Лето и зиму, посевы и жатву,

Солнце и звезды, ветер и дождь, —

Ты учредил. Как слова нам понятны:

Всем управляешь Ты, все нам даешь.

Сдается мне, и снег, и ветер исполняют Его поручения — точь-в-точь как ангелы. Они слушают Его голос и делают то, что Он повелел.

При этих словах налетел такой шквал, что Стивен не удержался на ногах. Правда, он тут же поднялся и, весело смеясь, ухватился рукой за седло.

— Такого со мной еще не случалось! Я знаю эти холмы с детства, вот уже добрых тридцать лет, и впервые ветер оказался сильнее меня. Пожалуй, моя маленькая леди, нам лучше поспешить — хорошо бы спуститься в долину прежде, чем налетит следующий шквал. Смотри-ка, и дома уже почти не видно!

Снег падал все гуще — ноги Блеки утопали в нем почти по колено, и каждый шаг оставлял длинный след, словно от санных полозьев. Следующие полчаса Стивен шагал молча, поддерживая Энни, чтобы девочка не выпала из седла спотыкающегося пони.

— Почему мы так долго идем? — не выдержав, всхлипнула наконец Энни и тронула управляющего за плечо. — Разве мы еще не вышли на дорогу? У меня уже голова кружится от этого нескончаемого снегопада.

— Крошка моя, — ласково отозвался Стивен. — Бог даст, минуты через две мы будем на дороге. Не падай снег так густо, ты увидела бы прямо перед нами ельник. Мы уже давно были бы там, но снег слишком глубок, и к тому же очень скользко. Закрой глаза и положись на меня. Знаешь, Энни, я вдруг вспомнил еще один гимн — когда-то, давно, его пела твоя тетя. Правда, я помню только два куплета:

Господь нам щит из рода в род,

Мы только Им живем —

Он через бури нас ведет

В небесный вечный дом.

Под сенью крыл Его — покой

Доверчивым сердцам,

Ведомым нежною рукой

Небесного Отца.

Когда Стивен смолк, на бледном лице Энни появилась слабая улыбка, а в глазах вспыхнули радостные огоньки. Зато сам Стивен оглядывался все тревожнее: с каждой минутой становилось темнее и темнее, снежные вихри залепляли глаза и скрывали все вокруг — управляющий уже почти перестал ориентироваться. Ельник, под которым он надеялся найти защиту от разбушевавшейся стихии, оказался почему-то гораздо дальше, чем он рассчитывал. А ведь множество раз — в непроглядный туман и в ночные бури — он добирался до этого ельника безо всякого труда. Однако и поворачивать назад было нельзя — от Фернова ущелья их отделяло теперь расстояние большее, чем оставшийся путь до Сан- шайн-Манора. При каждом шаге Блеки дрожал и храпел — казалось, он ступает по тонкому льду.

Наконец в густой пелене затянувших небо туч появился крохотный разрыв, и сквозь него проглянула луна. На несколько минут ветер стих, снегопад поумерил пыл, и Стивен, оглядевшись, понял, что сбился с пути.

Глава 20. Заблудились

Хотя не было еще и шести часов вечера, весь окружающий мир, казалось, погрузился в полуночный мрак. Повсюду лежал снег, но с неба не падало ни единого лунного луча, который могла бы отразить его сверкающая поверхность. Но даже если бы свет позволял рассмотреть следы путников, они все равно ничего бы не увидели — ветер и снег мгновенно сглаживали и затирали малейшую неровность, так что о возвращении по собственным следам и речи быть не могло.

Мороз крепчал, и снег, налипший на пальто и шапку Стивена, превратился в сплошную ледяную корку. Блеки жалобно постанывал и дрожал каждой клеточкой тела. Управляющий не мог разглядеть даже лица Энни — когда он прижал девочку к себе, та обвила руками его шею и прильнула щекой к щеке.

— Стивен, — проговорила она тихим и неожиданно спокойным голосом, — мы заблудились, да?

— Да, моя маленькая леди, — упавшим голосом признал управляющий. — Но, Бог даст, вскоре выйдем на знакомое место. Я ведь назубок знаю каждый камешек и всякое деревце на здешних холмах, просто не могу сейчас сориентироваться. Сколько раз я находил дорогу домой по луне! Но сегодня и ей не пробиться сквозь тучи. Увидеть бы хоть на секундочку гору Хелмет, и я вмиг пойму, где мы находимся. Но как что-нибудь разглядишь в такой тьме! Думаю, теперь правильнее всего положиться на инстинкт Блеки — ведь он здесь родился и вырос, так что непременно отыщет дорогу к родной конюшне. Держись за меня покрепче, крошка, а я буду поддерживать тебя.

Некоторое время Блеки, спотыкаясь, брел в темноте, а Стивен шел у стремени. Внезапно передние ноги пони потеряли опору, и Стивен едва успел выхватить девочку из седла. Они слышали, как пони катился по склону, с хрустом ломая промерзшие ветви кустарника. Потом повисла тишина — настолько жуткая, что девочка изо всех сил прижалась к своему спутнику, так тесно, что при всем желании не смогла бы сказать, стук чьего сердца слышит — своего или Стивенова. А тот, не в силах произнести ни слова, оцепенело замер на краю обрыва.

— Как ты думаешь, Стивен, — проговорила девочка и удивилась звуку собственного голоса — он казался совершенно незнакомым, словно шедшим откуда-то издалека, — может, Блеки все-таки найдет дорогу домой, там все поймут и отправятся нас искать? В Библии написано, что «снегу Он говорит: будь на земле»*. Мама говорила, что во всем мире нет такого места, где нельзя было бы исполнять волю Отца нашего Небесного. Как же нам сейчас поступить, чтобы исполнить волю Божью?

— Он сделает то, что определил, — со вздохом отозвался Стивен. — Только, боюсь, это обернется великой скорбью для Мэри и моего малыша... и для твоей тетушки, и для бедного капитана Бейкуэлла... Ах, моя маленькая леди! Сейчас мне очень трудно назвать Его Отцом. Он великий и страшный Бог, а я — всего лишь маленький, грешный человек. Грехов на моей совести, что снежинок на этой земле. Вся жизнь прошла передо мной, пока я стоял тут, на краю смерти. Нет, грехов куда больше, чем снежинок! Я увидел их все — они лежали предо мною. Как при блеске молнии успеваешь увидеть и холмы, и горы, и ущелья, и каждый куст и камень, так увидел я свои грехи. Ужасная это была картина, Энни! Может, мы ошибаемся, называя Его нашим Отцом?

— Нет! Нет! — живо воскликнула Энни. — Иисус учил называть Его Отцом Небесным, а Он не может ошибаться! И Бог остается нашим Отцом сейчас и здесь — так же как если бы мы спокойно сидели у камина в Саншайн-Маноре. В Его воле благополучно привести нас домой. Или, если на то Его воля, нам не страшно умереть даже здесь. Ангелы всегда рядом, а Бог позаботится о нас.

Голос Энни звучал спокойно и уверенно, отдаваясь в ушах Стивена сладостной музыкой. Управляющий поднял глаза к небу — как раз в тот миг, когда в пелене туч снова образовался крохотный просвет и сквозь него засияла яркая звезда. Стивену показалось, будто он встретил открытый взгляд друга. Надежного, вечного, от сотворения мира каждый вечер появляющегося на одном и том же месте.

Управляющий ободрился и с верой обратился к Спасителю, умоляя простить его грехи. От всего сердца он смиренно и с пылкой любовью воскликнул: «Отец мой Небесный! » И ужас, сковавший душу Стивена в миг, когда он замер на краю пропасти, прижимая к себе Энни, растаял без следа.

— Крошка моя, — заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе уверенно, — тебе придется гораздо труднее, чем мне: ты маленькая, худенькая, и холод одолеет тебя первой. Чтобы этого не случилось, надо все время идти и ни в коем случае не позволить себе уснуть. Говоришь, мы можем исполнять волю Божью на всяком месте? Возможно, сейчас воля Божья заключается в том, чтобы не допустить в сердце страха и двигаться, пока Он не пошлет помощи. Может быть, Отец Небесный приведет нас к какому-нибудь укрытию. Где-то поблизости стоит хижина старой Молли Кларксон — ее, конечно, замело выше крыши, но печная труба, думаю, все-таки видна. Если найдем ее, то гостеприимство — не ахти какое, разумеется, но разве это важно? — нам обеспечено.

Управляющий осторожно двинулся вперед, перед каждым шагом пробуя снег палкой. Держа его за руку, Энни с трудом брела рядом. Сберегая силы, они почти не разговаривали. Хотя они и шагали без остановки, руки и ноги вскоре онемели от холода. К счастью, стало чуть-чуть светлее: в разрывы туч то и дело проглядывала луна, и ее молочный свет, отражаясь от снега, заливал все вокруг призрачным сиянием. Ветер утих, снегопад кончился, и воздух обрел былую прозрачность. Иногда путникам казалось, будто впереди лежит огромная собака или по колено в снегу стоит пони, однако, приблизившись, они всякий раз обнаруживали, что это всего лишь причудливый сугроб. Несколько раз Стивену чудилось, что они вернулись к его дому: калитка раскрыта, и возле нее, держа на руках одетого в длинное белое платьице малыша, стоит Мэри. Но тут же они исчезали, превращаясь в какую-нибудь покрытую снежной шапкой скалу. Ночь казалось нескончаемой, словно они безостановочно шагают по заснеженным склонам уже целый год. Усталые ноги Энни стали заплетаться. И когда она в очередной раз нарушила молчание, слова девочки звучали невнятно и еле слышно:

— Слышишь рокот, Стивен? Такой ровный, мягкий. Это волны нашего озера плещут в берег. Под их колыбельную я всегда засыпала, когда была маленькой. И теперь они так славно убаюкивают.

— Энни! — воскликнул управляющий, подхватывая девочку на руки. — Послушай меня! Ты не должна спать. Это воля Божья, чтобы ты не спала. Подумай об этом, моя милая! Подумай о своем отце! Не сдавайся! Мы уже совсем рядом с хижиной Молли. И уже вот-вот рассветет. Бог обязательно пошлет одного из Своих ангелов, чтобы позаботиться о тебе.

— Он уже давно идет рядом, — пробормотала Энни. — В белоснежных одеждах, и крылья его белы, как снег. Но мне холодно, очень холодно. Неужели папе и его солдатам тоже так холодно?

— Они сильные воины, малышка моя, — они выдержат, не сомневайся. Но и ты должна выдержать еще немного. Держись покрепче за мою руку и разговаривай, все время разговаривай, чтобы не уснуть. То, что ты слышишь, — вовсе не плеск озера. Это, знаешь ли, песнь холмов — ночами тут всегда раздаются странные звуки, но бояться нечего. В Божьих руках мы всегда пребываем в безопасности.

— А если по Божьей воле спастись должен ты, а не я? — спросила Энни. — Ведь ты можешь перенести то, что мне не по силам. Если я усну, оставишь ли ты меня на Божье попечение? Может, так и надо: оставить меня и приложить все силы, чтобы вернуться домой?

— Нет! — воскликнул Стивен. — Этого я не смогу! Бог никогда не потребует от меня ничего подобного. Нет! Бросить тебя — то же самое, что противоречить Ему Самому! Смотри, моя крошка! Разве не проблеск зари появился там, на горизонте? Видишь, уже наступает утро.

Однако в действительности на темном небе не было видно ничего. Прежде Стивен был неколебимо уверен, что в здешних краях — будь то летом или зимой, днем или ночью — без труда отыщет путь откуда угодно куда угодно. Но сейчас он настолько утратил ориентиры в пространстве и времени, что даже не представлял ни когда, ни в какой стороне ждать восхода. Оставалось только надеяться.

Спотыкаясь и едва волоча ноги, путники брели по каким-то склонам. Стивен был на грани отчаяния. Немилосердный холод больно стискивал голову; хотелось хоть ненадолго прилечь на мягкую снежную перину и отдохнуть. Управляющий знал, что если позволит себе уснуть, то никогда уже не проснется, и все-таки то и дело задремывал на ходу. Из этого состояния его вывел голос Энни:

— А мы не на вершине Кумби? По-моему, там, внизу, должен быть мельничный пруд... — И девочка рукой указала направление. — Кажется, я даже слышу звук водопада. Если спуститься к нему, то вдоль ручья нетрудно будет выйти к дому.

— Благослови тебя Господь, моя маленькая леди! — воскликнул Стивен. — А я уже совсем было сдался. Ну конечно же, это Кумби, и ручей бежит прямо к Саншайн-Манору. Подожди-ка здесь, малышка, пока я поищу, где удобнее спуститься. А как только потеряешь меня из виду — кричи, чтобы я знал, где ты. Сейчас тихо, я даже издалека услышу.

Наклонившись, он обнял Энни и громко возблагодарил Господа, выведшего их на знакомое место. Поцеловав девочку в лоб, управляющий отпустил ее руку и осторожно двинулся вперед.

Обледенелые камни были очень скользкими, и Стивен на каждом шаге тщательно выискивал место, куда можно поставить ногу. Как только они с Энни перестали видеть друг друга, управляющий услыхал ее звонкий голос. Остановившись на краю крутого, почти вертикального откоса, он ответил на зов. И в то же мгновение, потеряв равновесие, полетел вниз.

К счастью, глубокий сугроб, лежавший на дне ущелья, смягчил падение. Но прошло немало времени, прежде чем Стивен, барахтаясь в мягком, рассыпчатом снегу, сумел выбраться на поверхность. Когда он вновь почувствовал под ногами твердую почву, то понял, что опять совершенно потерял ориентировку. Со всех сторон его окружали крутые скалы, на вершинах которых лежали снежные шапки. Здесь, в ущелье, было еще темнее, чем наверху, где мрак уже начал уступать место предрассветной мгле. Сколько ни кричал Стивен, расслышать ответного зова ему так и не удалось.

Объятый ужасом, он с неимоверным трудом вскарабкался по скальной стене и опять оказался над пропастью, но совсем не в том месте, откуда упал. Понятия не имея, где находится, он продолжал звать Энни, однако отвечало ему лишь эхо собственного голоса. Стивен бросался то туда, то сюда, с каждым разом приходя в еще большее замешательство.

Неужели это до последней пяди знакомые с детства холмы, где он облазил каждый камень и каждый склон? Или все это — ночной кошмар, от которого он скоро очнется и, проснувшись, услышит тихое дыхание своего малыша? Вконец выбившись из сил, Стивен уже не мог сказать, ищет ли он Энни или отбившуюся от стада овцу. Почти теряя сознание, он брел куда-то, все вперед и вперед, тихо бормоча про себя:

— Моя маленькая овечка! Моя бедная, потерявшаяся овечка!

Рано утром, когда солнце еще не показалось из-за горы Хелмет, по дороге, еле передвигая ноги, тащился человек. Волосы его смерзлись в ледяной ком, лицо было бледным и измученным, зрение притупилось, а руки и ноги окончательно утратили чувствительность.

Когда он добрел наконец до Биг-Кловерли, его немедленно окружили взволнованные обитатели деревни. Затаив дыхание, они допытывались, куда делся ребенок, которого он сопровождал. Но из груди Стивена вырвался лишь глухой стон, и управляющий, потеряв сознание, рухнул на землю.

Глава 21. Хижина Молли

Когда воскресным вечером Энни не вернулась домой, в Саншайн-Маноре никто не забеспокоился: конечно же, в такую непогоду разумнее всего было заночевать в Ферновом ущелье. Время от времени, правда, кто-нибудь, стараясь не привлекать внимания, обязательно подходил к окну и, глядя на разыгравшуюся метель, от души сочувствовал несчастным животным, оставшимся в холмах. После обеда некоторые пони спустились в долину и теперь бродили по деревне, ища убежища от ненастья.

Спать все отправились в обычное время, но ветер так яростно бил снегом в стекла и так громко завывал под крышей, что какой уж тут сон. Бену все время казалось, что с дороги доносятся жалобное ржание и топот копыт. Не выдержав, он открыл окно и увидел над воротами черную голову пони. Бедная лошадка! Мальчик разбудил Гилберта, и оба решили выйти, чтобы впустить несчастное, взывающее о помощи животное в конюшню.

На дворе лежал глубокий снег — чтобы добраться до ворот, пришлось прокопать дорожку. Орудуя лопатой, Бен по своему обыкновению превозносил американскую природу, все проявления которой приобретали в его устах поистине гомерический размах.

— Разве же это метель? — говорил он. — У нас в Мичигане ее и за ветер-то не посчитали бы! В такую погоду у нас детей палкой в дом не загонишь.

Гилберт сомневался, но помалкивал, лишь время от времени подбадривая лошадку, которая тихо стояла, словно понимая, что помощь близка. Добравшись, наконец, до ворот и узнав в замерзшем пони собственного Блеки, мальчики замерли как вкопанные. Уздечка свободно свисала с заледенелой гривы, седло сбилось набок, одно стремя было оторвано.

Казалось, новость без посторонней помощи мгновенно облетела весь дом — Бен с Гилбертом не успели еще и слова произнести, а миссис Лад- лоу, Дорис и Марта уже стояли в дверях. В страхе они молча смотрели на Блеки — дрожа от холода, тот с понуренной головой медленно шел к конюшне по проходу, который только что прокопали ребята.

Прежде чем миссис Ладлоу пришла к страшному заключению, новость уже облетела всю деревню. Невзирая на ночь и жгучий мороз, ближайшие соседи столпились во дворе Сан- шайн-Манора. Мужчины предлагали любую помощь. Несколько человек посильнее решили отправиться на поиски Энни немедленно — к ним присоединились и Бен с Гилбертом. Торопливо собравшись и на ходу поцеловав миссис Ладлоу и Дорис, мальчики отправились с поисковым отрядом, готовые любой ценой пробиться к Фернову ущелью.

Однако преодолеть им удалось буквально считанные метры — дорогу завалило снегом глубже, чем по пояс, а встречный ветер дул с такой яростью, что воздух становился похож на упругую стену. И хотя мальчики наотрез отказывались оставить попытки, в конце концов сдаться пришлось даже им. До наступления утра ничего невозможно было сделать. Оставалась слабая надежда, что Блеки убежал из Стивеновой конюшни и отправился домой еще до того, как Энни закончила занятия. Если так, она пребывает в доме управляющего в полной безопасности. Увы, робким надеждам не суждено было сбыться — придя в себя, Стивен рассказал, как потерял Энни на склоне горы Кумби.

Утро выдалось на редкость тихим, словно за ночь ветер излил на мир всю свою ярость и, утомившись, улегся отдыхать. Поисковый отряд, в состав которого вместе с несколькими окрестными фермерами вошли и Бен с Гилбертом, отправился на гору Кумби — даже при свете дня предприятие это было трудным и опасным. Продвигались спасатели очень медленно, но к полудню им все посчастливилось наткнуться на следы Стивена и обнаружить место его падения в ущелье — при одном взгляде в этот зияющий провал даже самых бесстрашных невольно бросило в дрожь. Однако следов Энни нигде не было видно.

Мужчины качали головами и шепотом обменивались самыми мрачными предположениями.

Бен и Гилберт были просто не в состоянии разговаривать. Встречаясь с глазами взрослых, мальчики тут же отворачивались, не в силах смириться с мыслью, которую выражали их взгляды. Тем не менее никому и в голову не приходило прекращать поиски.

Наконец с подветренной стороны одного из утесов, где снег был не так глубок, они увидели карманную Библию Энни; между страниц книги было вложено прощальное письмо миссис Бей- куэлл. С громким стоном Бен опустился на снег, преклонил колени и прерывающимся от всхлипываний голосом вознес молитву:

— Отец мой Небесный, позволь только найти Энни, и всю жизнь я буду повторять: «Да будет воля Твоя! » Покажи нам, Господи, где она! Если она уже на небе, дай мне последовать за ней. А если Ты хочешь, чтобы я жил дальше, сделай меня таким, какой была она, и помоги исполнять Твою волю. Помоги мне стать настоящим братом Спасителя. Во имя Иисуса Христа прошу Тебя. Аминь.

Столпившиеся вокруг мужчины слушали молча, но при последних словах все голоса слились в едином: «Аминь! » Когда Бен поднялся с колен, Гилберт обнял его, и некоторое время оба стояли молча. В эти мгновения их любовь друг к другу стала глубже и сильнее — скорбь сроднила мальчиков и сделала наконец истинными братьями.

Поиски продолжились. Вскоре спасатели нашли следы Энни, идущие рядом со Стивеновыми, а затем и место, где управляющий оставил девочку, отправившись на разведку. Отсюда маленькие, еле заметные под засыпавшим их снегом следы уводили в сторону руин древней крепости — ее земляные валы были возведены еще в те времена, когда бритты защищали эти горы от римских завоевателей. Казалось, Энни направляла чья-то заботливая рука, указывая путь по отлогим спускам, в обход опасных скал. Потом следы девочки резко повернули к довольно глубокой, в рост человека, впадине — подойдя ближе, спасатели, в чьих душах надежда вела жестокую борьбу со страхом, увидели чуть выступающую над белым покровом крышу хижины. Со стороны входа снег был недавно расчищен, и в этом месте провал получался еще глубже.

Неужели девочка нашла здесь убежище? Огрубевшие в трудах мужчины, за многие годы не проронившие ни слезинки, смущенно прикрывали глаза руками, боясь обнаружить перед товарищами «недостойную» слабость. Бен и Гилберт, взявшись за руки, стояли, не в состоянии сделать ни шага.

Услышав голоса спасателей, на порог вышла старушка и пригласила гостей войти. Мальчики кубарем скатились вниз и буквально ворвались внутрь. В мыслях обоих было только одно: «Энни жива! Она здесь! »

В хижине было почти так же холодно, как снаружи, — еще вчера хозяйка, старая Молли Кларксон, сожгла последние куски угля. Серый пепел в топке выстуженного камина покрывал заброшенный метелью в трубу снег. На расстеленном в углу соломенном тюфяке лежала Энни — Молли завернула девочку в свое ветхое лоскутное одеяло, а под голову подложила подушку. Хотя лицо Энни и заливала мертвенная бледность, на нем отражался необыкновенный, можно сказать небесный, покой. Глаза сияли так, словно слезы никогда не застилали их прежде и никогда не затуманят впредь. Застыв на пороге, мальчики смотрели на нее в немом изумлении. Наконец Бен со сдавленным криком бросился вперед и упал на пол рядом с Энни.

— Сестренка, милая моя сестренка! Я пообещал, что если Бог приведет нас к тебе, я буду всю жизнь повторять: «Да будет воля Твоя! » И вот — ты жива, и мы тебя нашли!

— Скажи это еще раз, — прошептала Энни, кладя дрожащую руку ему на голову. — И Гилберт тоже. Видите, каким чудесным образом Бог привел и меня, и вас сюда! Мне кажется, всю дорогу рядом со мной шел Ангел.

Продолжать Энни не могла — веки бессильно опустились, и девочка впала в забытье. Молли отстранила мальчиков и жестом призвала всех к молчанию, чтобы не беспокоить больную. Все вышли из хижины.

— Милое создание! — пробормотала старушка, утирая слезы. — Она пришла среди ночи, только я немногим смогла ей помочь. Растерла руки и ноги снегом, укутала в одеяло и кормила хлебными крошками, словно птичку. Что еще я могла предложить бедной девочке? Воды и то не нагреть! Так она и лежит с тех самых пор, как Всевышний привел ее в мою хижину, — то засыпает, то просыпается. Вам надо скорее увезти ее домой — здесь бедняжке совсем не место.

Молли была права. Сквозь прорехи в соломенной крыше капал тающий снег, и земляной пол раскис, пропитавшись влагой. Но что же делать?

Дорога в Биг-Кловерли еще несколько дней останется почти непроходимой. Вот разве что Ферново ущелье? До Стивенова дома отсюда километра полтора. Пожалуй, туда Энни можно будет отнести даже на руках. Впрочем, умелые руки фермеров быстро соорудили из найденного в сарае подручного материала подобие носилок, лежать на которых девочке будет все-таки удобнее. Заботливо и острожно Энни вместе с тюфяком поместили на эти импровизированные носилки и укрыли двумя полушубками. Затем, стараясь шагать как можно равномернее, молчаливая процессия медленно двинулась к дому Стивена. Гилберт, знавший эти места почти так же хорошо, как управляющий, выступал в роли проводника. Бен шел рядом с носилками, не сводя глаз с бледного лица сестры, на котором проступала временами странная улыбка.

А над ними распростерлось бескрайнее небо — ярко-голубое и чистое, без единого облачка.

Глава 22. Таяние

Едва придя в себя, Стивен тут же отправился домой в сопровождении нескольких человек, чья помощь в поисках Энни оказалась ненужной. Если для обитателей Саншайн-Манора прошлая ночь была ужасной, то Мэри Ферн пришлось еще хуже, поскольку все эти нескончаемые часы она пережила в одиночестве. Ведь не станешь же делиться тревогами с малышом, которому едва полгода исполнилось, или даже со старшенькой, пятилетней Бетси, которая помогала нянчить братишку. Хотя выращенный позади дома ельник и защищал его от неистового ветра, однако было отчетливо слышно, как он ревет и завывает, проносясь над холмами, а треск ломающихся деревьев заставлял невольно вздрагивать от страха.

Несколько раз Мэри все-таки выходила к воротам и кричала, но голос ее терялся в реве метели. А с наступлением дня она поняла, что добраться через снежные завалы до Ботфилда и тем более до Биг-Кловерли совершенно невозможно. Не в состоянии чего-либо предпринять, Мэри тщательно прибрала в доме и стала ждать.

Около полудня снаружи донеслись приглушенные голоса. Подхватив ребенка на руки, женщина выскочила на крыльцо. На вершине дальнего холма, откуда был хорошо виден дом Фернов, стояла группа мужчин — их-то голоса, отчетливо разносившиеся над снежной равниной, она и услышала. Потом два человека подняли на плечи третьего, который принялся махать Мэри шапкой.

Видеть жену Стивен не мог — отраженный снегом яркий солнечный свет был непереносим для его полуослепших за время ночных блужданий глаз. Но со слов товарищей знал, что Мэри стоит у ворот, держа на руках младенца, одетого в длинное белое платье. И управляющий вспомнил, как часто на протяжении минувшей ночи его мысленному взору представлялась именно эта картина. А еще через полчаса он уже держал жену в объятиях, а рядом радостно агукал в колыбели малыш. Но даже в этот миг на сердце у Стивена лежал тяжкий холодный камень. Только вчера в это самое время Энни сидела здесь, окруженная детьми, внимательно слушавшими урок и с обожанием взиравшими на свою юную учительницу. Теперь же управляющий понятия не имел, что сталось с ее любимой маленькой леди, которую он не сумел уберечь. Стивену уже пришлось пережить невозвратную потерю — семь лет назад, когда его первенец умер, не прожив и месяца. И теперь все внутри невольно сжималось в предощущении столь же безвременной смерти.

Однако прошло совсем немного времени, и на том же холме показалась еще одна процессия. Когда Стивену сказали, что впереди идет Гилберт, а за ним следуют люди с носилками, сердце управляющего замерло, балансируя на грани между безысходным отчаянием и безрассудной надеждой.

Но вот хлопнула дверь, в прихожей послышались голоса и шаги. Встав на пороге комнаты, управляющий склонил голову и тихо проговорил:

— Да будет воля Господня!

— Все хорошо, Стивен! — прозвучал в ответ тихий голосок.

На мгновение сердце остановилось — и забилось с небывалой силой. Он кинулся к носилкам, но тут Бен удержал его, проговорив негромким, но твердым, даже с повелительными интонациями голосом:

— Ей сейчас нельзя разговаривать и волноваться. Прежде всего, Мэри, приготовьте ей постель. — Он повернулся к спутникам по спасательному отряду. — А вы, пожалуйста, поспешите в Саншайн-Манор и скажите миссис Ладлоу, что Энни нашли и что мы с Гилбертом останемся здесь ночевать. Пусть она пошлет в Кловер- ли-Черч за доктором, а вы приведете его сюда. И еще Марту, чтобы ухаживать за Энни, — надеюсь, тетушка это разрешит.

Затем мальчик повернулся к управляющему и вздохнул:

— Если бы ты только знал, Стивен, как трудно принимать волю Божью!

Стивен мог бы сказать в ответ многое, но лишь склонил голову и промолчал.

Прежде чем весна окончательно вступила в права, стало ясно, что Энни уже никогда не оправится от перенесенного потрясения. Казалось, она тихо таяла вместе со снегом, и доктор лишь печально разводил руками, как поступают все врачи, когда их гуманная наука оказывается бессильна. Все поведение девочки и даже сам ее облик изменились настолько, что никто из близких не надеялся удержать ее от перехода в жизнь вечную. Энни всей душой рвалась переселиться в небесный дом, и казалось преступлением желать, чтобы она оставалась в юдоли греха и скорби. Никто не мог сказать, действительно ли в ту бедственную ночь Энни сопровождал ее ангел-хранитель, зато при взгляде на ее личико, освещенное печальной улыбкой и внутренней радостью, всякий видел ангельский лик.

Сперва перевезти ее из Фернова ущелья в Сан- шайн-Манор мешали снежные завалы, а потом стало слишком поздно. Каждое утро восходящее солнце заглядывало в комнатку под двускатной крышей. Она стала святым местом — как во сне Иакова: «Вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней»[29]. Сколько бы не преисполнялись печалью сердца всех, окружавших Энни, однако они волшебным образом успокаивались, едва войдя в комнату девочки. При одном взгляде на ее просветленное лицо в душе рождалось желание радостного подчинения воле Божьей. Даже Бен и Гилберт, которые никак не могли смириться с тем, что их любимая сестра тает на глазах, повторяли за ней: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» — и ощущали, как приходит в душу умиротворенный покой. С каждым разом их молитва звучала все смиреннее, а в сердцах возрастала вера.

Глава 23. Благие вести

Для самой же Энни это было счастливое время абсолютного мира и покоя. По воле Божьей она не страдала от боли, а ум оставался ясным. Каждое мгновение она могла наслаждаться размышлениями, которыми наполнял ее сердце Дух Святой. Самые близкие и родные люди по нескольку часов в день проводили с ней: и тетушка, и Бен с Гилбертом, и даже Дорис — все они переселились из Саншайн-Манора в Ферново ущелье.

Энни подолгу разговаривала с ними и даже шутила. Но время от времени душу ее омрачала печаль — или при мысли об отце, каждый день рискующем жизнью на этой беспощадной и бесконечной войне, или при воспоминании о покинувших родной Ботфилд углекопах.

— Знаешь, — сказала она как-то Стивену, на сон грядущий читавшему ей Священное Писание, — я знаю, что Бог всегда делает самое лучшее, и со всей искренностью сердца говорю ему: «Да будет воля Твоя». Но все-таки у меня есть два заветных желания.

— Какие, милая моя овечка? — спросил управляющий, который в последнее время называл ее только так. Казалось, ему никак не забыть той злосчастной ночи в горах.

— Больше всего на свете я хочу, чтобы война закончилась раньше, чем я умру. И еще — чтобы до того дня в Ботфилде нашли уголь.

— Да услышит тебя Господь, — с дрожью в голосе ответил Стивен и в горячей молитве склонил голову, прося Всевышнего, чтобы два заветных желания этого ребенка были исполнены.

Однако разведочные работы в Ботфилде продолжали оставаться безуспешными. Казалось, деньги мисс Рейнольд растрачиваются понапрасну. Почти каждый день пожилая леди, опираясь на руку Дорис, приходила в дом Стивена и подолгу сидела с Энни. Устремив тусклый взор на детское личико, она погружалась в размышления о том, что утешение и силы может почерпнуть лишь у этой девочки, все существо которой лучится миром и любовью.

Иногда у Энни даже хватало сил сесть, и она разговаривала так, словно пошла на поправку, — и тогда надежда мисс Рейнольд оживала, а лицо утрачивало привычную угрюмость. Она даже начинала планировать, что они с Энни будут делать, когда девочка наконец выздоровеет. Однако в глубине души пожилая леди чувствовала, что ноги Энни никогда больше не переступят ее порога. И ей хотелось проникнуть в самую суть бесхитростной детской мудрости, прежде чем девочка навсегда покинет этот мир. Однажды утром, принеся Стивену очередной чек на тысячу фунтов, она завела с Энни такой разговор:

— Когда ты в первый раз пришла ко мне, я была просто мрачной себялюбивой старухой и влачила жалкое существование. Ты учила меня, что воля Божья — употребить свои деньги на благо другим. Ты учила меня стараться жить как мать Иисуса Христа. Ты учила меня держать в порядке дом, как если бы я каждый день ожидала в гости Его Самого. Но у меня ничего не получается. Вверив деньги Богу, я чувствую себя по-прежнему несчастной, потому что они не приносят людям никакой пользы. Мой дом остается таким же пустым и одиноким, как и раньше. Я свято верю, что Бог есть Отец мой Небесный, но теперь Он забирает и тебя...

Ясные глаза Энни глядели на мисс Рейнольд так пристально, что пожилая леди не выдержала и отвернулась.

— Если бы мы обладали целым миром и отдали его Богу, — проговорила Энни, тщательно взвешивая каждое слово, — этого все равно оказалось бы недостаточно. Мы не сможем исполнять Его волю до тех пор, пока не отдадим Ему самих себя. Библия учит: «Жертвы и приношения Ты не восхотел;.. всесожжения и жертвы за грех Ты не потребовал. Тогда я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о мне: я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце»[30].

Мисс Рейнольд глубоко задумалась. Вот уже полгода она старалась следовать воле Божьей, искренне считая, что исполнять ее — означает совершать конкретные, ощутимые дела и поступки. Она подписывала чеки, приводила в порядок дом, раздавала вещи бедным, но при этом все время считала, что Бог требует этого как жертвоприношения. И лишь теперь, когда с губ Энни слетели слова Писания: «Вот иду исполнить волю Твою, Боже мой», — мисс Рейнольд открылось, что в действительности все это время она исполняла не Его, а свою волю. Просто воля эта была другой, чем прежде.

Дорис, тоже слышавшая этот разговор, тихонько приблизилась и склонилась к постели больной. По щекам ее сбегали крупные слезы.

— Энни! — всхлипывая, воскликнула она. — Объясни, можно ли стать такой, как ты? Всю жизнь я думаю об одном: как сделать, чтобы все было по-моему? Я себялюбива, горда и завистлива. Тебе даже не вообразить, насколько я грешна, — ведь я почти возненавидела тебя. Почти, Энни, но все-таки я не дошла до этого. Бог не допустил, чтобы я впала в столь тяжкий грех. Но с тех пор, как случилось с тобой это несчастье, я все время молю у Бога прощения. Теперь я знаю, что ради Иисуса Христа Он простил меня. Но скажи, как обрести строй мыслей, подобный твоему? Как научиться находить удовольствие в следовании Божьей воле? Где взять твои смирение и любовь? — Дорис спрятала лицо в исхудалую ладошку Энни, а потом почтительно и нежно поцеловала ее ставшие почти прозрачными пальцы.

И пока она ждала ответа, мисс Рейнольд увидела, как бледное личико Энни порозовело и засияло радостью — той, что испытывают ангелы, радуясь «и об одном грешнике кающемся»[31]. Не отнимая у двоюродной сестры левой руки, девочка положила на ее склоненную голову правую.

— Твое сердце может расцвести гораздо прекраснее моего, Дорис. Мама говорила, что, будь это возможно, она отдала бы нам все самое драгоценное, всю себя — свой дух, свою любовь, свои веру и знание, чтобы мы стали такими же, как она. Помнишь, так было с Илией, когда дух его вдвойне почил на Елисее. Но хоть она и не смогла этого сделать, Отец наш Небесный обещал, что сделает для нас все, если мы у Него попросим. Он даст нам Духа Своего Святого, чтобы Он был в нас и с нашим духом. Тогда наши мысли будут о Боге, пока мы не преобразимся в Его образ. От славы в славу, как от Еосподня Духа.

В этот момент на лестнице послышались тихие шаги, дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился Стивен. Лицо и глаза управляющего сияли радостной улыбкой, какой никто не видел уже в течение многих месяцев. Впрочем, нет — точно так же он улыбался, когда узнал о рождении сына.

— Энни! — воскликнул он. — Бог исполнил одно из твоих заветных желаний. Мы нашли богатые залежи, и уголь в них отменно хорош. Такого и старая шахта не давала. Теперь никто в Бот- филде не останется без работы. Ботфилд снова увидит хорошие времена. Мисс Рейнольд, мы возвратим ваши деньги в четырехкратном размере, а миссис Ладлоу станет очень богатой женщиной.

— Поднеси меня к окну, Стивен, — попросила Энни, — я хочу посмотреть в сторону Ботфилда.

Управляющий бережно взял девочку на руки и подошел к маленькому квадратному окошку.

Под лучами полуденного солнца паслись на лугу перед домом овцы — ранние дожди обильно напоили землю, и клевер уродился на славу, тот самый клевер, что дал имя Кловерлийской долине. В глубокой лощине на склоне горы Хелмет все еще белели полоски нерастаявшего снега; с каждым днем они становились все уже, не в силах противиться теплому дыханию весны. Насколько хватало глаз, вся долина — ее поля и рощи, луга и сады — сияла, купаясь в кристально чистом воздухе. А невидимые недра ее, уступив наконец человеческим терпению и настойчивости, по воле Божьей явили миру свои сокровища.

Стивен не мог наглядеться на любимый с детства пейзаж. Потом он опустил глаза и посмотрел в улыбающееся личико склонившейся на его плечо Энни.

— Я так благодарна Господу, что по Его воле мы не должны постоянно претерпевать горести и скорби, — прошептала девочка. — Но, Стивен, как было бы чудесно услышать еще и звон церковных колоколов. Помнишь, ты рассказывал, как в Нетли, когда они открыли новые залежи.

— Услышишь, моя маленькая овечка, — со слезами на глазах пообещал управляющий. — Я сейчас же отправлюсь в Кловерли-Черч. Ветер южный, он донесет эти звуки сюда. Мы откроем окно, и ты все услышишь.

— А на обратном пути захвати с собой Бена и Гилберта, чтобы в этот вечер мы были вместе и вместе слушали колокольный звон, — попросила Энни. — Мы будем смотреть вниз, на Ботфилд, где будет новая шахта. Только прошу тебя, Стивен, пусть они обязательно придут!

— Ты сегодня хуже себя чувствуешь, моя маленькая овечка? — забеспокоился управляющий.

— Нет, — улыбнулась Энни, — просто мы все так долго ждали, пока найдут этот уголь! Я не хочу, чтобы они думали, будто мне теперь все равно. Я действительно очень рада, и сегодня у нас должен быть праздник.

Стивен не торопился снова усаживать Энни в подушки. Он продолжал держать ее на руках, а девочка все смотрела в окно. И она первой заметила почтальона, быстро шагавшего по узкой тропинке через луг, — высокий, с обветренным лицом, он нес на плече кожаную сумку. Испуганные его стремительной походкой овцы бежали кто куда. Краска залила лицо Энни — и тут же отхлынула, а дыхание стало прерывистым. Каждое утро она с нетерпением ждала его прихода, надеясь получить письма из Америки.

— Мистер Ферн! — крикнул почтальон, чтобы его было слышно в доме. — Не знаю уж, как такое могло случиться, только в Саншайн-Маноре я забыл отдать письмо. Из-за границы. Оно для мисс Энн Бейкуэлл, а я знаю, что она здесь, у вас. Как только я нашел его в сумке, так сразу же направился сюда.

Прежде чем он успел еще что-либо добавить, Дорис бросилась вниз по лестнице и вскоре вернулась и протянула Энни конверт. Он был непривычно легким и тоненьким — письма капитана Бейкуэлла, как правило, были длинными, на многих исписанных мелким почерком страницах. И действительно, внутри лежал единственный листок, да и на том темнело лишь несколько строчек. Зато каких!

«Дорогая доченька!

Слава Богу, война завершилась - и завершилась нашей победой! Через несколько дней я уже буду па пути в Англию. К тетиному письму ты продиктовала только коротенькую приписку, и лишь в словах " До свидания" я узнал почерк любимой руки. Верю, что Отец мой Небесный еще позволит нам свидеться. Да будет Господь с тобой, моя дорогая. Очень скоро после того, как ты прочтешь эти супроки, ты увидишь своего любящего отца

Бенджамена Бейкуэлла»

Несколько минут головка Энни тихо покоилась на плече Стивена — казалось, еле тлеющий огонек ее жизни погас совсем. Мисс Рейнольд и Дорис смотрели на нее с ужасом, но управляющий отрицательно покачал головой и приложил палец к губам, призывая к молчанию. Наконец глаза девочки открылись.

— Он исполнил оба моих заветных желания! — Глаза Энни сияли, а голос звучал на удивление живо. — Как же Он меня любит! Я очень, очень рада — и в этот вечер буду радоваться еще больше. Поспеши, Стивен, и пусть ликуют колокола! А я пока немножко посплю, ладно?

Задолго до захода солнца все собрались в комнатке Энни и слушали, как надо всей Кловерлийской долиной несется радостный перезвон колоколов. Эхо подхватывало эти звуки, множило, уносило и возвращало — казалось, оно радуется вместе с людьми. Наконец-то в Ботфилде найден уголь, а в Америке наступил мир.

Правда, в Ферново ущелье эти ликующие звуки доносились едва-едва, да и то благодаря теплому южному ветру.

Все радовались, и вечер прошел замечательно.

— Это мой праздник, — без устали повторяла Энни; она была центром внимания, и счастливая улыбка не сходила с ее лица.

На горы и долины спускалась ночь. Она тихонько обошла дом Стивена и, накрыв его черной вуалью, погрузила в полный мрак. Однако ламп не зажигали — в камине пылали первые куски угля, извлеченные из разведочного шурфа. Свет этого пламени становился все ярче и ярче, пока не проник в каждый уголок. Когда в разговоре наступала пауза, становилось слышно потрескивание углей, словно, сгорая, они переговаривались друг с другом.

А людские разговоры неизменно возвращались к двум темам — о наступающих счастливых временах, которые уготовил Бог жителям Ботфилда, и о долгожданном мире, воцарившемся наконец в далекой Америке.

Глава 24. Отец и дочь

Прошло совсем немного дней, и капитан Бейкуэлл прибыл в Англию. С печальным удивлением смотрел Бен на поседевшую голову отца — за время разлуки тот сильно постарел, хотя повинны в том были не столько годы, сколько горе. Но Энни ничего не замечала — она слышала тот же ласковый голос, а отцовские глаза смотрели на нее все с той же нежностью. Отец почти не отходил от Энни. Иногда, правда, он спускался и медленными, размеренными шагами прохаживался под окном, где она могла его видеть. Поворачивая, капитан Бейкуэлл каждый раз поднимал голову и смотрел в окошко дочери. Иногда к нему присоединялся Стивен, и тогда лицо Энни озарялось еще более радостной улыбкой. Девочке нравилось наблюдать, как эти двое таких родных ей мужчин, углубясь в сердечную беседу, перестают обращать внимание на что бы то ни было. Жизнь в Энни едва теплилась, но была наполнена миром и радостью.

Каждый день узнать о состоянии больной приходил кто-нибудь из Биг-Кловерли и Ботфилда, таким образом выражая всеобщую любовь, которую за короткий срок успела завоевать в этих краях Энни.

Пасха в этом году пришлась па середину апреля. В это пасхальное утро солнце поднималось над вершиной Хелмет как-то по-особенному ярко переливаясь, словно радостно приветствовало день, в который воскрес из мертвых Господь.

Эту ночь капитан Бейкуэлл и миссис Ладлоу провели возле Энни вместе. Девочка мирно спала, но дыхание ее было настолько слабым, что, казалось, могло пресечься в любой миг. Незадолго до рассвета в комнату тихонько вошла мисс Рейнольд. Энни шевельнулась и, широко открыв глаза, посмотрела на отца.

— Папа, ты знаешь, что я уже никогда не поправлюсь?

Хотя капитан Бейкуэлл и провел с дочерью уже много дней, однако ни разу не заговаривал с нею о близящейся разлуке.

— Да, моя милая, — тихо ответил он.

— Папа, — продолжала Энни, и в глазах ее отражался уже не здешний, а небесный мир. — Я чувствую, Иисус вот-вот придет забрать Свою маленькую сестричку в Свой дом.

— Даже если так, гряди, Господь Иисус! — твердым голосом проговорил отец, и личико Энни засияло.

— Папочка! — воскликнула она. — Ты знаешь, как сделать меня счастливой. А я так боялась, что ты не позволишь мне уйти. Ты отдашь меня Господу?

— Да, — кивнул он. — Ты выучила последний, самый трудный урок, и нет нужды дольше оставаться в этой школе. Ты научилась любить и принимать волю Божью, как ангелы. И я не вправе удерживать тебя от встречи с Отцом Небесным.

— А ты тоже выучил этот урок, папа?

— Почти! — со вздохом ответил он, склоняя поседевшую голову на ее подушку.

Исхудалой рукой Энни ласково гладила его по волосам.

— Когда меня не станет, — прошептала она, — будет уже не «почти», а «совсем».

Они умолкли. Стало так тихо, что даже сюда, под крышу, отчетливо доносилось блеяние просыпающихся овец, мычание коров и ржание лошадей. В памяти обоих эти звуки вызвали образ родного дома, стоящего на берегу озера Гурон, — дома, который Энни никогда уже не увидит.

— Бен вернется с тобой, — пробормотала Энни, — и вы вместе прочтете наш девиз, вырезанный над камином. Может быть, там когда-нибудь появятся школа и церковь — помнишь, как мама того хотела? Тогда это станет лучшим в мире местом, и ты будешь там счастливее, чем где угодно еще. И как было бы хорошо, если бы в Ботфилде тоже открылась школа. Гилберт мог бы учить детей здесь, а Бен — там, за океаном. А по воскресеньям они будут чувствовать, что находятся не далеко друг от друга, а совсем рядом.

Энни замолчала, давая себе немного отдохнуть, и ее взгляд переместился на лица мисс Рейнольд и тети.

— Я должна составить завещание, как делают это взрослые, — улыбнулась она. — Бену я оставляю свою карманную Библию и письменный стол, который папа купил мне в Нью-Йорке. Гилберту — все остальные книги, Дорис — мою рабочую шкатулку, а маленькой Маргарет — серебряный наперсток. Как вы думаете, Стивен захочет иметь локон моих волос? Больше мне ему оставить все равно нечего. И вот еще что, тетушка: в моем классе было три девочки из очень бедных семей. Одежда, которую сшила мама, недостаточно красива, чтобы оставлять ее Дорис или Маргарет. Но думаю, мама порадовалась бы, узнав, что я оставила ее этим бедняжкам. Еще у меня есть немного денег — перед отъездом в Англию папа дал мне пять долларов, а мисс Рейнольд однажды подарила золотую монету. Я берегла их, чтобы отдать на строительство школы — здесь или в Америке. Деньги лежат в верхнем ящике моего письменного стола.

— Школы будут построены, — уверенно пообещала мисс Рейнольд.

— Шахтерам, когда они вернутся в Ботфилд, скажите, что это воля Божья — поверить в Спасителя нашего Иисуса Христа, — продолжала Энни после долгой паузы. — В этом мире каждый должен стремиться быть как Он. Бог хочет, чтобы все мы стали Его сыновьями и дочерьми. Передайте, что я люблю их всех — так же, как любит их Иисус. Я буду рада — ах, как я буду рада! — встретить их всех в небе. Стивен лучше меня знает, что сказать, но вы должны проследить, чтобы каждый это услышал.

Близился рассвет. Наконец над вершиной Хелмет показался краешек солнца. Редеющая сероватая мгла пыталась затаиться в ущельях и лощинах, но лучи светила неумолимо заставляли ее подниматься, подобно воскуряемому фимиаму, и медленно растворяться в голубизне безоблачного неба. В радостном свете дня склоны гор и холмов переливались всеми оттенками зеленого, и казалось, что безжалостной зимы здесь не было никогда.

Энни повернула голову и посмотрела на раскинувшийся за окном мир.

— Папа, — прошептала она. — Пусть все придут сюда: Бен, Гилберт, Дорис. И скажи Стивену, что его я тоже прошу побыть со мной.

Все тихо собрались — лица их были печальны, но спокойны: они наблюдали за Энни так долго, что уже перестали сокрушаться о предстоящей вечной разлуке. Девочка обводила всех взглядом, пристально всматриваясь в каждое лицо.

— Вы все можете стать братьями и сестрами Господа Иисуса, — проговорила она тихим, но ясным голосом; слова эти проникли в каждое сердце и, казалось, поселились там навсегда. — Не знаю, что еще сказать. Разве что — «до свидания»? Стивен, я вижу того же ангела, который вел меня сквозь метель. Ты еще советовал не смотреть на него.

— Да, но ты можешь смотреть на него теперь, моя маленькая овечка! — воскликнул Стивен. — Он проведет тебя через темную долину. Он понесет тебя на своей груди.

— Скоро я увижу Его лицо, — медленно и чуть слышно произнесла Энни. — Облако тает, как снег. Я просто засыпаю, папа.

Несколько минут она лежала без движения — лицо становилось все светлее и все просветленнее. Никто не плакал; все просто стояли, с восхищением глядя на всеобщую любимицу. Казалось, они провожали девочку в счастливое путешествие.

— Маленькая сестричка Господа Иисуса! — в последний раз открыв глаза, пробормотала она.

Каждое слово было слышно совершенно отчетливо — в комнате стояла благоговейная тишина, которую нарушали только доносящиеся снаружи голоса просыпающегося мира. Неожиданно раздался ровный, но скорбный голос Стивена:

— «Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день»[32].

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: