Наконец доставлены по адресу

Тем временем в подвалах Эрик качал в руках шкатулку Кристины так, словно это был ребёнок. Не утруждая себя зажиганием фонаря, он принёс её к своему старому дому. Когда он открыл входную дверь, в лицо ему пахнуло затхлым воздухом. Эрик вошёл внутрь и зажёг газовые рожки. Он был очень доволен самим собой, увидев, что они всё ещё работают. Сев в своё старое кресло, Эрик водрузил ноги на подставку и открыл шкатулку.

 

Ключ Кристина оставила у себя, однако шкатулка узнала прикосновение своего создателя. Эрик нажал скрытый рычажок, и ящик, полный писем, распахнулся. Эрик взял верхнее письмо из стопки; оно было совсем новым и свежим, развернув его, Эрик отметил, что оно было написано только этим утром.

 

«Мой милый Эрик,

Сегодня утром я чувствую себя растерянной, уставшей и ужасно сентиментальной. Вчера месье Таллис задал мне несколько весьма откровенных вопросов о моих чувствах к вам, и когда я стала ворошить былое, ища на них ответы, то пришла к некоторым довольно тревожным выводам.

Моё сердце принадлежит вам. Для меня это не стало сюрпризом, хотя, подозреваю, для вас — если бы вы об этом узнали — это действительно могло бы стать неожиданностью. Так было всегда, и так всегда будет. Рауль на некоторое время завладел большей его частью, но вы, даже находясь в могиле, постепенно, шаг за шагом, вырывали моё сердце у него из рук до тех пор, пока оно не стало принадлежать вам полностью. Я люблю вас, Эрик, люблю всем сердцем.

Других я тоже люблю. Мой сын Эрик-Дааэ — моя гордость и радость в этой жизни, и обе Жири, Сорелли, её муж и дети — все они для меня очень дороги, но если я хочу двигаться дальше и добиваться в жизни успеха и строить новую карьеру, то должна отпустить вас. Я не могу по-настоящему жить, пока моё сердце похоронено вместе с вами.

Я всегда буду думать о вас — и сомневаюсь, что я когда-либо перестану любить вас или скучать по вам, — но, Эрик, я должна проститься со всем, что напоминает мне о вас. Я прекращаю писать эти письма (и это разумно, потому что их теперь стало так много, что они едва помещаются в шкатулку, которую вы для меня сделали!) и отныне собираюсь сосредоточиться только на пении и на воспитании сына.

Месье Таллис обещает, что сегодня отведёт меня на вашу могилу, и я намерена оставить всю шкатулку с письмами у вас. Я знаю, что вы сохраните письма в безопасности, и что без ключа никто другой никогда не сможет их найти, так что моей личной жизни ничего не угрожает. Я думала о том, чтобы сжечь их все, но я не могу заставить себя это сделать. Оставить их запертыми в потайном ящичке на попечении усопшего — это лучшее, что я смогла придумать.

Позаботьтесь о них, мой дорогой.

Если вы увидите Ангела Музыки там, в раю (а для меня больше нет никаких сомнений в том, куда вы должны были попасть), передайте ему мою благодарность за то, что он отправил вас ко мне. Если вы увидите Рауля, то скажите, что я простила его за то заблуждение, а если вы увидите моего отца, то расскажите ему о внуке, который назван и в его, и в вашу честь.

Я надеюсь на долгую и счастливую жизнь, мой Эрик, и я надеюсь быть с вами, когда она подойдёт к концу. Это будет самое сладкое счастье, какое я только могу пожелать.

Всегда ваша,

Кристина.»

 

Сердце Эрика едва не остановилось. Он открыл рот, да так и забыл его закрыть, пока не перечитал письмо во второй, а затем и в третий раз. Кристина полюбила его? Когда это произошло? Он быстро, но внимательно просмотрел другие подробности: о заблуждении мужа (каком ещё заблуждении?), о существовании сына (которого она назвала в его честь!), а также (он улыбнулся — эта часть была восхитительна) о том, как он «вырвал» её сердце из рук Рауля де Шаньи даже из могилы. Эрик потряс головой. Что же, чёрт подери, привело её к такому выводу?

 

Увидев, что письма лежат в ящике в хронологическом порядке, Эрик вытащил всю пачку. Перевернув её, он начал с самого начала: с её первого письма, написанного из отеля в Дании — ещё до того, как они прибыли в Швецию.

 

Он грустно улыбался, читая слова Кристины о том, что она скучает по нему и жалеет о том, что произошло между ними, но вскоре начал хмуриться, когда прочитал о желании Рауля жить там, где у Кристины не будет доступа ни к музыке, ни к общению. «Зачем же рядом с Упсалой, ты, юный дурак, — бормотал он призраку де Шаньи, словно тот мог его слышать. — У неё же никогда не будет друзей, если вы окажетесь единственными аристократами в крестьянской деревне!»

 

Как и следовало ожидать, по мере чтения писем одиночество Кристины становилось всё более и более явным. Ее краткая вспышка счастья, когда она писала о том, что ждёт ребёнка, продержалась недолго, и вскоре всё заглушило неудовлетворение и одиночество после смерти приёмной матери.

 

Эрик нахмурился, читая о поездке Кристины с Раулем верхом и о последующей «пылкости» виконта. Её откровенность и прямолинейность были самым большим недостатком в этих письмах: ему придётся смириться с прочтением таких деталей её жизни с Раулем, хотя сам Эрик был бы гораздо счастливее, если бы не знал всех этих подробностей. Хотя, по правде говоря, вспоминая собственную поездку верхом с Кристиной, он не мог винить юношу. Ему самому стоило больших трудов сохранять спокойствие во время той поездки.

 

Когда же Эрик добрался до письма, описывающего сон с его участием, его глаза едва не вылезли на лоб. Ей приснилось, что он её целовал! Она мечтала быть его женой! Он несколько раз моргнул, не веря своим глазам, когда прочитал следующую часть: ей даже приснилось, что они вели себя «совсем как муж и жена». Этот эвфемизм Эрик опознал с лёгкостью; по правде говоря, ему то же самое снилось столько раз, что он и сосчитать не мог. Хотя больше всего его тронула фраза о том, что когда она проснулась в своём одиноком холодном доме и осознала, что её брак столь же холоден и одинок, то захотела вновь вернуться в свой сон. Эрик с трудом сглотнул и неловко заёрзал.

 

Если бы только он знал! Хотя от этого ничего бы не изменилось. Пока Рауль был жив, для них не существовало респектабельного способа быть вместе, а для Эрика честь Кристины значила не меньше, чем сама Кристина.

 

В следующем письме рассказывалось о смерти её ребенка. У Эрика сердце разрывалось, когда он читал, как его любимая Кристина пыталась выплёскивать свою боль через пение. Это письмо заставило его разрыдаться. Оно открыло ему, как сильно Кристина нуждалась в своём учителе, который помог бы ей петь, чтобы пережить горе. Если бы только он знал, что его возлюбленная испытывает такую боль! Чтобы маска не намокла, Эрик снял её и положил на колени, после чего перестал сдерживать бьющие через край эмоции и расплакался без всякого стеснения.

 

Некоторое время спустя Эрик взял себя в руки и вытер лицо, но маску надевать уже не стал. Достав следующее письмо, он снова принялся читать.

 

И тут же вспыхнул от гнева, когда прочитал о том, как муж обвинил её в неверности. Эрик мог легко представить, как его нежная Кристина превращается в мстительную гарпию в приливе праведного негодования. «Мерзавец! — прорычал он, обращаясь к воображаемому Раулю. — Ублюдок! Что за кретин!» Как будто Кристина могла быть неверной! В какого же негодяя превратился мальчишка!

 

Его гнев слегка утих только тогда, когда он прочитал письмо от капитана, сообщавшего Кристине о смерти мужа. По какой-то причине Кристина положила эти два письма не по порядку.

 

— Сказал Господь: «Мне отмщение, и аз воздам», — с огромным удовлетворением процитировал Эрик. — Утонул в Северном море, которое наверняка было почти таким же холодным, как сердце этого ублюдка!

 

После того как Кристина оправилась от злости на мужа, тон её писем стал более лёгким. Эти письма заставили его улыбнуться и помечтать о том, чтобы быть рядом с ней и помочь ей встать на ноги после возвращения в Париж — что ей удалось довольно хорошо. Тот факт, что парижских писем было меньше и сами они были куда тоньше, яснее ясного сказал ему, что в Париже она была намного счастливее, чем у себя на родине. Эрик с искренним весельем читал о её непокорности, когда она назвала ребёнка Рауля в честь Эрика, и о том, как она ходила в Оперу и заметила ошибку бутафора в «Орфее и Эвридике» — ошибку, которую бы наверняка не заметил никто из тех, кто сам не ступал ногой на эту сцену. Ах, но она настоящая оперная звезда, с лёгким чувством торжества подумал Эрик. Она может быть графиней по статусу, но в душе она — оперная дива! Улыбаясь, он вернулся к письмам.

 

Теперь, ознакомившись с тем, как протекала её жизнь с тех пор, как он видел её в последний раз, Эрик начал видеть, как менялись её чувства по отношению к нему. Она полюбила его! Пребывая в полном восхищении от этой мысли, Эрик открыл последние несколько писем. Читая её рассказ о подслушанном разговоре директоров, он рассмеялся. Значит, Ришар соскучился по тому оживлению, которое он приносит, да? Возможно, стоит пробраться в Оперу и подшутить разочек или два над директорами, прежде чем пойти домой. Просто по старой памяти.

 

Внезапно вспомнив о доме, Эрик взглянул на часы. Оказывается, он провёл весь вечер и всю ночь, читая письма, плача, вспоминая, а затем снова и снова читая письма. Скоро уже Кавех должен проснуться. Эрик собрал все письма, аккуратно сложил их обратно в шкатулку и снова надел маску. Ему хотелось с кем-нибудь поделиться своим счастьем, а Кавех был его единственным другом. Всё ещё улыбаясь, Эрик вышел на улицу. Над его вновь обретённой надеждой поднималось солнце.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: