурного движения, которое проникло в тихую среду бескорыстного исследования еще со времен софистов, становится в эпоху эллинизма и римского владычества тесной и непрерывной. Она обнаруживается с особенной яркостью в изменившемся отношении философии к религии.

Практическое направление, принятое греческой философией, и все резче и резче обрисовывавшаяся противоположность ее к народным верованиям имели своим результатом то, что главной задачей жизненной мудрости явилась замена религиозных Верований. Образованное общество, потерявшее опору в религии и государстве, стало искать ее в философии. Поэтому эллинско-римская философия становится на точку зрения индивидуальной нравственности и получает, вследствие этого, существенно этический характер. Всего резче противоположность этой индивидуальной этики к религии обнаружилась у эпикурейцев; но и в других школах учения о Божестве приобретают чисто этический и, пожалуй, отчасти теоретический отпечаток, и совершенно лишены религиозного.

Это существенно этическое философское течение началось еще в Греции, и, главным образом, даже в Афинах, которые, несмотря на распространение греческого образования как на восток, так и на запад, в продолжение целых столетий оставались центром научной жизни. Но

скоро выросли новые центры, сначала сосредоточившие главным образом специальные исследования такими центрами являлись большие библиотеки и музеи в Родосе, в Пергаме, в Александрии, в Тарсе, в Риме, позднее в Антиохии и Византии, Из числа их особенное значение приобрела Александрия, где не только обрабатывающая ученость нашла себе столь типичное развитие, что вся эта эпоха в истории литературы обозначается ее именем, но где и философские стремления времени испытали решительную метаморфозу.

Ибо философия не могла равнодушно смотреть на то глубокое чувство неудовлетворенности, которое охватило древний мир, несмотря на весь блеск Римской империи. Это огромное государство не могло возместить, сплоченным в одну колоссальную государственную единицу, народам по^терю их национальной самостоятельности; оно не давало им ни внутреннего удовлетворения, ни внешнего счастья. Напиток земной жизни перестал нравиться древним народам; они жаждали религии. Поэтому они пытались ассимилировать все те различные культы и религиозные обряды, которые они находили у разнообразных народов; религии Востока смешались с религиями Запада.

Философия вовлекалась в это движение тем сильнее, чем явственнее становилось, что ее жизненный идеал не мог удовлетворить даже образованных. Таким образом, в философию устремился - прежде всего это движение возникло в.Александрии -целый поток перемешивающихся друг с другом религиозных представлений и философия пытается отныне выработать на научной основе не только этические убеждения, но и религию. Она воспользовалась понятиями греческой науки в целях уяснения и систематизации религиозных представлений, в целях выработки удовлетворяющего религиозным стремлениям мировоззрения. Так создавались, в более или менее тесной связи с оспаривающими друг у друга право на преобладание религиями, системы религиозной метафизики.

Из сказанного видно, что в эллинско-римской философии следует различать два периода¹ этический и религиозный. Временем перехода из одного периоде в другой явпяется первое столетие до н.э.

ГЛАВА I ЭТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

С течением времени, уже школы обоих великих корифеев древней философии, академическая и перипатетическая, разделили науку на этическую философию и ученое исследование. Если в первом, современном Аристотелю, поколении академии преобладала пифагорейская метафизика, то вскоре она уступила место популярному морализированию. В лицее же, хотя Теофраст и Стратон и продолжали заниматься разработкой аристотелевской метафизики, но как сам Теофраст, так и его сотоварищи, Дикеарх, Аристоксен и др. обратились к литературно-историческим и естественно-научным исследованиям. Позднее именно перипатетики сделались ревностными адептами александрийской учености. История философии нашла в них самых ревностных исследователей. Но в самой философии они играли лишь консервативную роль, ограничиваясь защитой своей школьной системы от вторжения других, в особенности в области этики. Переиздание аристотелевских сочинений Андроником дало лишь новое побуждение к деятельному воспроизведению учения: парафразы, комментарии, извлечения, интерпретации составляли главное занятие позднейших перипатетиков.

Но влиянию академии и лицея в Афинах сильно повредили две новые школы, основанные в конце IV века и обязанные своим успехом тому обстоятельству, что они с односторонней рельефностью и настоятельностью отражали стремление времени в разработке жизненной мудрости. Это были стоическая и эпикурейская школы.

Первая была основана Зеноном из Китиона (на Кипре) в Σ τ ο α π ο ι -χ 'ι λ η; при нем и при его преемнике Клеанфе она имела еще больше сходства с кинизмом, чем при третьем руководителе школы, Хрисиппе, которому удалось направить ее на более строгий научный путь. Эпикур, наоборот, основал сообщество, которое руководствовалось гедоническим принципом в утонченной и одухотворенной форме, однако проявляло лишь небольшую дозу научной деятельности. Тогда как общественно-этический принцип Эпикура и связанное с ним мировоззрение в течение всей античной эпохи и в особенности в пределах римского владычества находили себе многочисленных последователей, в научном отношении, все равно,

возьмем ли мы область общей философии или специального исследования, школа оставалась менее производительной, чем какая бы то ни было другая. Ее учение в интересной форме изложил римский поэт Лукреций.

Эти четыре школы в течение столетий существовали в Афинах рядом друг с другом. Во времена империи, когда там был создан своего рода университет, они преобразовались в кафедры. Однако руководителей школы можно проследить лишь в академии, да и то с большими пробелами; относительно стоиков и эпикурейцев наши сведения обрываются уже в первом столетии до н.э. и немного позже относительно лицея.

В первое время своего существования, в III и II столетии до н.э., эти четыре школы находились в самой оживленной полемике и предметом их спора были главным образом этические вопросы и лишь те из метафизических, физических и логических вопросов, которые находились с ними в связи.

Параллельно с догматическими учениями существовало в течение всего этого времени еще одно течение, которое, подобно стоической и эпикурейской философии, имело своим источником тоже софистику: скептицизм. Хотя последний и не принял форму особой школьной корпорации, но это не помешало ему приобрести систематическое развитие и получить этические приложения. Такую концентрацию отрицательных учений софистики произвел Пиррон, учения которого изложены Тимоном, Этот софистический скептицизм проповедовался некоторое время даже в роще Платона; средняя академия, если и не вполне ассимилировала его, то все же воспользовалась им для полемики со стоицизмом и обоснования собственной морали. Руководителями школы во время этой фазы развития ее были Аркесилай и Карнеад, отделенные друг от друга почти целым столетием. В последующее время, когда скептицизм снова был оставлен академией, он нашел себе сочувствие у врачей-эмпириков, из числа которых в конце этого периода следует назвать Энесидема и Агриппу. Полную сводку скептических учений мы находим в принадлежащих значительно более позднему времени сочинениях Секста Эмпирика,

Глубокое значение этого скептицизма заключалось в том, что он давал выражение тому душевному настроению, которое охватило всю античную цивилизацию. Сказавшийся в нем недостаток мужественного убеждения нашел себе другое выражение в эклектизме, распространившемся во второй половине II века. С распространением философских школ в пределах Римской империи школьный дух ослабел, полемика сократилась и обнаружилась потребность в соглашении и слиянии. Телеологическое миросозерцание сделалось той общей основой, на которой платонизм, аристотелизм и стоицизм могли противопоставить свои учения эпикуреизму.

Склонность к такому слиянию, к синкретизму, первоначально возникла в стоической школе и нашла себе наиболее ярких представителей в лице Панэция и Посидония, давших стоическому учению, посредством

объединения его с воззрениями Платона и Аристотеля, более разностороннее применение. Навстречу им пошла новая академия; разорвав в лице филона Ларисского свою связь со скептицизмом, она сделала попытку свести разрозненную философию к тем учениям, в которых сходятся между собой Платон и Аристотель (Антиох).

Менее значителен принципиально, но не менее важен по своему историческому влиянию, тот вид эклектизма, который проявляли в своем отношении к греческой философии римляне; это была механическая группировка, применительно к практическим целям, учений, заимствованных у самых разнородных школ. Такими эклектиками были Цицерон, Вар-рон и отчасти школа СекстиеВ.

Из числа представителей перипатетической школы (лицея) прежде всего следует назвать сооснователя ее, друга Аристотеля, Теофраста Лесбосского (приблизительно между 370-287), который приобрел, благодаря своей учебной и литературной деятельности, высокую авторитетность. Из его сочинений дошли до нас ботанические работы, отрывок метафизики, извлечения из его " Характеров", из сочинения о восприятии, из его истории физики и некоторых других.

К той же школе принадлежат Эвдем Родосский, Аристоксен Тарентский, занимавшийся историей и теорией музыки, Дикеарх Мессенский, ученый полигистор, написавший историю греческой культуры (β ί ο ς Ε λ λ ά δ ο ς ), и затем Стратон Ламнсакский, стоявший в 287-269 гг. во главе школы.

Между перипатетическими доксографами следует назвать Гермиппа, Сотиона, Сатира, Гераклида Лембосского; к числу позднейших комментаторов принадлежит Александр Афродизийский (около 200 г. н.э. в Афинах),

Средняя академия начинается Аркесилаем из Питанеи в Эолии (около 315—241), учение которого изложил его ученик Лакид, и кончается Карнеадом (155 г. в Риме) и его последователем Клейтомахом (умер в 110 г.). Из их произведений не осталось ничего. Источниками, наряду с Диогеном Лаэртским, служат главным образом Сенека и Секст Эмпирик.

О новой академии наши сведения тоже исходят лишь из косвенного источника и притом имеют крайне общий характер, филон Ларисский был еще в 87 г. в Риме; его последователя Антиоха Аскалонского Цицерон слушал в 78 г. в Афинах. К представителям эклектического платонизма в этой первоначальной существенно-этической форме принадлежит, между прочим, Арей Дидим, обнаруживавший большую склонность к эклектизму (во времена Августа) и Трасилл (при Тиберии), которому принадлежат систематически расположенные издания сочинений Демокрита и Платона.

Огромное большинство представителей стоической школы принадлежали по происхождению к смешанным народам Востока. Так, уже сам основатель школы, Зенон (около 340-265) прибыл с Кипра в Афины в качестве купца и там воспринял, заинтересованный философией, учения различных школ, а в 303 г. основан свою собственную. Его наиболее выдающимся учеником был Клеанф из Асса (в Троаде), из сочинений которого до нас дошел монотеистический гимн Зевсу. Научным главой школы был Хрисипп (280-209) из Сол (или Тарса) в Киликии. Он написал, по словам историков, очень много, но из его сочинений, кроме заглавий, до нас дошли лишь незначительные отрывки. Из числа принадлежавших к стоичес-

кой школе историков литературы можно назвать Диогена Вавилонянина (155 г. в Риме) и Аполлодора. Аристарх и Эратосфен тоже близко стояли к школе.

Синкретистическое движение в среде стоиков открыл Панэций (180-110), находившийся под сильным влиянием академического скептицизма и поддерживавший близкие отношения с государственными людьми Рима. Завершил его Посидоний из сирийской Апамеи (около 135-50). Последний был одним из величайших полигисторов древности, в особенности в области исторической географии; он учил в Родосе и имел в числе своих слушателей многих римлян, между ними и Цицерона.

0 стоиках времен империи ср. следующую главу. Источниками для изучения стоической школы являются Цицерон и Диоген Лаэртский, kh.VII, отчасти сохранившиеся сочинения стоиков времен империи и находки в Геркулануме.

Эпикур (341-270) родился в Самосе; отец его был школьным учителем в Афинах. Сначала он выступил в Митилене и Лампсаке, а затем в 306 г. основал школу в Афинах, которая была названа по его " садам" (κ ή π ο ι, horti; другие школы тоже назывались по месту своих собраний). Вследствие своей общительности он был очень любим учениками. Из его многочисленных, легко написанных произведений, до нас дошли изречения (χ ΰ ρ ι α ι δ ό ξ α ι ), три дидактических послания, отрывки из его сочинения Π ε ρ ί φ υ σ ε ω (в числе геркуланских находок) и разрозненные фрагменты. Все это собрал и привел в систематический порядок H.Uze-ner, Epicurea.

Среди его многочисленных последователей древние писатели отметили его ближайшего друга Метродора Лампсакского, затем Зенона Сидонского (около 150 г-) и федра (в 100 г. до н.э.); более значительной фигурой представляется для нас филодем из Койлесирии, благодаря тому, что часть его произведений была найдена в Геркулануме (Herculanensium voluminum quae supersunt, первая серия 1793, вторая-1861); значительнейшее Π ε ρ ί σ η μ ε ί ω ν κ α ι σ η μ ε ι ώ σ ε ι ω ν .

Дидактическая поэма Лукреция Кара (98-54) De natura rerum издана Lachmann (1850)и J.Bemays (1852).

Дальнейшими источниками являются Цицерон и Диоген Лаэртский в 10 книге.

Скептицизм выступает не в качестве закрытой школьной корпорации, а в форме свободного учения. Сомнительно, находился ли систематизатор его, Пиррон Элидский (около 365-275), в близких отношениях к сократовско-софис-тической школе своей родины. Некий Брисон, выдаваемый за сына Стилпона, является промежуточным звеном. Он участвовал с одним из последователей Демокрита по имени Анаксархом в походе Александра в Азию. Тимон из Флия с точки зрения Пиррона осмеял философов.

Внешние условия позднейшего скептицизма весьма темны и мало известны. В Александрии учил Энесидем из Кносса, написавший сочинение Π υ ρ ρ 'ώ ν ε ο ι λ ό γ ο ι, от которого не осталось ничего. Он жил, по всей вероятности, в первом столетии до н.э.; однако время его жизни переносили на два столетия позже. Об Агриппе сколько-нибудь определенных сведений вообще не имеется. Литературным представителем скептицизма является врач Секст Эмпирик, живший около 200 г. до н.э., из сочинений которого дошли " Пирронические очерки" (Пирρ 'ώ ν ε ο ι υ π ο τ υ π ω σ ε ι ς ) и собранные под общим заглавием " Adversus mathematicos" исследования, 7-11 книга которых дает характеристику скептического учения со многими интересными историческими указаниями.

В среде римлян философия первоначально распространялась туго. Но уже в начале I столетия до н.э. у знатных римлян вошло в обычай отправляться для изучения философии в Родос или Афины и слушать лекции философских авторитетов с такими же целями, как некогда афиняне слушали софистов. С точки зрения популяризации научных учений следует высоко поставить сочинения Марка Туллия Цицерона (106-43); искусная группировка и изящество формы компенсируют его недостаточную самостоятельность, обнаруживающуюся в беспринципном подборе разнообразных учений. Главиейшие его произведения: De finibus, De officiis, Tusculanae disputationes, Academi-ca, De natura deorum, De fato, De divioatione.

Ученее Цицерона был его друг М.Теренций Варрон (116-27), известный полигистор, оставивший массу своих сочинений. Из его работ по истории философии сохранились некоторые случайные заметки,

Секстиями называются оба Квинта Секстия, отец и сын, и Сотион Александрийский. Последний, как кажется, был тем посредником, который приправил стоическую мораль александрийским пифагореизмом и дал ей религиозное направление, сделавшееся в эпоху империи характерной чертой стоицизма. Некоторые из их (найденных в сирийском переводе) сентенций издал Goldmeister (1873).

Идеал мудреца

Этическая жилка, которая проходит через всю философию этого периода, имеет еще ту особенность, что центром тяжести исследований этой эпохи является индивидуальная этика. Возвышение к социально-этическим идеалам, к которым тяготела мораль Платона и Аристотеля, было чуждым эпохе панегириком той живой идее государственности, которая привела Грецию к величию. Эта идея потеряла власть над умами и нашла даже в школах обоих мыслителей столь мало сочувствия, что академики и перипатетики на первый план ставили тоже вопрос об индивидуальном счастье и индивидуальной добродетели, То, что сохранилось из произведений академика Крантора " 0 горе" и из сочинений Теофраста " Этические характеры', всецело принадлежит к области той философии, которая считает надлежащую оценку жизненных благ своей существенной задачей.

В бесконечных дебатах по этим вопросам, служившим в течение последующих столетий главнейшим предметом школьных препирательств, последователи обоих великих представителей аттической мудрости выступали рука об руку против новых школ; оба философа проследили реализацию идеи добра во всей сфере эмпирической действительности, и оба, при всем идеализме, уносившем особенно Платона далеко за пределы чувственного мира, не отрицали относительной ценности материальных благ. Как ни высоко ценили они добродетель, они не упускали из виду, что для полного счастья человека необходимы благоприятно складывающиеся обстоятельства, здоровье, благосостояние и т.д.; особенно они отрицали киническо-стоическое учение, по которому добродетель была не только высшим, но и единственным благом.

Но, во всяком случае, они тоже стремились к тому, чтобы установить надлежащие жизненные принципы, которые могли бы сделать человека счастливым, и тогда как отдельные последователи предавались своим специальным исследованиям, общественная деятельность школ, в особенности полемическая деятельность их руководителей, была направлена к тому, чтобы нарисовать картину нормального человека. Этого требовало от философии время. " Покажите нам, - говорили философам современники, - каков должен быть человек, чтобы быть уверенным в своем счастье, несмотря ни на какие превратности судьбы". Что подобный нормальный человек должен быть достойным, добродетельным, и что этой своей добродетельностью он может быть обязан лишь познанию, что он, следовательно, должен быть " мудрецом", - это сократовское положение признавалось в течение всей эллинско-римской эпохи само собой разумеющимся, и потому все стремятся изобразить идеал мудреца, т.е. человека, которого знание делает добродетельным и вместе с тем счастливым.

1. Наиболее характерной чертой понятия " мудреца" в это время является невозмутимость (α τ α ρ α ξ ί α ). Стоики, эпикурейцы и скептики неутомимо восхваляют эту независимость от течения событий, как преимущество мудрого: мудрец свободен, как царь, как Бог; что бы с ним ни случилось, его знание, его добродетель и его счастье от этого не пострадают. Его мудрость заключена в нем самом, и мир его не волнует. Этот идеал характеризует всю эпоху: нормальным человеком в это время слывет не тот, кто работает и творит ради великих целей, а тот, кто умеет освободиться от власти внешнего мира и найти свое счастье только в самом себе. Внутреннее обособление индивидуумов и их равнодушие к общим целям находит в этом яркое выражение: счастье мудреца заключается в преодолении внешнего мира.

Но мудрец должен преодолеть мир, над которым у него нет власти, в самом себе. Он должен стать господином над тем воздействием, которое внешний мир на него оказывает. Воздействие же это состоит в чувствах и вожделениях, вызываемых в человеке миром и жизнью: все это - нарушения его истинной природы, аффективные состояния (π ά θ η, affectus). Мудрость состоит, таким образом, в известном отношении к аффектам, она есть свобода от аффекта, спокойствие (апатия, α π ά θ ε ι α - стоическое выражение). Безраздельное успокоение в самом себе - таков идеал этой " мудрости".

Термины, которые употребляют при изложении этого учения Эпикур и Пиррон, указывают на их зависимость от Аристиппа и Демокрита. Постепенное преобразование, совершившееся постепенно в гедонической школе (ср. § 7, п. 9) выразилось в том, что Эпикур, ассимилировавший основной принцип ее и объявивший наслаждение высшим благом, все-таки оказывал продолжительной удовлетворенности и покою предпочтение перед минутным наслаждением. Хотя киренаики и открыли сущность

наслаждения в мягком движении, однако, по мнению Аристиппа, это было все-таки " наслаждение вследствие движения", которое не может сравниться с состоянием безболезненного и бесстрастного покоя (η δ ο ν ή χ α -τ α σ τ η μ α τ ι χ ή ). У эпикурейца нет даже мужества наслаждения: он охотно воспользовался бы всяким наслаждением, но наслаждение не должно вооновать его, не должно приводить его в движение. Душевное спокойствие (γ α λ η ν ι σ μ ό ς ) - объект всех его желаний, и он боязливо избегает всяких потрясений, которые могли бы нарушить его покой.

Поэтому Эпикур должен был согласиться с киниками, что добродетель м счастье заключаются в отсутствии потребностей, но он был далек от того, чтобы, подобно им, серьезно отказаться от наслаждения. Хотя в случае если того требуют обстоятельства, мудрец должен быть готов к подобному отречению, но его довольство все-таки тем выше, чем обширнее сфера желаний, которые он может удовлетворить. Именно потому ему необходимо соображение (φ ρ ό ν η σ ι ς ), которое не только дает возможность оценить устанавливаемые чувствами степени наслаждения и боли, какой можно ожидать в данном случае, но и решает также насколько и в какой мере следует давать волю отдельным желаниям. В этом отношении эпикуреизм различал три рода потребностей. Некоторые установлены природой (φ ύ σ ε ι ) и неизбежны, так что без удовлетворения их существование невозможно; от таких потребностей не в силах освободиться и мудрый. Есть также потребности условные (ν ό μ ψ ), искусственные и воображаемые; мудрец должен понять их ничтожество и отбросить их. Но между этими крайностями (в этом Эпикур отступает от радикальной односторонности кинизма) лежит огромное большинство тех потребностей, которые имеют естественное основание, но для существования вовсе не представляются необходимыми. Поэтому, в случае надобности, мудрец должен отказаться от них, но так как удовлетворение их доставляет счастье, то он должен стремиться по возможности удовлетворять их. Полное блаженство выпадает на долю того, кто без бурных порывов наслаждается всеми этими благами.

Духовные наслаждения Эпикур ставил выше физических, связанных со страстным возбуждением; но он ищет духовных радостей не в чистом познании, а в эстетической утонченности жизни, в оживленном и деликатном общении с друзьями, в удобном распорядке повседневного существования. Так создает мудрец в тиши блаженство самонаслаждения, независимость от условий момента, от его требований и его результатов. Мудрец знает, что он может позволить себе, и в этом он себе не отказывает. Но он не столь глуп, чтобы негодовать на судьбу или жаловаться на то, что в его распоряжении находится не все то, чего он желал бы. Это и есть его невозмутимость, атараксия; она тоже представляет собой наслаждение, но только чище, духовнее и искусственнее гедонического.

2. В другом направлении примкнул к гедонизму Пиррон, Он попытался извлечь из скептических учений софистики практический результат. По словам своего ученика Тимона, он полагал, что задача науки состоит в исследовании сущности вещей с той целью, чтобы определить надлежащее отношение к ним со стороны человека и узнать выгоды, которые он может от них получить. Однако, по мнению Пиррона, понять сущность вещей мы совершенно не можем, а в лучшем случае познаем лишь те состояния чувств (π ά δ η ), в которые они нас приводят (Протагор, Арис-типп). А так как нет познания вещей, то и нельзя определить, каково должно быть надлежащее отношение к ним и каковы будут результаты того или другого отношения. Этот скептицизм представляет обратное и отрицательное развитие сократовско-платоновской аргументации: тогда как Сократ и Платон из обстоятельства, что для надлежащего образа действий необходимо знание, выводили, что знание должно быть, у Пиррона оказывается, что вследствие невозможности знания невозможен и правильный образ действий.

При таких обстоятельствах мудрецу не остается ничего, как противиться, по мере возможности, искушениям к принятию каких-либо мнений или решений. Всякий поступок исходит из представлений о вещах (Сократ) и их ценности; все неразумные или неудачные поступки вытекают из ложных мнений. Мудрец же, который знает, что нельзя ничего сказать о самих вещах (ά φ α σ 'ι α ) и который не может согласиться ни с одним мнением (ά κ α τ α λ η ψ 'ι α ), по возможности воздерживается от суждений и, равным образом, также и от поступков. Он сосредоточивается в самом себе, и в воздержании (ε π ο χ ή ) от суждений он находит невозмутимость, покой в самом себе, атараксию.

Это и есть скептическая добродетель, имеющая своим назначением освободить человека от мира. Он находит свою границу лишь в том, что все же существуют условия, при которых даже и сосредоточившийся в самом себе мудрец должен действовать и при которых ему не остается ничего иного, как поступать сообразно со своими мнениями и с обычаем,

3. Глубже поняли отречение от мира стоики. Сначала они, правда, вполне примкнули к киническому равнодушию ко всем благам внешнего мира, и самоудовлетворенность добродетельного мудреца сделалась неизменным идеалом их этики. Но радикальный натурализм киников у них приобретает вскоре более мягкий характер, благодаря разумной теории влечений, обнаруживающей сильную зависимость от Аристотеля. Еще энергичнее Стагирита они указывают на единство и самостоятельность души во всех ее частных состояниях и проявлениях, и, таким образом, личность становится у них господствующим принципом. Руководящей силой души (τ ο ή γ ε μ ο ν ι κ ό ν ) они считают не только то, что, благодаря ощущению отдельных органов чувств, становится восприятием, но и то, что превращает чувственные возбуждения посредством своей санкции

(σ υ γ χ α τ ά δ η σ ι ς ) в волевые акты. Это, призванное к объединяющим воззрениям и комбинациям, сознание по своей истинной и подлинной сущности есть разум (ν ο υ ς ); поэтому все те состояния, при которых сознание, вследствие сильного возбуждения, санкционирует какие бы то ни было поступки, противоречит его собственной природе и разуму Такие состояния представляют собой состояния страдания (π ά δ η ) и душевной болезни, противные природе и разуму душевные волнения (perturbaiio-nes), a потому мудрец, хотя бы он и не был в состоянии удержаться среди жизненных волнений от наплыва подобных чувств, должен противопоставить им силу своего разума, он не допускает их сделаться аффектами, его добродетель есть бесстрастие (ά π ά δ ε ι α ); его борьба с миром есть борьба с собственными влечениями. Только принимая известное решение, мы становимся зависимыми от течения событий; удерживаясь от решений, наша личность остается сосредоточенной в самой себе. Если человек не в состоянии воспрепятствовать судьбе приносить ему наслаждение и страдание, то, отказываясь видеть в первом зло и в последнем благо, он все-таки может сохранить в себе гордое сознание своего самоудовлетворения.

Сама по себе добродетель является, конечно, в глазах стоика единственным благом, и, в то же время, обусловливающийся преобладанием аффектов над разумом порок представляется единственным злом, а все остальные вещи и условия кажутся ему в сущности безразличными (α δ ι ά φ ο ρ α ). Но уже в своем учении о благах стоики смягчают ригоризм этого положения, различая желательное от нежелательного (π ρ ο η γ α έ ν α и ά π ο π ρ ο η γ μ έ ν α ). Как ни настоятельно они указывали при этом на то, что ценность (ά ξ ι α ), присущую желательному следует отличать от истинного блага добродетели, из этого вытекало, в противоположность к кинической одосторонности, по крайней мере, признание относительной ценности жизненных благ. Так как желательное имеет ценность благодаря тому, что оно может содействовать благу, и наоборот, отрицательное значение нежелательного обусловливается затруднениями, которые оно создает для добродетели, то, вследствие этого, между индивидуумом и течением событий опять возникает зависимость, которая была уничтожена парадоксальными учениями киников. Только то, что совершенно не может быть приведено в связь с этикой, представляет среднее между желательным и нежелательным, является абсолютно безразличным.

Эта классификация, ослабив кинический элемент стоицизма, сделала его более жизнеспособным и, так сказать, более светским; доступности его содействовало и позднейшее уничтожение резкой противоположности между добродетельным мудрецом и порочным глупцом, допущенной было в первое время (φ α ύ λ ο ι, μ ω ρ ο ί ). Мудрец, как гласило первоначальное учение стоиков, совершенно и во всем мудр и добродетелен; глупец же во всем столь же глуп и порочен; середины между ними не существует. Раз человек обладает сильным и здоровым разумом, при помощи которого он

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: