ОТЧУЖДЕНИЕ – ИСТОРИЧЕСКИ ИСХОДНАЯ КАТЕГОРИЯ МАРКСИЗМА. ПРОГРАММА ЭКОНОМИЧЕСКО-ФИЛОСОФСКИХ РУКОПИСЕЙ 1844 г.

 

«Ты должен быть готов познакомиться с величайшим, быть может, единственным из ныне живущих подлинным философом... Как по своей устремленности, так и по своему философскому духовному раз­витию он превосходит не только Штрауса, но и Фейербаха, а послед­нее очень много значит! Я желал бы постоянно иметь такого человека в качестве учителя философии. Только теперь я чувствую, какой я ди­летант в собственно философии».

Это нечаянное признание вырвалось у молодого честолюбивого философа Гесса в начале сентября 1841 года, когда он, весь еще во влас-ти  пережитого  потрясения,  принялся  за  письмо  своему другу Ауэр-баху.

«Доктор Маркс – так зовут моего кумира – еще совсем молодой человек (ему едва ли больше 24 лет), который нанесет последний удар средневековой религии и политике; глубочайшая философская серьез­ность сочетается в нем с тончайшим остроумием; вообрази себе Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля соединенными в одном лице, – я говорю соединенными, а не смешанными, и это будет доктор Маркс».

Гесс не ошибся – доктору Марксу едва исполнилось 23 года, и ему только предстояло стать величайшим мыслителем и первым в ис­тории коммунистом Карлом Марксом. Но когда именно это произош­ло, и в чем состоит та граница, перейти которую оказалось под силу только Марксу, и по ту сторону которой остался не только автор письма, но и Руссо, и Фейербах, и даже Гегель?..

Что же объединяет знаменитого Гегеля и основательно забытого у нас Гольбаха, даже ставит на одну доску в их отношении к Марксу? Свершенное ими, различаясь масштабом, является свершением внутри философии. Благодаря Марксу философия впервые осознала, что для решения внутренних коллизий она должна выйти

за собственные гра­ницы в материальный мир, стать революционной теорией. «Фило­софы лишь различным образом объяснили мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»[2]. Благодаря Марксу рево-люционная практи­ка впер­вые увидела в теории могучее средство пре-образования мира. «Подобно тому, как философия находит в проле-тариате свое матери­альное оружие, так и пролетариат находит в фи-лософии свое духовное оружие»[3]. Революционную суть этой фило-софии Маркс и Энгельс сфор­мулировали в Манифесте: «...Коммуни-сты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»[4].

Но именно с этого пункта, который венчает здесь последователь­ность усыпляюще-хрестоматийных цитат, уже отсюда, а не в каких-либо «экзотических», ставших жертвой философской моды рукописях 1844 или 1857 годов, берет начало глубокое, принципиальное непони­ма­ние самой сути марксизма. Это непонимание наши классовые про­тив­ники целиком разделяют с теми, кто называет себя марксистами, и, подразумевая которых, сам Маркс говорил: «Я знаю только одно, что я не марксист»[5], а Ленин писал: «...Никто из марксистов не понял Маркса ¹/₂ века спустя!! »[6]

Историческая миссия марксизма состоит в том, что он ставит и решает – не только теоретически, но и революционно-практически – три принципиальных вопроса.

1. Что такое частная собственность?

2. Почему она должна быть уничтожена?

3. В чем состоит уничтожение частной собственности?

На уровне здравого смысла существуют известные ответы на эти вопросы, состоящие, грубо говоря, в том, что собственность – это «кража», экспроприация, а ее уничтожение состоит в «экспроприации экспроприаторов».

Несомненно, это верно. Но если этим все и ограничивается – то­гда история представляет собой Шервуд-

ский лес, а марксизм це­ликом воплощается в теоретической и прак-тической деятельности Ро­бин Гуда.

В отличие от многих марксистов у доблестного атамана разбой­ников были уважительные причины, по которым он так и не осилил «Немецкую идеологию», где сказано: «Присвоение всей совокупности производительных сил объединившимися индивидами уничтожает ча-стную собственность»[7]. Это уничтожение должно быть именно при­своением, поскольку «...производительные силы выступают как нечто совершенно независимое и оторванное от индивидов, как особый мир наряду с индивидами; причиной этому – то, что индивиды, силами ко­торых они являются, раздроблены и противостоят друг другу, между тем, как эти силы, со своей стороны, становятся действительными си­лами лишь в общении и во взаимной связи этих индивидов. Таким об­разом, на одной стороне – совокупность производительных сил, кото­рые приняли как бы вещную форму и являются для самих индивидов уже не силами индивидов, а силами частной собственности... На дру­гой стороне находится противостоящее этим производительным силам большинство индивидов, от которых оторваны эти силы...»[8]

То, что производительные силы «приняли как бы вещную форму» означает, что они противостоят индивидам в качестве господствую­щих над ними производственных отношений: «...Вещное отношение зависимости – это не что иное, как общественные отношения, само­стоятельно противостоящие по видимости независимым индивидам, т.е. их производственные отношения друг с другом, ставшие самосто­ятельными по отношению к ним самим...»[9]

Таким образом, уничтожение частной собственности состоит в овладении всей совокупностью господствующих над индивидами про­изводственных отношений, а тем самым – в присвоении отчужден­ных в этой вещной форме общественных производительных сил объ­единившимися индивидами.

«Это закрепление социальной деятельности, это кон-

солидирова­ние нашего собственного продукта в какую-то вещную силу, господ­ствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, ...является одним из главных моментов во всем предшествующем ис-торическом развитии. Социальная сила, возникающая благодаря обус-ловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, – эта социальная сила вследствие того, что сама сов-местная деятель­ность возникает не добровольно, а стихийно, пред-ставляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуж­дая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следова-тельно, уже не могут гос­подствовать над этой силой, – напротив, последняя проходит теперь ряд собственных фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а, наоборот, на-правляющих эту волю и это поведение»[10].

«...С коммунистическим регулированием производства, устраня­ющим ту отчужденность, с которой люди относятся к своему собст­венному продукту, – исчезает также и господство отношения спроса и предложения, и люди снова подчиняют своей власти обмен, производ­ство, способ своих взаимных отношений...»[11]

«Всесторонняя зависимость, эта стихийно сложившаяся форма всемирно-исторической совместной деятельности индивидов, превра­щается благодаря коммунистической революции в контроль и созна­тельное господство над силами, которые, будучи порождены воздей­ствием людей друг на друга, до сих пор казались им совершенно чуж­дыми силами...»[12]

Частная собственность есть результат вполне определенного ис­торического развития общества; она выступает как сложившаяся в итоге этого развития совокупность отчужденных общественных про­изводительных сил, принявших форму господствующих над индиви­да-ми производственных отношений. Следовательно, ее уничтожение суть последовательное снятие отчуждения, то есть присвоение, освое­ние всех этих производительных сил. Поэтому робин-гудовское «...уп-разднение частной

собственности отнюдь не является под­линным освоением ее»[13].

«Для уничтожения... частной собственности в реальной действи­тельности требуется действительное коммунистическое действие»[14]. Начавшись как лихая «" красногвардейская" атака на капитал»[15], оно не остановится на этом и «...будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс»[16].

Приходится поневоле прибегать к обильному цитированию, по­скольку нет никакой надежды, что Робин Гуд поверит авторам на слово. Мысль о том, что уничтожение частной собственности есть не­кое «преодоление отчуждения», для него значительно темнее родного Шервудского леса.

Просвещенные наследники атамана слыхали слово «отчуждение», однако последнее вызывает у них навязчивую ассоциацию с «буржу­аз-ной лженаукой».

С другой стороны, на интеллектуальную элиту шумного города Ноттингема, расположенного на опушке Шервудского леса, категория «отчуждение» оказывает такое же магическое воздействие, как слово «Бобруйск» на участников Сухаревской конвенции.

Они видят в ней средство, зарегистрировавшись в качестве марк­систов, воспарить в желанные спекулятивные эмпиреи, откинув шелу­ху повседневности в виде «средств производства», «предмета труда», прозаической «фондоотдачи» и даже «условно чистой продукции». При этом Марксова категория «отчужденный труд», по существу, под-меня­ется гегелевским «отчуждением Абсолютной Идеи от самое себя».

Марксова категория отчуждения сама прошла в нашей общест­венной науке непростой путь «отчуждения» и робкого обратного «при­своения», итог которому подводит Р. И. Косолапов в известной книге «Социализм»[17]. Эта категория, конечно же, не является пос-ледним сло­вом марксизма – хотя бы потому, что является его ис-торически пер­вым словом. Но она лежит

уже по ту сторону границы, переход через которую означал для Маркса окончание первого этапа освоения до­стижений буржуазной философии, политической экономии, утопиче­ского социализма и на-чало создания собственной концепции материа­листического пони-мания истории.

«Политическая экономия исходит из факта частной собственно­с­ти. Объяснения ее она нам не дает. Материальный процесс, проделы­ваемый в действительности частной собственностью, она укладывает в общие, абстрактные формулы, которые и приобретают для нее затем значение законов. Эти законы она не осмысливает, т.е. не показывает, как они вытекают из самого существа частной собственности»[18].

Впервые подвергнув критическому анализу этот незыблемый столп буржуазной экономической науки, К. Маркс обнаруживает, что частная собственность представляет собой форму развития процесса отчуждения труда.

«Таким образом, к частной собственности мы приходим посред­ством анализа понятия отчужденного труда...

Хотя частная собственность и выступает как основа и причина от-чужденного труда, в действительности она, наоборот, оказывается его следствием...

Только на последней, кульминационной стадии развития частной собственности вновь обнаруживается эта ее тайна: частная собствен­ность оказывается, с одной стороны, продуктом отчужденного труда, а с другой стороны, средством его отчуждения, реализацией этого отчуждения»[19].

Такое понимание Марксом категории отчуждения открывает воз­можность получить на ее основе все категории политической эконо­мии. «Как из понятия отчужденного труда мы получили путем анали­за понятие частной собственности, точно так же можно с помощью этих двух факторов развить все экономические категории, причем в каждой из этих категорий, например, торговле, конкуренции, капита­ле, деньгах, мы найдем лишь то или иное определенное и развернутое выражение этих первых основ»[20].

Однако, прежде чем выводить категории политэкономии из от­чуждения как сущности частной собственности, Маркс считает необ­ходимым поставить вопрос о сущности самого отчуждения. «Мы при­няли, как факт, отчуждение труда, и этот факт мы подвергли анализу. Спрашивается теперь, как дошел человек до отчуждения своего труда? Как обосновано это отчуждение в сущности человеческого разви­тия? Для разрешения этой задачи многое нами уже получено, по­скольку вопрос о происхождении частной собственности сведен нами к вопросу об отношении отчужденного труда к ходу развития чело­вечества»[21].

Таким образом, можно констатировать, что именно здесь Маркс становится Марксом, поставив первый из трех названных выше кар­динальных вопросов марксизма – вопрос о сущности частной собст­венности.

С другой стороны, категория отчуждения сразу же выступает для Маркса как первый, «верхний» слой материалистического понимания истории. Годом позже, разрабатывая в «Немецкой идеологии» кон­цеп­цию материалистического понимания истории, Маркс и Энгельс вскрывают под отчуждением еще три последовательных сущностных слоя[22].

Что же касается второго из названных вопросов – о необходимо­сти уничтожения частной собственности – впервые ответ на него Маркс дает в том же 1844 году. «Образованием... ассоциаций рабочие обна­руживают весьма основательное и широкое понимание той " ко-лос­сальной" и " неизмеримой" силы, которая возникает из их сотруд-ниче­ства. Но эти массовые коммунистические рабочие, занятые, например, в мастерских Манчестера и Лиона, не думают, что можно " чистым мышлением" , при помощи одних только рассуждений, избавиться от своих хозяев и от своего собственного практического унижения. Они очень болезненно ощущают различие между бытием и мышлением, между сознанием и жиз-

нью. Они знают, что собственность, капи­тал, деньги, наемный труд и тому подобное представляют собой дале­ко не призраки воображения, а весьма практические, весьма конкрет­ные продукты самоотчуждения рабочих, и что поэтому они должны быть упразднены тоже прак-тическим и конкретным образом для того, чтобы человек мог стать человеком не только в мышлении, в сознании, но и в массовом бытии, в жизни»[23].

Цель коммунистического преобразования общества для Маркса вовсе не сводится к высвобождению развивающейся абстракции про­изводительных сил от тормозящей абстракции производственных от­ношений, целью является освобождение человека от всех конкретных форм гнета отчужденных производственных отношений, возвраще­ние человеку отчужденной человеческой сущности[24].

Но здесь опять, как и в вопросе о сущности уничтожения частной собственности, целая пропасть разделяет понимание дела Марксом и сказки Шервудского леса. Бесстрашный атаман экспроприаторов гря­нулся бы оземь с боевого коня, прочти он, к примеру, нижеследующее место из «Святого семейства»: «Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одер­живает победу, только упраздняя самого себя и свою противополож­ность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обуславливающая его противоположность – частная собствен­ность»[25].

Маркс прямо указывает нам на то, что в странах, где капитал уни­чтожен, однако пролетариат продолжает существовать и даже состав­ляет «абсолютную сторону общества» – пролетариат еще не победил, и частная собственность не уничтожена. Она лишь «упразднена»[26], что составляет только предварительный шаг в длительном и сложном про­цессе ее уничтожения.

Когда с айсберга собственности лихим кавалерийским ударом сшиблена часть торчащей из воды верхуш-

ки-капитала, подводная глыба тяжело приподымается из глубины, и наружу выступает качест­венно новый слой отношений частной соб-ственности. Частная собст­венность неизмеримо древнее, чем ее исторически последняя форма – капитал, и первый слой отчужденных производственных отношений лег в ее основу во времена распада ар-хаических общин и начала обще­ственного разделения труда. Гнет частной собственности и количест­венно и качественно представляет собой тяжелый груз, многослойные напластования отчужденных отно-шений, накапливавшихся тысячеле­тиями.

Поэтому коммунизм как уничтожение частной собственности – здесь мы переходим к третьему кардинальному вопросу марксизма – есть не статическое «идеальное» состояние общества, а историческая эпоха, содержанием которой является преодоление отчуждения. Не оставляет сомнений классическая ясность формулировки «Немецкой идеологии», поле вокруг которой усеяно мертвыми костями бесчис­ленных иносказательных интерпретаций: «Коммунизм для нас не со­стояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состоя­ние»[27].

Здесь, как и в случае со многими мыслями Маркса, столь же клас­сическими, сколь и классически непонимаемыми, нужно сбросить на-важдение как ноттингемских, так и шервудских интерпретаций и понимать Маркса как должно, – то есть буквально.

Так Шлиман поверил Гомеру на слово – и нашел Трою.

Коммунизм – как по своему содержанию, так и по масштабам ре­шаемой задачи – соизмерим отнюдь не с капитализмом, а только со всей предшествующей историей.

Коммунизм – это целая эпоха, а не один способ производства. Но с каждым этапом снятия отчуждения социальное время будет законо­мерно ускорять свой бег, и вся эпоха возвращения человеку его от­чужденных сущностных сил пролетит в десятки и сотни раз быстрее, чем период его закабаления ими.

Таким образом, уже в цикле работ 1844-1846 годов были даны от­ве­ты на все три кардинальных вопроса марксизма, соответствующие по­требностям революционной теории и практики своей эпохи. Однако сегодня перед теми, кто, решив задачу «упразднения» капитала, ищет заветный ключ к строительству нового общества, неизбежно встает новая задача: давно пора, пока еще не поздно, через общее понимание сущности уничтожения частной собственности переходить к деталь­ному представлению о специфических этапах, через которые должен проходить этот закономерный процесс.

Маркс, помимо общего методологического каркаса для осуществ­ления подобной работы оставил нам и ключ к последовательности эта-пов. В рукописях 1844 года содержится гениальная догадка о том, что «снятие самоотчуждения проходит тот же путь, что и самоотчужде­ние»[28].

Это означает, что практически задача уничтожения частной соб­ственности заключается в овладении производственными отношения­ми – а тем самым в присвоении отчужденных производительных сил – в порядке, обратном тому, в котором происходило их отчуждение. Теоретически же задача сведена к установлению последовательности качественных этапов процесса отчуждения, а затем – к ее обращению, отражению относительно исторической «оси симметрии», разделяю­щей период становления отчуждения и эпоху его преодоления, эпоху коммунистических способов производства.

«Как поступил зрелый Маркс с проблемой отчуждения»? [29]

Раскрыв в общих чертах сущность уничтожения частной соб­ст-венности, Маркс затем (по вполне понятным конкретным политиче­ским, а также и теоретическим причинам) должен был сконцентриро­вать все свое внимание на первом этапе ее уничтожения.

Это означало, тем самым, что Маркс-теоретик сосре-

доточил свои усилия на исследовании не всех этапов процесса раз-вития отчуж­дения, а только одного, но зато важнейшего, зак-лючи-тельного этапа, и соот­ветственно – на изучении не всех форм развития частной собст­венно­сти, а только высшей ее формы, капитала.

В таком подходе был не только огромный политический, но и важный методологический смысл: в ситуации крайней ограниченности достоверного исторического материала, относящегося к докапитали­стическим способам производства, анализ высшей, заключительной формы процесса отчуждения мог послужить единственным ключом ко всем предшествующим его формам: «Буржуазное общество есть наи-более развитая и наиболее многообразная историческая организа­ция производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его структуры, дают вместе с тем возможность заглянуть в структуру и производственные отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которых оно было построено... Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т.д.»[30].

Об этой стороне дела речь пойдет ниже. Сейчас для нас несрав­ненно важнее ответить на другой вопрос, имеющий колоссальную практическую значимость: как должны поступить с проблемой от­чуждения современные марксисты?

В 1844 году Маркс-философ с помощью категории «отчуждение труда» впервые ответил на три названных выше основных вопроса марксизма. Эти ответы сделали его революционером-коммунистом. Отныне главной задачей Маркса-философа стало создание теоретиче­ского оружия для Маркса-коммуниста. Целиком сосредоточившись на одном, наиболее важном пункте – анализе высшей, последней формы частной собственности и проблеме ее уничтожения, – Маркс практи­че-ски больше не имел возможностей возвратиться к проблеме уни­что-жения частной собственности во всей ее полноте.

Однако эти три проблемы, принципиальный путь решения кото­рых открыл Маркс, стали главными вопросами ХХ столетия и, по-ви­димому, сохранят за собой это качество в первой половине следующе­го века. Помимо

глубокого философского содержания, они при­обрели огромное поли-тическое значение.

Вопрос о том, что такое частная собственность, по сути, равен вопросу о том, что такое капитализм переходной эпохи, ибо этот капи­тализм завершает собой не только историю капиталистического спо­со-ба производства, но и всю последовательность антагонистических формаций, и как высшая форма частной собственности может быть понят только исходя из всей предыдущей истории отчуждения, исто­рии, которую он целиком содержит в снятой форме.

Вопрос о том, почему частная собственность должна быть уни­чтожена, равен вопросу о том, в чем смысл и оправдание коммунизма – становящегося гуманизма, переходной эпохи возвращения человеку его человеческой отчужденной сущности, присвоения человеческой личностью всего богатства предшествующего развития.

Наконец, вопрос о том, в чем состоит уничтожение частной собственности, равен вопросу о том, через какие качественные этапы должен закономерно развиваться процесс строительства нового обще­ства, то есть процесс преодоления отчуждения. Общественная наука, ко­торая оказывается не в состоянии дать точный, конкретный, практи­че­ски-действенный ответ на этот вопрос, не в состоянии хотя бы ос-мыс­лить принципиальный ответ на него, уже данный Марксом, ко­то-рая пробавляется «обобщением опыта» и конъюнктурной апологети­кой, – такая общественная наука не имеет ни малейшего отношения к Марксу и марксизму.

Различные сущностные слои материалистического понимания ис­тории имеют то общее со структурными уровнями материи, что ни один из них не может быть устранен из поля зрения теории без немед­ленного разрушения целого. Пытаться осилить проблему частной соб­ственности, игнорируя категорию «отчуждения», перескакивая через первый сущностный слой исторического материализма, – все равно что пытаться теоретизировать об этапах развития человеческого орга­низ­ма, не имея ни малейшего представления об анатомии и физиоло­гии и начиная сразу с внутриклеточных структур или биохимических про­цессов. Философскому мужу, страдающему животом, не поможет за­зубренная им наизусть гениальная формула об электроне и атоме, коль скоро он отверг категорию «несварения» якобы вследствие ее «чрез­мерной общности».

В другой раз, изучая «раннего» Маркса, он, будем надеяться, вни­мательнее прислушается к совету «раннего» Ленина: «Да ведь всякая идея будет слишком общей скобкой, г. Михайловский, если Вы напо­добие вяленой воблы выкинете из нее все содержание, а потом станете возиться с оставшейся шелухой! »[31]

Разработка проблемы отчуждения – историческое завещание Карла Маркса. Сегодня дальнейшее промедление с исполнением этого завещания смерти подобно.

 

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: