Глава 12. Радостная встреча

Он брел наугад, сам толком не сознавая, куда несут его ноги, пока не очутился у поворота в тот самый переулок, где жили старый Оливер и его милая Долли. Зайти он, ясное дело, не посмеет, но ведь можно пройти мимо, и если дверь лавки еще открыта, он завернет свою серебряную монету в обрывок тряпицы и бросит ее внутрь. Найдя ее, они, конечно, догадаются, кто это сделал и кому предназначен подарок.

В переулке было темно, и только над дверью зеленщика горел газовый фонарь. Бесшумно ступая, Тони пробирался под стенами к знакомому дому.

В это время Долли обычно укладывают спать, думал он, и старый Оливер наверняка сидит сейчас вместе с ней во внутренней комнате. Но как только он приблизился к открытой двери, в ушах у него зазвенело, а сердце гулко заколотилось от радостного вопля, донесшегося изнутри. В следующее мгновение маленькие ручки Долли крепко схватили его за руку и потащили в дом.

— Тони пришёл, Тони пришёл домой, дедушка! - кричала она во все горло. - Долли наконец-то нашла Тони!

Она и смеялась, и плакала от радости одновременно, и тянула Тони за собой, точно боялась, как бы он опять от нее не сбежал. Старый Оливер уже спешил им навстречу из задней комнаты.

— Где же ты так долго пропадал? - взволнованно спросил он, кладя руку ему на плечо.

— О, хозяин! - плача, вскричал Тони. - Я поступил скверно, но мне было так плохо! Простите меня, я больше не буду! Вы, верно, теперь не пустите меня ночевать иод прилавком?

— Входи, входи, - отвечал Оливер, легонько подталкивая его к двери. - Мы с моей маленькой голубкой каждый вечер ждали тебя допоздна. Нехорошо ты поступил с нами, дружок; ну, да мы слишком тебе рады, чтобы сердиться на тебя. Шарлотта, конечно, женщина строгая и очень не любит невоспитанных и грубых людей, но ты на нее не обижайся.

Душа у нее добрая, да к тому же она ничего о тебе не знала. Когда я рассказал ей, что ты был не старше нашей голубки, когда остался без отца, без матери, один-одинешенек во всем Лондоне и вынужден был сам добывать себе пропитание, она даже прослезилась от жалости к тебе. И велела оставить тебе на ужин самое большое яйцо из тех, что она привезла с собой, а еще просила сказать, что передает тебе этот гостинец с любовью и от всего сердца. Смотри, вот оно, мы нарочно отложили его для тебя, и ты прямо сейчас им и поужинаешь. Долли, голубка, принеси-ка дедушке маленькую кастрюльку!

— Я, правду сказать, немножко грязноват, - уныло сознался Тони, и это действительно была чистая правда: за последнюю неделю он ни разу не мылся и выглядел

примерно так же, как в тот вечер, когда впервые познакомился с Оливером и его внучкой.

— В таком случае возьми в лавке миску воды и помойся, а я тем временем сварю тебе яйцо. Долли, принесла ему кусок мыла и полотенце. Она у нас учится быть дедушкиной помощницей, верно, милая?

Тони возвратился в кухню другим человеком, словно уныние сошло с него вместе с грязью. Он чувствовал себя так, будто, пробудился от долгого и мучительного кошмара и снова увидел родные, дорогие лица: вот старый Оливер глядит на него с доброй улыбкой, а вот малышка Долли пританцовывает вокруг него со своими потешными и милыми ужимками, и даже лохматый Беппо, обнюхивая его, радостно машет хвостом в знак дружеского приветствия. Даже это вареное яйцо выглядело залогом прощения и дружелюбия. Суровая старуха, как оказалось, вовсе ему не враг. Он вспомнил ее строгие наставления и решил, что ради Долли и старого Оливера сделает все так, как она велела. Он научится читать и писать, станет трудиться изо всех сил, чтобы заработать на приличную одежду, а не то своим видом он будет их только позорить, но, конечно же, сначала купит себе башмаки, потому что на этом особенно настаивала строгая тетушка, желавшая ему добра. Как бы то ни было, а больше он никогда не сбежит из этого дома, где его так любят и так о нем заботятся.

Оливер рассказал Тони, как тосковала по нему Долли, как по вечерам она часами поджидала его у дверей. И еще он сказал, что точно так же, только с гораздо большей тоской и любовью, ждет Господь Иисус Христос, когда Тони придет к Нему. Конечно, многое из его слов осталось для мальчика непонятным, но необъяснимое чувство любви, которая выше всякого разумения, зародилось в его сердце. В ту ночь он уснул глубоким, мирным сном, каким спят мореплаватели, пережившие жестокий шторм, но все же благополучно достигшие желанной гавани.

Глава 13. Новые башмаки

Как ни голодал Тони, как ни старался, с поистине героическим мужеством и решимостью, урезывать себя во всем, а минул чуть ли не месяц, прежде чем он смог наскрести денег на пару новых башмаков. Он, конечно, не собирался покупать их в магазине; ему было известно одно местечко в Уайтчепеле, где пристойную обувь можно было приобрести всего за два-три шиллинга. Тони не страдал ни тщеславием, ни привередливостью, и для начала его вполне устроили бы поношенные, пусть даже латаные башмаки; самое главное было - обзавестись ими до очередного визита тетушки Шарлотты. Она уведомила брата, что приедет в Лондон в последнюю субботу января, и в этот день, едва пробило полдень, Тони отправился в Уайтчепел. Нужно было поторапливаться, чтобы успеть на рынок до прихода стратфордского поезда.

Одна из уайтчепелских улиц оканчивалась небольшой площадкой, вымощенной: плитами: это был блошиный рынок, куда спешил Тони. Здесь расположились немногочисленные продавцы, развалившие свой немудреный товар кто на лотках, кто на рогожах, раскинутых на земле. Кто-то сидел на низенькой скамеечке, кто-то - скрестив по-турецки ноги, прямо на мостовой. Один продавец торговал старым и ржавым железным хламом, рядом с ним оборванная женщина с покрасневшими глазами продавала два-три потрепанных платья, за которые с ней торговались такие же красноглазые оборванки, державшие за руку полуголых детей. Было очень холодно, промозглый восточный ветер гулял по лондонским улицам. Торговец, с которым вступил в переговоры Тони, располагал довольно-таки обширным выбором подержанных ботинок, большей частью, конечно, разрозненных; верх у некоторых был очень недурен, а вот подошва никуда не годилась; другие сверху были, что называется, заплата на заплате, зато в них можно было смело шлепать по любым лужам - ноги оставались сухими. Впервые в жизни Тони столкнулся с мучительной необходимостью выбора. Ыи одна пара из тех, что он примерял, не была ему впору, но ведь подбирать себе обувь по ноге - это роскошь не для бедняка. Тони и не думал расстраиваться из-за таких пустяков. Самое важное для него - заслужить одобрение тетушки Шарлотты. Если все обойдется благополучно, очень может быть, что она даже позволит ему проводить ее вечером в обратный путь, на вокзал; во всяком случае, ей уже не нужно будет увозить с собой Долли, чтобы убрать ее с глаз долой от босоногого приятеля.

Наконец он остановился на одной паре, которую продавец расхваливал ему на все лады. Правда, башмаки были на Тони чересчур велики и неловко болтались у него на ногах, но продавец уверил его, что все умные люди, даже аристократы, всегда покупают обувь с запасом, «на вырост». Еще внутри левого башмака, под стелькой, была не очень удобная, бугристая заплата, а каблук правого сбоку сильно стерся, но, по крайней мере, они надежно прикрывали ноги, а большего Тони и не требовалось. Надев обновку, он неуклюжей походкой зашаркал восвояси. Идти было нелегко, иногда Тони даже с трудом соображал, какую ногу переставлять раньше, и все-таки он был безмерно горд своим новым приобретением. Между Холборном и Стрэндом, где жил старый Оливер, путь лежал неблизкий, но Тони не торопился: нужно было дать время домашним попить чаю и убрать со стола. Так он тащился, с трудом передвигая ноги и останавливаясь время от времени, чтобы насладиться созерцанием требухи или студня, выставленного в окне мясной лавки. Он глядел, как фонарщики зажигали свои фонари, а лавочники - газовые рожки над дверью; потом он услышал, как часы на колокольне церкви Святого Павла величаво и торжественно пробили шесть раз. Чаепитие в доме старого Оливера, верно, уже давным-давно закончилось! Надо бы поторопиться! Чтобы сократить путь, Тони свернул в узкую боковую улочку и бросился бежать так быстро, как только позволяли ему неудобные, шлепавшие на ногах башмаки.

Не успел он пробежать и нескольких шагов, как упал, поскользнувшись на апельсиновой корке, и сильно ушибся о камень. Оглушенный внезапным падением, он несколько мгновений сидел, потирая затылок и бессмысленно глядя перед собой. Вокруг стояла непроницаемая тишина. На этих глухих улочках размещались, большей частью, мелкие конторы и склады, и в этот час они бывали уже закрыты. Немного придя в себя, Тони попытался было подняться, но тут же испустил пронзительный крик, эхом прокатившийся по улице, и повалился на мостовую. Холодная дрожь пробежала у него по телу. Что с ним приключилось? Ноги почему- то отказывались его держать! Тони скинул свои новые башмаки и снова попробовал встать, но нестерпимая боль не давала ему ни идти, ни стоять.

Да, но ему нужно добраться до дома! Он должен встать и идти. Если он не придет домой, все подумают, что он опять сбежал, испугавшись тетушки Шарлотты. Эта мысль привела его в такое смятение, что, превозмогая боль, он кое-как встал на коленки и судорожно пополз по направлению к дому, испуская сдавленные стоны, когда поврежденная нога неловко подворачивалась под ним. Тони, конечно, понимал, что на локтях и коленях он далеко не уползет. А вдруг он окончательно выбьется из сил? Тогда ему придется всю ночь пролежать на стылой мостовой! Сколько он помнил, на эти боковые улочки полисмены не имели обыкновения захаживать, и похоже, до утра ни одна живая душа здесь не появится. Ближе к вечеру стало примораживать, и в этой ледяной каше руки Тони совсем закоченели. Если он останется здесь лежать на улице, то до утра не доживет - умрет от стужи и боли.

Но если правда то, что всегда повторял старый Оливер, если Господь Иисус Христос любит его, и если Он никогда не оставляет тех, кого любит, значит, даже здесь, на пустынной улице, в темноте и холоде зимней ночи, Тони не один, и он не беззащитен. Вот если бы хоть ненадолго ощутить прикосновение Христовой руки, или услышать Его тихий голос, или увидеть, хотя бы смутно, Его лицо! Наверное, это Он помогал Тони подползать все ближе к шумной улице, яркие огни которой уже виднелись невдалеке. Тони слегка подташнивало, и сильно кружилась голова. Чувствуя, что ему становится совсем уж невмоготу, он из последних сил подтащился к дверям какого-то склада и, забившись в закуток, заплакал и застонал: «Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе Христе! »

Потом, изнемогший от отчаяния и боли, он затих и лежал неподвижно; глаза его постепенно стекленели, уличный шум глох и удалялся. И вдруг сквозь сонное оцепенение до него донесся громкий стук шагов. Темная фигура, очертания которой он неясно различил в темноте, остановилась напротив, а потом склонилась над ним и тронула за руку.

— Ба! - проговорил смутно знакомый голос. - Да ведь это мой старый приятель, владелец собственного перекрестка и серебряной монеты в четыре пенса! Эй, дружок! Ты меня слышишь? Что это ты здесь рассиживаешься в такой холод?

— Я упал... Мне больно... - слабо прошептал Тони.

— Где у тебя болит?

— Вот здесь... нога...

Джентльмен наклонился еще ниже и стал осторожно ощупывать больную ногу. Тони тихонько постанывал и вдруг вскрикнул от острой боли.

— Сломана, - пробормотал джентльмен. - Л где ты живешь, дружок?

— У меня нет своего дома, - прошептал Тони, едва разлепив запекшиеся губы. Странная вялость овладевала им; язык во рту стал ужасно тяжелым и неповорот- тивым. Джентльмен, сбросив с себя пальто, закутал в него мальчика и уложил его удобнее. Затем он побежал на ближайшую улицу, взял первый попавшийся кэб и поехал к месту, где лежал Тони.

Глава 14. В больнице

От боли Тони едва сознавал, что с ним происходит. Он понимал, что его осторожно внесли в просторный покой, что какие-то люди подошли его осмотреть и что его новый друг говорил с ними энергично и торопливо.

— Я знаю, что вы не принимаете пострадавших от несчастного случая, - сказал он, - но не мог же я оставить этого мальчугана без всякой помощи! Он бездомный, и это все, что мне удалось от него узнать. У вас есть свободные койки, я согласен удвоить сумму своего пожертвования, если вы примете этого мальчика. Так как, доктор? Возьмете моего пациента?

— Думаю, мы не имеем права отказаться от этого больного, мистер Росс, - сердечно отвечал другой голос. - Его необходимо уложить в постель, и как можно скорее.

Тони понесли по лестнице и внесли в большую комнату, где стояло много кроватей, и на каждой подушке виднелось бледное маленькое личико. В дальнем конце комнаты стояла свободная кровать. Тони раздели и уложили в постель. Лохмотья его куда-то исчезли. С новыми башмаками, похоже, тоже придется распрощаться, ведь они так и остались лежать на улице, под дверью склада... Хлопотавшие вокруг него добрые женщины в белых фартуках и чепцах, что-то ласково приговаривали и глядели на него с жалостью. Ободранные в кровь локти и колени мальчика они бережно обмыли мягкой губкой, смоченной в теплой воде. Джентльмен, доставивший его в больницу, подошел к Тони и заговорил с ним веселым и бодрым голосом.

— Мальчик мой, - сказал он, - ты неудачно упал и сломал ногу. Но доктор - мой большой друг, обещает тебе ее починить. Сначала будет больно, но ты ведь у нас не неженка какой-нибудь, значит, перенесешь боль, как подобает настоящему мужчине. Правильно я говорю?

— Да, - пробормотал Тони. - А я смогу после этого сразу уйти?

— Э, нет! - улыбнулся мистер Росс. - Тебе придется полежать в больнице недельки три, а то и месяц, прежде чем ты сможешь встать. Но здесь тебе будет хорошо, я обещаю.

— Но вы понимаете, мне очень нужно! - воскликнул Тони и попытался подняться, но тут же со стоном упал на постель. - Понимаете, там Долли и мистер Оливер... Они подумают, что я опять сбежал. Я так к ним торопился! Долли будет меня ждать, беспокоиться... Ох, Долли, Долли!

В его голосе звучало такое неподдельное страдание, что улыбка сбежала с лица мистера Росса. Он положил руку на плечо Тони и сказал очень серьезно:

— Скажи мне, где они живут. Я сейчас же пойду к ним и расскажу, что с тобой случилось, а завтра они придут тебя навестить, если, конечно, доктор позволит.

Тони подробнейшим образом объяснил ему, как найти лавку старого Оливера, после чего с покорным терпением и стойкостью духа, свойственной большинству маленьких пациентов этой больницы, приготовился сносить обещанную боль.

На следующий день, а это было воскресенье, после полудня старый Оливер и Долли вошли в приемный покой детской больницы и справились о Тони. Было в этом благообразном старике и славной малышке нечто такое, что сразу же завоевало им особую симпатию даже здесь, где всех принимали с искренней доброжелательностью. Сестра милосердия, спускавшаяся им навстречу, когда они медленно взбирались по широкой лестнице, не поленилась вернуться вместе с ними: она взяла Долли за ручку и сама повела их в палату, где лежал Тони. Здесь было много высоких окон, и солнце, никогда не заглядывавшее в дом старого Оливера, заливало просторную комнату яркими веселыми лучами. Все кровати были застелены белыми стегаными покрывалами, и многие юные пациенты сидели в своих постельках за маленькими передвижными столиками, которые можно было при желании поднимать и опускать сбоку кровати. Здесь не видно было ни медицинских приспособлений, ни крови, ни ран, словом, ничего устрашающего, и если бы не бледные лица детей, можно было бы и не догадаться, что это больница. Но Оливеру и Долли некогда было разглядывать палату: едва завидев в дальнем углу Тони, они поспешили к нему. Лицо у него было белое, как мел, веки сомкнуты, а губы крепко сжаты, словно он все еще испытывал сильную боль. Но стоило Долли легонько, чуть ли не испуганно тронуть его за руку, как он открыл глаза, и с ним мгновенно произошла разительная перемена! Тони прямо засветился, как будто весь солнечный свет, лившийся из окон, сосредоточился на его лице, а когда он заговорил, голос его звенел от радости.

— На этот раз Долли не пришлось волноваться за Тони, правда? - нежно сказал он малышке.

— Долли все равно будет волноваться, пока Тони не выздоровеет, - отвечала она, обнимая его за шею.

— Нет-нет! - вмешался старый Оливер. - Долли будет хорошей девочкой и, пока Тони не вернется домой, она станет помогать дедушке в лавке.

Эта перспектива повышения в должности отчасти утешила Долли, и она смирно уселась на колено Оливера, рядышком с кроватью Тони, откуда он мог с нежностью и удовольствием любоваться своими ненаглядными посетителями, которым сиделка строго- настрого запретила утомлять его разговорами. Когда посетители уходили, она повела их посмотреть палату для девочек, располагавшуюся в нижнем этаже. Здесь царила и вовсе невообразимая роскошь: высокие, полные света комнаты с окнами чуть ли не до самого потолка и величественными мраморными каминами. Сиделка сказала им, что в старые времена это был дворец одного знатного господина, и здесь устраивались блестящие балы и собрания, а теперь вот собрание несчастных больных детей.

Старый Оливер шел между рядами белых кроваток, ведя за руку свою «голубку», стыдливо жавшуюся к нему, и ласково улыбался детям, провожавшим их взглядами. Некоторые девочки улыбались ему в ответ и весело кивали Долли, показывали ей своих кукол и звали послушать, какие красивые мелодии играют

ИХ музыкальные шкатулки. Другие дремали, лежа на подушках, а над кроватками у них висели чудесные картинки - Христос с ягненком на руках, Христос, держащий на коленях дитя, Христос у постели молоденькой девушки, которая казалась мертвой, но, услыхав Его голос, говоривший ей: «Встань! », вернулась к жизни, к несказанной радости отца и матери. Слезы стояли в глазах старого Оливера, а его седая голова тряслась от волнения, когда он шел так, с нежностью заглядывая в глаза каждому ребенку.

— Что сказал бы Господь наш Иисус Христос, - воскликнул он, - если бы такая больница существовала в Его дни! Он, наверное, приходил бы туда каждый день! Он приходит и сюда, я знаю, и по ночам, когда эти малыши спят или, наоборот, не могут заснуть от боли, Он подходит к ним и благословляет каждого из них. Благослови их, Боже! Благослови малых детей и тех добрых людей, которые устроили эту больницу. Благослови их всех!

Ему не хотелось уходить, но они и так задержались здесь дольше положенного, да и сиделке пора было возвращаться к своим подопечным. На прощанье она поцеловала Долли и сунула ей сладкое печеньице, а Оливеру сказала, что, если он захочет прийти снова, то по воскресеньям, во второй половине дня, больница открыта для посетителей, неравнодушных к судьбе бедных детей. Они неторопливо пошли домой и потом весь вечер вспоминали прекрасные светлые палаты и думали, что их Тони, наверное, очень счастлив в детской больнице.

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: