ГЛАВА II АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

Дальнейшее развитие греческой науки находилось под влиянием того обстоятельства, что могучий и всеобщий подъем духовной жизни, вызванный счастливым исходом персидских войн, вывел науку из тихого приюта замкнутых ученых корпораций на широкую арену публичности.

Круг лиц, занимавшихся научными исследованиями, от поколения к поколению расширялся, и учения, распространявшиеся первоначально в тесном кругу в трудно понимаемых сочинениях, начали проникать в народное сознание. Поэты (Еврипид, Эпихарм) стали переводить на свой язык научные понятия и взгляды; знания, добытые исследованием природы, стали утилизироваться для практических целей (Гипподам и его постройки). Даже медицина, бывшая прежде передававшимся традицией от поколения к поколению искусством, до такой степени подпала под влияние общих натурфилософских идей и специальных теорий, учений и гипотез физиологического исследования, занимавших с течением времени все более обширное место в системах науки, что первенство в ней получили этиологические теории. И только в лице Гиппократа явился реформатор, ограничивший эту тенденцию разумными пределами и возвративший ей, в противоположность научной доктрине, прежний характер врачебного искусства.

К этому присоединилось еще то, что, созревшая в тяжелых внутренних и внешних испытаниях, нация вступила в период зрелости. Она утратила веру в традиции и узнала ценность искусства и знания в практической жизни. Теперь она требовала от науки, до сих пор руководствовавшейся лишь чистым стремлением к исследованию и благородной жаждой знания, ответа на интересующие ее вопросы, совета и помощи в сомнениях, в которые повергала ее лихорадочная поспешность ее культурного развития. И тогда как под влиянием лихорадочного напряжения духовных сил, которое характеризовало это, величайшее во всемирной истории, время, все более и более распространялся взгляд, что знающий человек в каждой области жизни полезнейший, нужнейший и авторитетнейший, тогда как во всех сферах практической деятельности на место привычки вступила плодотворная деятельность собственного размышления и самостоя-

тельной оценки, в массу народа проникло стремление усвоить данные науки. В особенности же для тех, кто хотел играть политическую роль, ни семейные традиции, ни привычки, ни личные свойства характера, ни даже способности теперь уже не были достаточны для того, чтобы придать значение человеку. Разнообразие и сложность жизни и высокий умственный уровень тех, с которыми государственному человеку приходилось иметь дела, делали теоретическую подготовку необходимой и для политической карьеры. Нигде это движение не было столь сильно, как в Афинах, тогдашней столице Греции, и возбужденная им потребность здесь находила, действительно, наилучшее удовлетворение.

Спрос вызывал предложение. Люди науки, софисты (σ ο φ ι σ τ ά ι ), покинули школы и перешли к публичной деятельности. Они поучали народ о том, чему они выучились сами и к каким результатам привело их собственное исследование. Они делали это отчасти, несомненно, из благородного побуждения просветить своих сограждан, но в конце концов это просвещение превратилось для них в профессию. Со всех сторон Греции представители различных школ стекались в Афины, для того чтобы здесь распространять свои учения и, таким образом, достигнуть как в центре, так и в более мелких городах богатства и славы.

Вследствие этого, в течение короткого времени изменилось не только социальное положение науки, но и ее собственная, внутренняя сущность, ее тенденция и задача. Наука сделалась социальной силой, решающим моментом в политической жизни (Перикл). Но именно по этой причине она стала также зависимой от требований практической и в особенности политической жизни.

Эти требования проявлялись главным образом в том, что демократическая форма государственного правления требовала от политических деятелей прежде всего красноречия и что к софистам обращались именно с тем, чтобы подготовиться к роли оратора. К этой цели и приспосабливали свое обучение софисты. Люди науки сделались учителями красноречия.

Это отвлекло их от первоначальной цели науки, которая состояла в познании природы. В лучшем случае они могли только излагать учения своих предшественников в возможно изящной и легкой форме. Собственные же исследования их, поскольку они не ограничивались формальной рутиной, должны были направляться на мышление и волю человека, так как мышление и воля и составляют тот обьект, на который должна воздействовать и которым должна управлять речь; науке приходилось таким образом объяснить, как возникают представления и волевые акты, как они борются между собой и отстаивают друг против друга свои права. Поэтому она приняла существенно антропологическое или субъективное направление, анализирующее внутреннюю деятельность человека, его представления и волю. С этого момента наука теряет свой чисто теоретический характер и приобретает преимущественно практическое значение.

Софистам пришлось, таким образом, считаться с разнообразием человеческих представлений и поступков. Учителя красноречия преподавали искусство убеждать и должны были указывать пути, следуя которым можно обосновать всякий взгляд и провести всякий замысел. При этом перед ними возник вопрос, существует ли, помимо всех этих индивидуальных взглядов и целей, которые всякому кажутся необходимыми и которые он отстаивает против всех других, что-нибудь справедливое и истинное по своей сущности. Этот вопрос, существует ли что-нибудь истинное и обязательное для всех, составляет проблему антропологического периода греческой философии или греческого просвещения.

Такая проблема характерна для времени, когда старые верования и обычаи поколебались, значение авторитета все более падало и все клонилось к анархии независимых индивидуальностей. Это внутреннее разложение греческого духа скоро проявилось открыто в смутах пелопонесской войны, и с падением Афин расцвету греческой культуры был положен конец.

Первоначально философия, несомненно, усиливала опасность подобного состояния. Ибо, хотя софисты, разрабатывая формальное искусство изложения, обоснования и опровержения, которое они преподавали одновременно с риторикой, и создали начала самостоятельной психологии, придав этой, занимавшей в космологических системах лишь второстепенное место, отрасли знания значение основной науки, и хотя все же они проложили дорогу систематическому исследованию логических и этических норм, однако их искусство доказывать всякий взгляд, которое они практиковали и которому они поучали, столь неизбежно и настоятельно наводило их на мысль об относительности человеческих представлений и целей, что они отрицали существование всеобщей истины как в теоретическом, так и в практическом отношении, став, таким образом, на точку зрения скептицизма, который сначала был научной теорией, но потом перешел в разнузданную забаву. С самоугодническими приемами профессиональных адвокатов софисты выступили в защиту общественной распущенности, которая поколебала устои общественной жизни.

Духовным главой софистики является Протагор; по крайней мере, один только он был провозвестником философски значительных и плодотворных идей. По сравнению с ним Горгий, которого часто называют наряду с Протагором, не более, как ритор, занимавшийся философией лишь между прочим и превзошедший уловки элеатской диалектики. Что же касается Гиппия и Продика, то первый из них является лишь типом популярного полигистора, а другой - представителем мелкого морализирования.

Безнравственности и беспринципности позднейших софистов Сократ противопоставил веру в разум и убеждение в существовании всеобщей истины. Это убеждение имело у него существенно практический характер, оно было его нравственным принципом, но в то же время оно вело его на путь

исследования познания, которое он снова противопоставил мнениям и сущность которого он нашел в мышлении посредством понятий.

Сократ и софисты стоят, таким образом, на почве одной и той же общественно-философской эпохи и трактуют одни и те же проблемы; но тогда как софисты с их искусством и ученостью застревают в сутолоке повседневных мнений и приходят к отрицательному результату, простой, здоровый ум и благородная, чистая личность Сократа восстанавливают идеалы нравственности и науки.

Глубокое впечатление, произведенное учением Сократа, направило софистику на иной путь; вслед за ним софистика стала стремиться к выработке путем научного анализа надежных принципов жизненной нравственности, и тогда как старые школы по большей части сосредоточивали свою деятельность главным образом на преподавании красноречия, люди, подчинившиеся влиянию афинского мудреца, основывали новые союзы, в учениях которых сократические и софистические элементы нередко причудливо перемешивались, но господствующее направление исследования сохраняло существенно антропологический характер.

Между этими школами, не вполне правильно обозначаемыми именем " сократиков", всего более погрузилась в бесплодные хитросплетения позднейшей софистики, мегарская, основанная Евклидом; к ней примыкает элидо-эретрийская школа, оставшаяся самой незначительной. Но основное противоречие в жизненном мировоззрении, которое волновало в то время греческую жизнь, нашло себе научное выражение в учениях двух школ, противоположность которых становится с того времени предметом обсуждения всей античной литературы. Школы эти - киническая и кирен-ская, являющиеся предшественницами стоической и эпикурейской. В числе представителей первой из них, рядом с основателем ее Антисфе-ном рисуется популярная личность Диогена. Представителями второй, получившей название гедонической, считаются основатель школы Аристипп, одноименный внук его, Теодор, Анникерис, Гегезий и Эвемер.

Странствующие софисты вышли отчасти из прежних школьных корпораций, большинство которых во второй половине V столетия исчезло, уступив место свободному распространению приобретенных воззрений. Это обстоятельство не было неблагоприятным для развития детального исследования, в особенности физиологического (Гиппон, Клейдем, Диоген Аполлонийский), но сопровождалось ослаблением философского духа. Только абдеритская и пифагорейская школы пережили этот период разложения. Общество последователей Гераклита, удержавшееся в Эфесе, как кажется, скоро увлеклось учениями софистов (Кратил).

Атомистическая школа дала Протагора из Абдеры (около 480-410), который был одним из первых и в то же время знаменитейшим между странствующими философами. В разное время он учил в Афинах и, осужденный там за безбожие, погиб во время бегства. Из многочисленных его произведений грамматического, логического, этического и религиозного содержания остались лишь очень немногие.

Горгий Леонтинский (483-375) был В 427 г, в Афинах В качестве посланника своей родины и приобрел там большое литературное Влияние; в преклонном возрасте он поселился В Лариссе, В Фессалии. Он Вышел из сицилийской школы ораторов и был близок к Эмпедоклу

О Гиппии из Элиды, кроме некоторых его воззрений, известно лишь то. что он старался блистать разносторонностью своих познаний, Продик Кеосский был автором известной аллегории " Ахиллес на распутье", переданной нам Ксенофонтом. Memor. Il, 1, 21. Остальные софисты, по большей части известные лишь из Платона, не имеют самостоятельного значения и известны лишь по тому или иному приписываемому им изречению.

При изучении софистики приходится считаться с тем обстоятельством, что мы знаем о ней только по сочинениям ее победоносных противников, Платона и Аристотеля. Первый дал в " Протагоре" живую и изящную, дышащую тонкой иронией картину софистического конгресса, в " Горгий" более серьезную, в " Теэтете" резкую критику, в " Кратиле" и " Эвтидеме" беспощадно высмеял учение софистов, В приписываемом Платону диалоге " Софист" встречается чрезвычайно презрительное определение этого слова. К тому же результату приходит и Аристотель в книге о софистических силлогизмах (гл.1, 165 а 21).

История философии долго повторяла неблагоприятные отзывы противников и оставила за словом σ ο φ ι σ τ ή ς (обозначающим, собственно, ученого или, пожалуй, профессора) то порицательное значение, которое было придано ими. Гегель реабилитировал софистов, а затем обнаружилось увлечение в сторону их чрезмерного восхваления (Грот).

Сократ (469-399) открывает в истории философии даже чисто с внешней стороны, своей оригинальной личностью и своей новой философской системой, новую эпоху. Он не был ни ученым, ни странствующим учителем, не принадлежал и не примыкал ни к одной из существовавших школ. Это был простой сын народа. Отец его был скульптором, и вначале он сам работал резцом. С глубокой любознательностью воспринимал он те учения, которые распространялись на улицах его города. Однако блестящие фразы не ослепили его, и он почувствовал, что они не подвинули его ни на шаг вперед. От его проницательного взора не ускользнули противоречия философов, и его нравственно чистой натуре претила поверхностность и легкомыслие всех этих учений. Он считал своей обязанностью уяснить самому себе и своим согражданам ничтожество мнимого знания и путем серьезного исследования отыскать истину. Так протекла его неутомимая деятельность среди его сограждан. Сократ был философом повседневной жизни. Непонимание и личная интрига привели его на суд, который приговорил его к смерти, и эта смерть послужила лучшим завершением его жизни.

Рассказы о нем дают рельефную и не допускающую никаких сомнений характеристику его личности. Тонкий рисунок Платона и более грубая характеристика Ксенофонта очень удачно дополняют друг друга. Первый выводит своего уважаемого учителя с драматической живостью почти во всех своих произведениях; последний оставил нам " Memorabilia" (Α π ο μ ν η μ ο ν ε ύ μ α τ α Σ ω χ ρ α τ ο υ ς ) и " Symposion". Несколько труднее восстановить учение Сократа: изложения Платона и Ксенофонта написаны с целью защиты известных учений, и оба они вкладывают в уста знаменитого философа свои собственные мысли (Ксенофонт является последователем умеренного кинизма). Решающее значение, вследствие большого исторического отдаления и широкого кругозора, имеют во всех существенных пунктах указания Аристотеля.

Основателем кинической школы (получившей свое название от гимназии Киносарг) был Антисфен из Афин, подобно Евклиду, один из старших друзей Сократа. Чудак Диоген Синопский представляет собой скорее интересный культурно-исторический тип, чем человека науки. Рядом с ним следует назвать Кратеса фиванского. Позднее киническая школа сливается со стоической.

Аристипп Киренский, странствующий софист, бывший несколько моложе Евклида и Антисфена и временно принадлежавший к кругу Сократа, основал свою школу лишь в старости, предоставив, как кажется, систематическую разработку идей, которые были для него прежде всего практическим жизненным принципом, своему внуку. Названные выше последователи доводят нас до половины третьего века и образуют переход к эпикурейской школе, которая восприняла в себя остатки гедонической.

Проблема нравственности

Подобно тому, как рассуждения гномических поэтов и сентенции так называемых семи мудрецов рекомендуют, главным образом, соблюдение меры, так и пессимистические сетования, которые мы встречаем у поэтов, философов и моралистов V века, имеют по большей части своим объектом безнравственность людей, недостаток воспитания и уважения к порядку. Серьезные умы поняли опасность, которой грозило страстное возбуждение общественной жизни, а политический опыт, свидетельствовавший о том, что борьба партий дает благодетельные результаты только тогда, когда законный порядок остается незатронутым, придавал подчинению законам характер высшей обязанности. Гераклит и пифагорейцы высказали эту мораль с полной ясностью и сумели связать ее с основными понятиями своей метафизической теории. Два принципа служат исходными пунктами этих философов. Один состоит в безусловном признании обязательности законов. Наивное сознание всегда придает предписаниям обязательную силу, не задаваясь вопросом, откуда они исходят и чем оправдываются. Законы существуют; есть законы нравственные и юридические; они созданы не нами, и отдельному человеку остается только следовать им. В эпоху, предшествовавшую софистам, никто не думал подвергать закон критике, никто не спрашивал, в чем заключается его право на признание. Другим принципом является убеждение, лежащее в основе морали всех народов и всех времен, что соблюдение законов приносит пользу, несоблюдение - вред. Исходя из этой мысли, наставление принимает характер убедительного совета, опирающегося в равной степени, как на благоразумие наставляемого, так и на дремлющие в нем симпатии.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: