Количество орнаментальных элементов. Числовые закономерности

На сегодняшний день в Неглюбке и её поселках мы записали свыше двухсот терминов-названий узоров полотенец (включая варианты названий одного орнаментального элемента). Часть их относится к колодкам, которые могут быть разные: «будочки», «вороньи глазки», «утки», «дробницы», «зубатая», «коробочки», «кривулька», «ляховки», «мышиная стёжка», «проводец», «решётка», «собачки», «смешная колодка», «цярёшки», «чахонь» и др. Некоторые — названия составных частей одного орнаментального элемента (так, в «ёлке» есть «листики» и «шишки»). Кроме узоров колодок и элементов белого «поля», на одном полотенце используется столько орнаментальных элементов (или их композиций), сколько полос до зеркального повтора (1+1, 2+1, 3+1, 4+1). Каждая полоса имеет название. В одной полосе могут быть несколько видов элементов (например, «лапа» – «верябей» – «козёл»), но название дается по главным: «лапа». Элементы, как и везде, имеют определенное число повторов — 12 (6х2), 10, 7, 5, 4, 3, 2, 1 знак в полосе.

В разряд «кривуль» попадают «непрерывные» волнистые узоры.

Число элементов является наиболее консервативным хранителем ритма. Новые орнаменты часто распознаются как «преемники» более старых именно по месту (номер полосы) и количеству. Современные «яблоки», например, занимают место «хрястоу у крывули» (число 2; см. фото 264; фото 271 ), «хрястоу кучарявых» (число 3-4; фото 269), «вядзмедзькау» (крайняя полоса), а в «серядавых хрястах» обозначают растительную силу и спелость, как и другие пары (см. фото 264). Чёт и нечет закреплены за полосами и орнаментальными элементами. Изменение размеров самого полотенца в современном, более декоративном ткачестве приводит к уменьшению числа повторений, но чаще количество остаётся традиционным, расширяется же (ср. фото 263) само полотно.

Происхождение орнаментов

Н-1 (браные) — почти закрытый тип с архаичным геометрическим орнаментом. Возраст основных узоров — до нескольких тысяч лет. Набор орнаментальных элементов общий для браных полотенец и браных рубах. «Старые узоры, “лапа”, “вяликая лапа”, “мядзведзь”, “ёлка” — старые узоры» [4]. Узоры типа «глуховка», «лапа», «казёл», «кручча» (Негл., фото 232) относятся к общеславянской и даже индоевропейской общности, являясь раннеземледельческими культовыми знаками. Логика их чередования весьма отличает одну традицию от другой, но сводится к нескольким типам последовательностей, которые сопровождают разные типы декоративных композиций. Сохраняется одна семантическая черта: от «глухого», замкнутого — через последовательные культурные «разработки» — к появлению знаков расцвета и урожая и утверждения их «сакральности». При этом через количество (число и повтор) вводятся темы магического, продуцирующего сотворения. Ритуальная ось в композиции полотенца совпадает с космологической. Продольная модель культурного пространства возникает как прохождение через ряд ритуальных пространств — «наборов», «хрястов» — к точке начала и завершения — Центру.

Н-II, III, IV, V (односторонний и двусторонний перебор; фото 238, 252, 255–257, 261, 263–265, 267, 271).

Восприятие орнаментального элемента, как и разработка и замена его в новом полотенце, происходит неотрывно от восприятия всей композиции как пространства, имеющего собственные закономерности, которые напоминают силовые линии и подчиняют себе форму узора: «если в рушнику согласие есть». «Чужесельские», «чужесельцы ткали» и «неглюбская» — эта оппозиция очерчивает границы между «своим» и «чужим». «Чужая» территория остаётся неструктурированной. На ней не узнаются даже знакомые орнаментальные элементы. Исключение — близкие традиции, с которыми происходит взаимодействие: «Когда ткали, ставили и свои узоры, и верещакские, с Несвоевки брали узоры» [5].

«Свой» узор, даже заимствованный, «можно разделить» (разобрать по составу — Негл.), таким образом, замещение элемента происходит через адаптацию его составных частей. Восприятие образное: «По все серёдке — рябой, рябой — сажают “бабочки”» [6]. «Смешная колодочка — видишь, меленько смеется» [7]. Орнамент осмысливается как результат индивидуального творчества: «Каждая мастерица по-своему делает, чтобы похож был. Хожу, управляюсь, а мечта у меня, как бы сделать, чтобы получилось. Как полюбила, так сразу и сделала» [8]. «Свои» полотенца — «живые»: «Мы ж делаем рушники как живые, а в Яловке, Несвоевке — постреляют мелкие “хрясты”, хоть выкинь» [9]. Узор — «светоносный»: «Рушник к свету поднести — он силу выдаёт» [10]. «Постирала б — была б, как искра» [11].

Узор и его название соотносятся с обрядовым пространством, он «ментальное явление»: «Это у нас “бабочки” называлися, такие вот чёрненькие, красненькие — на рушнику»; «А раньше говорили, как залетит уже бабочка, маленькая такая: “Ой, не трогайте, это душа прилетела, не трогайте, это душа”. И их не трогали» [12]. «Полетели Ганнины “мухи” в Ляды, отдала в залог», — про юбки и полотенца с узором «мушки», которые невеста отдала в дом будущего мужа [13].

Узоры брали и «со старинных рубах», и со старых полотенец. Иногда — с новой вязаной одежды и даже «с печенья». Такие узоры — «печенье», «пряники». Но и новый «печатный» узор разрабатывался по форме и цвету, по количеству повторов — в зависимости от места на полотенце. «Печенье» трактуется как цветок-древо, похожее на традиционные «листья». Узор повторяется, составляя пару или «троицу». Знак получает в свою середину крестик. Встав по центру, новый «текст» орнаментально обрамляется, его пространство — сакральное и имеет необходимые для этого знаки (фото 270).

Бобовичская традиция.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: