Глава 4. Тоска и одиночество

«Дорогой Эрик,

я не думаю, что Рауль счастлив здесь — ни в Швеции, ни в нашем доме, ни со мной. Я не знаю, как ему помочь, поскольку он не говорит мне, в чём дело. Когда я его спрашиваю, он отвечает, что всё в порядке. Но холодность воскресных дней теперь распространяется и на остальную часть недели, хотя я вообще не пела с тех пор, так как мы потеряли маленького Филиппа. Большую часть времени Рауль проводит в одиночестве в своём кабинете, а я — в одиночестве в своей комнате. Он жалуется, что у него здесь нет друзей, потому что он не говорит по-шведски; что ж, я могла бы научить его, если бы он захотел (а он не хочет), однако это не поможет. Он не понимает, что у меня здесь тоже нет друзей. Ни одному из моих старых приятелей не хочется общаться с графиней.

Я уже почти год не пела в церкви — с тех пор, как мы потеряли нашего малыша. Я пытаюсь петь сейчас, но у меня перехватывает горло. Уверена, вы бы рассердились на меня, Эрик, если бы могли услышать те слабые жалкие трели, которые я издаю сейчас. Мне кажется, что я подвела вас — даже больше, чем прежде, я имею в виду. Я знаю, что не сумела отплатить вам любовью, пока вы были живы, но по какой-то причине потеря голоса кажется мне куда большим предательством по отношению к вам. Простите меня, Эрик. Простите за всё. Жаль, что не в моей власти вернуться назад во времени и кое-что изменить в нашей жизни.

Я начинаю задаваться вопросом, хотела бы я изменить своё решение выйти замуж за Рауля? Определённо, наш брак и наша жизнь здесь оказались совсем не такими, как я рисовала в своём воображении. Возможно, было бы лучше, если бы у нас родился ещё один ребенок, но я не представляю, как это возможно, учитывая, что Рауль не навещал мою спальню уже несколько месяцев. Мы обедаем вместе, ведём за столом вежливую беседу, а затем он возвращается к себе в кабинет, а я — в свою гостиную. Единственный примечательный разговор, который у нас состоялся с тех пор, как умер Филипп, — это когда Рауль спросил меня о подаренной вами шкатулке для ювелирных изделий, где я храню эти письма. Он спросил, что такое особенное я храню в запертом ящичке, коль оно стоит гораздо больше, чем драгоценности (незапертые), которые он мне подарил. Я ответила, что ящичек содержит моё прошлое, и что оно касается только меня. Кажется, такой ответ его удовлетворил — по крайней мере, он был рад сменить тему.

Конечно, он был не слишком-то доволен, когда я прочитала ваше объявление в газете и вернулась в Оперу, чтобы вас похоронить! Думаю, он хотел лишь одного — увезти меня подальше и заставить навсегда забыть о вас. Но это невозможно, мой дорогой учитель и друг. На протяжении долгого времени вы очень многое значили в моей жизни, а Раулю довелось увидеть лишь плохую сторону наших отношений.

Я часто думаю, не потому ли так изменились мои чувства к вам за годы, прошедшие со дня вашей смерти, что мой разум невольно забыл все пугающие обстоятельства нашего с вами общения и сосредоточился лишь на хорошем? А может быть, это потому, что меня с детства учили не говорить плохо о мертвых, ибо это невежливо? Даже если покойный был убийцей, похитителем и сумасшедшим? Простите меня за грубость, но вряд ли вы сможете отрицать, что именно такое впечатление вы и производили — по крайней мере, иногда.

Были ли вы на самом деле сумасшедшим, Эрик? Иногда вы казались таким здравомыслящим и спокойным, что мне даже не было неприятно думать о том, что я могу жить там с вами и вести хозяйство как ваша жена. Но порой вы производили впечатление абсолютно помешанного, особенно когда угрожали всех взорвать этим дурацким кузнечиком. Я хотела бы вас понять, но подозреваю, что для этого мне пришлось бы спуститься глубже в ту темноту, которая вас наполняла. У меня нет желания это делать. Жаль, что я так и не смогла повести вас за собой к свету.

Нет, я не считаю, что мои чувства изменились потому, что я забыла «не самые хорошие» стороны наших отношений. Думаю, дело в том, что я просто повзрослела. Я была так молода и наивна, когда вы меня знали; я понятия не имела, что именно подразумевали многие ваши разговоры, и все скрытые нюансы ваших действий и жестов прошли мимо меня. Однако я запомнила большинство из них — и лишь тогда, когда созрела, я наконец поняла тонкий смысл многих из них.

Вы были очень сложным человеком, Эрик!

Я словно вижу сейчас, как вы слегка пожимаете плечами и со сдержанным весельем в голосе отвечаете, что это вам и так прекрасно известно. Эрик, простите, но я не могу не спросить: почему вы убили тех людей? Я до некоторой степени могу понять и то, что вы защищали себя, и то, что хотели развлечься, когда дурачили директоров и кордебалет. Но камера пыток? За что вы убили Жозефа Бюке? Или даже Филиппа де Шаньи? Когда мы узнали, что его нашли мёртвым на берегу вашего озера, я сразу вспомнила, как вы ушли, чтобы открыть дверь, а затем вернулись мокрым с ног до головы.

Это кажется таким бессмысленным, мой дорогой, если только вы действительно не сошли с ума.

Даже сейчас, спустя более чем два года, я всё ещё думаю о вас, Эрик. Вы по-прежнему преследуете меня, даже не будучи больше «le fantôme». Теперь вы стали настоящим призраком, мой дорогой? И более дурных людей посещали призраки. Возможно, теперь вы стали ангелом-хранителем.

Это приятная мысль.

Всегда ваша

Кристина.»

 

Услышав шаги в коридоре, Кристина быстро заперла письмо. Однако на этот раз у неё не было возможности убрать шкатулку прежде, чем раздался тихий стук в дверь. Рауль толкнул створку и просунул голову внутрь:

 

— Можно войти?

 

Она кивнула, тайком заправляя ключ, привязанный к чёрный бархатной ленточке, под корсаж.

 

Рауль вошёл в комнату, присел на край кровати и вздохнул.

 

— Кристина, я решил всё изменить, — сказал он.

 

— Что именно изменить?

 

— Я получил известие, что сейчас готовится очередная экспедиция на север, возможно, даже снова до Северного полюса. Так или иначе, я собираюсь вернуться в военно-морской флот и на этот раз отправиться с ними, — он старательно избегал её взгляда.

 

— Рауль! Я думала, ты покончил с флотом! Северный полюс? Это слишком опасно!

 

Рауль словно взорвался, как резко отпущенная сжатая пружина. Вскочив на ноги, он принялся бегать мелкими кругами по комнате.

 

— В таком случае, возможно, просто пришло время для некоторой опасности! Наше нынешнее существование определённо является слишком «безопасным» на мой вкус! Я не могу так больше — чужак в чужом краю, чужак даже в собственном доме!

 

— Надеюсь, это не я сделала тебя чужаком, — произнесла Кристина, чувствуя, как колотится её сердце. Она никогда раньше не видела Рауля в таком состоянии.

 

Он усмехнулся.

 

— Ты ничего не смогла бы сделать, Кристина, всё равно это не имеет значения. Я постоянно чувствовал себя так, будто вынужден соревноваться за твоё внимание, которое ты делишь поровну между мной и твоим дорогим покойником.

 

Кристина побледнела. Он что, имеет в виду Эрика?

 

Слегка успокоившись, Рауль снова опустился на её кровать и продолжил:

 

— Я знаю, что ты любила своего отца — я тоже его любил, — но нельзя жить, полностью подчиняя себя и свои взгляды влиянию мертвеца.

 

— Кто бы говорил! — воскликнула Кристина. — Твоё собственное отношение к жизни тоже было отравлено ревностью к мертвецу — Эрику! Иначе почему тебе не хотелось больше слушать, как я пою?

 

Рауль застыл.

 

— Я думал, это была всего лишь часть твоей жизни с ним! Я не представлял, что ты перетащишь это с собой и в нашу жизнь тоже!

 

— Что, музыку? Рауль, музыка — такая же часть меня, как руки или лицо. Ты думал, что я могу бросить её, выйдя за тебя замуж? Ты ведь заметил меня именно благодаря пению!

 

— Своим пением ты сперва поделилась с ним, — процедил Рауль сквозь стиснутые зубы.

 

— А до этого — с моим отцом. Ну и что? — Кристина гневно поджала губы.

 

Рауль вздохнул.

 

— Ладно, не бери в голову. Веришь или нет, но я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой, а чтобы сообщить, что я возвращаюсь на флот.

 

— Когда?

 

— Я уезжаю на следующей неделе.

 

***

 

«Дорогой Эрик,

итак, Рауль уехал. Мы сильно поспорили перед его отъездом, однако в детали я вдаваться не буду. Достаточно сказать лишь то, что он считает, будто я сама оттолкнула его из-за чрезмерной привязанности к моему отцу. Я до сих пор скучаю по папе, это правда, но он больше не является путеводной звездой в моей жизни. Вы блестяще приняли на себя эту роль, когда мы с вами встретились, и даже сейчас я всё ещё тоскую по вам столь сильно, как никогда не тосковала по отцу.

Рауль ещё один раз навестил мою спальню перед отъездом. Откровенно говоря, я не знаю, почему он вообще стал утруждать себя этим. Он почти не разговаривал и не прикасался ко мне большую часть года, а тут вдруг в ночь перед отъездом решил позволить себе «amour».

Откровенно говоря, мы с ним даже поссорились той ночью. Вместо того чтобы вызвать горничную и позволить ей раздеть меня, как он всегда делал раньше, на сей раз он решил сам побыть моей горничной. Мне было очень странно и неприятно, особенно позже, когда он увидел у меня на туалетном столике ключ от шкатулки.

Он вспомнил, что я носила этот ключ на шее, и потребовал ответа, не является ли он тем самым ключом от секретного отделения. Когда я подтвердила, что это так, он взял его и подошёл к шкатулке.

— Не открывай его, пожалуйста. Это личное, — сказала я ему. Рауль только приподнял бровь и вставил ключ. — Рауль, пожалуйста! Это тебя не касается!

Я попыталась вырвать шкатулку из его рук, сказав ему то единственное, что пришло мне в голову, что всегда заставляло его делать то, что я хочу:

— Во имя нашей любви, Рауль, не открывай шкатулку!

Это заставило его лишь на секунду остановиться и недоверчиво посмотреть на меня. А затем он просто издевательски мне усмехнулся и открыл шкатулку прежде, чем я успела его остановить. Он посмотрел на стопку писем с довольно озадаченным видом и спросил, что это такое.

— Письма, — ответила я. — К покойному.

Он взял одно письмо и начал раскрывать, но я выхватила его у него из рук и вернула в шкатулку.

— Ты не должен их читать, Рауль, — сказала я. — Они тебя не касаются. Я отказалась от всего ради тебя, и тебе придётся уважать моё право на личную жизнь хотя бы в этом.

Он фыркнул.

— Как насчет всего, от чего я отказался ради тебя, моя дорогая? — Его голос звучал издевательски ласково, однако шкатулку он положил. — В любом случае, не знаю, с какой стати бы мне захотелось читать плаксивые излияния юной девушки к её покойному отцу, — проворчал он. Это прозвучало очень жестоко, особенно после того, что было между нами несколько минут назад.

Пару мгновений я боролась с искушением сказать ему, кому на самом деле адресованы эти письма, но здравый смысл победил гордость, и я придержала язык. Эта новость ему бы не понравилась — и он наверняка настоял бы на том, чтобы их прочитать.

Но теперь он уехал, и его не будет, по меньшей мере, год. И я в этом доме стала ещё более одинокой, чем тогда, когда Рауль был здесь. А как он презрительно усмехнулся, когда я упомянула о нашей любви! Он очень сильно изменился, мой друг детства, тот пылкий, добрый мальчик, в которого я влюбилась.

В последнее время я стала подумывать о том, чтобы вернуться в Париж — по крайней мере, на тот период, пока Рауля не будет дома. Мне теперь совершенно очевидно, что этот город — город, в котором я родилась, — больше не является моим домом. О, как было бы замечательно снова увидеть Оперу и всех моих старых друзей!

Я жалею лишь об одном — что не смогу увидеть там ещё и вас, мой дорогой. Наверное, мне следует разыскать Перса и узнать, где находится ваша могила, чтобы я могла посетить её.

Может быть, Рауль прав, и я на самом деле зациклилась на мертвецах!

Не важно. Живой вы или мёртвый, я всё равно отчаянно по вам скучаю.

Однако есть во всём этом и светлая сторона — после отъезда Рауля я снова могу немного петь. Совсем немного, но это только начало.

Ваша любимая, но вышедшая-из-строя маленькая певчая птичка

Кристина.»

 

Кристина спрятала письмо и вызвала горничную.

 

— Аннеке, пошли за адвокатом моего мужа. Я хотела бы обсудить временный переезд.

 

— Да, госпожа, — ответила горничная.

 

— Аннеке... ты когда-нибудь мечтала о путешествиях? Если бы я, например, захотела временно пожить во Франции, пока не вернётся мой муж, ты бы согласилась продолжать работать на меня и там?

 

— О да, госпожа! — воскликнула горничная, её глаза засияли.

 

Кристина улыбнулась.

 

— Что ж, прекрасно. Пошли за адвокатом, мне надо кое-что уладить.

 

 

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: