Проблемы языкового знака в XIX веке

“Корнесловие” А.С.Шишкова. 30-70-е годы XIX в. характеризуются су-ществованием логического (Н.И.Греч, И.И.Давыдов) направления, развивающегося в рамках сравнительно-исторического (А.Х.Востоков, Г.П.Павский, К.П.Зеленецкий) языкознания, которые связаны с постановкой общетеоретических проблем, утверж-дением принципов сравнительно-исторического метода. Отмечается особый интерес к этимологическому анализу лексики (Ф.И.Рейф, Ф.С.Шимкевич, Я.К.Грот и др.).

Научная этимология возникает одновременно со сравнительно-исто-рическим языкознанием, в русистике - с трудами А.Х.Востокова. Уста-новление фонетических соответствий индоевропейских языков и фоне-тических законов, лежащих в основе сравнительно-исторического язы-кознания, являются следствием этимологических операций. В свою оче-редь законы и закономерности, открытые в сравнительно-историческом языкознании, стали прочной опорой этимологии ¹⁹.

К лингвистической деятельности президента Академии Российской вице-адмирала А. С. Шишкова обычно относятся скептически, однако многие выдающиеся лингвисты не только указывали на рациональное в его рассуждениях о языке, но и отмечали его определенные лингвис-тические прозрения ²⁰.

В сочинениях А.С.Шишкова сосуществуют логосическая (божес-твенная) и ономатопоэтическая (эволюционная) теории языка: Бог дал способность к языку, а создавали и развивали его люди. Лингвист-лю-битель Шишков не только отстаивает ЗП-теорию, но и говорит о непро-извольности языкового знака.

“Первоначальному составлению языков была сама природа. Люди, слыша естественные звуки, соглашали голос свой с оными и давали им те самые имена, какими, казалось, они сами себя называют” (Шишков 1825: 344).

Иногда лингвистические “несуразности” А.С.Шишкова приводят к отторжению всех его идей, однако в его взглядах можно обнаружить современные, в том числе и фоносемантические, подходы к языку.

Ср., например, “От буквы А произошли восклицания: а! аа! ай! и междуметие ах! ” (Шишков 1829: 87). Однако весьма современной является мысль адмирала об общности языкового фило- и онтогенеза и ЗС-характеристики. “Род человеческий можно уподобить младенцу, достигшему через несколько веков совершенного возраста” (Шишков 1829: 87). При произнесении буквы У “расположение гортани и губ делает издаваемый ею голос грубейшим и удобнейшим к изъявлению удивления и страха, более других страстей потрясающего наше чувство” (Шишков 1829: 88).

В работах Шишкова находим мысли, которые коррелируют с ФС- принципом отражения и законом соответствия, а также попытки просле-дить и уловить момент деэтимологизации языкового знака.

“Язык наш есть зеркало природы. Где в ней звук соединен с расширением тела, там и мы, соединяя сии два понятия, можем столько же сказать бухнуть или пухнуть из пушки (т.е. выстрелить), сколько пухнуть от водяной болезни (т.е. расширяться, толстеть)” (Шишков 1829: 96).

Современными представляются рассуждения адмирала о синестезии.

“Так, например, в одном и том же слове соединяет (по Шишкову, “ум человеческий”. - С.Ш.) два весьма различные понятия, звук и запах. Причиною тому, что они в природе нераздельны: звук, как мы выше его объясняли, связан с дыханием, а дыхание с запахом, следовательно, и запах со звуком; ибо чувству нашему одинаким образом сообщается понятие, как от приходящего в уши звука, так равно и от приходящего в нос запаха. Отселе без всякой погрешности говорим: слышишь ли ты, какой здесь запах? не взирая, что запах не есть звук, и что мы не ушами его слышим, но обоняем носом” (Шишков 1829: 102-103).

Этимологические изыскания А.С.Шишкова иногда являются весьма вольными построениями, однако многие этимологические гнезда, вы-страиваемые адмиралом (часто интуитивной логикой наивного мышле-ния), подтверждаются данными современной этимологии.

Ср., например, “фантастические” этимологии: “слово слуга (по близости звука букв г и х) легко могло измениться из слова слуха, то есть слушающий, повинующийся повелевающему гласу”; глухой от голый + ухо, т.е голоухий; наука от науха, т.к. “ибо главным образом приобретается посредством уха или слышания” (Шишков 1829: 104-106). Однако, очень близко к данным современной этимологии: как родственные “колена или семейства слов” рассматриваются дух, духота, духовный, душисто, душно, воздух, дыхание, вздох, дышать, дуть, дуться, дуло, дудка, душа, душевный, благодушие и проч.; “из пу (господствует главное понятие о звуке), пух (о расширенном теле), пых (о сильном дышании), пах (о веянии воздуха), пих (о толкании)” произошли слова пушка, пиф, паф, пикать, пищать, пухнуть, опухоль, пух, пуховик, пучить, пучина, пук, пукать, пугать, пыхтеть, пышно, напыщенный, пихать, пхнуть, пнуть, запах и пр. (Шишков 1829: 91-95); ноздри от нос и диры ; скопец от кепать (т.е. рубить, сечь, резать.). Сюда же щепа, щель (Шишков 1831: 101, 119).

Внимательное прочтение работ А.С.Шишкова позволяет обнаружить множество деталей и нюансов ФС характера, которые сегодня считают-ся научно обоснованными. 

 

  Проблемы языкового знака, “первоначального” состава языка и звукосимволизма в работах И.С.Рижского, Н.И.Греча, Г.П.Павско-го, К.П.Зеленецкого. Начало научной русской фоносемантической мысли можно отнести к первым десятилетиям XIX в., когда в русском языкознании проявляется интерес к идеям универсальной грамматики в работах И.С.Рижского, И.Орнатовского, И.Ф.Тимковского, Н.И.Гре-ча, Г.П.Павского, а также увлечение идеями В. фон Гумбольдта, влияя-ние которых особенно заметно работах И.И.Давыдова и К.П.Зеле-нецкого.

И.С.Рижский в работе “Введение в круг словесности” (1806) задолго до В. фон Гумбольдта через язык определяет особенности нацио-нального миропонимания, этнического взгляда на вещи и явления, кото-рые отражаются в языке народа (“понятия о сих, как бы собственность народа составляющих предметах”) и определяют “физиономию” языка (по Гумбольдту, “внутренняя форма языка”).

Важной представляется мысль о множественности номинации, об отсутствии одно-однозначной связи при рождении языкового знака.

“От сего происходит, что понятия разных народов об одной и той же вещи бывают различны в рассуждении а) точности (pour la jastesse) или, яснее сказать, сходства их с подлинниками; <...> б) если можно так сказать, обширности (pour l’2tendue), т.е. что одно менее, а другое более <...> объемлет свойств своего предмета; так что в последнем случае содержит в себе несколько сокрытых рассуждений; и, наконец, в) своего действия (pour l’effet), служа более или менее к отличению своего предмета от других <...> Но если в рассуждении понятий не могут быть согласны между собой народы, то как можно от них ожидать единомыслия в соединении оных” (Рижский 1806: 31-32).

Подобные мысли находим в работе “Новейшее начертание правил российской грамматики, на началах всеобщей основанных” (1810) И.Орнатовского. “Ибо язык (sermo, Sprache) вообще означает способ выражать мысли свои разнообразными звукоизменниями, принятыми в каждом народе особливо, или известное употребление слова одному какому-нибудь народу свойственное” (Орнатовский 1810: 33). В работе И. Орнатовского важной является мысль о постепенном развитии языка. В рассуждениях И.Ф.Тимковского в работе “Опытный способ к философическому познанию российского языка” (1811) наиболее интересны суждения об историческом развитии языка (Тимковский 1811).

Важными для развития фоносемантического подхода к языку пред-ставляются исследования Н.И.Греча и Г.П.Павского.

Н.И.Греч в работах “Пространная русская грамматика”(1827) и “Практическая русская грамматика”(1827) выделяет два аспекта изу-чения языка: философский (изучение языка как “связной системы”, где должны быть определены отношения между “изображением мысли” и “звуками голоса”) и исторический (изучение “происхождения и пос-тепенного образования языка”) (Греч 1830). Ученый не только отста-ивает ЗП и междометную теории происхождения языка, делает робкие, субъективные, наивно-античные (осмеянные современниками) попытки осмысления ЗС в языке, но и говорит об утрате примарной мотиви-рованности слов в процессе деэтимологизации.

По мнению Н.И.Греча, радость и удивление означались звуками а, э , смех - и, внезапность - о, страх - у. “Приятность или неприятность внутренних ощущений выражаются равномерно звуками нежными или грубыми; таким образом и не знающий языка поймет, что слова мил, люб означают чувственные благоволения любви, а страх, ужас, мерзость - ощущения суровые и грозные” (Греч 1830: 11).

Подобные рассуждения напоминают байку об иностранце, которого спросили, назвал бы он свою дочь именем “телятина”, на что иностранец без колебаний ответил согласием, ибо, по его мнению, имя это нежное, ласковое и женщине, безусловно, подходящее. Вероятно, иностранцу понравились бы такие “женские” имена как “линия”, “молекула”, “слюна”.

Н.И.Греч выделяет “два разряда слов: 1) первобытные слова, знаки впечатлений на чувства наружные; 2) знаки внутренних, душевных действий и движений, составленные их первобытных посредством метафоры, т.е. переноса, подобия и т.п. Те и другие слова были сначала подражания, но мало-помалу сделались знаками произвольными, условными” (Греч 1830: 13).

В исследовании Г.П.Павского “Филологические наблюдения над составом русского языка” (1841-1842) представлен “первоначальный состав” языка, где выделяются ЗП (“те звуки, которыми начинающий говорить подделывается под голос одушевленной и неодушевленной природы”), междометия (“невольные порывы чувств радости, печали, удивления, страха”) и “лепетные” слова (“первые звуки детских уст”), т.е. описывается первая (в генезисе) стадия развития языка - натуральная. Можно говорить о смутном предположении ученого о ФС- законе изоморфизма и первом приближении к понятию фонемотипа, по крайне мере, на начальной стадии развития языка.

Мысль о стадиальном развитии языка, его изначальной отприродности неоднок-ратно возникает в размышлениях Г.Павского: “В человеке свободно мыслящая сила не вдруг обнаруживается. Сперва весь он (язык) состоит под влиянием природы и управляется слепою чувственностью”. Интересным представляется замечание прото-ирея Павского о некотором сходстве звуков человеческого языка: ”И как природа ве-зде действует одинаково, то и первоначальные звуки человеческих уст во всех язы-ках одни и те же или, по крайней мере, сходны между собой” (Павский 1842: 74-75).

Не менее важным является в работе новый взгляд на этимологию, хотя сам Г.П.Павский не был лишен элементов “дурного” шишковского “корнесловия” в построении этимологий.

“Нелегко выискивать чистые корни русского языка. Любитель слова, решаю-щийся на такое изыскание, должен иметь ясное понятие о всех формах русского сло-вопроизводства и основательное знание иноземных языков, с которыми русский язык бывал в связи. Иначе он тотчас собьется с прямой дороги и подвергнет себя посмеянию людей здравомыслящих” (Павский 1842: 74-75).

Особо значимыми являются в трудах Г.П.Павского исследования форм русского словопроизводства и словообразования внутри классов имен и глаголов, где особенно глубоко разработана система глагола.

“Исследование Павского составило целую эпоху в истории русских грамма-тических исследований. На него опираются, из него исходят почти все русские грам-матические построения с уклоном в философию языка - вплоть до работ А.А.Потеб-ни” (Виноградов 1978, 299).

Необходимо вспомнить также, что русская церковь дала немало философов, которые развивали философию имени как лингвистическую концепцию, выйдя за рамки имяславия как учения об Имени Божием. Особенно активно эта теория развивалась в начале ХХ в. в трудах В.Ф.Эрна, П.А.Флоренского, А.Ф.Лосева, С.Н.Булгакова, которые пошли дальше протоирея Г.Павского.

В работе К.П.Зеленецкого “Система и содержание философского языкоучения с приложением к языку русскому” (1841), которая, к сожалению, дошла до читателя лишь в конспективной форме, решаются многие вопросы общего языкознания.

К.П.Зеленецкий указывает на неразрывную взаимосвязь мышления и языка, а отражение природы древним человеком рассматривается в пространственной и вре-менной форме бытия. При этом пространство и время по-разному воспринимаются различными народами, что находит отражение в грамматической структуре того или иного языка.

Особое значение в формировании человеческого языка К.П.Зеле-нецкий придает междометиям, которые первоначально развивались из органических движений человека. При этом ученый четко различает “природное” и “социальное” в междометии, предупреждая всякий спекулятивный подход к вопросу.

“Порыв духовной природы человека к мышлению необходимо сопровождался благороднейшим порывом его телесного организма и выразился в нем <...>. При этом необходимо должно различать чувствование от ощущения, из коих последнее не характеризует еще собою человека, а свойственно и животным. Если же ощуще-ние и выражается в звуках, то все-таки не междометиями, а диким, нечеловеческим воплем <...> Развитие чувства: происхождение междометия. Исторический взгляд на учение, в котором междометия принимались за первоначальную форму слова. Ложность начала, на котором основывалось это учение” (Зеленецкий 1977: 77-78).

Подобные мысли находим в работе И.И.Давыдова “Опыт общесравнительной грамматики русского языка”(1852), которые, од-нако, не отличаются глубиной и последовательностью.

«Дар слова рождается из органической жизни человека: человек говорит, потому что мыслит; развитием мысли условливается развитие слова <...> В языке должно признать первоначальную гармонию и благозвучие, как вообще сливается логичес-кое начало с фоническим» (Давыдов 1977: 84-85).

 

  Фоносемантические идеи в работах Ф.И.Буслаева и К.С.Аксако-ва. Конец 50-70-е гг. XIX в. отмечен критическим отношением к положениям ло-гической грамматики. Распространение славянофильства приводит к внимательному изучению грамматики родного языка.

В лингвистических взглядах Ф.И.Буслаева (“О преподавании отечественного языка” 1844) соединились сравнительно-исторический и логический подходы к изучению языка.

Выделяя два периода (древнейший и позднейший) развития языка, Ф.И.Буслаев считал, что первый необходимо исследовать при помощи сравнительно-истори-ческого метода, а современный - на основе логических принципов.

По мнению Ф.И.Буслаева, в основе номинации лежит первона-чальное впечатление от свойства предмета, которое ярче других броса-ется в глаза и сильнее затрагивает “чувства и воображение”, что соотно-сится с современными теориями ЗС и понятием синестезии.

”Внутреннюю силу старинного языка можно уподобить острому зрению, чутко-му слуху, обонянию дикаря, пастуха или охотника, безыскусственно обращающихся к простой природе”; “...потеря чувственной, живучей силы языка есть не иное что, как преобладание мысли над звуком и частным впечатлением” (Буслаев 1992: 115).

В работах Ф.И.Буслаева находим размышления о примарно Моти-вированных словах и утрате примарной мотивированности.

”Значение слов физическое древнее нравственного; например, коловратный те-перь значит “непостоянный, изменяющийся”; прежде: “вертящийся колесом. Физии-ческое значение, ближайшее к живому впечатлению, первобытнее: так, понятие зву-ка переходит в понятие цвета <...>. Со временем живое значение слова теряется, впе-чатление забывается и остается одно только отвлеченное понятие” (Буслаев 1992: 273).“Сравнительная грамматика Боппа и исследования Гримма привели меня к тому убеждению, что каждое слово первоначально выражало наглядное изобразительное впечатление, и потом уже перешло к условному знаку отвлеченного понятия (Буслаев 1897: 282).

Неоднократно развивается мысль о множественности номинации как в рамках одного языка, так и на материале различных языков.

“Словом мы выражаем не предмет, а впечатление, произведенное оным на нашу душу; так, по-санскр. слонъ называется дважды пьющимъ, двузубымъ, снабженнымъ рукою. Следов., синонимы должны определяться не по предметам, ими означаемым, а по точке зрения, с которой человек смотрел на предмет при сотворении слова” (Буслаев 1992: 273); “Один и тот же предмет одарен различными свойствами, и каждый язык называет его по одному какому-либо свойству. Например, лиса - красная, волосатая, хищная, лукавая; по-немецки лиса значит “красный” (т.е. зверь), по-санскритски lomaç a, lopā ç ka - “волосатый”...; латинское volpes (одного корня с немецким Wolf; готским vilvan - “грабить”) значит грабителя, хищника, по-французски в старину также volps...” (Буслаев 1992: 114).

Свой “Опыт русской грамматики” (1860) К.С.Аксаков начинает с рассуждения о... звуке, ибо “первый вопрос грамматики заключается в том, вследствие каких законов слово человеческое, выражая мысль, приняло такие и такие формы” (Аксаков 1880, 2: 6).

Попытка ученого проследить начало слова и его формы начиная со звука полу-чила критическую оценку современников. Однако именно этот опыт толкования гра-мматического через фоносемантическое принципиально отличает аксаковскую кон-цепцию от всех предыдущих и многих последующих. Взгляды К.С.Аксакова близки лингвистическим взглядам Г.П.Павского, которые, впрочем, оценивались языкове-дами сравнительно-исторического языкознания осторожно, а порой и весьма скепти-чески. Интересно, что Ф.И.Буслаев, критикуя лингвистическую концепцию Г.П.Па-вского, весьма близок к нему в своих фоносемантических рассуждениях относи-тельно природы и множественности номинации.

Звук, по К.С.Аксакову, - та субстанция, которая определяет бытие всего сущего. Звуки подразделяются на внешние (звуки природы и окру-жающих предметов) и внутренние (издаваемые животными и челове-ком); неорганические и органические. К.С.Аксаков дает почти точную фоносемантическую классификацию звуков, выделяя удар (стук), шум и тон (голос).

Сознание, или на сей раз сознавание, выражающееся в определенном образе, есть Звук. Звук - душа и существо предмета: таково его значение на земле, где все стремится подать свой голос. <...> Неорганический предмет при соприкосновении с другим издает звук. В этом звуке выражается существо неорганического предмета. <...> Звук на этой степени есть только внешний, только стук. Но высказывая существо предмета на этой первой степени, самый стук становится разнообразен, выражая меру и особенность соприкосновения, показывая большую или меньшую плотность, мягкость и другое свойство неорганической массы неорганического предмета, и потому является громче и тише, оглушительно и едва слышно, как шорох, гром, треск, шелест и пр. <...> В царстве растений, уже органическом, <...> звук остается еще внешним. <...> Здесь разнообразный стук неорганического царства сводится к одному выражению; звук является здесь только, как шум <...> Шум имеет свои оттенки, смотря по тому, какой растительный предмет шумит <...> В царстве животных звук перестает быть внешним; он исторгается уже произвольно из груди живого существа; здесь он внутренний, здесь он - голос, в котором выражается вся жизнь, вся душа целого существа. Здесь звук есть уже звук органический. <...> Слово - это новый звук. В слове звук одухотворяется, так что перестает быть только звуком, но становится мыслью (Аксаков 1860: 4-8).

Ср. классификации А.М.Газова-Гинзберга (внешнее и внутреннее звукоизоб-ражение), С.В.Воронина (акустические и артикуляторные ономатопы; классы онома-топов: удар, неудар (шум, тон), диссонанс), Ю.Казарина (звуки неживой (натур-факты, артефакты) и живой (фитофакты, зоофакты, антропофакты) природы) (Газов-Гинзберг 1965; Воронин 1982; Казарин 2000).

Интересными представляются мысли К.С.Аксакова о взаимо-обусловленности природной и социальной сфер. Интересно, что К.Акса-ков употребляет то же слово, что и В.Вернадский – сфера, указывая при этом на переход звуков из биосферы в семисферу (слово).

В слове “имеют место и неорганический звук, и органический звук предыдущей области или царства животных, птиц и зверей. Ибо, являясь венцом создания на земле, человек заключает в себе элементы предыдущих сфер, и вместе выражение этих элементов, их звук: и стук, и голос” (Аксаков 1860: 8).

Находим у К.Аксакова и отдельные замечания о звукосимволизме, который отмечается как на акустическом, так и графическом уровнях.

Имена среднего рода оканчиваются на букву гласную: О, букву неопределен-ную, неясную в произношении, среднюю, как мы о ней выразились; можно ее наз-вать круглую и в смысле звука Звук этой буквы, точно круглый и по самому начер-танию, употребляется в нашем языке часто для выражения круга (Аксаков 1860: 44).

Однако самым оригинальным в лингвистической концепции К.С.Ак-сакова, на наш взгляд, является его грамматическая фоносемантика. Ос-мысление грамматических категорий в концепции ученого напрямую связаны с реальностью бытия ²¹.

Все исследуемые категории грамматики предстают в оппозиции “оз-начаемое - означающее”, поэтому современные исследования по грамма-тической фоносемантике в русистике должны начинаться с тщательной проверки аксаковской концепции.

Ср., например, у К.С.Аксакова: <...> окончания на ха: Ванюха, Матюха, Миш-уха, - имеет в себе что-то грубовато-доброе и простодушное; а окончания на та: Ми-шута, - что-то ласковое и дружелюбное; <...> уменьшительная форма непременно обращает внимание не на единичность предмета, а на самый вид его, на самую, сле-довательно, наружность; Чтобы представить предметы милыми, чтобы высказать ла-скающее отношение, на них как бы наводится уменьшительное стекло, и они, умень-шаясь, являются милыми; в том же духе составлена слова тафтица, братец, водица, суконцо и пр.; Окончания ца, цо, цъ преимущественно имеет значение милого, доб-рого, дорогого, любезного; Падежи имеют, повторяем, свой самостоятельный, неза-висимый, разумный смысл, и потому могут и должны рассматриваться сами в себе, а не только в употреблении... (Аксаков 1860: 61-65; 83).

 

Проблемы мотивированности языкового знака в работах М.А.Тулова и А.А.Потебни. В 60-е гг. XIX в. внимание лингвистов привлека-ют психологические основы функционирования языка, что во многом связано с рас-пространением идей В.фон Гумбольдта и Г.Штейнталя.

М.А.Тулов в работах “Обозрение лингвистических категорий” (1861) и “Об элементарных звуках человеческой речи и русской азбуке” (1874) пытается объяснить процесс мышления, который проходит ряд этапов: на этапе созерцания предмет существует в сознании без имени, в процессе созерцания человек выделяет отличительную черту денотата и формирует представление о предмете, которое тесно связано со словом, на следующем этапе формируется понятие, которое является совокуп-ностью признаков представлений.

“Едва разум души произнес свой суд об известном созерцании, отметив в нем его характеристическую черту, как тот же суд повторили и уста человека в звуке слова” (Тулов 1977: 167).

 При этом различные языки фиксируют взгляд на разных чертах но-минируемого предмета.

 “Каждый народ внес в свои представления о предметах и в их названия не ту че-рту, на которую, как на существенную, могла бы указать ему логика общече-ловеческого мышления, а ту, которая показалась народу главною и существенною с точки зрения его национального миросозерцания” (Тулов 1977: 169).

М.А.Тулов разрабатывает учение об этимологическом смысле слова, под которым он понимает характерный признак предмета, лежащий в основе номинации. В результате развития языка этимологический смысл может меняться и даже исчезать, таким образом и происходит утрата примарной мотивированности.

“С утратою своего этимологического значения слово делается будто пустым зву-ком, ожидающим своего умственного содержания от личного понимания говоря-щего” (Тулов 1977: 171).

Понимание этимологического значения в работах М.А.Тулова коре-лирует с понятием внутренней формы слова в учении А.А.Потебни. В концепции М.А.Тулова обнаруживается понимание законов множест-венности номинации, относительной деэтимологизации языкового знака и безусловной мотивированности языкового знака.

”Но нет сомнения, что слово есть естественный знак мысли, что знак этот не есть плод изобретательности и произвола человека, а дан ему природой как рефлек-сивное движение, долженствующее служить выражением и отводом внутренней работы мысли” (Тулов 1977: 167).

Лингвистическая концепция А.А.Потебни всегда привлекала своей глубиной и оригинальностью. Более того, его идеи, представленные в основных трудах “Мысль и язык” (1862) и “Из записок по русской грамматике” (1874), сегодня получают “второе рождение” в рамках психолингвистики, этнолингвистики, лексикологии и пр. 

Учение А.А.Потебни получало неоднократную интерпретацию в истории линг-вистики (Будагов 1988; Виноградов 1978; Гришман 1988; Иванько, Колодная 1976; Кацнельсон 1985; Муратов 1990; Минералов 1987; Наумова 1990; Соколовская 1989), а потому остановимся лишь на принципиально важном для фоносемантики.

Одной из важнейших общелингвистических проблем, разрабатыва-емой А.А.Потебней, является проблема происхождения и эволюции языка. А.А.Потебня развивает выдвинутую В.фон Гумбольдтом и под-держанную Г.Штейнталем ономатопоэтическую (звукоподражательную) теорию происхождения языка, которая, однако, является не только фи-лософской и мировоззренческой, но и лингвистической концепцией, по-скольку актуализирует прежде всего данные психологии и языкознания.

Здесь на первый план выдвигаются этимологические и ассоциативные связи в номинации денотата определенным звуковым комплексом; делается попытка пред-ставить картину становления членораздельной речи как отдельного индивида, так и сообщества индивидов; рассматриваются не общие принципы взаимосвязи звука и смысла, а их отношения в структуре языка (лексика и грамматика, членов предло-жения и частей синтагм и пр.); делается попытка рассмотреть механизмы перехода этимологического значения в современное лексическое и т.д.

Работа “Мысль и язык” начинается с обзора теорий “сознательного изобретения слова людьми”, “непосредственного создания его богом” (А.Ф.Мерзляков, И.Орнатовский, К.С.Аксаков) и “бессознательного про-исхождения языка” (К.-Ф.Беккер, А.Шлейхер) и полемики с ними.

 “Все упомянутые теории смотрят на язык, как на готовую уже вещь <...> и по-тому не могут понять, откуда он взялся. С этим согласно их стремление отождест-влять грамматику и вообще языкознание с логикой, которой тоже чуждо начало исследования исторического хода мыслей” (Потебня 1990: 22).

Решение проблемы “мысль и язык” А.А.Потебня связывал с реше-нием проблемы происхождения и эволюции языка и слова, где основной задачей ставилось изучение процесса “перевода” субъективных пред-ставлений человека в объективные при помощи слов. Это возможно, по мнению ученого, лишь при соединении методов сравнительно-исто-рического языкознания и психологии ²².

Развивая идею В.Гумбольдта о том, что «язык, в сущности, есть неч-то постоянное, в каждое мгновенье исчезающее», «не мертвое произве-дение, а деятельность», «вечно повторяющееся усилие духа сделать чле-нораздельный звук выражением мысли», А.Потебня прослеживает про-цесс образования понятия.

 «Нетрудно вывести из разбора слов какого бы ни было языка, что слово собст-венно выражает не всю мысль, принимаемую за его содержание, а только один ее признак. Образ стола может иметь много признаков, но слово стол значит только постланное (корень стл, тот же, что в глаголе стлать), и поэтому оно может Одина-ково обозначать всякие столы, независимо от их формы, величины, материала».

Разрабатывая принципы языковой номинации, А.А.Потебня создает учение о внутренней форме слова. Внутренняя форма слова - это приз-нак, положенный в основу номинации, который мотивирует звуковой облик слова и указывает на причину, по которой данное значение получает именно такую звуковую оболочку.

Выбор признака может быть произвольный: ср. рус. портной < порты “одежда”; нем. Schneider < schneiden “резать”; болг. шивач < шия “шить”. Признак, положенный в основу номинации, может утрачиваться (ср. кольцо < коло “колесо”; мешок < мех), тогда происходит утрата признака или слова, что часто связано и фонетическими изменениями (ср. городить родственно жердь).

Понимание внутренней формы исходит из связи звука и значения. А.А.Потебня рассматривает внутреннюю форму слова через те ком-поненты, которые связывают значение со звуком, таким образом, внут-ренняя форма слова есть его этимологическое (первоначальное) значе-ние. Потеря внутренней формы слова есть его относительная деэтимо-логизация; восстановление этимологии слова - выход на его образ, пред-ставление мысли. А.А.Потебня дает образцы восстановления утрачен-ных связей в семантическом развитии слова и утраты им своей вну-тренней формы, изначально мотивированной звуком.

При этом ученый отмечает практическую неразрешимость постав-ленной задачи. А.А.Потебня говорит об «одухотворении звука фанта-зией», «восприятии души, природа коей никогда не уяснится нам до такой степени, как устройство механизма».

Формою поэтического значения будет не звук, первоначальная внешняя форма, а слово, единство звука и значения (Потебня 1990: 25). При этом А.А.Потебня выво-дит из сферы слова междометия, которые он рассматривает наряду со звуками, изда-ваемыми животными и птицами: “Звук, как междометие, как рефлексия чувств, и чу-вственный образ, или схема, были уже до слова; но самое слово не дается механис-тическим соединением этих стихий. Внутренняя форма в самую минуту своего рож-дения изменяет и звук и чувственный образ. Изменение звука состоит <...> в устра-нении того страстного оттенка, нарушающего членораздельность, какой свойствен междометию” (Потебня 1990: 27).

«Вполне законно видеть сходство между известным членораздельным звуком и видимым или осязаемым предметом, но должен заметить, что не слыхал ни об одном из подобных сравнений, которое имело бы сколько-нибудь научный характер», поскольку «нет возможности не пропустить ступеней, соединяющих предмет со звуком» (Потебня 1913: 89-90).

Взгляды А.А.Потебни встретили критику лингвистов (Ф.Ф.Форту-натов, А.А.Шахматов, И.А.Бодуэн де Куртенэ), однако нашли распрост-ранение в литературной теории и практике начала ХХ в. (работы Г.Г.Шпета, Ю.Н.Тынянова, Г.О.Винокура, А.В.Чичерина, М.М.Бахтина; поэтика символистов, футуристов).

 

Казанская и Московская лингвистические школы. Вопросы про-исхождения языка в работах Д.Н.Кудрявского. Дальнейшее развитие русской лингвистической мысли связано с деятельностью Казанской лингвистической школы ( И.А.Бодуэн де Куртенэ, Н.В.Крушевский, В.А.Богородицкий, А.И.Анастасиев, А.И. Александров ) и Московской “формальной” школы ( Ф.Ф.Фортунатов А.А.Шахматов, А.М.Пешковский, В.А.Богородицкий, М.М.Покровский ), которые не уделяли специального внимания вопросам, связанным с фоносе-мантикой. “Наука о языке, очевидно, развивается циклически, каждый раз начинаясь со звукового слоя, потом передвигаясь через морфо-системы к синтаксическим” (Николаева 1996: 85) ²³. 

После А.А.Потебни, который объяснял происхождение языка психо-логическими факторами, проблема происхождения языка не занимает русистику, которая ограничивается лишь редкими и частными заме-чаниями по этому вопросу.

И.А.Бодуэн де Куртенэ придерживался эволюционной теории про-исхождения и развития языка (путем восхождения от более низких сту-пеней развития к ступеням более высоким) и считал особенно важным и необходимым для науки воссоздать так называемые первобытные (Ursprachen) и основные (Grundsprachen) языки. Ученый придерживается теории полигенетического происхождения языка, считая что “миф о происхождении всех людей от одной пары не может быть фактом на-уки”. Важным условием возникновения речи И.А.Бодуэн де Куртенэ считает прямохождение, которое приводит к изменению моторики, в том числе и артикуляционной. Отдельными замечаниями ставится вопрос о “языке” животных и птиц (Бодуэн де Куртенэ 1963, 1: 67-69, 209-211). В.А.Богородицкий объяснял зарождение звукового языка в необ-ходимости социального взаимодействия.

Более подробно этот вопрос исследовался Д.Н.Кудрявским, что, на наш взгляд, обусловлено не движением общенаучной и индивидуальной лингвистической мысли, а биографическими факторами.

На Д.Н.Кудрявского оказывают большое влияние работы К.Маркса, Ф.Энгельса и Г.В.Плеханова. Он переводит на русский язык работу Ф.Энгельса “Происхождение семьи, частной собственности и госу-дарства”, что и предопределяет его лингвистические взгляды на вопрос о происхождении языка.

В работе Д.Н.Кудрявского “Введение в языкознание” (1912, 1913) центром проблем языкознания называется вопрос о происхождении языка, который решается в контексте популярной тогда теории Эн-гельса-Нуаре и - одновременно - традиционных для русистики междо-метной и ЗП-теориях. Развитие головного мозга и органов речи связы-вается с прямохождением и освобождением руки, которые и явились од-ним из условий преобразования звуков животных и междометий в зву-ковые символы, обозначающие “смутные, нерасчлененные, сложные представления”, которые превращаются в слово. Особую роль в возни-кновении языка Д.Н.Кудрявский отводит междометиям, ограничиваясь при этом лишь указанием этапов в развитии языка из звуков животных и междометий.

“<...> В междометии отражается непосредственно сильное душевное движение, которое даже может являться препятствием для произнесения слова, между тем как в слове проявляется спокойная работа ума и, следовательно, значительное ослабление чувства. Это показывает, что для развития языка необходимо было наряду с развити-ем ума и ослабление впечатлительности”; “Такими этапами являются следую-щие моменты: 1) звуки являются непосредственным отражением впечатлений внеш-него мира, 2) звуки становятся символами воспринятых впечатлений и 3) сопос-тавление звуковых символов и соответствующих сложных представлений ведет к обоюдному анализу и вырабатывает слово с его значением” (Кудрявский 1913: 56-60).

Русская научная этимология сформировалась к концу XIX - нач. ХХ в. в трудах А.А.Шахматова, Б.М.Ляпунова, А.И.Соболевского, Г.А.Ильинского, Н.В.Горяева, А.Г.Преображенского, С.Микуцкого, которым посвящены многочисленные исследования и комментарии.

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: