ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. УДАРНАЯ.

— В общем, Коля, вопрос стоит так: либо в команде остается Щербаков — мы уходим, либо остается Щербаков — уходим мы.

Коля Ваймер посмотрел на ребят. Ничего себе постановочка. Либо Щербаков, либо сразу четверо: Дёмин, Аптекин, Пахалуев и Мазанов. Кое от кого он бы и сам с удовольствием избавился, но сразу четверо!... Лукашина с Радисевым пока нет, но нет и сомнений, что они будут солидарны с ними. Коля повернулся к Славке.

— А ты, Слав, что скажешь?

— А что тут скажешь, Коля?... Как будто в этой ситуации один голос может что-нибудь решить. Да и ребят понять можно.

Коля швырнул папку.

— Круто. Второго декабря два концерта в УПИ, с третьего по пятое фестиваль в Москве. Возможны и другие концерты. В середине месяца Калининград — шесть концертов. Оттуда есть шанс заехать в Питер. И 25-го снова Москва. Календарь: как у Пугачовой! Это ж работа! Впервые! Настоящая!... А теперь выходит псу под хвост?!

— Вот именно поэтому мы и ставим вопрос. И лично с ним работать не желаю! — сказал Аптекин.

— Лично мне он тоже по фигу, но осталось две недели! Ты что ли сядешь за барабаны? Или Дёмин?

Водопады крякнули. Дёмин за барабанами — это пикантно. Вроде жирафа на мотоцикле.

— Давай пригласим Андрея Волкова.

— Но осталось две недели! Он не въедет!

— Въедет. Радисев поможет. Коля потёр лоб.

— Ну хрен с вами, рискнем. Я не против. Где Щербаков?

— Должен подойти. Скажешь ему. Мы на автобус 23³⁰.

— Орлы вы как я погляжу. Кашу заварили, а я расхлебывай. Нет уж, братки, уедете на последнем.

... В эту ночь они ушли из кинобудки пешком.

Так закончилась карьера Сережи Щербакова. И поделом. Он почему-то думал, что свердловское происхождение, плюс диплом культпросветучилища дают ему право считать верхотурцев плебеями. С самого начала он повел себя, мягко говоря, некорректно. Простодырого Мазанова выжил из кинобудки. В московской поездке тоже затирал ребят по мелочам, был груб, палец о палец не ударил, чтобы помочь таскать инструменты... Терпели. Думали оботрется — поймет, что команда это не сумма умений долбать по источникам звука, а неповторимый синтез личностей... Какое там! Дальше — хуже. Дело дошло до постоянных оскорблений и личной неприязни. Особенно доставалось Демину и Аптекину. "Болваны!" — вот самое мягкое определение Сережи по отношению к оператору и гитаристу своей же команду! Кстати говоря, приютившей его.

Удивительное дело. Ну, вот все вроде бы дал господь человеку: ум, красоту, способности, — и лишил при этом даже намека на чувство такта. Хотя полноценен ли ум без такта — это еще вопрос.

Короче, копилось-копилось, да и выплеснулось. Сережа уехал. И, кажется сделал выводы. Дай то бог.

3ато судьба в эти дни широко улыбнулась Андрею Волкову. Мы не будем вдаваться в подробности его биографии. Скажем лишь, что она была архитрудной и изобиловала отборными, прямо-таки гвардейскими неприятностями. Бороться с ними ему все чаще помогала бутылочка, и он стал большим докой в этом деле, впрочем не настолько, чтоб не искать других способов борьбы за место под солнцем. В 1987 году он сделал мужественную попытку вырваться из верхотурской трясины, уехав с женой и двумя пацанятами куда-то в южные сельские края, но что-то там не склеилось, не сладилось, и пришлось вернуться. На станции Андрюха отыскал заколоченный списанный барак, где и поселился со всем семейством, малость обжив пару скособоченных, промерзших комнат.

Все эти заковыки не могли, естественно, не отразиться на его характере, и к своим 25-ти с хвостиком он стал законченным панком, не из тех идиотов с подбритыми зелёными головами, а настоящим панком по жизни. Анархизм и пофигизм прямо-таки перли из него. Он мог послать кого угодно, куда угодно и в любое время суток.

Музыкальные вкусы Андрея были довольно странными. Он обожал Лед Зеппилин и Аркадия Хоралова. По пьяне он частенько брал гитару и классно исполнял "Лестницу в небо", а потом засыпал, положив голову на стол. Ну, спит себе человек, и слава богу. Разговорчик течет себе мирненько и вдруг... Андрюха — БАХ! — кулаком по столу с одновременным "ДА!" — и через паузу проникновенно так: "я покинул заброшенный лес, но звучит во мне голос с небес... " и всё. И засыпает.

Впрочем, его вкусы не мешали ему быть неплохим барабанщиком, а по верхотурским понятиям, так просто отменным. Конечно, Сереже он уступал, особенно внешне: маленький, щуплый, мослатый, с глазами чуточку навыкат, но при этом чрезвычайно живописный, вроде задиристого воробья, и это было очень в кайф — в русле эстетики старого Водопада. А главное Андрюха был в доску свой, верхотурский, раздолбавший все районные барабаны до клочьев.

Андрюхе терять было нечего, кроме продавленной кровати и старенькой "кометы". Он выслушал Водопадов с выражением, будто его каждый день приглашали в супертурне с бешенными гонорарами. Выслушал и спросил:

— А вмазать у вас чего есть? С бадога я.

— Будет, Андрюша, все будет. Но только после репетиции.

— Так что ж вы, бляха, сразу не сказали. Поехали, короче!

 

Лукашин появился в ДК дней за десять до начала турне. Водопады торчали на сцене. Славка бегал вокруг ударной установки.

— Не так, не так, Андрюха! Здесь надо бу-джа, бу-бу-джа! И по хэтику — по хэтику — блямс!

— Бу-джа, бу-бу-джа, блямс! — отозвался на ударной установке Андрюха.

— Во, умница, давай еще раз, а потом все вместе.

— Сто грамм нальешь?

— Будет. Будет тебе, Андрюха, сало, будет и бухало. Ну, давай. Коля, увидел Лукашина, замахал папкой.

— Дед, ты где, блин, пропадаешь? Тут такие дела наворачиваются. Он обрисовал ситуацию и добавил:

— Так что все в жилу выходит, но в УПИ поставили условия: оба концерта только с шоу. С Палатой №6, которую мы 20-го марта делали.

Лукашин возликовал. Ага, эстеты драные. Можете сколько угодно носы воротить, а народик-то значит въехал в наш спектаклик! Осталась, значит, легендочка. Да народ-то какой хороший — студенты УПИ. Их поди тысяч тридцать там — не хухры-мухры!

— А что, Колюнь, будем восстанавливать, раз просят. Почистим, погладим, может и в турне сгодится. А как же! С УПЯМИ, брат, не шутят.

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: