Глава 20. Утро нового дня

Старый Оливер и Тони похоронили свою голубку в маленькой могилке на дальнем кладбище, за несколько десятков миль от дома. Несчастные и безутешные, они вернулись в опустевший город. Дом показался им темным и унылым, как никогда. Старый Оливер временами забывал, что Долли ушла туда, откуда нет возврата, и звал ее своим дрожащим старческим голосом, а то вдруг принимался искать внучку по всему дому, заглядывая в уголки, где она любила прятаться от него. Когда приходило время садиться за стол, он ставил для Долли тарелку и чашку, которую купил нарочно для внучки, ярко раскрашенную, всю в веселых цветочках; а по вечерам, вместо того, чтобы, как обычно, беседовать со своим Господином, он, сидя в кресле и посасывая трубку, повторял детскую молитву, которой сам же когда-то и научил Долли: «Кроткий Иисусе, Господи смиренный». Тони было ясно, что оставлять старика без присмотра никак нельзя.

— Я отказался от места рассыльного, - сказал он мистеру Россу, - мой хозяин совсем плох, и что ни день становится все забывчивее. Хочешь не хочешь, а приходится мне самому управляться в лавке. Он, бедолага, как говорится, помаленьку выживает из ума. Нет, вы не думайте, иной раз он ведет себя вполне разумно, да только это бывает редко. Он разговаривает с Долли так, точно она сидит перед ним и слушает его, мне даже боязно делается. Но я его очень люблю, больше всех на свете - кроме Долли, конечно; и потом, я хочу, чтобы его Господин стал и моим Господином тоже, а хозяин готов рассказывать мне о Нем хоть целый день. Вы не волнуйтесь: я думаю, у меня получится!

И у Тони действительно получалось неплохо. Мистер Росс положил себе за правило раз в неделю навещать лавку старого Оливера и справляться, насколько процветает его предприятие в руках мальчика. Он интересовался решительно всем, не ленился вникать в малейшие подробности дела и давал Тони множество полезных советов. Как ни печальны, как ни горестны были эти дни, но они проходили один за другим, принося с собой, если не утешение, то хотя бы умение жить без Долли. И все-таки каждое воскресенье старый Оливер и Тони выходили вместе из дому и медленно, ибо теперь старик мог передвигаться только с помощью мальчика, шли по улицам, пока не доходили до детской больницы. Правда, они никогда не входили внутрь и даже не подходили к ее дверям: старый Оливер останавливался перед домом и стоял так несколько минут, тяжело опираясь на плечо Топи и дрожа всем телом. Он обводил горьким взглядом весь фасад здания и потом произносил тихо и скорбно: «Господи, для моей голубки здесь местечка не нашлось, но Ты нашел для нее лучшее место! »

Еще один острый приступ горя Тони пришлось пережить, когда приехала тетушка Шарлотта и узнала, что малышка умерла. Перебирая платьица и чулочки

Долли, аккуратно сложенные в ящике комода, где Оливер хранил две-три безделушки, оставшиеся от жены, она неутешно плакала. Потом она выяснила, что брат позабыл написать Сьюзен о смерти девочки, правда, он при всем желании не смог бы этого сделать, гак сильно тряслись у него руки, и написала племяннице сама. К несчастью, ее письмо попало в Калькутту слишком поздно: к тому времени Сьюзен Рэйли с мужем уже были на пути домой, в Англию.

Прошло почти два года с того летнего вечера, когда Сьюзен тайком привела свою маленькую дочку в лавку старого Оливера и оставила ее там, наказав быть умницей! и хорошо себя вести. Тогда она думала, что не пройдет и трех дней, как она вернется за своей Долли, и ведать не ведала, что надолго уедет в далекую чужую страну. Итак, прошло почти два года, и однажды, в такой же жаркий летний вечер, на пороге лавки появился высокий, мужчина приятной внешности. Он был одет в солдатскую форму и выглядел бравым молодцом, вот только через всю грудь у него протянулся пустой рукав, заправленный под цветной кушак. Тони стоял за прилавком и заворачивал в бумагу журналы, которые собирался унести на следующее утро. Солдат поглядел на него с удивлением и любопытством.

— Здравствуй, приятель! Ты кто таков будешь? - с удивлением - спросил он.

— Я - Энтони Оливер, - ответил Тони. В последнее время он стал называть себя именем своего хозяина.

— Энтони Оливер? - переспросил тот. - Странно, я ничего о тебе не слышал.

— Ну, я просто Тони, - пояснил мальчик, - но живу теперь вместе с мистером Оливером и зову его дедушкой. Ему это нравится, а обо мне и говорить нечего. Приятно чувствовать, что у тебя есть родной человек.

— Значит, ты зовешь его дедушкой... И давно? - снова спросил солдат.

— С тех пор, как умерла наша Долли, - сказал Тони дрогнувшим голосом.

— Долли умерла! - вскричал незнакомец, Он вдруг сделался весь белый, как стена, и, пошатнувшись, схватился рукой за прилавок. Тони даже решил, что он вот-вот свалится в обмороке. - Господи! Бедная моя Сьюзен! Как же я сообщу ей эту страшную новость!

— А кто вы? - воскликнул Тони. - Отец Долли? Да... Она умерла... Это случилось в январе. Если б вы только знали, как мы тоскуем по ней!

— Я хочу видеть отца Сьюзен, - немного помолчав, сказал солдат.

— Да, конечно же, заходите! - спохватился Тони и торопливо откинул крышку прилавка, под который Долли так любила забираться, играя в прятки. - Он очень сильно горевал, так что одно время даже был немного не в себе, но теперь уже слегка оправился, вот только память сильно его подводит. Если вы хотите что-то узнать о Долли, то лучше спрашивайте у меня. Я о ней все-все знаю, потому что я очень ее любил, а она - меня. Ну заходите же.

Рэйли вошел в комнату. Старый Оливер сидел в своем кресле, держа в руке дымящуюся трубку. Лицо его было спокойно. Завидев незнакомца в блестящих эполетах и солдатском кушаке, старик устремил на него острый взгляд. Казалось, он догадывался, кто этот человек, но боялся поверить своей догадке.

— Вы не узнаете меня, отец? - вскричал Рэйли, запинаясь от волнения. - Это я, муж вашей дочери Сьюзен и отец Долли!

— Отец Долли! - повторил старый Оливер, поднимаясь на ноги и кладя руку на плечо Рэйли. - Знаешь ли ты, что наш Господь забрал ее к Себе на небеса?

— Да, знаю, - отвечал тот, сдерживая рыдание.

Он бережно усадил старика в кресло и, пододвинув стул, сел рядом с ним. Некоторое время они сидели в скорбном молчании. Потом старый Оливер осторожно прикоснулся к пустому рукаву на груди Рэйли.

— Ты потерял руку, мой мальчик? - сочувственно спросил он.

— Да, - сказал Рэйли. - Защищал нашего полковника, когда в джунглях на него напал тигр. Проклятый зверь ухватил меня зубами за руку и перекусил ее. Теперь я не гожусь в солдаты.

— Да-да, бедный мой мальчик, - закивал старый Оливер. - Но Господь всегда знает, что делает!

— Это верно, - откликнулся Рэйли. - С тех пор Он многому меня научил. Хоть теперь я и калека, зато могу служить Ему солдатом. Вот только об этой службе я мало что знаю и хочу, чтобы вы, отец, меня научили. Ведь вы разрешите мне звать вас отцом ради моей бедняжки Сьюзен?

— Конечно, конечно, - сказал старик, не отнимая руки от пустого рукава на груди Рэйли.

— Так вот и случилось, отец, - продолжал тот, - что мы с полковником были оба покалечены, а потому оба вернулись в Англию со своими семьями. Только Сьюзен поехала домой вместе со своей госпожой и нашей малюткой, а меня послала в Лондон за вами и Долли.

— С вашей малюткой? - непонимающе переспросил Оливер.

— Ну да, с той, что родилась в Индии. Вообще-то ее имя Мэри, но мы зовем ее Полли. Сьюзен говорит, что это напоминает ей о нашей старшей дочурке, оставшейся дома... Господи, Господи!.. Я просто не смогу сказать ей об этом!

Они снова замолчали. Тони вышел, оставив их наедине. Становилось темно, и пора было закрывать ставни. Вечер был точь-в-точь такой же, как два года назад, когда он украдкой шел за женщиной с маленькой девочкой на руках, а потом долго слонялся у дома напротив, чтобы посмотреть, что произойдет дальше, когда владелец лавки обнаружит подкидыша. Он живо представил себя самого, босоногого оборвыша, не знавшего родительской любви и заботы, и как наяву увидел старого Оливера и Долли, стоявших на пороге и озиравшихся по сторонам в ожидании матери, которой больше не суждено было свидеться со своей дочкой. Прежняя боль снова обожгла ему сердце; он попытался деловито засвистать, но тут же осекся, боясь расплакаться. Вернувшись в дом, он услышал, что старик и Рэйли продолжают прерванный разговор.

— Нам с ней отводят небольшой домик в парке вокруг полковничьего дома, - рассказывал Рэйли. - Я там буду исполнять обязанности управляющего: присматривать за слугами, которые работают в саду и в пристройках. В домике этом четыре комнаты: три спальни и маленькая славная гостиная, ну, и само собой, кухня и буфетная внизу. Из окна гостиной видна гора Рекин, а по ночам над ней стоит луна; поместье это расположено недалеко от вашего старого дома, так что иногда можно будет брать коляску и наведываться в те места, где вы раньше жили. Знаете, когда госпожа полковница сказала Сьюзен, где находится их поместье, моя бедная женушка от радости даже в ладоши захлопала и воскликнула: «Это как раз то, что нужно моему отцу! » Вы же не против того, чтобы вернуться в родные края и поселиться вместе с дочкой, верно?

— Да, да, отчего ж не пожить там немного? - с улыбкой отвечал старый Оливер.

Тони почувствовал, как больно сжалось у него сердце. Если старик уедет и поселится в деревне со своей дочерью, он, Тони вынужден будет покинуть этот дом. Он снова будет жить один в этом огромном городе, и больше ему некого будет любить. Он не боялся, что ему опять придется ночевать в Ковент-Гардене или под мостом, ведь теперь он умел зарабатывать на жизнь более достойным способом. Самое страшное было то, что он останется один, и все нити, связывавшие сто с Долли и старым Оливером, оборвутся раз и навсегда. Неужели Господь Иисус допустит такому случиться?

— Но как же Тони? Я не смогу его оставить! - воскликнул вдруг старый Оливер и, вздев на нос очки, стал оглядываться в поисках мальчика. - Тони! Поди скорей сюда! Ведь он мне как сын, благослови его Бог! Он зовет меня дедушкой. Без него я бы совсем пропал. Господь мой Иисус послал мне этого мальчика в ту же ночь, когда привел ко мне мою голубку. Нет, нет, Долли очень любила Тони, и пусть лучше Сьюзен приезжает в Лондон навещать меня, а своего мальчика я ни за что не оставлю.

С этими словами старый Оливер обнял Тони и, притянув его ближе, прижался своей морщинистой щекой к его лицу. С тех пор как умерла Долли, такого прилива счастья не испытывал ни тот, ни другой.

— Нужно будет сказать об этом господину полковнику и его супруге, - сказал Рэйли, когда старый Оливер рассказал ему, сколь многим он обязан мальчику.

Когда Рэйли пришло время отправляться в обратный путь, он дружески пожал Тони руку, да так крепко, что у того даже пальцы занемели. Но сердце мальчика прыгало от радости.

Глава 21. Полли

Домик был выстроен в чудесном месте - на склоне зеленого холма, возвышавшегося над всей округой, так что он стоял даже выше величественного господского дома. На крыльце, сложенном из грубых сосновых бревен и сплошь увитом плющом и жимолостью, были устроены скамейки. Сидя на них, можно было любоваться безбрежной пышной равниной с многочисленными холмами и долинами, расстилавшейся до самого горизонта, где горы сливались с облаками, так что с трудом можно было отличить туманную летучую дымку от величавых скалистых громад.

Сьюзен была вся в хлопотах. Целый день она готовилась к приезду отца и учила свою полуторагодовалую дочку говорить слово «дедушка». Скоро она управилась с делами, все было в полном порядке, и оставалось только дождаться старого Оливера и Тони, которых ее муж поехал встречать на станцию в полковничьей коляске. Да, Тони должен был приехать вместе с ее отцом, ибо о том, чтобы разлучить их, не могло быть и речи - так решили полковник и его жена. Мальчик поселится в их доме, будет помогать в саду и бегать с поручениями.

Наконец к дому подкатила господская коляска, и Сьюзен, подхватив Полли на руки, выбежала навстречу путешественникам. Рэйли и Тони спрыгнули вниз и помогли спуститься старому Оливеру. Сьюзен вскрикнула от радости и, усадив Полли на крылечко, кинулась на шею отцу.

Старик был тихий и молчаливый. За все время, пока они ехали со станции, он не промолвил ни слова и только с легкой тревогой поглядывал по сторонам. Когда вдали показались темные очертания Рекина, он снял шляпу, обнажив седую, трясущуюся голову, словно бы хотел приветствовать доброго старого друга, которого не видал много лет. И вот теперь он стоял у калитки, опираясь на руку дочери, и оглядывался вокруг с кроткой, немного печальной улыбкой. Деревенский воздух был так чист и свеж, что после душных лондонских улиц старому Оливеру казалось, будто он напоен сладким благоуханием множества цветов, а солнце заливало щедрым светом и буйную зелень садов, и старые вязы в парке, и далекие холмы. Оливер тронул Тони за плечо и повел вокруг рукой.

— Если бы моей голубке досталось хоть немножко солнечного света! - сказал он, и в его голосе звучала грустная и нежная кротость.

Не успел он произнести эти слова, как за его спиной раздался чей-то тоненький радостный вскрик. Он так живо напоминал голосок Долли, что старый Оливер и Тони, как по команде, резко обернулись. Но нет, это, конечно, была не Долли: малышка, топавшая смешными неуклюжими ножонками по садовой дорожке, была совсем еще крошечной, однако у этой крохи были те же светлые кудряшки, голубые глаза, те же розовые щечки, что у Долли два года назад. Подбежав к матери, она уткнулась было личиком в материнскую юбку, но Сьюзен проворно подхватила дочку на руки и поднесла ее к Оливеру.

— Скажи «дедушка», Полли, и поцелуй его, это твой дедушка - сказала она.

Малышка поначалу смущенно отпрянула, потому что от волнения голова старика тряслась больше обычного, но затем, поддавшись на ласковые уговоры матери, заключила лицо Оливера в свои маленькие теплые ладошки и звонко сто поцеловала.

— Дедушка! - закричала она и от радости засмеялась и захлопала в ладошки.

Они поднялись в дом и вошли в уютную гостиную, где у камина уже стояло кресло Оливера, готовое принять в свои объятия старого хозяина. В камине приятно потрескивал огонь, Сьюзен развела его нарочно для отца, опасаясь, как бы его не просквозило прохладным ветерком, из открытого окна со стороны гор.

Маленькая Полли сперва посидела на коленях у дедушки, а потом перебралась на колени к Тони, восхищенно следившему за каждым ее движением. Она была и похожа, и в то же время не похожа на их Долли, на ту малышку, чьё присутствие превращало тесный, сумрачный домик, где они жили, в приют радости и счастья. Та Долли ушла к Небесному Отцу, в обитель, где не знают ни болезней, ни слез, и там она ожидала их. Тони, должно быть, еще нескоро присоединится к ней, а старого Оливера ей, наверное, не придется долго ждать. Сьюзен что-то нежно напевала в соседней комнате, укладывая Полли спать. Старик спокойно и умиротворенно сидел в вечерних сумерках и, по своему обыкновению, вполголоса бормотал что-то себе под нос. Прислушавшись, Тонн различил тихие слова: «И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я. Да будет так, гряди, Господи Иисусе! »

 

^[1] Каторга (от названия бухты в Новом Южном Уэльсе, служившей местом ссылки). - Прим. пер.

⇐ Предыдущая6789101112131415

Поделиться: