Zero. Mistaken (Placebo – Post blue)

Те, кто влияет на нашу жизнь, обычно конченые придурки.

 

 

Она забыла закрыть окно.

Телефонный звонок кого-то, кто долго думал, позвонить или нет. От человека, которому нужно было просто извиниться.

Иногда ничего больше делать не надо, другой на конце линии и так ждёт рингтона, чтобы ответить.

Она отвлеклась и не захлопнула ставни, и ушла в другую комнату, счастливая. Кошка запрыгнула на подоконник, вольготно там растянулась, глядя во двор со второго этажа. Возможно, резкий крик с улицы вывел животное из "обычного" состояния равновесия или лапа соскочила, или она была всего лишь кошкой, кому причины для падения вообще не нужны.

Глупым котёнком. Белым или чёрным. Или рыжим, с коричневыми крапинками. (Который неудачно приземлился.)

Девушке, окрестим её Хоуп, пришлось срочно нести пострадавшую любимицу в ветеринарную клинику в другом квартале.

Старомодные туфли, полные ноги экзотичного цвета – шагами вдоль дороги.

Переносный домик, искривлённая громкими "мявами" мордочка за сетчатой задней стенкой.

И собака, с веселым лаем кинувшаяся за ними: бешеная или привитая, вольная или домашняя, в ошейнике или без. На события это не влияет.

Хоуп разговаривала по сотовому.

Её друг предложил(а) подбросить на машине. То ли героиня отрывка всполошилась из-за питомца так рьяно, что бросила трубку и пошла пешком на эмоциях, то ли не блистала особым умом и догадалась, что путь неблизкий, только сейчас. Не суть. Может, она скучала по родному голосу, и ей становилось легче от одного его звука.

Результат один: трепалась по мобильнику. Споткнулась, – асфальтоукладчики неровно положили мостовую, – и уронила его на землю.

Задержалась на какие-то три минуты, поставив котомку, вправляя аккумулятор, налаживая ценный гаджет. Параллельно бросая зверёнышу бессмысленные утешения и обещания: «Скоро придём». Тёмные пальцы с алыми ногтями быстро заправляли в телефон внутренности. Недостаточно быстро.

Бездомный / сбежавший / заблудившийся пёс почуял запах и кинулся к кошке.

Хоуп спешно подхватила ее, испугавшись, и побежала от собаки.

Проезжающий мимо автомобиль остановился.

Чтобы Дэс Стайлс выстрелил в перевозбуждённого зверя снотворным. Услышал благодарности и навсегда распрощался с невезучей мулаткой (вероятно, подвёз до больницы, кивая на жалобы об ужасном происшествии) и благополучно добрался до дома вместе с женой Энн.

И вскоре забыл о случившемся.

Чтобы жил долго и счастливо.

 

***

 

Жизнь – это мозаика случайностей. Паззл из мелочей, подогнанных друг под друга именно так, никак иначе.

 

Не попади Дейв, парень Джеммы, в интенсивную терапию с внезапным воспалением лёгких, она приехала бы домой на выходные. Ей пришлось вернуть билеты в последний момент. Зейн был уверен, что Гарри встречает сестру, следовательно, он никак не мог предвидеть, что тот придет к нему без предупреждения, отперев черный вход своей копией ключа.

 

Когда Малик делал дубликат, он и не помышлял, что однажды так случится. А, увидев Лиама Пейна перед парадным, он тем более не предполагал развития событий в подобном русле.

 

Тем ни менее. Факт остается фактом.

 

Эпизод остается истертым до дыр: в книгах, кино и жизни; тривиальным, но не менее неожиданным и болезненным для всех его участников.

 

Получасом ранее Лиам сказал, что с него хватит. И от Лиама явственно несло алкоголем, хотя он никогда не пьет, ни один из друзей ни разу не заставал его с бутылкой спиртного. Ворот его рубашки примялся, в глазах что-то горело, и горело так жарко, что Зейн даже разбираться не стал. Уступил без борьбы, когда губы Пейна требовательно завладели его. Сожаления – не по части Зейна Малика. Некрасивые сцены – не по части Гарри Стайлса. Поэтому эпизод получился более чем нестандартным. Креативным. Свежим.

 

Внимание, мотор.

 

Частое дыхание, сдавленные стоны. Не расстеленная кровать. Лиам на краю, его тела почти не видно за Зейном: тот сидит сверху, ритмично поднимаясь и опускаясь, ноги раскинуты – длинные и стройные ноги Зейна Малика, которым позавидовала бы девушка. Пейна целует его шею, жилистые руки обнимают со спины. Гарри думает: «Рано или поздно это должно было произойти», – он ожидал такого поворота. Полуоткрытая дверь, из-за которой он наблюдает, скрывает его на несколько секунд: достаточных, чтобы справиться с шоком.

 

На смуглой коже Зейна блестят капли пота; чёрные волосы вздыбились – растрепались.

 

Гарри приходит на ум: «Разве кто-то ещё имеет право видеть его таким?» – и он приходит к выводу, что Лиам Пейн имеет право.

 

Будь на месте Стайлса иной, он поступил бы одним из двух способов: ушел бы невидимо – залечивать раны и ждать, как поступят эти двое, или устроил здесь истерику.

 

Но Гарри Стайлс – не все, и даже не многие. Завершение их романа будет исполнено по правилам. Оно станет тем концом, за который впору получить «Оскар».

 

Гарри шагает вперёд, осторожно, чтобы не спугнуть их.

 

Лиам замечает первым... и в помутнённых карих глазах блестит удивление. Его брови сходятся на переносице, твёрдый рот приоткрывается, а пальцы сжимаются на плечах Зейна. И тот, открывая глаза, видит своего парня.

 

Это выражение загнанности ни с чем не перепутать. Так смотрит тот, кто только что всё потерял.

 

– Я вас не прерву, – тихо говорит Гарри (слова прорезают тишину, как нож – растаявшее масло), подходит ближе, опускается на колени.

 

– Гарри… – начинает было Зейн, но тот касается языком розовой головки налившегося члена, обхватывает её губами. Малик резко выпускает воздух из легких. «Он много курит, – проносится в голове Стайлса, – и хрипло дышит». Никто не задаёт вопросов. Никто ни на кого не смотрит. Гарри ведёт линии вдоль венок, вверх, осмелев, зажимает основание, водит рукой вверх-вниз, стягивая и возвращая обратно чувствительную плоть.

 

Такое можно застать разве в порнофильмах. Застигнув измену, униженная сторона присоединяется к поражённым любовникам. Гарри знает, что ему нравится и как ему нравится. Как заставить Зейна забыть обо всём. Какие точки, места и участки нужно затрагивать, чтобы срывался стонами, чтобы забывался в его руках.

 

Но сейчас он принадлежит Лиаму Пейну, чей член пульсирует внутри него, на чьи ноги Гарри приходится опираться. Крепкие, мускулистые ноги, ни чета его

собственным.

 

Всё происходит как во сне, позже он не вспомнит подробностей; но это позже. Сейчас он чувствует во рту вкус Зейна, его влажную от возбуждения кожу под пальцами. Каждый миг сквозит ударами в висках и почему-то словом "никогда". Гарри не задумывается, почему: он ни о чём не задумывается.

 

Когда солоновато-сладкий вкус спермы ударяет в нёбо, он, сглотнув, поднимается, облизывает губы, поправляет разбитные кудри.

 

Встаёт и кидает напоследок взбудораженному и непривычно живому Лиаму, глядя прямо в эти коричневые глаза: «Не давай ему скучать, он не выносит скуку». Оклики Зейна, его имя, растаявшее в воздухе. Ему нет до этого дела.

 

Гарри спешно выходит наружу, садится в машину и без оглядок или остановок уезжает. Домой.

 

Тут должны были звучать аплодисменты, крики из толпы: «Браво!»

 

Тут должен был вмешаться довольный голос режиссёра, его "стоп, снято, молодец, Стайлс, справился с одного дубля".

 

Кроме шума двигателя ничто не нарушает тишины.

 

Не перед кем рисоваться и держаться не для кого.

 

Гарри впивается в руль до побелевших костяшек, жмёт педаль газа до упора. Нет, он не допустит, чтобы в киноленте образовалась прореха… Шоу должно продолжаться! И оно продолжится.

 

Без партнёра, ничего. Дублера найти несложно.

 

Из подсознания без всякой связи всплывает любимая цитата: «Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles». (Всё к лучшему в этом лучшем из миров.) Стёб Вольтера над Лейбницем.

 

Он справится. Иначе и быть не может. Диск Queen в магнитолу, и всё в порядке. Наверно? Точно.

 

***

 

Единственным верным выходом из положения представляется уехать. Он это делает. Зарулив к родителям, предупреждает, что собрался навестить сестру: ненадолго, к понедельнику вернётся. Мама суетливо передаёт прямоугольник в яркой целлофановой упаковке, отец советует быстрый автобусный маршрут до Лондона.

 

К самостоятельности сына они привыкли давно, как и к тому, что он, так или иначе, поступит по-своему.

 

Гарри нужно увидеть Джемму. Гарри надо обнять её и рассказать обо всём этом дерьме. Кроме неё никто не поймёт; не станет даже слушать.

 

Порой так и бывает: куча контактов в телефонной книге, полтысячи друзей на Фейсбуке, под штуку фолловеров на Твиттере. Обратиться не к кому.

 

Гарри чувствует огромный ком в горле, который душит, распирает изнутри. И сначала жалеет, что рядом нет Зейна с его сигаретами (говорят, никотин неплохо растворяет их, такие предательские выкрутасы организма), но потом решает выдворить из головы Зейна с его Лиамом и их чертовыми чувствами.

 

Чувства – это такая вещь, которую хорошо лишь изображать. Реальные, они слишком болезненны, чтобы он мог себе их позволить.

 

Весна давит на психику. Трепетные зеленые листья на деревьях и набухающие почки, как напряженные соски.

 

Весна гармонирует с его глазами, но в штыки воспринимается его сердцем.

 

Кроны полураздетых растений нависают над толпой, что собирается соседствовать с ним ближайшие часы.

 

Гарри сдаёт сумку в багаж, садится на обтрёпанное сиденье возле окна и выдыхает. На стекле с внешней стороны – надпись, нацарапанная чем-то стеклянным и острым: «Откуда ты знаешь, что эта реальность верна?»

 

«Бред, – думает он, – уторчанные идиоты чего только не выдумают». Точно ЛСД, отмечает чуть позже, под ним на людей снисходят озарения. Кислотно-розовые, свалявшиеся патлы девушки через пролёт портят настроение ещё сильнее.

 

Чёрные радужки и, что интереснее, чёрные белки: линзы. Полосатые гетры на ногах, короткое платье, словно сшитое из лоскутков – всевозможных текстур и орнаментов. Намазанные тёмными тенями и тушью глаза. Сиреневые кончики чересчур длинных ресниц.

 

«Фриканутая, – буркает Гарри себе под нос, – что было бы простительно, обладай она чувством стиля». Длинные ресницы. Зейн. Повсюду он, этот долбанный Малик. Никуда от него не деться.

 

На дворе апрель. Гарри мёрзнет. Теснее кутается в джинсовую куртку. Тем временем, автобус медленно заполняется пассажирами: можно представить, что намечается некий рок-фестиваль. Или подпольное сборище неформалов. Высокий парень с ирокезом или чем-то, отдалённо его напоминающим (торчащие вертикально вверх пряди – такие тонкие, что сошли бы за металлические иглы, воткнутые ему в голову). Женщина с прожжённой (до неразличимости черт) половиной лица, улыбчивыми тряпичными куклами в рыжих волосах. Грустная девочка в голубом платье, белом кружевном передничке, которую Гарри сразу же окрестил Али-ес-сой. Немного безумный, но милый персонаж Льюиса Кэрролла. Или же страшная малышка из Сайлент-Хилла.

 

Списав странности на собственную усталость или недавнее потрясение, или еще на что-то настоящее, он отворачивается к грязному окну. Спокойно ждёт, когда они тронутся.

 

Неразборчивый шёпот в конце салона: «Что с ним не так, как вы думаете?»

 

Неразборчивый шёпот в конце салона: «Завидую я ему, он живет в первый раз».

 

Не имеет ровным счетом никакого значения.

 

Сбитый мужик с перекачанными бицепсами-трицепсами-квадрицепсами, в кепке козырьком назад и синих просторных шортах. Старушка в мини-юбке, яркой куртке. Доступного вида чувиха в высоких кожаных сапогах, сетчатых колготках и в детском платьице с рукавами-фонариками, набивными Микки-маусами. В них, каждом из них, есть что-то неправильное: карикатурное.

 

Гарри начинает тревожиться, ёрзая в кресле, не свихнулся ли он, чего доброго, на нервной почве или неужели вчерашняя трава оказалась с галлюциногенными примесями. Автобус отъезжает. Вставив в уши резиновые шарики наушников, Стайлс прикрывает глаза. Пускай вселенная хоть по швам ползет. Ему не до них. (Добраться бы скорее до Джеммы.)

 

– Неужели тебе не любопытно? – высокий женский голос пробивается через музыкальную кардиограмму. Гарри хмурится, трёт лоб и разлепляет сонные веки.

 

Молодая женщина с узкими, сильно зачернёнными краской, голубыми глазами и будто поломанным носом, маленьким бледным ртом и пышной копной русых вьющихся волос – задумчиво уставилась на него едва ли не в упор. Худенькая, как девочка. В майке, джинсах. Гарри не сразу соображает, радоваться ли, что в этом дурдоме есть адекватные существа, удивляться ли, что слышит её через пение и инструментальные трели, или размышлять над вопросом.

 

Мямлит: «Что?» – низким охрипшим голосом, быстрее, чем понимает, что она имела в виду. Вынимает из уха The Rasmus. На всякий случай.

 

Незнакомка улыбается, обнажает мелкие белые зубки. «Высокий лоб, – рассеянно констатирует Гарри, – узкая переносица и широкие крылья. Необычная внешность».

 

– Все они, – машет рукой в неопределенном направлении, – неудачные эксперименты. Чрезмерное количество сущностей расщепляет личность, а толку никакого. Всё снова, заново и опять, по кругу, – взгляд подёргивается печалью, – ищут чего-то или кого-то, но у них нет шансов. В отличие от тебя… у меня предчувствие, что тебя кто-то где-то ждет. Не здесь, конечно.

 

Растягивает губы; но глаза тоскуют. «Всё-таки чокнутая, – подтверждает Гарри, – психушка на колесах: вот аж куда завел Хоран со своей дурью и Малик со своим Пейном».

 

Вслух он лишь откашливается. Бубнит что-то вроде "вот как" или "ну и ну".

 

– Тебе никогда не казалось, что ты живёшь не так, как должен бы? –  продолжает она.

 

– Ну да. Конечно. Всем иногда так кажется, – с оттенком раздражения говорит Гарри, – бывают неудачные дни. А сейчас, можно, – отодвигается, – я немного посплю? Застать парня с другом и отсосать ему тут же, не отходя от кассы. Не способствует бодрости, окей? – окатить интимностью, как кипятком.

 

Если хочешь отпугнуть от себя и послать подальше – скажи правду. Проверено. Работает на ура.

 

Но она не отстаёт.

 

– Это не твоя жизнь, Гарри Стайлс. – Беззвучно, одними губами произносит девушка, – не верь сколько угодно, твой выбор. Но попытаться стоит: может быть, станет лучше. А может, и нет. Попробуй, и выяснишь. –

 

То, что она в курсе его имени, должно было произвести впечатление, но в родном городе его многие знают. Трюк провалился.

 

Гарри в неподходящем настроении, упорствовать. Сейчас ему всяко легче согласиться на неведомый эксперимент. Чем разъяснять путь до конечной "нахуй ".

 

– Хорошо, давай, – тяжело вздыхает он, бросив скучающий взгляд за окно, на зелёные пейзажи и небо, в облаках (похожих на взбитые сливки). На пыльную дорогу и золотистые отблески полуденного солнца. – Что прикажешь делать?

 

– Ты точно согласен? – уточняет небуйная психопатка, как мысленно величал незнакомку Стайлс. Синяя трикотажная кофта сочетается с крупными бусами из поддельных сапфиров. Гарри ловит себя на том, что таращится на них, как загипнотизированный.

 

– Конечно, – нетерпеливо обрывает, переводя взгляд на её темно-голубые радужки за густым слоем подводки, – так что от меня надо-то?

 

– Ничего конкретного. Спи. – Без какой-либо логики заключает та. Гарри чувствует непреодолимый приступ сонливости; откидывается на мягкую, истертую спинку.

 

И, перед тем, как упасть в забытье, неожиданно вспоминает, что никогда не говорил Зейну, что любит его. Может быть, это бы всё изменило?

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: