К критике сторонников «свободного рынка»

 

Маркс, в своем фундаментальном труде «Капитал» раскрыл основной закон, суть капитализма. В двадцать третьей главе первого тома «Капитала» мы находим следующую характеристику капиталистического способа производства: «Прежде всего, движущим мотивом и определяющей целью капиталистического процесса производства является возможно большее самовозрастание капитала, т. е. возможно большее производство прибавочной стоимости, следовательно, возможно бо́ льшая эксплуатация рабочей силы капиталистом»^[3].

 Закон стремления к производству наибольшей прибавочной стоимости правомочен для определенных социальных условий, очерченных Марксом. Эти условия – наличие в обществе частной собственности класса капиталистов на средства производства и труде наемных рабочих, не имеющих ничего, кроме способности к труду. В этих условиях владелец капитала выплачивает работнику минимум, необходимый на воспроизводство его (работника) как «рабочей силы», хотя в процессе рабочего дня трудящийся производит гораздо большую величину стоимости («прибавочную стоимость») подпитывая ежедневно чуждую ему силу – капитал. Выводы Маркса подтверждаются фактами уже полтора века, что показывают данные современной статистики, приведенные нами во введении. Неравномерное распределение общественного дохода вызвано не какой-то случайной несправедливостью, а, как доказал Маркс, определенной системой распределения средств производства в обществе. Тем не менее, несмотря на непреодолимую (в рамках этой формации) поляризацию, среди широчайших масс населения находятся люди, которые обманывают себя надеждами «открыть свой бизнес», и «стать успешными» и/или разделить всю собственность на множество маленьких акций, и тогда каждый, согласно законам рынка будет управлять хозяйством, быстро реагируя на изменения ценовых показателей рынка, получая прибыль. Стихия рынка всё отрегулирует, а рациональное, централизованное управление экономикой – непродуктивно, да и вообще – противоестестественно – заверит читателя философствующий сторонник рынка.

Рыночные веяния в экономике обосновываются философско-методологическими концепциями, направленными против марксизма, и «ведущими огонь», в общем и целом, с позиций агностицизма, являющегося «идеальным» продуктом обыденной практики и обыденного сознания агентов товарно-денежного обмена.

Рассмотрим как это происходит. Перед этим отметим: философия как одна из форм общественного сознания, имеет высокую степень  политизированности (даже если таковая отрицается). Так например, в советских изданиях по диалектическому материализму[4] проводились параллели между «левацкой» (субъективистской политикой) и субъективным идеализмом и агностицизмом; между политикой стихийного политэкономического развития (без плана и стратегии) и тем же агностицизмом. Диалектический материализм же рассматривался как преодоление противоположностей между субъективистской политикой и вульгарным объективизмом. В ранних работах Маркс писал, что коммунизм – есть снятие противоречия между субъективным и объективным, бытием и сознанием[5].  Диалектический материализм, как практическая философия, преодолевает крайности субъективизма и объективизма, а также позволяет разобраться в противоречиях общественного развития. Автор работы соглашается с таким подходом, применяя его к исследованию.

Одной из ключевых фигур критиковавших марксизм и социализм был, и остается К. Поппер. Он стремится опровергнуть диалектико-материалистическую концепцию истины, и убедить нас, что вытекающее из этой концепции убеждение в принципиальной возможности познания сущности, законов явлений (в т. ч. социальных, экономических, исторических) и выстраивание на этой основе каких-то прогнозов – большая самонадеянность. В качестве альтернитивы он предоставляет – «метод проб и ошибок», в точности, тот же «метод» который представляют в качестве альтернативы социализму и плановой экономике нефилософствующие сторонники рынка в своей обыденной практике. Напомним его концепцию, ключевой момент которой составляет фаллибилизм – тотальная опровержимость знаний, анти-эссенциализм – отрицание возможности постигать закономерности в явлениях или сущности вещей: «…все законы или теории следует считать гипотетическими, или предположительными, то есть просто догадками» ^[6] .

По его мнению, истины, в классическом смысле не существует. В познании можно лишь выбирать более менее «не-ложную» теорию используя критерий фальсификации. Согласно Попперу мы «выбираем» теорию, ложность которой еще не установлена. Но как, из чего мы можем определить «ложность»? Из того, допускает ли новая теория так называемую «опровергаемость». Выживают теории, которые перманентно выдвигают «смелые гипотезы», ложность которых еще не установлена, и по отношению к которым, субъект добавил оговорку: «я могу ошибаться, но я так вижу». Но, например, ложность позиции субъективного идеалиста, плодящего гипотезы «из головы», утверждающего, что «я могу ошибаться», но «я так вижу» установить вообще невозможно. О какой научности с такими критериями тогда можно говорить? И этим-то формальным критерием фальсифицируемости нужно заменить классический критерий объективной истины, подтверждаемой в общественной практике. Получается, мы должны определять ложность, не имея никакой мерки для установления ложности кроме большей или меньшей ложности (ведь противоположностью ложности является истинность). Теория познания антимарксиста Поппера – не более чем описанная в эпистемологических терминах психология предпринимателя, ориентирующегося на сиюминутную конъюнктуру рынка, и не ведущего, и принципиально не имеющего возможности вести реальный анализ объективной общественной потребности, и масштаба производства необходимого для удовлетворения ее (как это успешно происходит при социалистической плановой экономике) а ориентирующегося на динамику цен, и вкладывающего капитал (как и его конкуренты! ) в производство той продукции, на которую стихийно, сиюминутно «взлетела» цена. Все это ведет к разорению части предпринимателей, и обогащению некоторой более «успешной» части. Так и постигается «истина рынка» – сложившаяся после ряда «проб и ошибок» постфактум «равновесная цена». Однако как мы пришли к ней? Путем разорения части «игроков», следовательно, усилением безработицы, следовательно, уменьшения цены на товар «рабочая сила» следовательно, путем получения наибольшей прибыли монополизирующимся в этом движении капиталом. Путем развития кризиса, от которого страдают наименее капитализированные агенты рыночно-капиталистического обмена, опирающиеся на «метод» проб и ошибок. Еще сильнее этот способ ведения хозяйства бьет по состоянию наемных рабочих.

Роль «гипотез» и «догадок» в этой попперианской гносеологической схеме (применяемой к экономике) играют рыночные цены. Которые никогда не могут выражать реальные необходимые пропорции в экономике, так, чтобы она развивалась без разрушительных противоречий – без кризисов перепроизводства.  Затраты общественно-необходимого труда при данном технико-технологическом уровне развития (выраженные, например, в рабочем времени) – выражают «сущность» экономического развития, адекватно выражают пропорции в экономике, успешно разрешают противоречия между потребителями и производителями которое никак не могут выразить цены, а если они и выражают какие-либо пропорции, то уже выражают те, что были раньше, а не те, что сложились в действительности, т.е. постфактум, плетясь за «эмпирией», как убедительно доказал один из авторов проектов индустриализации СССР Г. С. Струмилин[7]. Метод «проб и ошибок» не просто тесно кореллирует со «стратегией» частных собственников, он является теоретическим оправданием их поведения с помощью эпистемологических выкладок. Именно поэтому, философы, отстаивающие принципы капиталистической частной собственности, склоняются к агностицизму и сообщают нам, что ничего закономерного мы, будто, познать не можем. Наши теории сплошь и рядом опровергаются. Что истины – нет, что мы «искатели истины, но не обладатели ею». Так, например, в работе «Объективное знание. Эволюционный подход» Поппер пишет: «Итак, идея истины абсолютная, но мы не можем притязать на абсолютную несомненность: мы — искатели истины, но не обладатели ею….» ^[8]   Поппер утверждал, что мы никогда еще мы не обладали, не обладаем, и не может обладать несомненной истиной, и даже «притязать» на неё, но мы… зачем-то ее ищем.  «Я понял, что следует отказаться от поисков оправдания (justification)  в смысле подтверждения претензий теории на истинность. Все теории представляют собой гипотезы — все могут быть опровергнуты. Вместе с тем, я был далек от того, чтобы предложить отказаться от поисков истины: критическое обсуждение теорий руководствуется идеей нахождения истинной (и мощной) объяснительной теории, и мы оправдываем свои предпочтения, ссылаясь на идею истины: истина играет роль регулятивной идеи»^[9]. Поппер туманными словами излагает довольно простую мысль: истины, как «истины сущего», как истины вне нас, как наличной истины, открытой нами, установленной нами, «взятой» нами из действительности – нет, или мы «не можем» ее познать, даже если бы она была. Истина есть только внутри нас, как какая-то «регулятивная идея». И мы, якобы оправдываем этой идеей истины свои предпочтения (по всей видимости, прагматические, ибо другие (т.е. объективно обусловленные предпочтения) при таком подходе невозможны). Истину, значит, нужно понимать как некий, сложившийся исключительно в индивидуальном сознании ориентир. Переводя еще раз на экономический язык эпистемологические выкладки Поппера, мы прочтем: предприниматель намерен вложиться в выгодное предприятие; он не знает, масштабы необходимого капитала, чтобы, так сказать, решить противоречие между общественным потреблением и общественным производством; поэтому, он, рискуя денежным капиталом, вкладывается в «выгодное» по текущим расценкам предприятие т.е. он «оправдывает свое предпочтение» «регулятивной идеей» рыночной цены, которая существует преимущественно «в головах» агентов товарно-денежного капиталистического хозяйства, в их индивидуальном сознании,  не выражая адекватно при этом объективной сущности – натуральных затрат для решения противоречия между общественным потреблением и общественным производством в экономике. Если предприниматель становится монополистом, то тогда его интересует удержание цены на наиболее высоком уровне. И тогда он, устами философа начинает твердить: идеей истины мы оправдываем свои предпочтения. Мы стремимся создать мощную объяснительную теорию, которая доказывает логичность сущего миропорядка, выгодного монополиям. Сторонники капитализма отрываются от реального производства в своих экономических спекуляциях, стремясь к максимальным прибылям; они отрываются от действительности и в своих философско-методологических спекуляциях.

Не только экономика, вся история согласно Попперу не имеет логики:  «Я утверждаю, что история не имеет смысла. Из этого, конечно, не следует, что мы способны только с ужасом взирать на историю политической власти или что мы должны воспринимать ее как жестокую шутку. Ведь мы можем интерпретировать историю, исходя из тех проблем политической власти, которые мы пытаемся решить в наше время. < …> Хотя история не имеет цели, мы можем навязать ей свои цели, и хотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл... В конечном счете то же самое можно сказать и о «смысле жизни»»[10].

Ни экономическое развитие ни история, не имеют никакого объективного смысла, значит нельзя делать каких-то разумных исторических прогнозов.  Исторический материализм – это для агностика-рыночника претенциозность. Познать, исторические тенденции, реальную общественную потребность и необходимые для удовлетворения ее ресурсы (например, экономику как целое)  – нельзя, а социалисты со своими идеями о научном планировании всего общественного производства – выдумщики: «такой взгляд близок к вере в социальные и политические чудеса, отрицая за человеческим разумом силу сотворения более разумного мира»[11]. Вообще, объективных закономерностей – почти нет: «современная наука говорит нам, что лишь при очень специальных и маловероятных условиях могут возникнуть ситуации, в которых можно наблюдать закономерности или примеры закономерностей. В сущности, говорит наука, такие условия не встречаются почти нигде во Вселенной, а если где-то они и случаются (скажем, на Земле), то время их существования ничтожно с точки зрения космологии»^[12]. Имеет ли значение, часто или редко встречаются закономерности? Они есть и их нужно познавать. Согласно Попперу – это не важно. Но если закономерности «все же» случаются, то где? Видимо, они «случаются» только в его голове и, может быть, в головах успешных предпринимателей.

 Агностическую линию вел друг Поппера, философствующий экономист Ф.А Хайек: «...Людям свойственно переоценивать интеллект, рациональное знание и полагать, что расцвет цивилизации происходит благодаря сознательному замыслу, планированию и контролю, а не следованию традиционным правилам поведения. < …> Вместо планового управления из единого центра в обществе должен складываться «расширенный порядок человеческого сотрудничества». Развитие человеческого знания, как и эволюция в целом, нуждается в многообразии личностей, и ценность индивида и его знания для других в значительной степени обусловлена его непохожестью на них. Реализация таких возможностей для развития знания обеспечивается скорее децентрализованной рыночной системой, чем централизованным (тоталитарным) государственным руководством»^[13].

Как мы показали, утверждения о «гармоничной» саморегуляции капитализма – основанный на агностической установке миф. Следуя этому агностическому идолу,  сторонники частной собственности умалчивают о том, что наиболее крупные собственники уже стали вводить элементы планового управления, а государство стало активно вмешиваться в экономику, причем процесс этот – естественноисторический. Основной чертой нашей экономической действительности  является самоотрицание рыночных отношений собственным развитием, т.е. монополизация: капитализм, с его безудержным стремлением к прибыли приводит к кризисам перепроизводства. Перепроизводство товаров ведет к спаду производства, безработице, падению зарплат. Потребители не могут купить товары потому, что их произведено слишком много, а денег — на руках имеется слишком мало[14]. Мелкие предприниматели разоряются, крупные предприниматели получают всё большие прибыли: за счёт низкой оплаты труда, разорения конкурентов, а значит, монопольного повышения цен на свои товары ради извлечения сверхприбылей. Монополия «генетически» заложена в конкуренции. «Чистый» конкурентный капитализм, согласно своим естественным законам превратился в монополистический капитализм, или, как его еще называют марксисты, капиталистический империализм, описанный уже сто лет назад Лениным! Сама история подтверждает справедливость закона «единства противоположностей доходящей до тождества»[15] диалектической логики, которую целенаправленно изучали марксисты, в особенности Ленин. Приведем больше фактов для иллюстрации этого диалектики исторического развития.

   Еще в начале ХХ века, в 1916-м году В.И. Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» приводил следующие данные о концентрации капитала в экономиках наиболее промышленно развитых стран:  «Менее чем одна сотая доля предприятий имеет более 3/4 общего количества паровой и электрической силы! На долю 2, 97 млн. мелких (до 5 наемных рабочих) предприятий, составляющих 91% всего числа предприятий, приходится всего 7% паровой и электрической силы! Десятки тысяч крупнейших предприятий – все; миллионы мелких – ничто. Заведений, имеющих 1000 и более рабочих, было в Германии в 1907 г. 586. У них почти десятая доля (1, 38 млн.) общего числа рабочих и почти треть (32%) общей суммы паровой и электрической силы» И далее: «В другой передовой стране современного капитализма, в Соединённых Штатах Северной Америки, рост концентрации производства ещё сильнее. Здесь статистика выделяет промышленность в узком смысле слова и группирует заведения по величине стоимости годового продукта. В 1904 году крупнейших предприятий, с производством в 1 миллион долларов и свыше, было 1900 (из 216 180, т. е. 0, 9%) — у них 1, 4 млн. рабочих (из 5, 5 млн., т. е. 25, 6%) и 5, 6 миллиардов производства (из 14, 8 млрд., т. е. 38%). Через 5 лет, в 1909 г. соответственные цифры: 3 060 предприятий (из 268 491; — 1, 1%) с 2, 0 млн. рабочих (из 6, 6; — 30, 5%) и с 9, 0 миллиардами производства (из 20, 7 миллиардов; — 43, 8%) Почти половина всего производства всех предприятий страны в руках одной сотой доли общего числа предприятий! И эти три тысячи предприятий-гигантов охватывают 258 отраслей промышленности. Отсюда ясно, что концентрация, на известной ступени её развития, сама собою подводит, можно сказать, вплотную к монополии. Ибо нескольким десяткам гигантских предприятий легко прийти к соглашению между собою < …> Денежный капитал и банки, как увидим, делают этот перевес горстки крупнейших предприятий ещё более подавляющим и притом в самом буквальном значении слова, т. е. миллионы мелких, средних и даже части крупных «хозяев» оказываются на деле в полном порабощении у нескольких сотен миллионеров-финансистов»[16].

Очевидно, что концентрация капитала (промышленного и банковского) вызвана не только, и не столько злым умыслом и сознательным сговором нехороших безнесменов-монополистов, «несовершенством антимонопольных служб» сколько естественным ходом развития экономики. Исследователь монополистического капитализма, социал-демократ Р. Гильфердинг писал: «Комбинация уравнивает различия конъюнктуры и потому обеспечивает для комбинированного предприятия большее постоянство нормы прибыли. Во-2-х, комбинация приводит к устранению торговли. В-3-х, она делает возможными технические усовершенствования, а следовательно, и получение дополнительной прибыли по сравнению с «чистыми» (т. е. не комбинированными) предприятиями. В-4-х, она укрепляет позицию комбинированного предприятия по сравнению с «чистым», — усиливает его в конкурентной борьбе во время сильной депрессии (заминки в делах, кризиса), когда понижение цен сырья отстаёт от понижения цены фабрикатов»[17]. Американский экономист Дж. Гилбрейт писал: «не социалисты враги рынка, а передовая техника, а также диктуемые ею специализация рабочей силы и производственного процесса»[18]. Выходит, даже экономисты, близкие к позициям  крупного капитала вынуждены стихийно признавать азы исторического материализма, чего не понимают/не принимают сторонники «свободной конкуренции» для которых монополизация: концентрация производства и капитала «противоестественна».

Учитывая все сказанное, возникает вопрос: можно ли соглашаться с критиками марксизма и социализма, которые приписывают социализму с его централизованной экономикой «неэффективность», если сам класс буржуазии признает преимущества комбинации и концентрации, производственных процессов? Насколько релевантна такая «критика»?  Вместе с тем поставим ряд вопросов, которые могут возникнуть, и возникают в общественном сознании: если капитализм сам идет к монополии, значит есть возможность обойтись без социалистической революции и «коммунистических экспериментов»? И капитализм сам трансформируется в более гуманный общественно-экономический строй? Тождественно ли «вмешательство государства в экономику» – социализму?

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: