Нравственная подоплека вечных мук

Традиционные представления об аде в настоящее время подвергаются резкой критике не только на основании терминологии уничтожения и образов всепоглощающего огня, встречаемых нами в Библии, но и по нравственным, юридическим и космологическим соображениям. Именно к ним мы теперь обратим свой взгляд. Прежде всего, мы рассмотрим нравственный смысл традиционной концепции ада, которая изображает Бога жестоким мучителем, истязающим нечестивцев всю вечность.

Неужели Бог двуличен? Как им образом концепция ада, превращающая Бога в жесткого мучителя, сочетается с сущностью Божьей, явленной нам в Иисусе Христе? Неужели Бог двуличен? Безгранично милостивый с одной стороны и неутолимо жестокий с другой? Может ли Бог, Который так возлюбил грешников, что отдал Своего Возлюбленного Сына ради их спасения, ненавидеть нераскаявшихся грешников настолько, чтобы подвергнуть их непрекращающимся ужасным страданиям? Есть ли у нас законные основания славить Бога за Его благость, если Он всю вечность будет истязать грешников?

Конечно, мы не имеем права критиковать Бога, но Бог даровал нам совесть, чтобы мы могли вырабатывать свои собственные нравственные суждения. Может ли нравственная интуиция, которой наделил нас Бог, оправдать неутолимую жестокость божества, подвергающего грешников нескончаемым мукам? Кларк Пиннок дает весьма красноречивый ответ на этот вопрос: «Существует стойкое моральное отвращение к традиционной доктрине ада. Вечные истязания недопустимы с нравственной точки зрения, поскольку они изображают Бога кровожадным чудовищем, создавшим вечный Освенцим для Своих врагов, которым Он даже не дает возможности умереть. Можно ли любить такого Бога? Его можно бояться, но не любить и не уважать. Появится ли у нас стремление уподобиться Ему в милосердии? Несомненно, представления о вечных, сознательных муках поднимает проблему зла на недосягаемую высоту. Энтони Флю был прав, когда сказал, что если христиане действительно верят, что Бог создал людей с намерением вечно мучить некоторых из них в аду, то им следует прекратить всякие попытки отстаивать христианство»⁸².

Пиннок вопрошает: «Каким образом христиане могли вообразить себе столь жестокое и мстительное божество, причиняющее своим творениям вечные страдания, какими бы грешными они ни были? Такой Бог больше похож на сатану, чем на Бога, по крайней мере, если судить по обычным нравственным критериям, да и по самому Евангелию»⁸³.

Джон Хик высказывается в том же духе: «Идея о человеческих телах, вечно горящих и беспрерывно испытывающих невыносимые страдания, горящих, но не сгорающих и не теряющих сознание, столь же фантастична с научной точки, сколь и возмутительна с точки зрения моральной… Мысль о подобных истязаниях, осуществляемых по Божественному определению, совершенно несовместима с представлением о Боге как о бесконечной любви»⁸⁴.

Ад и Инквизиция. Возникает вопрос: а не подвигла ли вера в ад как место, где Бог будет вечно мучить грешников в огне и сере, Святую Инквизицию на заточение, истязание и последующее сжигание на костре так называемых «еретиков», отказывавшихся принимать традиционные церковные доктрины? Книги по церковной истории как правило не устанавливают подобной связи, видимо, потому, что сами инквизиторы не оправдывали свои действия верой в адский огонь, предназначенный нечестивым.

Однако же что побуждало римских понтификов, епископов, церковные синоды, доминиканских и францисканских монахов, христианских королей и герцогов мучить и истреблять инакомыслящих христиан вроде альбигойцев, вальденсов и гугенотов? Что заставило, к примеру, Кальвина и его Женевскую консисторию сжечь на костре Сервета, упорствовавшего в своем антитринитаризме?

Прочитав приговор Сервету, вынесенный 26 октября 1553 года Женевской консисторией, я пришел к заключению, что ревнители кальвинизма, подобно католическим инквизиторам, считали себя вправе сжигать еретиков точно так же, как Бог позднее будет сжигать их в аду. Этого приговор гласит: «Мы приговорили тебя, Мигель Сервет, вести в цепях к площади Шампель и сжечь заживо, пока тело твое не превратится в пепел, а вместе с тобой как рукопись твоей книги, так и напечатанную книгу; так должен ты закончить свои дни, чтобы дать предостерегающий пример всем другим, кто решится на такое же преступление»⁸⁵.

На следующий день после того, как Сервет отказался признать свою вину в ереси, «палач привязал его железными цепями к столбу, обложенному дровами, водрузил ему на голову венец из зелени, обсыпанной серой, и втиснул между цепями и телом его книгу. Вид горящего факела исторг из него душераздирающий крик «милости!» на его родном языке. Толпа в ужасе отшатнулась. Вскоре его охватили языки пламени, и огонь поглотил смертную оболочку мужа сорока четырех лет, проведшего беспокойную жизнь»⁸⁶.

Филип Шафф, известный историк церкви, завершает свое повествование о казни Сервета такими словами: «Сознание и набожность той эпохи одобряли эту казнь и почти не оставляли места для сострадания»⁸⁷. Трудно представить, что не только католики, но даже благочестивые кальвинисты одобряли и бесстрастно наблюдали страшную смерть испанского врача, сделавшего существенный вклад в медицинскую науку и казненного лишь потому, что не признавал Божественности Христа.

Самым напрашивающимся объяснением для очерствения нравственного сознания христиан того времени служат жуткие картины и рассказы об адском пламени, которые были постоянно на слуху у верующих. Подобные представления об аде давали нравственное основание для подражания Богу в сжигании еретиков земным огнем в предзнаменование огня вечного, ожидающего их от рук Божьих. Не поддается оценке то огромное влияние, которое оказывала на протяжении веков доктрина о вечно полыхающем адском пламени на религиозное сознание христиан, вылившееся в оправдание нетерпимости, пыток и сжигания «еретиков». Логика здесь проста: если Бог собирается жечь еретиков в аду всю вечность, почему бы церкви не сжечь их теперь же? Практические последствия, вытекающие из доктрины о буквальном, вечном адском пламени, просто пугают. Традиционалисты должны тщательно взвесить эти факты. В конце концов, Иисус сказал: «По плодам их узнаете их» (Мф. 7:20). А плоды учения об аде никак нельзя назвать добрыми.

Один мой коллега, прочитавший эту рукопись, поставил под сомнение мои попытки установить какую-то связь между верой в вечные муки в аду и политикой Инквизиции, пытавшей и сжигавшей «еретиков», которые не желали отрекаться от своих убеждений. По его мнению, полное уничтожение нечестивых огнем не менее жестоко по своей сути, чем их наказание в вечном адском пламени. Подобные рассуждения не совсем верны, поскольку наказание смертью не так ожесточает, или делает нечувствительной, христианскую совесть, как высшая мера наказания, приводящая к нескончаемым жесточайшим страданиям. Что страшнее — мгновенная смерть преступника на электрическом стуле или бесконечная казнь того же преступника, когда электрический ток будет пронизывать его тело всю вечность и при этом он даже ни на миг не потеряет сознание? Очевидно, что воочию наблюдая такую казнь на протяжении неопределенного времени, вы либо сойдете с ума, либо утратите всякое сострадание. Подобным же образом и средневековый люд, с детства знакомившийся с яркими и впечатляющими картинами нечеловеческого ужаса и вечных мук в аду, был предрасположен к признанию правоты религиозных властей, которые истязали «еретиков», заявляя, что действуют как Божьи представители на земле.

Попытки сделать концепцию ада более приемлемой. Неудивительно, что в ходе истории предпринимались неоднократные попытки сделать ад менее отталкивающим. Блаженный Августин придумал чистилище, чтобы уменьшить количество грешников, мучающихся в аду. Не так давно Чарльз Ходж и Б. Б. Уорфилд предприняли еще одну попытку «снизить» население ада, разработав постмилленарную эсхатологию и высказав предположение об обязательном спасении детей, умерших в младенчестве. Эти исследователи, по-видимому, рассуждали так: если общее число тех, кому предстоит страдать в аду, сравнительно невелико, значит, нет и причин для лишних переживаний. Подобные доводы едва ли решают проблему нравственности Божьего характера. Какому бы числу грешников Бог ни причинял нескончаемые муки — одному миллиону или десяти миллиардам, Он все равно останется вечным истязателем людей.

Другие пытаются сделать ад более «человечным», заменив физические муки на более «легкие» душевные страдания. Однако, как мы уже отмечали выше, снизив интенсивность боли в небуквальном аду, метафорическая концепция ада не изменяет его природу существенно, ибо он по-прежнему остается местом непрекращающихся мучений.

В конечном итоге любая доктрина ада должна пройти нравственный тест со стороны человеческой совести, а учение о буквальных нескончаемых мучениях такую проверку пройти не в состоянии. В то время как концепция полного уничтожения может пройти эту проверку по двум причинам. Во-первых, она рассматривает ад не как вечные муки, а как вечное небытие нечестивых. Во-вторых, она признает, что Бог уважает свободу выбора тех, кто не пожелал быть спасенным. Бог получает оправдание с нравственной точки зрения, поскольку, уничтожив нечестивых, Он уважит их выбор. Бог желает, чтобы спаслись все люди (2 Петр. 3:9), но Он не принуждает тех, кто отказывается от Его милостивого предложения. Последнее наказание нечестивых — это не месть, требующая вечных мучений, а рациональный акт, итог которого — их необратимое уничтожение.

Наш век отчаянно нуждается в познании страха Божьего, и это одна из причин, по которой нужно проповедовать последний суд и наказание грешников. Мы должны предостеречь людей, что те, кто отвергает жизненные принципы Христа и Божье спасение, будут подвергнуты страшному суду и «наказанию, вечной погибели» (2 Фес. 1:9). Восстановление библейского взгляда на последнее наказание придаст проповедникам новые силы, ибо они смогут провозглашать великую альтернативу между вечной жизнью и вечным истреблением, не боясь изобразить Бога неким чудовищем.

 

⇐ Предыдущая24252627282930313233Следующая ⇒

Поделиться: