Глава 10. У музыки свои чары

Рано утром, едва только Кавех сел завтракать, вернулся Эрик — изменившийся настолько, что Кавех его не узнал. Манеры Эрика и так уже стали значительно мягче с тех пор, как они переехали на солнечный юг Франции, но сегодня утром улетучились последние остатки резкости и цинизма. Его жёлтые глаза больше не горели, а лишь тихо светились — от счастья.

 

— Доброе утро, Кавех! — поприветствовал он. Его маска была испачкана, а одежда носила на себе следы пребывания в подвалах.

 

Кавех встал со стула.

 

— Судя по всему, в тех письмах было что-то очень хорошее, — заметил он.

 

Эрик улыбнулся — Кавех видел, как искривилась губа под нижним краем маски.

 

— Она рассказала тебе о письмах?

 

— Она упомянула об их существовании, но не о содержании. — Чрезмерное оживление Эрика слегка встревожило Кавеха. Это было подозрительно.

 

Эрик быстро намазал маслом свой тост и указал на стул:

 

— Садись, дарога. Я счастлив, да, но на этот раз никто не пострадал. Ты знал, что мадам де Шаньи стала вдовой?

 

Кавех кивнул.

 

— А ты знал, что у неё есть маленький сын?

 

Ещё один кивок.

 

Эрик отложил тост и откинулся на спинку стула, порывисто закинув руки за голову.

 

— А ты знал, что она назвала этого маленького бедолагу в мою честь?

 

Кавех снова кивнул, начиная улыбаться при виде этой странной, чрезмерно радостной версии его обычно едкого и циничного друга.

 

— Так скажи же мне, друг мой, как ты мог, зная всё это, ничего мне не сказать?! — голос Эрика звучал совершенно невинно, словно днём раньше он сам не отказывался слушать новости Кавеха, причём с потрясающим упорством.

 

Кавех застыл, несколько секунд серьёзно обдумывая возможность поддаться соблазну и швырнуть маслёнку прямо в голову Эрика. Но мудро воздержался от этого, довольствуясь тем, что, глубоко дыша, досчитал до десяти на фарси. Он намеренно сделал это вслух — к вящему удовольствию Эрика.

 

Тот широко улыбался. По блеску в его глазах Кавех видел, что Эрик просто наслаждается ситуацией.

 

— Ты смеёшься надо мной, — обвинил его Кавех. — Не пытайся скрыть это, Эрик! Ты смеёшься надо мной под этой своей маской!

 

Эрик запрокинул голову и громко расхохотался.

 

— Ангелы на небесах сегодня смеются, дарога. Почему я не могу принять участие в их радости и веселье? Кристина любит меня. Она любит меня!

 

— Да, я знаю, — спокойно сказал Кавех. — И что ты собираешься делать?

 

— Делать? По-моему, я должен пойти к ней.

 

— И испугать её до потери сознания? — многозначительно спросил Кавех. — Она только что навсегда простилась с тобой у твоей могилы. И как ты собираешься сообщить ей, что на самом деле не умер?

 

Эрик нахмурился. Купаясь в волнах собственного восторга, он даже не подумал о дальнейших шагах.

 

— Написать письмо?

 

Кавех покачал головой.

 

— Позволь, я сам скажу ей об этом, — предложил он. — Ведь именно я солгал ей впервые, ещё тогда, пять лет назад. Пусть лучше она сердится на меня, а не на тебя. — Он вызвал Дариуса. — Я пошлю ей записку, в которой напишу, что у меня есть ещё кое-какая информация о тебе, и попрошу, чтобы она приехала сюда после обеда. Я скажу ей правду, и если она будет не слишком сильно потрясена, только тогда ты сможешь войти в комнату.

 

— И тогда ты должен будешь уйти, — многозначительно сказал Эрик.

 

Кавех улыбнулся.

 

— Как пожелаешь. Но лишь после того, как я удостоверюсь, что мадам де Шаньи не угрожает потеря сознания.

 

Эрик улыбнулся, встал и встряхнул салфетку.

 

— Не бойся. Если она упадёт в обморок, я её поймаю. — Он отодвинул стул и, напевая, вышел из комнаты.

 

— Не сомневаюсь в этом, — ответил Кавех в пустоту. — С твоим-то опытом... — Он глотнул кофе, так и не закончив предложение. Насколько он помнил, Кристина всегда была девушкой меланхоличной.

 

После завтрака он написал ей письмо.

 

«Уважаемая мадам де Шаньи,

После долгих раздумий над последними разговорами касательно одного нашего общего друга, я решил сделать признание. К сожалению, я не был полностью честным с Вами в тот раз, когда мы встретились в подвалах Оперы пять лет назад. Простите меня. В то время я думал лишь о том, чтобы защитить Вас от знаний, которые могут принести Вам несчастье. После этого одна ложь потянула за собой другую, и я ничего не мог с этим поделать. Поверьте, я думал, что так будет лучше для вас обоих — и для Вас, и для него.

Если Вы пожелаете прийти ко мне домой после уроков во второй половине дня, я расскажу Вам всю правду. Пожалуйста, пришлите подтверждение вместе с моим слугой, и я с нетерпением буду ждать встречи с Вами.

Искренне раскаивающийся,

Кавех Таллис»

 

Он отправил письмо с Дариусом, и тот уже менее чем через полчаса привёз ответ. Записка Кристины гласила следующее:

 

«Уважаемый месье Таллис,

конечно, я приеду. Я очень хочу услышать всю правду, даже если это причинит мне боль. Надеюсь быть у Вас после трёх.

С уважением,

Кристина Дааэ де Шаньи»

 

В десять минут четвёртого Кристина вышла из экипажа и позвонила в колокольчик у двери дома по адресу, который сообщил ей месье Таллис. Дариус провёл её в дом и принес чаю, после чего в комнату вошёл Кавех.

 

Он выглядел встревоженным — сев, он продолжал всё время нервно поглядывать куда-то над плечом Кристины.

 

— Спасибо, что пришли, мадам. И я заранее прошу прощения за то, что не был честен с вами.

 

— И в чём именно вы мне солгали? — спросила Кристина. Поведение Кавеха слегка её раздражало, однако он выглядел таким несчастным и виноватым, что долго сердиться на него было невозможно.

 

— Ну... во всём, — признался он. — Простите, мадам. Позвольте мне рассказать всё с самого начала.

 

Он рассказал ей о том, как пять лет назад получил сообщение Эрика — тот давал понять, что собирается умереть в ближайшие пару дней. Кавех поместил объявление о смерти Эрика в газету, но вместо того чтобы дожидаться, когда тот умрёт, сразу же направился в Оперу. Эрик действительно был уже почти мёртв; однако, увидев своего бывшего друга лежащим, словно живой труп, и вспомнив всю многолетнюю историю их отношений, Кавех не смог заставить себя уйти, оставив Эрика умирать. Вместе со слугой они дождались, пока стемнеет, после чего перенесли бессознательное тело Эрика в свою квартиру. Кавех вызвал врача, который осмотрел Эрика и заявил, что тот страдает не столько от разбитого сердца, сколько от прогрессирующего туберкулёза и заболевания мозга. Он тщательно пролечил Эрика, однако при этом порекомендовал немедленно увезти его в более тёплый и солнечный климат. Спокойное, тихое местечко — например, возле моря — было бы идеально для Эрика, отметил доктор. В таком климате он смог бы поправить и психическое, и физическое здоровье.

 

Кавех устал от Парижа, а поскольку Эрик теперь оказался у него на попечении, то и оставаться в городе, чтобы следить за деятельностью «оперного привидения», не было необходимости. Он сразу же поручил Дариусу найти им небольшой, но уютный домик на юге Франции, предпочтительно в уединении и неподалёку от берега.

 

Он вернулся в дом Эрика, чтобы собрать его вещи, и как раз тогда встретил Кристину. Эрик хотел, чтобы она считала его мёртвым, это Кавех знал — поэтому объяснил ей, что уже сам позаботился о теле Эрика, и пожелал ей удачи в новой жизни.

 

Дариус вернулся через две недели, привезя с собой документы на элегантный коттедж на берегу моря неподалеку от Сета, в отдалённом районе Прованса. Эрик к тому времени уже пришёл в себя и жутко злился на Кавеха за спасение своей жизни, однако он был ещё слишком слаб, чтобы сопротивляться, когда Кавех насильно перевёз его в Прованс.

 

— Вот и вся история, мадам, — закончил Кавех своё повествование. — И я снова прошу у вас прощения за то, что солгал вам, однако так хотел Эрик.

 

Кристина сидела, нахмурившись, несколько секунд.

 

— Но... могила, которую мы вчера посетили. Там ведь было надгробие?

 

Кавех поджал губы.

 

— Оно появилось там лишь вчера утром. Настоящей могилы под ним нет.

 

— Тогда где же он похоронен? — упорствовала Кристина.

 

Кавех приподнял брови.

 

— Он не похоронен, сударыня. Именно это я и пытаюсь вам сказать. Эрик жив.

 

Кристина широко распахнула глаза, у неё перехватило дыхание.

 

— Эрик... Он жив?!

 

Кавех кивнул, снова бросив быстрый взгляд куда-то поверх её плеча.

 

— Да, мадам. Хотите его увидеть?

 

Выражение лица Кристины говорило само за себя, и Кавех кивнул в сторону окна за её спиной. Она повернулась, прикрывая глаза от полуденного солнца.

 

На фоне окна виднелся мужской силуэт. Элегантно одетый, высокий и худой, но совсем не похожий на того тощего, как скелет, человека, которого она помнила. Кристина встала и подошла к нему. Робко подняв руку, она положила ладонь ему на грудь. Мужчина судорожно вздохнул. Она посмотрела на его лицо.

 

На нём была белая шёлковая маска, закрывавшая лицо почти до самого подбородка. Из-под края маски едва виднелась нижняя губа. Кристина погладила рукой по его плечу, другой рукой проведя по туловищу и по груди. Руки мужчины, напряжённые и крепко сжатые в кулаки, начали дрожать.

 

Кавех только-только начал задаваться вопросом, стоит ли ему уйти, когда Кристина вдруг резко убрала руки от тела мужчины и сердито повернулась к нему.

 

— Это какая-то злая шутка, сударь, — процедила она. — Это не Эрик.

 

Кавех перехватил испуганный взгляд Эрика и заморгал. Такого результата они не ожидали!

 

— Кристина, — мягко позвал её Эрик.

 

Она обернулась к нему и прищурилась.

 

— Хорошая работа, месье Таллис, — холодно сказала она. — У него даже голос слегка похож. Но эта фигура — не Эрика. Лицо, я подозреваю, тоже не его.

 

Из-под белой маски послышался гортанный смешок.

 

— К сожалению, моё, — ответил Эрик, криво усмехаясь.

 

Кристина проигнорировала его, повернувшись к Персу.

 

— Месье Таллис, телосложение этого человека совершенно не похоже на Эрика, ни капельки. Как вы могли упустить такую деталь? Он гораздо более плотный, чем был Эрик, а поскольку его лицо закрыто маской, оно ни о чём мне не говорит.

 

— Мадам, — попытался объяснить Кавех, — когда вы впервые встретились с Эриком, он уже был серьёзно болен, несколько лет не утруждая себя лечением. Сейчас он восстанавливается, и вполне естественно, что его фигура выглядит более плотной, чем раньше.

 

Кристина снова нахмурилась, внимательно изучая человека в маске. Она придвинулась к нему вплотную.

 

— Сударь, если вы Эрик, то докажите это. Позвольте мне увидеть ваше лицо. — Она приподняла бровь в безмолвном вызове.

 

Мужчина застыл. Кристина стояла, скрестив руки и подняв подбородок, ожидая его дальнейших действий. Мужчина медленно протянул руку к затылку, собираясь развязать маску. Он бросил предупреждающий взгляд на своего друга.

 

— Можешь отвернуться, если хочешь, дарога. Ты видел меня и раньше, но всё же...

 

Кавех не смог бы пошевелить ни одним мускулом, даже если бы от этого зависела его жизнь. Его нефритовые глаза были прикованы к разворачивающейся перед ним сцене.

 

Эрик пожал плечами, снова переводя внимание на Кристину, и бросил маску на пол.

 

Перед ней стоял Эрик. Такое уродство невозможно было подделать. Отвратительное, похожее на череп лицо было точно таким, как она его помнила: выступающие брови делали ещё более тёмными впавшие глазницы, откуда сверкали жёлтые глаза; кожа плотно обтягивала скулы; носа практически не было, лишь две крупные ноздри, похожие на дыры, красовались по центру лица. Волос стало чуть больше, чем раньше, но они всё ещё были очень тонкими и редкими.

 

При виде любимого безобразия Кристина издала глубокий восторженный вздох и... упала в обморок — прямо в объятья Эрика.

 

— Удачно подхватил, — пробормотал Кавех себе под нос, но Эрик услышал его и усмехнулся.

 

— Я ведь говорил тебе, что поймаю, не так ли? — ответил он, поднимая Кристину и осторожно укладывая её на диван. — А ты ещё говоришь, что мне нельзя доверять.

 

***

 

Проснувшись, Кристина обнаружила, что лежит на диване, перед ней на коленях стоит Эрик, а на заднем плане переминается с ноги на ногу Кавех. Эрик снова надел маску, но крепко держал Кристину за руку. Когда она открыла глаза, он попытался высвободить свою руку, но Кристина его удержала.

 

Некогда столь холодная кожа Эрика теперь была тёплой, исчез и неприятный затхлый запах, который ассоциировался у неё со смертью. Она стиснула его руку и ошеломлённо уставилась на него снизу вверх.

 

— Неужели это действительно вы? — прошептала она.

 

В ответ он открыл рот — и запел. Кристина узнала строку из «Фауста», из вступительной арии к сцене в тюрьме. Эрик пропустил строки о страданиях Фауста и сразу начал с его восклицания при виде возлюбленной в тюрьме.

«Вот она, она здесь, милое создание!» — пропел он, после чего снова пропустил следующие несколько строк и позвал её: «Маргарита! Маргарита!»

 

Как по команде, Кристина села и запела: «Ах! То голос моего возлюбленного! При звуке этом сердце снова биться начинает».

 

На другом конце комнаты Кавех, узнав речитатив, удовлетворённо кивнул сам себе. Для этих двоих, подумал он, более чем уместно признаваться друг другу в любви с помощью оперы. И не просто какой-нибудь первой попавшейся оперы. Это был именно «Фауст», в котором состоялся потрясающий дебют Кристины, «Фауст», во время которого Эрик мистическим образом похитил её со сцены в тот момент, когда она взывала к ангелам. И именно «Фауста» они пели сейчас.

 

«Маргарита!» — пел Эрик.

 

Кристина почувствовала, как от знакомого звука его завораживающего голоса на глаза наворачиваются слёзы. Она пела ответную фразу, в которой Маргарита узнает голос своего возлюбленного: «Теперь моё исчезло горе, час отрадный наступил, — пела Кристина. — Его рука, его милая рука протянута ко мне. Я свободна! Он здесь! Я слышу его, я вижу его!»

 

Пропев слова «я вижу его», она подняла руку и стянула с Эрика маску, чтобы видеть выражение его лица, когда будут пропеты следующие строки.

 

Не отрывая от него взгляда, со слезами, текущими по лицу, она пела о своей любви к нему: «Да, это ты! Я люблю тебя. Да, это ты! Я люблю тебя». Она закрыла глаза, когда Эрик наклонился и стёр дрожащей рукой её слезы. Дрогнувшим голосом она завершила следующие строки: «Ты нашёл меня! Теперь я спасена! Я в твоём сердце!»

 

Эрик помедлил, после чего сделал глубокий вдох и пропел ответ — свой и Фауста: «Да, это я! Я люблю тебя. Да, это я! Я люблю тебя. Несмотря на все усилия насмешливого демона». Пропевая строку о насмешливом демоне, Эрик не удержался и многозначительно покосился на Перса. Кавех понял намёк и, ухмыляясь, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Эрик нежно продолжил петь: «Я нашёл тебя! Ты спасена! Приди же, приди в моё сердце!»

 

Когда он пропел эти слова, Кристина поднялась с дивана и бросилась в его объятья.

 

Кавех остановился за дверью, где Дариус — разумеется, совершенно случайно — вытирал пыль с мебели в прихожей. Они по-прежнему слышали доносящееся из комнаты пение. Когда голоса резко оборвались, Кавех посмотрел на Дариуса, и они обменялись понимающими улыбками. После чего дружно спустились вниз, откуда уже ничего не было слышно.

 

Они всё равно ничего бы не услышали, поскольку долгое время из-за двери не доносилось ни звука, если не считать всхлипываний, судорожных вздохов, приглушённых рыданий и нескольких хриплых, прерывающихся слов, произнесённых полушёпотом, в то время как двое находящихся в комнате отчаянно цеплялись друг за друга.

 

— Неужели это правда? — хрипло спросил Эрик; по его похожему на череп лицу бежали слёзы. — Это происходит на самом деле? О, Кристина! Как ты можешь меня любить? — Он, дрожа всем телом, зарылся лицом в её волосы.

 

Кристина прижалась своей гладкой, нежной щекой к морщинистой и костлявой щеке Эрика — и обняла его ещё крепче.

 

— Эрик! О, Эрик, любовь моя. Неужели вы на самом деле живы, дорогой мой? — Она плакала, даже не пытаясь скрыть своих слёз, и прижималась губами к его искорёженной щеке; когда она принялась покрывать поцелуями его ужасающее лицо, Эрик снова расплакался.

 

Долгое время спустя, когда слёзы наконец перестали бежать ручьём, а эмоции утихли до всхлипываний и периодической икоты, Эрик усадил Кристину назад на диван и сам сел рядом с ней. Он потянулся было к её руке, но тут же отпрянул.

 

Будучи не столь застенчивой, Кристина сама взяла его руку и крепко стиснула её в своих ладонях. Взгляд, которым он её наградил, заставил её покраснеть и отвернуться. Тишина становилась всё более неловкой после эмоций, что бушевали между ними несколькими минутами раньше.

 

Эрик с лёгкостью вернулся к своей роли учителя.

 

— Вы хорошо поработали, вернув свой голос на прежний уровень после того, как не пользовались им на протяжении столь длительного времени, — заметил он. — Звучание прекрасное. Только вот диапазон, кажется, пострадал, но это легко восстановить.

 

— Мне было очень трудно достичь даже этого — без ваших наставлений, — призналась Кристина.

 

— Вы... вы бы хотели, чтобы я снова начал вас учить? — неуверенно спросил Эрик. Действительно, на каких условиях они собираются возобновить знакомство?

 

— Если вы не возражаете, мой милый, я была бы вам очень признательна, — просияв, ответила Кристина.

 

Эрик закрыл глаза и глубоко вдохнул. Когда он снова их открыл, то увидел, что Кристина озадаченно смотрит на него.

 

— Что-то не так? — спросила она, поглаживая его руку.

 

— Простите меня, — сказал Эрик. — Просто я... не привык к нежностям. Когда вы называете меня «любовь моя» или «мой милый», у меня дыхание перехватывает. — Он слегка смущённо улыбнулся и отвернулся.

 

Кристина подняла руку и погладила его по лицу, нежно проводя пальцами по бледной, туго обтягивающей череп коже. Эрик закрыл глаза и неосознанно качнулся к ней.

 

— Уверена, вы устанете их слушать ещё до того, как я устану их произносить, любовь моя, — сказала она. — Если бы вы только знали, как сильно я скучала по вам, думая, что вы умерли, то вы бы меня поняли.

 

— Вряд ли настолько же сильно, как я скучал по вам, ошибочно полагая, что вы счастливо живёте со своим юным виконтом. Простите, графом, — пробормотал Эрик, осторожно обвивая рукой её талию. Увидев, что протестов не последовало, он привлек её ещё ближе и прижал к груди.

 

Кристина резко подняла голову.

 

— Как... откуда вы узнали, что я была с ним несчастлива?

 

— Вы же сами мне это сказали.

 

— Я?! Как я могла вам это сказать?

 

— Вы за пять лет написали мне целую кучу писем, Кристин. Если бы вы знали, как у меня болело за вас сердце, когда я их читал!

 

Она задохнулась.

 

— Вы читали... вы читали мои письма?! Эрик, это же личная переписка!

 

Он пожал плечами, уголок уродливого рта изогнулся в озорной усмешке.

 

— Дорогая моя, вы адресовали их мне, вы принесли их мне, вы оставили их мне в одной из моих собственных шкатулок — ну разумеется, я прочитал их! И нашел их весьма... эмн... любопытными и поучительными.

 

Кристина застонала и уткнулась лицом ему в плечо.

 

— Но некоторые из них были слишком личными! — посетовала она, умирая от стыда.

 

— О да, вот эти оказались самыми поучительными, — невозмутимо ответил Эрик. Он поцеловал её в макушку, поскольку Кристина всё ещё прятала лицо у него на плече. — Ну будет вам, Кристина, душа моя, не стоит расстраиваться. Вы ведь знаете, что я обожаю вас и всё, что с вами связано.

 

Кристина подняла лицо, тронутая его заявлением.

 

— Я чувствую то же самое по отношению к вам, Эрик.

 

Ее лицо, обращённое к нему, находилось всего в нескольких сантиметрах от его лица. Она плакала вместе с ним, пела с ним — и призналась, что обожает его. Ответить на всё это можно было только одним — и Эрик это сделал.

 

Он наклонился к ней и в первый раз за свою долгую, бурную и богатую событиями жизнь поцеловал губы любимой женщины.

 

Сначала поцелуй был очень осторожным — лишь нежное прикосновение губ, после чего Эрик сразу отстранился и уставился на неё, широко раскрыв глаза. Она позволила ему поцеловать её! Она позволила ему поцеловать её, как это делают влюблённые, и не умерла! Даже в обморок не упала.

 

Более того, понял Эрик, она ответила на его поцелуй!

 

Не успел он до конца обдумать эту мысль, как Кристина снова потянулась к нему и легонько коснулась губами его губ. Поцелуй становился всё более страстным, пока их губы не слились в жадном неистовстве. Кристина перебирала его редкие тёмные волосы, а затем обхватила пальцами его затылок и притянула ближе к себе, словно стремясь насытить Эриком своё истосковавшееся сердце. Прошло уже так много времени с тех пор, как её целовал любимый мужчина, — но вот так её ещё не целовал никто, никогда в жизни. Поцелуи Эрика были неопытными и неискушенными, но её волновало уже само осознание того, что именно он сейчас прикасается к ней, и всё это вызывало чувства, которые никогда не будили в ней поцелуи Рауля.

 

Эрику казалось, что он тонет, но он даже подумать не мог о дыхании. У него голова шла кругом от силы этих новых ощущений: за один-единственный день он испытал то, о чём раньше не смел даже мечтать. Ему и прежде приходилось влюбляться, но быть любимым в ответ — это было совершенно новое чувство, приводившее его в экстаз. Когда-то он мечтал о том, чтобы в один прекрасный день получить возможность поцеловать Кристину, но на самом деле никогда не думал, что она это позволит. Теперь же не только он целовал её, но и она целовала его в ответ — целовала с такой страстью, словно боялась, что умрёт, если остановится.

 

Эрик чувствовал то же самое. Он не мог больше сидеть прямо — от поцелуев Кристины у него закружилась голова. Он откинулся на диван, увлекая её за собой и прижимая к своей груди. Ему пришлось прервать поцелуй, чтобы сделать вдох, но её нежная шейка оказалась так призывно близко, что он не смог удержаться и уткнулся в неё лицом. Эрик вдохнул аромат её кожи, попробовал её на язык — и почувствовал, как кровь закипела у него в жилах, когда Кристина издала невнятный звук и изогнулась дугой в его объятьях. Вот и ещё одно новое ощущение — теперь он знал, что такое быть желанным.

 

Это уже было слишком. Открытие, что Кристина его хочет, едва не лишило его остатков самообладания. Он был уже на волоске от того, чтобы полностью затащить её на диван, и даже потянулся к крючкам её платья... но в последнюю минуту ослабил хватку и отвернулся.

 

Кристина, кажется, почувствовала изменение его настроения и опустила голову ему на грудь, чтобы отдышаться. Эрик по-прежнему обнимал её и гладил по голове, пока они оба не успокоились. После чего помог ей сесть, взял её ладонь и прижал к своим губам, нежно улыбаясь. По крайней мере, он надеялся, что это выглядело нежно. Пока на нём была маска, ему не приходилось волноваться о выражении своего лица, и теперь, спустя долгие годы, приходилось лишь надеяться, что он не выглядит мрачным и угрожающим в тот момент, когда чувствует себя лишь влюблённым и беззащитным. Ошеломляющая близость того, что произошло несколько секунд назад между ним и Кристиной, заставляла его чувствовать себя ещё более обнажённым, чем после снятия маски.

 

Кристина, улыбаясь, взяла его руку, прижалась к ней щекой и заглянула в его сияющие золотые глаза.

 

— Боже мой! — было всё, что она смогла сказать. После чего слегка покраснела. — Я... я... никогда ещё не чувствовала ничего подобного.

 

— Я тоже, — тихо сказал Эрик. — Думаю, я испытал всё счастье, которое только возможно в этом мире, именно сегодня.

 

Кристина лукаво взглянула на него.

 

— Пока ещё нет. Далеко не всё. — Больше она ничего не добавила.

 

В этот момент часы на каминной полке пробили шесть, и Кристина ахнула.

 

— О нет! — Она отпустила его руку и встала, расправляя складки на юбке и приводя в порядок волосы — страстные пальцы Эрика высвободили несколько прядей из шиньона, который она обычно носила.

 

— Любовь моя, мне ненавистна сама мысль о том, чтобы оставить вас, но я должна идти.

 

У Эрика упало сердце. Он знал, что не имеет на неё никаких прав, но всё же надеялся, что события этого дня не относятся к тем случаям, что происходят лишь один раз в жизни. Он попытался скрыть своё разочарование.

 

— Понимаю, — сказал он. Затем встал, держась от неё на некотором отдалении, и надел обратно маску. — Я благодарю вас, Кристина, от всего сердца за то, что вы сегодня для меня сделали.

 

Она засмеялась, не вполне уловив его изменившееся мрачное настроение.

 

— Поверьте мне, мой дорогой, я благодарна вам ничуть не меньше!

 

Это придало ему смелости поймать её за руку и спросить:

 

— Могу ли я увидеться с вами снова?

 

Кристина подошла к нему, смело подняла маску и наградила его ещё одним затяжным поцелуем.

 

— Если вы ко мне не придёте, моё сердце снова будет разбито вдребезги, Эрик. Вы просто обязаны прийти ко мне в гости.

 

— Когда?

 

— Завтра, если не возражаете. Утром я должна быть в Опере, у меня занятия с учениками, но после трёх я уже буду свободна. Вы придёте в это время? И останетесь на ужин?

 

Эрик на секунду замешкался, затем кивнул.

 

— Значит, завтра. — Он снова поднёс её руку к своим губам, после чего она ушла.

        

Кристина поспешила домой и извинилась перед горничной и поваром за то, что опоздала.

 

— Я встретила своего старого друга, и мы весь день проболтали, навёрстывая упущенное, — пояснила она. — Где мой маленький Эрик-Дааэ?

 

— Он в детской, госпожа, — ответила Аннеке.

 

Кристина кивнула.

 

— Тогда я сегодня вечером поужинаю вместе с ним, — сказала она. Она чувствовала себя немного виноватой за то, что не провела этот день с ним, как обычно, но ей настолько не терпелось рассказать ему об Эрике, что ждать до следующего дня она не захотела.

 

Горничная приподняла брови, услышав столь необычную просьбу, однако кивнула, ничего не сказав.

 

Кристина поспешила наверх, в детскую. Она легонько приоткрыла дверь и посмотрела на своего маленького сына, гадая, что подумает о нём Эрик, когда они встретятся. Сильно ли он похож на де Шаньи? Будет ли Эрику неприятно от этого живого напоминания о её браке с Раулем?

 

Эрик-Дааэ де Шаньи был маленьким и хрупким для своего возраста, копна тёмно-каштановых волнистых волос оттеняла пару живых тёмно-синих глаз. Он всегда гораздо больше напоминал Кристине её отца, нежели Рауля, и на этот раз она эгоистично порадовалась этому факту. Ему только-только исполнилось два, и он был ласковым и счастливым ребёнком — по крайней мере, до тех пор, пока всё делалось так, как он того хотел. Кроме того, он был очень стеснительным и замкнутым, решительно и упрямо отказываясь разговаривать с новыми людьми до тех пор, пока не узнает их как следует на протяжении нескольких недель.

 

Однако со знакомыми людьми он был невероятно ласков. Оторвавшись от своих кубиков, он увидел её.

 

— Маман! — воскликнул он, вскакивая и обхватывая её ноги. — Где вы были?

 

— Прости, дорогой, — сказала Кристина, поднимая его на руки и обнимая. — Я пропустила наши послеобеденные игры, да? Но ты не переживай, сейчас няня принесёт прямо сюда наш ужин, и пока мы будем есть, я расскажу тебе кое-что очень интересное! — Она коротко кивнула, отпуская няню.

 

Этого обещания оказалось достаточно, чтобы отвлечь мальчика от жалоб на её отсутствие. Компания матери за ужином в детской была очень редким удовольствием, и малыш был доволен.

 

— Ты обещала историю, — напомнил Эрик-Дааэ, садясь за свой легкий ужин, состоящий из супа и крекеров.

 

— Когда-то я знала одного человека, — начала Кристина. — Очень умного человека и великого учителя. Он научил меня петь в опере так, как поют ангелы. Он был моим хорошим другом, и я его очень любила, однако он был болен. Он думал, что умирает, и поэтому заставил меня уйти и выйти замуж за твоего папу.

 

— И он умер? — спросил мальчик, широко раскрыв синие глаза.

 

— Я думала, что да, — произнесла Кристина. — Я думала, что он мёртв, и хотя я была счастлива с твоим папой, я всё равно грустила, потому что очень сильно скучала по своему учителю. Но знаешь, что случилось?

 

— Что?

 

— Оказывается, он всё-таки не умер, и я снова увидела его сегодня. Вот где я была, когда я не пришла домой после занятий, — с ним. И он придёт сюда завтра, и ты сможешь с ним встретиться.

 

— О, — юный Эрик-Дааэ заметно приуныл. Кристина подумала, что знает, почему: его всегда пугала встреча с незнакомцами. Она наклонилась и с улыбкой прошептала: — А знаешь, мой друг владеет волшебством.

 

— Волшебством?

 

Она кивнула.

 

— Волшебством. Он может творить чудеса своим голосом; подожди — и сам увидишь. И у него есть особый секрет. И у меня тоже есть для тебя секрет, родной. Хочешь узнать, как его зовут?

 

Эрик-Дааэ кивнул.

 

— Его зовут Эрик, как и тебя. Видишь ли, когда ты родился, я полюбила тебя так сильно, что решила назвать тебя в честь моего друга и учителя, которого я тоже очень любила. Он мой самый любимый большой человек во всём мире. А ты — мой самый любимый маленький человек.

 

— И нас обоих зовут Эрик, — с удовольствием произнёс мальчик.

 

— Верно. И, может быть, когда-нибудь, если ты будешь очень хорошим мальчиком и не будешь так сильно дразнить няню, Эрик и тебя научит петь, как ангел. Ты хочешь завтра встретиться с месье Эриком?

 

Мальчик с нетерпением кивнул и зачерпнул ложкой побольше супа. Внезапно он о чём-то задумался, и ложка замерла на полпути ко рту.

 

— Вы сказали, что у большого Эрика есть секрет.

 

— Да, есть, — сказала Кристина. — Но об этом ты никому больше не должен рассказывать. Я тебе завтра скажу. А теперь — давай готовиться ко сну.

 

Кристина наслаждалась новизной ощущений — ей было непривычно самостоятельно готовить своего сына к укладыванию: как правило, всем этим занималась няня, после чего подавала ей накормленного, умытого и сонного малыша лишь для того, чтобы поцеловать перед сном. Однако сегодня она сама накормила, помыла и сама уложила в постель уже засыпающего ребёнка.

 

Юный Эрик-Дааэ был рассудителен не по годам, однако во всех остальных отношениях он оставался совсем ещё малышом. Сейчас, лежа в кровати, он был похож на куклу с большими синими глазами и растрёпанными волосами.

 

— Маман, вы мне споёте?

 

— Что бы ты хотел услышать?

 

Он расплылся в улыбке:

 

— Спойте мне песню про бой быков!

 

Кристина рассмеялась.

 

— Хорошо, мой кровожадный маленький сын.

 

Она всегда надеялась привить сыну любовь к своей любимой опере, «Фауст», но он куда больше предпочитал волнующую жизнь матадора из «Кармен». Она пела эту арию тихо и намного медленнее, чем нужно, в надежде, что мальчик под неё уснёт.

 

Тореадор, смелее,

Тореадор, Тореадор!

Знай, что испанок жгучие глаза

В час борьбы блестят живей!

И ждет тебя любовь, тореадор,

Да, ждет тебя любовь!

 

Почти засыпая, Эрик приоткрыл один глаз — блеснула синяя щёлочка.

 

— Завтра побыстрее, маман, — попросил он.

 

Кристина усмехнулась. Его не обманешь.

 

— Да, дорогой. Завтра я спою её побыстрее. Спокойной ночи.

 

***

 

На следующий день в Опере Кристина была настолько радостной и оживлённой, что мадам Жири, проходя мимо репетиционного класса, где распевалась Кристина, окинула девушку оценивающим взглядом, после чего засунула голову в класс:

 

— Что сделало вас сегодня настолько счастливой, мадам де Шаньи? — спросила она с поддразнивающей беззубой улыбкой.

 

— Я встретила старого друга, мадам Жири, — ответила Кристина. — Кое-кого, кого я уже давно считала мёртвым, и вчера у нас состоялась очень приятная встреча.

 

— Да? И кто же это, мадам? — спросила мадам Жири, горя любопытством: она водила близкое знакомство с Кристиной почти все эти два года — с тех самых пор, как молодая графиня вернулась в Париж, — и не знала никаких «старых друзей», которых та могла бы иметь.

 

Кристина уже открыла рот, собираясь ответить (хотя не имела ни малейшего представления о том, что она собирается сказать), но была прервана громким тройным стуком.

 

Она нахмурилась. Мадам Жири с подозрением огляделась по сторонам.

 

— Здесь с вами кто-нибудь есть, мадам? — спросила она.

 

— Никого, насколько мне известно, — ответила Кристина.

 

Мадам Жири усмехнулась.

 

— Должно быть, это танцоры. Я на секунду даже вспомнила о Призраке Оперы! Он всегда именно так случал в дверь своей ложи, когда чего-нибудь хотел от меня.

 

— Вот как... — тихо сказала Кристина. Неужели Эрик прячется где-то в Опере? — Может быть, он вернулся, чтобы развлечься парочкой трюков — просто по старой памяти? От него этого вполне можно ожидать, зная нашего Призрака Оперы...

 

Мадам Жири хохотнула:

 

— Ну уж нет! Он всегда был причиной каких-нибудь неприятностей, этот субъект. Так, однажды, я помню... — тут она остановилась и посмотрела на Кристину. Та, в свою очередь, изумлённо смотрела на неё.

 

— Вы знаете Призрака Оперы? — одновременно спросили они друг друга.

 

— Будьте уверены, уж я-то знаю. Кто, по-вашему, был смотрительницей его ложи все эти годы, когда он появлялся в нашей Опере? — сказала мадам Жири. — Разве не я принесла ему скамеечку для ног его дамы — тогда, несколько лет назад? А откуда вы знаете Призрака Оперы, мадам?

 

Кристина покраснела.

 

— Можете ли вы сохранить тайну, мадам Жири? Даже от директоров?

 

Мадам Жири кивнула:

 

— Конечно, мадам. Это будет далеко не в первый раз.

 

— Это я была дамой Призрака.

 

— Ах, я всегда это знала! — старушка восторженно улыбнулась. — Я с самого начала думала, что это были вы, особенно когда вы уехали с месье виконтом и Призрак исчез в то же самое время. Вы забрали его с собой, мадам?

 

Кристина покачала головой.

 

— Нет. Я думала, что Призрак покинул нас навсегда, однако вчера он неожиданно навестил меня.

 

— Ах, вот, значит, почему вы сегодня такая счастливая, — правильно догадалась мадам Жири.

 

Кристина покраснела.

 

— Да, поэтому. Только, пожалуйста, вы никому не должны об этом говорить, мадам. Даже малышке Мег.

 

Мадам Жири пренебрежительно отмахнулась:

 

— Тем, что я знаю об этом месте, но чего не знает моя дочь, можно заполнить книгу. Вы можете положиться на меня, мадам, я буду хранить ваши секреты так же, как много лет хранила секреты Призрака.

 

— Спасибо вам.

 

Мадам Жири ушла, и Кристина на несколько минут, пока не пришёл её ученик, оказалась предоставлена самой себе. Она вытащила нотный лист и только начала распеваться, как вдруг снова услышала стук. Резко замолчав, она посмотрела на потолок.

 

— Вы здесь, мой дорогой? — спросила она, улыбаясь. — Вы пришли, чтобы подслушивать, как я даю уроки?

 

Лёгкий и насмешливый голос Эрика прозвучал откуда-то из-под рояля:

 

— Я не смог устоять перед желанием приехать и посмотреть на ваши попытки научить эти маленьких жаб всему, чему я учил вас.

 

Улыбнувшись его играм с чревовещанием, Кристин нагнулась, заглядывая под рояль. Разумеется, там никого не оказалось. На этот раз голос Эрика прозвучал из её сумки с нотами:

 

— Конечно, если вы предпочитаете проводить свои уроки приватно, я всегда могу найти другие места в Опере, которые стоило бы навестить.

 

Кристина рассмеялась.

 

— Нет, нет, всё в порядке! Я лучше подержу вас рядом с собой, чтобы убедиться, что

вы не начнете снова наводить ужас на дирекцию театра!

 

— Они этого заслуживают, — заметил Эрик, его голос прозвучал прямо за спиной Кристины. Она невольно обернулась, но никого не увидела. — Они по-прежнему не замечают природного таланта у себя под носом, отдавая предпочтение певцам настолько переученным, что от их природных голосов мало что осталось. У таких певцов, как Ла Карлотта и Каролюс Фонта, осталась лишь репутация, благодаря которой их и рекомендуют. Директора предпочитают назначать на главные роли знаменитых певцов, а не тех, кто на самом деле умеет петь, — с отвращением произнёс он.

 

Кристина кивнула.

 

— Некоторые мои ученики подают определённые надежды, — сказала она. — Особенно тот, который придёт сейчас. Я рада, что вы здесь, Эрик; я бы хотела услышать ваше мнение о нём. Кажется, мы с ним зашли в тупик, я не знаю, как помочь ему подняться на следующий уровень.

 

— Я к вашим услугам, моя дорогая. И в этом, и во всём остальном, — бархатный голос Эрика прозвучал прямо возле её левого уха. Кристина быстро обернулась — и обнаружила рядом его самого. Эрик взял её руку и склонился, прижимая её к губам.

 

Она испуганно засмеялась, прижав руку к груди и унимая бешено бьющееся сердце.

 

— Очень бесцеремонно с вашей стороны — пугать меня вот так, — пожурила она его.

 

Он в ответ просто приподнял своё закрытое маской лицо и кивнул в сторону двери. Кристина обернулась к двери, но никого не увидела, а когда она повернулась обратно, Эрик уже исчез.

 

— Очень бесцеремонно, — пробормотала она, улыбаясь.

 

— Мадам де Шаньи? — спросила юноша, появившийся в дверях. — Вы что-то сказали?

 

— Э-э... Нет, Жан-Мишель. Заходите.

 

Урок пошёл как обычно, однако Кристина чувствовала разочарование Жана-Мишеля из-за отсутствия какого-либо прогресса с момента их последней встречи. Она применила все хитрости, которые помнила из собственных уроков — как с отцом, так и с Эриком, — но проблемы Жана-Мишеля отличались от того, с чем приходилось сталкиваться ей, и она не знала, как помочь ему выйти из этого тупика.

 

Вздохнув, она отослала его к хормейстеру за другими нотами и, как только он вышел, обернулась к молчащей стене.

 

— Ну что? Вы видите проблему. Есть какие-нибудь предложения?

 

— Да, — ответил Эрик, его голос снова раздавался из её сумочки. — Достаньте отсюда верёвку.

 

Верёвку? У неё в сумке не было никакой верёвки. Нахмурившись, она засунула руку в сумку, вытащила оттуда короткую верёвку и вздохнула, покачав головой в притворном осуждении.

 

— Когда вы её сюда положи... ладно, не важно. И что мне делать с этой верёвкой?

 

Верёвка была длиной чуть меньше метра, её концы были связаны друг с другом так, что образовался круг.

 

— Пусть он во время пения растягивает её изо всех сил, — предложил голос Эрика из рояля.

 

Когда она обернулась к роялю, там никого не было, но тут в дверях снова появился Жан-Мишель. Она объяснила ему, что нужно делать с верёвкой, а затем начала играть одну из новых композиций, которые он принёс.

 

Разница была удивительна. Если раньше его голос имел приятный тембр, но был поверхностным, то теперь он звучал невероятно глубоко. Удовлетворённый и своей учительницей, и уроком, Жан-Мишель ушёл, широко улыбаясь.

 

— А теперь — откуда вы это знаете? — обратилась Кристина к потолку, ожидая прихода следующей ученицы.

 

— Ничего сложного, — произнёс невидимый Эрик из дверного проёма. — Голос певца является отражением его души. Месье Жан-Мишель — очень конфликтный молодой человек, как и большинство из них в его возрасте. Если вы дадите ему осязаемый символ конфликта, с которым он может бороться, пока поёт, это поможет ему очистить разум, и его голос тут же отразит эти изменения.

 

— Если голос певца является отражением его души, то это, безусловно, объясняет ваш голос, — поддразнила его Кристина. — Глубокий, многоуровневый, разносторонний, изменчивый, порой искажающийся...

 

Эрик хохотнул, звук исходил из дальнего угла комнаты:

 

— Осторожно, любовь моя, вы заставляете меня краснеть.

 

Остаток дня прошёл довольно сдержанно. Пару раз Эрик шептал кое-какие предложения на ухо Кристине, неслышимый её учениками, однако больше не появлялся до тех пор, пока последний из учеников не ушёл.

 

Уже складывая сумку, Кристина обернулась, чтобы забрать ноты, и едва не столкнулась с Эриком — он стоял прямо перед ней, высокий и элегантный в своём тёмном костюме и белой маске.

 

— Вы когда-нибудь перестанете пугать меня? — спросила она.

 

Эрик слегка склонил голову, обдумывая ответ, а затем отрицательно покачал ею:

 

— Нет, видимо, не перестану.

 

Он забрал её сумку, повесил себе на руку, а вторую руку предложил Кристине:

 

— Идём?

 

Кристина замешкалась, глядя на него.

 

— Вы теперь выходите на улицу прямо вот так, в маске? При дневном свете? — спросила она. Эрик, которого она помнила, был настолько осторожен, что выходил на улицу в основном лишь по ночам, независимо от того, надевал он на себя маску или цеплял фальшивый нос.

 

Он с небрежной элегантностью дёрнул плечом:

 

— Теперь, после войны, я уже далеко не единственный на улице человек с изуродованным лицом. Люди это замечают, но обычно не задают никаких вопросов. — Он взял шляпу с рояля (когда он успел её туда положить?), натянул её пониже на глаза и снова предложил ей руку.

 

Направляясь к выходу из оперного театра, они прошли мимо мадам Жири, которая как раз переходила из одной ложи бельэтажа в другую, протирая там зеркала. Она обернулась, увидела идущую под руку пару и восторженно прижала тряпку к груди, её лицо засияло. Она отвесила Эрику глубокий реверанс, Эрик в ответ слегка ей поклонился.

 

— О, сударь, как хорошо, что вы вернулись, — сказала она ему. — Вы теперь снова будете постоянно занимать свою ложу?

 

— Спасибо, мадам Жюль, пока не знаю. Поживём — увидим, — ответил Эрик с достоинством, но при этом дружелюбно.

 

— Я была так счастлива, сударь, когда мадам де Шаньи сказала, что вы вернулись. Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, господин Призрак, и я обязательно всё принесу.

 

Эрик снова поклонился.

 

— Спасибо, мадам. Вы сама щедрость, как и всегда.

 

Как только они вышли из издания, Кристина обратила к нему смеющийся взгляд.

 

— Вы когда-нибудь собираетесь сказать ей, что вы не призрак, а настоящий, живой человек?

 

— О, она знает, — отмахнулся Эрик. — Мадам Жюль Жири всегда была намного умнее, чем считают окружающие. Я был рад прочитать в ваших письмах, что вы с ней подружились.

 

Кристина улыбнулась и ничего не ответила. Гуляя с Эриком при свете заходящего солнца, она обнаружила, что люди, замечая его маску, действительно иногда приподнимают брови, но никто ничего ему не сказал. Когда они добрались до её квартиры, она позвала Аннеке.

 

— Эмн... Я не подумала, как вас представить, — смущённо пробормотала она своему спутнику. — Я ведь даже не знаю вашу фамилию, Эрик, не правда ли, как глупо с моей стороны?

 

— Вовсе не глупо, поскольку у меня её нет, — ответил он. — А что касается знакомства — думаю, стоит говорить так близко к истине, насколько это возможно. Это гораздо легче, чем следить за достоверностью лжи. Уж я-то знаю.

 

Аннеке прибежала из кухни.

 

— Да, мадам?

 

— Аннеке, это мой друг месье Эрик, он раньше был моим учителем пения. Он останется у нас на ужин. Сообщи, пожалуйста, об этом кухарке.

 

Аннеке сделала реверанс.

 

— Конечно, мадам. — Она слегка заколебалась, глядя на маску Эрика. В воздухе повисло напряжение.

 

Эрик выпрямился и пристально посмотрел ей прямо в глаза.

 

— Вы хотите задать вопрос, Аннеке? — спросил он, понизив голос.

 

— О! Простите, сударь... Мне просто интересно... Видите ли, сына хозяйки тоже зовут Эрик, и я подумала...

 

Кристина засмеялась, снимая напряжение.

 

— Да, я назвала его в честь своего учителя, потому что думала тогда, что мой учитель мёртв. А он, оказывается, вовсе не умер, и теперь пообещал снова учить меня пению. А сейчас, если не возражаешь, я бы хотела, чтобы ты пошла к кухарке и передала ей, что мы хотим поужинать в семь часов, а затем принеси нам чай в гостиную. После этого, пожалуйста, поднимись в детскую и попроси няню привести Эрика-Дааэ к нам в гостиную — думаю, примерно на полчаса. И, Аннеке, не говори ей ничего про маску месье Эрика. Няня может раньше времени рассказать об этом Эрику-Дааэ, а я хочу сама всё объяснить сыну.

 

Услышав, что Кристина говорит о маске в такой сухой и прозаичной манере, Аннеке явно перестала испытывать неловкость по этому поводу. Присев в реверансе, она убежала исполнять поручение хозяйки. Когда Кристина провела Эрика в гостиную, он заметил:

 

— У меня возник резонный вопрос, что именно вы собираетесь рассказать сыну о моей маске? Предположим, он захочет увидеть моё лицо? Я не привык к маленьким детям, Кристина, обычно они и так меня боятся, им даже видеть меня для этого не обязательно. — Он положил сумку с нотами на рояль и продолжил: — Мне даже думать не хочется о том, чтобы искалечить психику вашего сына на всю оставшуюся жизнь. — Эрик говорил сухим тоном, однако в его голосе чувствовалась тревога.

 

— Предоставьте это мне, — Кристина повернулась к нему и взяла его ладони в свои. — Я знаю, что он научится любить вас. Я больше волнуюсь, что вы не сможете его полюбить, потому что он сын Рауля.

 

Это был первый раз, когда кто-то из них столько открыто затронул тему её брака — да и вообще коснулся одной из тех более серьёзных тем, о которых она писала в своих письмах. Именно поэтому Кристина смотрела на Эрика с определённым волнением.

 

Однако Эрик в ту самую ночь, когда читал её письма, уже решил, каким будет его ответ, когда она заговорит о своём браке. Читая о её жизни с Раулем, он уже достаточно покопался в своей душе и чувствах и пришёл к определённым выводам. Теперь он был спокоен. Эрик медленно заключил её в свои объятия, готовясь отпустить её в ту же секунду, если она проявит малейшее недовольство. Однако она охотно прильнула к нему — такая реакция до сих пор его удивляла.

 

— Имею ли я право укорять вас за этот брак, если это именно я отослал вас к нему? Могу ли я винить вас за то, что ваш муж осуществил свои супружеские права? Не имеет никакого значения, кто был отцом вашего сына, — он ведь всё равно ваш. — В его голосе послышался мягкий смех, когда он продолжил: — Я сомневаюсь, что даже де Шаньи мог испортить ребёнка, в котором течёт ваша кровь. Как я уже говорил вам вчера, я люблю в вас абсолютно всё. Уверен, что ваш сын тоже попадает в понятие «всего».

 

— Спасибо, Эрик, — сказала Кристина. Она откинула голову назад и привстала на цыпочки, чтобы приподнять маску и подарить ему краткий, но искренний поцелуй.

 

Первый поцелуй перерос в следующие, как вдруг звук шагов в коридоре заставил их отпрянуть друг от друга. К тому времени, как Аннеке открыла дверь и вошла с чайным подносом, Эрик уже сидел за роялем, а Кристина с невинным видом раскрывала папку с нотами. Эрик начал играть, пока Аннеке разливала чай.

 

— Спасибо, Аннеке, дальше я сама, — сказала Кристина. Когда горничная ушла, они с Эриком посмотрели друг на друга, словно пара нашкодивших детей, и рассмеялись.

 

Эрик красиво смеялся; Кристина никогда раньше этого не слышала. Время от времени от него можно было услышать циничный смешок, однако весёлый Эрик, свободно смеющийся в её присутствии, — это было что-то новое. И это новое ей очень понравилось.

 

— Пожалуй, сейчас нам лучше ограничиться чаем и музыкой, — ровным тоном заметил он. — Иначе мы можем закончить тем, что спровоцируем скандал среди ваших слуг.

 

Покраснев, Кристина согласилась и принесла ему чай.

 

— Расскажите мне о своём сыне, — попросил Эрик, отставив чашку на стол и продолжив рассеянно наигрывать какой-то весёленький мотивчик. Кристина подозревала, что он сочинял его прямо на ходу, даже не задумываясь.

 

Она придвинула стул к роялю и села рядом. Сделав глоток чая, она задумалась.

 

— Он очень стеснительный, — начала она. — Ему требуется много времени, чтобы привыкнуть к другим людям. Он любит музыку, и даже оперу, но каких-либо способностей к ней ещё не проявляет. Хотя об этом судить ещё слишком рано — ему даже трёх лет ещё нет, хотя когда он говорит, то кажется старше.

 

— Какие оперы ему нравятся?

 

Кристина улыбнулась.

 

— «Кармен». Он в восторге от корриды.

 

Эрик как-то странно наклонил голову, и Кристине показалось, что он поморщился под маской.

 

— Бизе? — презрительно спросил он. — А что насчет Гуно? Моцарта? «Дон Жуан», «Волшебная флейта»?

 

Она покачала головой.

 

— Нет, он в основном любит Бизе.

 

Эрик вздохнул.

 

— Это, несомненно, влияние де Шаньи. — Он закончил свою мелодию и сделал паузу, чтобы дать отдохнуть рукам и размять запястья. — Мне потребуется пара недель, — извинился он. — Кавех уверял, что пианино нам в квартире не понадобится, поскольку мы не собирались надолго оставаться в Париже. Хотел бы я посмотреть, сможет ли он протянуть без воздуха столько времени, сколько заставил меня обходиться без фортепиано, — мрачно сказал он.

 

— Вы всегда можете приезжать и пользоваться моим, в любое время, когда захотите, — предложила Кристина. Она допила чай и отставила чашку.

 

Жёлтые глаза сверкнули.

 

— Будьте осторожны со своими предложениями, Кристина, я ведь могу поймать вас на слове.

 

Она встала и подошла к нему, положив руку ему на плечо.

 

— Эрик, я буду рада видеть вас в любое время, когда вам будет угодно.

 

Он снял её ладонь со своего плеча и на мгновение прижал к своей щеке под маской, после чего отпустил её и сменил тему:

 

— Что бы вы хотели услышать, моя дорогая?

 

— Что-нибудь из вашего. — Кристина отошла на пару шагов и встала возле рояля.

 

— Хорошо. — Эрик закрыл глаза и на мгновение застыл, будто в молитве, а затем разразился звонкой, взлетающей ввысь мелодией, от красоты которой захватывало дух, пока он не добавил низкую, диссонирующую гармонию. Кристина закрыла глаза, чтобы лучше услышать, как диссонанс постепенно поднимается ввысь, а лёгкая мелодия опускается — пока они не встретились в середине. После долгой паузы Эрик начал вторую часть, которая оказалась вариацией первой мелодии, но на этот раз с очень напряжённой, сложной гармонией. Это песня о любви, внезапно осознала Кристина, открыв глаза. Более того, это его песня о любви к ней. Взгляд Эрика не отрывался от её лица, когда он передавал ей через музыку все свои мысли о прошлом и надежды на будущее.

 

— Это было прекрасно, Эрик, — произнесла она, когда в комнате воцарилась тишина. Её голос слегка дрожал.

 

У Эрика засветились глаза, он начал было подниматься к ней, но тут раздался стук. Няня — полная, румяная женщина в белом фартуке — открыла дверь.

 

— Ваш сын, мадам. Аннеке сказала, что вы просили его привести. — Она открыла дверь пошире, и маленький Эрик-Дааэ оглядел комнату огромными, испуганными голубыми глазами.

 

— Эрик-Дааэ! Входи, дорогой, — счастливо сказала Кристина. — Спасибо, няня, вы можете идти. Я позову вас, когда надо будет его забрать.

 

Няня легонько подтолкнула мальчика, чтобы он зашёл в комнату, после чего закрыла за собой дверь.

 

— Эрик-Дааэ, иди сюда, — сказала Кристина. — Я хочу поговорить с тобой пару минут, прежде чем ты познакомишься с моим другом.

 

Не отрывая глаз от сидящего за роялем незнакомца в маске, мальчик нырнул в объятья матери и прижался к ней. Эрик отвернулся к роялю и снова начал наигрывать тот самый весёлый мотивчик, который звучал во время их разговора несколько минут назад.

 

— Ты помнишь, мы вчера вечером разговаривали, и я рассказала тебе о моём учителе? Так вот, это и есть месье Эрик, человек, который научил меня, как надо петь. Он может своим голосом творить чудеса. Может быть, попозже вечером он тебе что-нибудь из этих чудес покажет. Ты этого хочешь?

 

Осторожный кивок.

 

— А видишь его маску?

 

Ещё один кивок, нерешительность постепенно уступала место любопытству.

 

— Это часть его тайны. Помнишь, я тебе говорила, что у месье Эрика есть секрет?

 

На этот раз кивок был более энергичным. Ребёнок, судя по всему, был не защищён от любопытства.

 

— Его секрет — это его лицо. Видишь ли, лицо месье Эрика не похоже на лица других людей. Его лицо настолько необычно, что он — единственный человек в мире, у кого есть такое лицо.

 

Эрик-младший уставился на Эрика-старшего откровенным любопытствующим взглядом. Тот продолжал играть, напряжённо слушая их разговор, но со стороны казалось, что он совершенно не обращает внимания на маленького мальчика. Хотя сын Кристины сумел задеть струны его души; не считая тёмных волос, он выглядел в точности как Кристина. Эрик представил себе Кристину маленькой девочкой с широко раскрытыми синими любопытными глазами — и не мог не улыбнуться при этой мысли. Он неожиданно понял, что в то время, когда Кристина была в возрасте Эрика-Дааэ, ему самому было уже далеко за двадцать, он жил в Персии и за деньги пускал в ход пенджабское лассо. Острый укол сожаления заставил его на мгновение запнуться, но от тут же возобновил игру.

 

Кристина тем временем продолжала:

 

— Месье Эрик носит маску, потому что люди порой не знают, как реагировать на такое необычное лицо, как у него. Я помню, как я сама удивилась, когда впервые его увидела. — В её голосе звучала ностальгия, когда она рассказывала сыну: — Мне было настолько любопытно, что у него под маской, что в тот момент, когда мы вместе пели, я протянула руку и сорвала её! И это было очень грубо с моей стороны. Месье Эрик очень разозлился, а я сильно пожалела, что была такой жестокой.

 

Она послала Эрику виноватую улыбку, и тот, не прерывая игры, коротко кивнул в ответ.

 

— Некоторые люди даже пугаются, когда видят лицо Эрика, потому что он очень сильно от них отличается, — продолжала она. — Но на самом деле его совершенно не надо бояться; он просто необычный, вот и всё. Ты хочешь с ним сейчас познакомиться?

 

— А я смогу увидеть его необычное лицо?

 

— Спроси это у него самого. Хотя... милый, он хорошо знает оперы, и если ты попросишь, он тебе что-нибудь сыграет.

 

Эрик-Дааэ соскользнул с колен матери и подошёл к роялю. Он пристально смотрел снизу вверх на Эрика, пока тот не закончил играть и не повернулся к нему.

 

— Эрик, это мой сын, Эрик-Дааэ, — официально представила их друг другу Кристина, хотя в этом и не было необходимости.

 

— Здравствуй, — Эрик серьёзно поприветствовал малыша.

 

— Вы знаете оперы? — спросил Эрик-Дааэ.

 

— Да, знаю.

 

— А «Песню Тореадора» знаете?

 

Эрик с весельем глянул на Кристину и начал играть. Он взял на себя партию Эскамильо, а Кристина стала петь Кармен, хотя эта партия была для неё низковатой и не особо ей нравилась; остальные партии они пели вместе. Раньше Кристина всегда опускала середину сольной арии Эскамильо, в которой коррида описывалась во всех кровавых подробностях. Закончили песню они вместе.

 

Эрик-Дааэ был в восторге. Его мать никогда раньше не пела эту часть! На последних строках он присоединился к ним, хлопая на каждом слове.

 

— Вы именно этого хотели, юный Эрик-Дааэ? — спросил Эрик.

 

Малыш, сияя, энергично кивнул. Он взобрался на скамейку рядом с Эриком, а затем перелез к нему на колени.

 

Кристина открыла рот. Эрик-Дааэ никогда не вёл себя настолько раскованно с незнакомыми людьми.

 

Эрик был ошарашен. Что он должен делать с этим ребёнком на коленях? Он нерешительно протянул руки к клавиатуре, заключая мальчика в невольные объятья, и снова начал играть.

 

— А хочешь сыграть эту песню вместе со мной? — спросил он.

 

Эрик-Дааэ кивнул.

 

Эрик взял ладошку мальчика в свою и раскрыл его пальцы. Затем положил маленькую ручку Эрика-Дааэ на клавиатуру, с весельем отметив, что мальчик может охватить только три или четыре клавиши. Что ж, по большому счёту, большего для этого песни и не потребуется. Нажимая по очереди на пальчики Эрика-Дааэ, Эрик стал бренчать узнаваемый мотив.

 

— Так, а эту мелодию ты знаешь?

 

— Да! «Sur le Pont d'Avignon»! (2) — воскликнул малыш и посмотрел на мать: — Маман! Я могу играть!

 

— Я вижу, милый. Это было чудесно, — поаплодировала Кристина.

 

Внезапно Эрик-Дааэ посмотрел на маску Эрика.

 

— А можно мне увидеть ваше необычное лицо, месье? — спросил он.

 

Эрик замер. До сих пор ребёнок хорошо к нему относился, но он знал, что стоит только юному Эрику-Дааэ увидеть его лицо, как он с криком убежит к матери. Эрик в панике посмотрел на Кристину.

 

Она в ответ просто улыбнулась.

 

Эрик вздохнул. Что ж, всё хорошее когда-нибудь кончается.

 

— Хорошо, юный сударь, — сказал он, протягивая руку к завязкам маски. — Но вы должны пообещать никому не рассказывать о моём лице. Вы сможете сохранить это в тайне?

 

— Да, месье.

 

Эрик приготовился услышать вопли ужаса, развязал маску и обнажил своё лицо.

 

Глаза Эрика-Дааэ расширились, а рот потрясённо приоткрылся. Он заметил, что у Эрика нет носа, и невольно протянул руку, чтобы потрогать свой собственный.

 

Эрик ожидал детского плача в любую секунду. И был весьма удивлен, когда Эрик-Дааэ потянулся любопытной рукой к его лицу, чтобы пощупать очертания скул. Крошечные пальцы двигались по его выступающему лбу, по тому жалкому недоразумению, что заменяло ему нос, и ниже — к уродливым губам. Один палец оказался чрезмерно близко к его правому глазу, и Эрик отпрянул, чтобы избежать попадания в глаз.

 

— Что скажешь, Эрик-Дааэ? — тихо спросила Кристина. — Разве его лицо не особенное?

 

Мальчик энергично кивнул:

 

— Да, маман! — Он снова пощупал своё собственное лицо: маленький прямой носик, гладкий лоб. После чего с лёгким недовольством спросил: — А почему моё лицо получилось не таким?

 

— Если бы у других людей были такие лица, как у месье Эрика, то он бы не был особенным, — прозвучал разумный ответ Кристины. — Он — единственный человек в мире, который выглядит вот так.

 

Этот ответ, судя по всему, удовлетворил её сына, а в силу юного возраста он уже вскоре потерял интерес к лицу Эрика. Соскользнув с его колен, Эрик-Дааэ подошёл к матери.

 

— Маман, я хочу есть, — заявил он.

 

Кристина, улыбнувшись, позвала няню, чтобы та забрала его и накормила ужином.

 

— Ну что ж, кажется, всё прошло довольно хорошо, — оживлённо сказала она, как только её сын ушел.

 

Эрик, снова тщательно спрятав лицо под маской, согласился.

 

— Я понятия не имел... — он замолчал, покачав головой. — Почему он меня не испугался? Люди всегда меня боятся. Особенно дети. Дети всегда боятся моей головы мертвеца.

 

— Ну, он ещё маленький. И ему пока ещё не с чем сравнивать ваше лицо, — заметила Кристина. — Он никогда не видел мертвецов.

 

Он кивнул.

 

— Тем не менее, я ожидал истерики. Её отсутствие оказалось приятнейшим сюрпризом. — Он оторвался от клавиш, и Кристина увидела следы слёз, скатывающихся из-под маски. — Он замечательный, Кристина. Вы сегодня очень хорошо его обработали, моя дорогая.

 

— Вы сами очень хорошо его обработали, — сказала она. — Я видела, что в его глазах, когда он смотрел на вас, горело преклонение перед героем, — поддразнила она, желая разрядить обстановку.

 

Это сработало. Эрик усмехнулся.

 

— Спел ему немного из Бизе — и стал для него героем? Должно быть, кровь де Шаньи оказывает куда большее влияние, если он столь легко внушаем. — Его жёлтые глаза сверкнули.

 

— Ну, не знаю. Возможно, он унаследовал это от меня. Я, как известно, тоже была очень легко внушаема в своё время, — ехидно ответила Кристина. — Я когда-то приняла мужчину за ангела только потому, что он пел через стены моей гримёрной!

 

Эрик рассмеялся.

 

— Тушé, — сказал он.

 

_______________________________________________________________

(2) «Sur le Pont d'Avignon» — французская детская песенка про мост в Авиньоне, известная ещё с XV века. (Прим. пер.)

 

***

 

Ужин вышел ужасно неловким. Из-за присутствия Аннеке, прислуживающей им за столом, Эрик не мог снять маску. Он осторожно приподнимал её нижний край для каждого глотка, стараясь во время еды не показывать слишком большой участок лица.

 

Хотя Аннеке, судя по всему, хотела загладить своё поведение при знакомстве и была к нему очень предупредительна. «Ещё вина, сударь?», «Не хотите ли побольше картофеля, сударь?». Кристина была довольна служанкой и с трудом скрывала улыбку.

 

После ужина они вернулись в гостиную, и Кристина спросила:

 

— Вы многое обо мне знаете, поскольку читали мои письма, но я очень мало знаю о вас — совсем чуть-чуть о вашей жизни до нашего знакомства и вообще ничего после того, как мы расстались. Вы не расскажете мне?

 

Тогда Эрик рассказал ей о своём детстве, которое он провёл в одиночестве, в компании лишь наёмной служанки, будучи заточённым в дальнем крыле дома родителей неподалёку от Руана. Мать навещала его один раз в неделю или около того, а отец вообще никогда не появлялся.

 

Когда ему было девять лет, рассказывал Эрик, его мать умерла, и даже тогда к нему никто не пришёл. Единственным человеком, которого он видел, была служанка, которая всегда была в ужасе от его демонической внешности; Эрик провёл с ней наедине почти год. Но однажды она сделала ошибку, использовав плеть, чтобы попытаться изгнать демона из его плоти, и он оттолкнул её от себя. К сожалению, в этот момент они находились на верхней ступени лестницы; старая служанка упала вниз и погибла.

 

Испугавшись, Эрик убежал. В город пришли цыгане, и он, очарованный их музыкой и лёгкими нравами, сбежал с ними. Показывая себя за деньги, он путешествовал с ними четыре года, обучаясь их трюкам, языку и музыке.

 

А потом цыгане поехали назад, в район Руана, и Эрик, опасающийся показывать своё лицо так близко от места своего рождения (где, он был уверен, ходило про него много слухов), вновь сбежал и направился на восток.

 

Весь следующий год он провёл, скитаясь с места на место. Сначала он бродил от ярмарки к ярмарке, показывая лицо за деньги и приобретая все полезные навыки, какие только мог. Как только он слышал о ком-либо, кто обладал выдающимся мастерством архитектора, каменщика или музыканта, так сразу же отправлялся в нужный город. Он находил особое удовольствие, изучая мастерство каменщика, поскольку в детстве ему сказали, что его отец был каменщиком по профессии. Получив новые навыки, он отправлялся дальше. Некоторое время спустя он прекратил показывать себя за деньги и начал зарабатывать уже своими талантами.

 

Будучи подростком, он оказался в России, где его схватили несколько беглых английских солдат. Они его истязали, как зверя. Эрик не стал подробно рассказывать об этом происшествии Кристине, упомянув лишь, что случившееся оставило шрамы и на его теле, и в его душе. Спасли его цыгане: услышав, как он напевает под нос цыганские песни, они поняли, кто он такой.

 

Предводитель цыган, предками которого были вожди кланов из индийского Пенджаба, оказался экспертом в использовании пенджабского лассо. Он научил Эрика обращаться с ним. Эрик оставался с цыганами столько, сколько потребовалось, чтобы как следует освоить лассо, после чего отыскал каждого из той восьмёрки солдат и задушил их.

 

Лассо стало его излюбленным оружием, и вскоре в искусстве владения им он опередил своего учителя.

 

Рассказывая об этом, он старался не встречаться со взглядом Кристины, и его ровный, низкий голос ни разу не дрогнул. Он чувствовал странное облегчение, рассказывая ей об ужасах своего прошлого, которое держал внутри себя на протяжении стольких лет. Он начал понимать, почему религиозные люди ходили на исповедь.

 

Кристина крепко держала его за руку даже тогда, когда он рассказывал об удушениях.

 

Вместе с цыганами он путешествовал по Индии, а ближе к двадцати годам оказался в Персии. И вот там он быстро покатился по наклонной. В первый раз он убил не одного человека, а сразу восемь, поэтому для него не составило никаких затруднений убить и девятого... а там и десятого, и следующих. В Персии он занимал высокое положение, став — помимо всего прочего — ещё и придворным архитектором. Именно тогда он познакомился с Кавехом. Он подружился — настолько, насколько это было разрешено мужчине, — с любимой дочерью султана. Она была обручена, но ещё не вышла замуж и всё ещё жила во дворце отца. Ей было скучно. Эрик развлекал её беседами (при этом оба они всегда закрывали свои лица, а рядом присутствовали гигантские евнухи-телохранители), а когда ей и это наскучило, он показал ей свои навыки по умерщвлению людей. Когда эти его таланты обнаружил шах, Эрик стал убивать за деньги. Именно тогда, по настоянию кровожадной маленькой султанши, он впервые начал убивать ради развлечения. К этому моменту последние угрызения совести уже давно перестали его мучить.

 

Эрик рассказал о том, как Кавех спас его жизнь, когда дворец был закончен и шах приказал казнить архитектора, и о своём последующем побеге в Константинополь. Находясь в Константинополе, он стал сильно тосковать по Франции и в конце концов отправился обратно на родину. Там он почти год работал обычным строительным подрядчиком, пока одно из его сооружений не попалось на глаза молодому архитектору, который выиграл конкурс на строительство нового оперного театра.

 

Став помощником Гарнье, Эрик помог спроектировать и построить Парижскую оперу. Когда Париж оказался во власти Коммуны, он ухитрился внедриться в руководство коммунаров, что дало ему возможность продолжить работу над своей любимой Оперой. Он построил себе дом на пятом подвальном этаже, и, когда Коммуна распалась, а коммунаров начали арестовывать, он укрылся там. В своём подземном доме он тихо сидел несколько лет, зная, что за связь с коммунарами его немедленно арестуют, если только найдут. Жандармов не волновало, что он не верил в дело Коммуны и использовал коммунаров лишь для собственной выгоды, — если бы его нашли, его бы казнили вместе с ними.

 

Эрик планировал провести остаток своей жизни там, в подвалах Парижской оперы. Он не хотел, чтобы его снова увидели, он больше не хотел иметь ничего общего с другими людьми. Лишь одно он хотел испытать в своей жизни, наполненной болью: один раз — лишь один раз! — он мечтал побыть с женщиной.

 

Он путешествовал по всей Европе, но самое близкое его общение с женщиной заключалось в том, чтобы демонстрировать трюки чревовещания маленькой султанше, и при этом между ними всегда стоял массивный евнух. У него не было иллюзий относительно своей способности привлекать женское внимание; несколько раз он пытался — но безуспешно. Его постоянно окружала аура угрозы и опасности, которая пугала всех женщин, подходящих к нему ближе, чем на два метра. Обычно они тут же отстранялись от него с испуганными взглядами.

 

Однако в кошельке у него были деньги — и он жил в Париже, в конце концов. Эрик решил, что без проблем сможет просто-напросто купить женскую благосклонность, о которой давно мечтал, но всё вышло совершенно не так, как он планировал.

 

Его голос дрожал от стыда, когда он открывал Кристине ту часть своего прошлого, которой стыдился больше всего и которая привела его и без того пошатнувшийся разум в состояние полного безумия. Он уже выжег дотла свою совесть всеми совершёнными убийствами, но в остальном он оставался относительно здоровым. Однако после первого и единственного опыта с женщиной его и без того слабые связи с реальностью порвались за пару лет.

 

Первая женщина, к которой он подошёл, вначале согласилась, но затем потребовала, чтобы он показал своё лицо, прежде чем оказать ему свои услуги. Эрик отказался и нашёл другую женщину.

 

Вторая согласилась. Дождавшись, пока он окажется в беззащитном состоянии, она сорвала маску с его лица. Эрик в ярости впечатал её в стену. Она в страхе отступала от него, называя его дьяволом, и бросила в него свои чётки. Эрик ловко перехватил их в воздухе и начал приближаться к ней, всё ещё рыча от ярости. Тогда она набросилась на него — его лицо до сих пор носило на себе следы её ногтей. Наконец, придя в полное исступление от унижения и кровожадного бешенства, Эрик задушил женщину её же чётками.

 

Эта смерть мучила его больше, чем любая другая, поскольку ему пришлось убить женщину при помощи её же собственного символа веры, а не своим лассо. Эрик избавился от её тела и сам был близок к тому, чтобы присоединиться к ней в Сене. Однако в последний момент решил, что жить дальше будет куда более страшным и вполне заслуженным наказанием. Поэтому он побыстрее завершил последние дела, которые удерживали его наверху.

 

После чего скрылся под землёй, как животное.

 

Больше он никогда не осмеливался подойти к женщине. Он кричал, изливая свои страдания Всемогущему, но раскаяние не помогало ему выбраться из чёрной ямы депрессии. Эрик боялся, что Бог, даже если Он существует, не станет обращать внимание на угрызения совести человека, который убил женщину её же чётками. Со временем стыд Эрика по поводу этого поступка постепенно угас, сменившись горечью.

 

Он изливал свои чувства в любимую оперу «Дон Жуан Торжествующий», вкладывал туда всю свою жизнь, наполненную болью — болью, которую причиняли ему те, кто ненавидел его за вещи, над которыми он был не властен, — и десятилетиями горечи, греха и отчаяния.

 

У него осталось мало чётких воспоминаний о том времени, спокойно сказал он Кристине. Ему не хотелось вспоминать чудовище, как называл его даже лучший друг Кавех. Сейчас всё это казалось каким-то расплывчатым пятном — все эти убийства, угрозы, шантаж... Он терпеть не мог вспоминать о том, как он обращался с Кристиной, — ложь, запугивания, похищения и манипулирование. Если бы он мог что-нибудь изменить в последних двенадцати годах своей жизни, он бы оставил Кристину в покое и никогда не обращал на неё внимания. Он не принёс ей ничего, кроме страданий, и осквернил любимую частью той темноты, что заполняла его душу.

 

— Во всей этой тьме вы были для меня единственным лучиком света. Я забыл многое из тех лет, но я помню каждую нашу встречу, каждый разговор. Даже те, которых стыжусь больше всего. Поверьте, я не хотел причинить вам никакого вреда, но с моим образом жизни и характером это было, наверное, неизбежно.

 

Сидевшая рядом Кристина серьёзно слушала его рассказ и молча держала его за руку.

 

Эрик решил, что сейчас она снова его оттолкнёт и предаст, его голос стал более жёстким:

 

— Так что же вы думаете обо мне сейчас, моя дорогая?

 

Кристина догадывалась, что прошлое Эрика было наполнено насилием, но до какой степени — этого она не знала. Она вдруг осознала, как ей невероятно, несказанно повезло, что он не убил её в тот момент, когда она впервые сорвала с него маску. Все эти его загадочные ремарки и наполненные горечью предупреждения о «любопытных женщинах» лишь сейчас обрели смысл в свете того, что он рассказал ей о проститутке. Даже то, как он царапал своё лицо её ногтями — одно из наиболее ужасающих воспоминаний о том времени, — теперь легко объяснялось его прошлым опытом, потому что именно это с ним и сделала та проститутка. Его история была самым мрачным и ужасным из всего, что она когда-либо слышала, но теперь благодаря ей Кристина могла отчётливо увидеть его боль, стыд и почти осязаемое горе из-за того, что она с ним сделала... как и его отчаянное желание быть прощённым. Если уж она смогла простить ему те преступления, которые он совершил по отношению к ней, то сможет простить и другие злодеяния — и ту женщину, и других людей, которых он убил.

 

Глаза Кристины наполнились слезами, скрыть которые она и не пыталась. Она ответила:

 

— Эрик, как я уже сказала вам много лет назад, я считаю, что вы самый несчастный и самый благородный из мужчин.

 

— Но вы до сих пор не сказали, что любите меня, — с горечью заметил он.

 

— Я люблю вас, Эрик, и сейчас, пожалуй, даже больше, чем когда-либо, потому что вы позволили мне лучше вас узнать.

 

— Но как? — спросил он. — Как вы можете любить вора? Чудовище? Убийцу женщин?

 

Она беспомощно пожала плечами.

 

— Любовь моя, я не имею права судить вас за прошлое, и я никогда не считала вас чудовищем. То есть, по крайней мере, — добавила она, заставляя себя быть до конца честной, — не очень долго.

 

Да, она была в ужасе после того, как сорвала с него маску, но этот страх продолжался лишь до тех пор, пока Эрик не начал играть своего «Дон Жуана Торжествующего». Его музыка, наполненная болью и мукой, заставила её сделать первый шаг на пути к пониманию. Так же, как и услышанное сегодня рациональное объяснение той мрачной реке безумия, которое охватило его после всех совершённых преступлений.

 

Эрик заплакал. Он соскользнул с дивана и встал на колени перед Кристиной, зарывшись лицом в её юбки. Кристина развязала его маску, чтобы гладить его по редким волосам, пока он рыдал у неё на коленях, оплакивая долгие годы своих страданий. Она легонько погладила его по плечам, рассеянно отметив, что они стали намного более мускулистыми, не такими, какими она их запомнила: тонкими и костлявыми, как птичьи крылышки.

 

Наконец Эрик успокоился и вытер слезящиеся глаза, используя маску вместо носового платка.

 

— Сможете ли вы простить меня за то, что я сделал?

 

— Это не я должна вас прощать, Эрик. Возможно, вам следует как-нибудь сходить к священнику и исповедоваться ему; мне же вас прощать не за что.

 

— Все священники — алчное вороньё. Мне нужно знать, сможете ли вы простить меня! — Всё ещё стоя на коленях, он поднял к ней своё обнажённое лицо. — Сможете ли вы посмотреть Эрику в лицо и сказать ему, что вы прощаете его за прошлое? — спросил он дрожащим от рыданий голосом. Эрик по старой привычке называл себя в третьем лице, когда чувствовал, что недостоин называться настоящим человеком.

 

— Да, мой дорогой. Я вас прощаю. — Она стойко выдержала его взгляд.

 

— Можете ли вы сказать ему, что любите его? — спросил Эрик, отчаянно сжимая её руки.

 

Кристина печально улыбнулась тому, что он снова использовал обращение в третьем лице, прекрасно зная, что таким образом он пытается дистанцироваться от своей человечности. Она протянула руку и погладила его по впалой щеке.

 

— Я люблю вас, Эрик.

 

Он закрыл глаза и, не смея дышать, задал следующий вопрос:

 

— Можете ли вы сказать ему... — но тут он покачал головой и умолк. — Нет, не то.

 

— Что, любовь моя?

 

Он снова покачал головой.

 

— Нет... нет, не надо. Я слишком многого прошу. — Он снова опустил голову, словно стыдясь.

 

— Эрик, пожалуйста, не закрывайся от меня. Что ты хотел спросить? — настаивала Кристина.

 

Он расправил свои худые плечи, как будто пытался приободриться, откашлялся и снова посмотрел на неё.

 

— Скажи, что ты выйдешь за меня, — сказал он. Теперь он уже не говорил о себе в третьем лице.

 

Это был уже не столько вопрос, сколько требование, вызов. Никаких обращений в третьем лице, никакой дистанции — только лишь мужчина, делающий предложение любимой женщине...

 

Лицо Кристины засветилось от радости, когда она приняла вызов:

— Я выйду за тебя замуж, Эрик.

 

...и принимающий её ответ.

 

Даже не став тратить время на то, чтобы подняться с колен, Эрик стащил Кристину с дивана прямо в свои объятья. Стоя на коленях, они цеплялись друг за друга и плакали вместе, смешивая слёзы и поцелуи — как уже делали когда-то раньше. Однако на этот раз не было обещаний умереть, не было душераздирающего расставания; была только уверенность в жизни, которую они проведут вместе.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: