Становление фоносемантики: общие замечания

В середине ХХ в. (к этому времени советская лингвистика освободи-лась от идей марризма) одна за другой выходит ряд работ, вновь пыта-ющихся решить проблему происхождения языка. С этого времени число работ, посвященных исследованию звукоизобразительности, начинает стремительно расти.

Особое место занимает монография А.М.Газова-Гинзберга, где на материале изучения 181 общесемитского корня в сопоставлении с материалом девяти языков, из которых четыре языка относятся к индоевропейской семье (русский, литовский, таджикский, осетинский), делаются принципиальные для развития фоносемантики выводы: «1) теоретически обоснованное положение о звукоизобразительности (в из-ложенном широком понимании) происхождение языкового материала подтвержда-ется конкретным исследованием лексики одной из языковых семей; 2) древнейшие эпохи становления языкового материала познаваемы, ибо они оставили следы в языках исторической эпохи» (Газов-Гинзберг 1965: 69).

Рождение фоносемантики как самостоятельного раздела языкознания принято связывать с именем С.В.Воронина, в лингвистических трудах которого находит свое концептуальное оформление русская фоносеман-тическая мысль. «Годом рождения отечественной фоносемантики можно считать 1982-й - время выхода в свет монографии С.В.Воронина “Основы фоносемантики» (Казарин 2000: 32). К этому времени в русис-тике уже оформляются многие направления ФС-исследований, однако они развиваются автономно (хотя движутся в одном направлении), не вписываясь, но существуя в традиционных разделах русистики.

Работы С.В.Воронина определяют дальнейшие пути и перспективы возможного развития русской ФС-мысли, позволяют соотнести дости-жения русистики с общим уровнем развития исследований звукоизо-бразительности в мировой науке. Безусловно, только общий контекст русской лингвистики с достижениями зарубежного языкознания позволяют оформиться фоносемантике в самостоятельный раздел русистики, тогда как до этого времени фоносемантические исследования ведутся в рамках других разделов (стилистики, фонетики, фонологии, грамматики, лексикологии, психолингвистики и др.).

ФС-исследования проводятся на различных языковых уровнях и рас-сматривают язык во множестве аспектов. Некоторые вопросы изучены достаточно глубоко, некоторые только намечены фоносемантикой и еще ждут своего разрешения.

История лингвистики показывает, что разное время и различные социально-исторические условия актуализируют различные фоносемантические подходы к изучению языка ³². Однако эти исследования ведутся и позволяют расширять возможности фоносемантической интерпретации языка и открывать новые лингвистические методы и методики изучения мира и человека.

 

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ФОНОСЕМАНТИКИ

Этимологическая фоносемантика

 Из каждого слова, которое мы употребляем, глядит на нас не сорок веков, а по меньшей мере сорок тысяче-летий.

В.И. Абаев

Значение, эволюционируя, изменяется здесь без остатка.

В.Н.Топоров

Общие замечания. Новый подъем этимологии в середине ХХ в. тесно связан с подъе-мом этимологии в мировой науке, с развитием общей теории языкозна-ния, исторического языкознания и диалектологии: труды В.И.Абаева, А.С.Мельничука, Л.А.Булаховского, В.В.Виноградова, П.Я.Черных, Н.М.Шанского, Г.П.Цыганенко; славистов В.Н.Топорова, О.Н.Труба-чева, В.В.Мартынова, Н.И.Толстого, индоевропеистов Вяч.Вс.Иванова, Ю.В.Откупщикова и др. В этих работах устанавливается (в общем кор-пусе этимологизируемой лексики) основной (наиболее очевидный) фонд ЗИ-лексики русского языка. 

Важным этапом в развитии русской этимологии для фоносемантики являются работы Л.А.Булаховского. Одной из важнейших причин деэтимологизации является вступление в действие конвенционального кода, когда при длительном употреблении знака первичная мотивация забывается, теряется, оттесняется на периферию и даже вступает в оппозицию по отношению к первичной мотивации. Признание неизбежности процесса деэтимологизации слова в истории языка – важ-ный этап в становлении научной этимологии, который позднее позволя-ет фоносемантике обосновать закон относительной денатурализации языкового знака ³³.

Важнейшее значение для определения этимологических методов и теоретических основ этимологии имеют работы В.Н.Топорова, который устанавливает возможность и необходимость многомерного, объемного, “голографического” этимологического анализа и выдвигает идею полиэтимологичности (Топоров 1960, 1981).

Этимологическая фоносемантика не только опирается на эти идеи, но и находит множество дополнительных аргументов их справедли-вости. Только “определение координат разных систем (фонологической, словообразовательной, лексической, семантической, поэтической и т.п.), пересечение которых порождает данное слово”, позволит представить более или менее точный этимологический анализ и определить “последующую траекторию слова” (Топоров 1960: 51).

Этимологическая фоносемантика ставит своей задачей выявить звукоизобразительный мотив номинации слова, объяснить характер связи между звучанием и значением этимона, смыкаясь здесь с эти-мологией, сравнительно-историческим языкознанием, семасиологией, лексикографией. Наиболее активно этимологическая фоносемантика развивается на материале английского языка (Климова 1986; 1998; 1999; Воронин 1992; 1997; Бродович 1999; Дубровская 1999), что же касается русистики, то исследования здесь только начинаются (Петрова, Шляхова 2000; Шляхова 2000; 2001), однако большинство из них не связно с фоносемантическим подходом к языку ³⁴.

Исследования в русле этимологической фоносемантики позволяют установить, что ЗП и особенно ЗС-слова развивают множество значений вплоть до самых абстактных, обладают высокой словобразовательной продуктивностью и отличаются широкой сферой бытования (Воронин 1982; 1999; Климова 1999; Бродович 1999).

 Основной задачей этимологического анализа считается “определе-ние координат разных систем (фонологической, словообразовательной, лексической, семантической, поэтической и т.п.), пересечение которых порождает данное слово, и определение последующей траектории слова” (Топоров 1960: 51).

Представляется, что ФС-анализ является многомерной составляю-щей этого анализа, поскольку во многом объединяет все эти критерии: “только наличие определенных фоно-семантических соответствий того или иного слова в близко- и неблизкородственных языках (особенно засвидетельствованных в наиболее ранних памятниках письменности) может вывести его из изолированности, предоставить ему “права гражданства” в системе соответствующего языка” (Маковский 1999: 10).

Описание русской лексики в рамках ФС-этимологии позволит привести к пониманию того, что ЗИ-лексику нельзя рассматривать как линейный ряд или ограниченное собрание разрозненных вокабул, поскольку именно этимология позволит установить количественный и качественный семантический потенциал ЗИ-лексики, ее строгую упорядоченность в языке.

 

Звукоизобразительность и полиэтимологичность. В.Н.Топоров говорит об этимологической относительности (любая этимология слова может быть уточнена, изменена или отвергнута) и определяет основные подходы к идее “многозначных” этимологий (“полиэтимологичности”), когда в процессе функционирования слово обретает не одну, а несколько семасиологических связей, что “является следствием некоторых принципиальных и неотъемлемых характеристик самого слова” (Топоров 1981: 141). При этом отдельные этимологи-ческие решения рассматриваются как различные степени приближения к матрице этимологической относительности.

 Проблема полиэтимологичности сегодня широко разрабатывается и связывается с проблемой соотношения двух семантических тенденций: предельное забвение собственных истоков и легкая включаемость в систему иных связей, внешних по отношению к исходному ядру; максимальное использование унаследованной системы смыслов (Топоров 1981; Воронин 1982, 1997; Климова 1986, 1998, 1999; Маковский 1971, 1980, 1986, 1988, 1992, 1996, 1999).

Исследование этимологии ЗИ-слова с учетом всех возможных крите-риев предполагает возможность перекрестной этимологии: несколько этимологий одного и того же слова могут оказаться верными, особенно в связи с метафоризацией, народной этимологией и разными видами контаминаций (заумь, эвфемия, энантеосемия, ассоциативные связи, омонимия и пр.).

Ср. также рус. палка обычно связывают с палить < и.-е. *pel-: *pol-: *ple-: *plo- “жечь, палить”. Сюда же полымя, полено, пепел, палица (Младенов 409; Фасмер III: 193; Черных I: 619). Здесь же приводятся родственные слова, которые, однако, не связаны с семантикой огня: д.-в.-н. spaltan “раскалывать”; др.-инд. sphatati “раска-лывать”, sphutati “разрывает”. Другие определяют родство с палец (Брандт РФВ 23, 302; Брюкнер 391) и с полоть (< и.-е. *(s)pel- “резать, разрубать”) (Маковский 1996: 363). Фасмер отделяет полоть от палка, но здесь же сближает с др.-инд. phalati “ло-пается, трескается”, sphatati “разрывает”, sphatayati “раскалывает”; нов.-в.-н. spaltеn, д.-в.-н. spaltаn “раскалывать” (ср. родств. у палка ). К полоть Фасмер относит по-лоть, полть “половина туши”, др.-рус . полоть, полъть “кусок, пласт” (Срез-невский II: 1148); словен. plat “разрубленная половина”; польск. polec “кусок, пласт”; лит. paltis “полтуши” (Фасмер III: 316-317) (букв. “разрубленный, расколотый”).

Вероятно, к этому же ФС-гнезду следует отнести плод и племя (< и.-е. *pel- “рождать, производить”) (Маковский 1996: 80; Трубачев ВЯ, 1957 №2). Далее Чер-ных отмечает связь с плод и племя с полный (< и.-е.*pel-: *ple- “наполнять, нали-вать”) (Черных II: 43). Фасмер, связывая плод и племя, не отмечает связи с полный (Фасмер III: 312).

Скорее всего, все рассмотренные слова соотносятся со значением “резать, разру-бать, раскалывать”, поскольку с этим значением в индоевропейских языках соотно-сятся значения “родиться”, “огонь”, “влага” (Маковский 1996: 365-366, 241). Ср.: в русском материале семантическое сближение значений “рассекать, ударять” и “огонь”, “рождаться”, “влага” в родственных словах: чикать, долбить диал. “ударять” и арг. “coire”; почка “зародыш, побег” и арг. “удар”, почковаться арг. “coire”; колоть и колодец; долбить “ударять”, арг. “coire” и долбак арг. “окурок”.

 Связь этих значений обнаруживается даже в пределах одного этимологического гнезда: ср. диал. корень “заселенная земля”, корь “насиженное место”, кара “залив”, коренье “порода, племя”, черен “очаг”.

 

Фоносемантический анализ в этимологии. Этимологизация ЗИ- лексики была бы значительно полнее при использовании фоносеман-тического анализа, разработанного С.В.Ворониным и дополненного С.В.Климовой, который позволяет решить многие вопросы, вызываю-щие споры в традиционной этимологии (Воронин 1982а, 1982б; Климова 1986, 1990).

Метод ФС-анализа включает следующие этапы: 1) установление у слова наличия / отсутствия “звукового” значения; 2) учет и анализ критериев идентификации ЗИ слов; 3) этимологизация слова с учетом его фонетико-семантических коррелятов в родственных языках; 4) корреляция акустических и артикуляторных характеристик единицы с характеристиками денотата для определения мотива номинации; 5) выявление параллелей (звуковой облик и семантика этимологизи-руемого слова) в неродственных языках; 6) определение наличия / от-сутствия и характера ЗИ.

В рамках ФС-анализа важным является решение “задач на омони-мы”, где необходимо различать подлинные омонимы и ложные омони-мы (корни, считающиеся омонимичными, исторически являются одним корнем) (Трубачев 1985).

 Ср., например, коса “инструмент” - коса “прическа” - коса “отмель” (ложные омонимы), поскольку восходят к и.-е. *kes-, *kos- “рубить, ударять”; брак “супру-жество” < брать; брак “дефект” < нем. Brack “негодный товар” (букв. “обломки”) < “лом” < breckhen “ломать” (подлинные омонимы). Однако даже разведение подлин-ной и ложной омонимии в рамках одного языка не исключает ЗИ этого слова в язы-ке - источнике заимствования. Ср. англ. brack “обломки”; установление подлинной и ложной омонимии необходимо лишь для определения первичного корня, который в разных языках развивает множество значений. Ср. также кровь арг. “деньги”, “убий-ство”; диал. “племя, род”; “жидкость в кровеносной системе” - ложные омонимы, по-скольку восходят к и.-е. * ker -, * kr - “резать, рубить”;

С.В.Климова отмечает, что недостаточно глубокое этимологизи-рование “происходит в том случае, когда производное значение прини-мается за первичное” (Климова 1990: 46).

Ср., например, С.В.Климова определяет родство, а не омонимичность, англ. ripplle “покрываться рябью” (< и.-е. *rei- “поцарапать, рвать, резать”) и англ. riffle “морщить, рябить воду; нарушать спокойствие” (< и.-е. *reu- “разрывать, копать, вырывать”), поскольку у каждого и.-е. корня есть “омоним” со “звуковым” значении-ем (*reu- “рычать, издавать резкий звук”; *rei- “рычать, кричать, лаять”), которые яв-ляются родственными. Ср. также англ. scorch “коробиться от жары” (< и.-е. *(s)ker- “сморщиваться, коробиться; шершавая кожа, черствая корка” и его “омоним” *(s)ker- “издавать резкий звук”). Семантическое развитие корней происходило сле-дующим образом: “издавать резкий звук” > “издавать резкий звук при выхватыва-нии, вырывании” > “вырывать”; “издавать резкий звук” > “издавать резкий звук при движении по шершавой поверхности” > “шершавая, неровная поверхность” (Климова 1990: 46-48).

 Этимолого-фоносемантическое исследование английских глаголов “неясного” происхождения позволило сделать вывод о том, что поли-этимологичность ЗИ-лексики вытекает из тенденции забвения конкрет-ной ЗИ-мотивировки при сохранении связи с ЗИС в целом, что способст-вует появлению у слова нового значения в рамках звукоизобразительной системы, основанного на совершенно иных ассоциативных связях (Климова 1999: 146).

Ср.: в английских этимологических словарях слова diddle (1) “идти неверными шагами как ребенок” и diddle (2) “заниматься пустяками, тратить время попусту” рассматриваются как омонимы, однако эти слова этимологически тождественны. Фонетическая близость diddle “идти неверными шагами” к фоносемантической групппе обозначения безделья (fiddle, twiddle, piddle, tiddle, quiddleи др.) явилось причиной появления нового значения “бездельничать” (Климова 1999).

 А.С.Мельничук установил, что к и.-е. корню *kes- “резать, ломать, рубить” восходят следующие русские слова: захолустье, касаться, каша, коса, косой, костер, кость, косяк, скосить, скопить (Мельничук 1986). Сюда же следует отнести слова сено, хвоя, скала, кощун, хлев, холить, час, чаша, чесать, чеснок, шест, шип, шишка, щепка, шибать (Маковский 1988; 1996). Даже просто внимательный анализ русских этимологических и толковых словарей позволит выявить широкий спектр значений, словообразовательных связей и стилистических возможностей единиц, изначально являющихся звукоизобразительными. Данные русских этимологических словарей позволяют расширить представленный ряд словами часовня, сечь, сечение, шип, ошибка, кусок и др.

Ср. также к и.-е. *(s)kel- * (s)kol-“резать, откалывать” восходят слова челн, челнок, чело, челюсть, холм, холка, хохол, скалить, осколок, скала, щель, щелкать, щелок, щелочь, холостой, холоп, холод ,, холст (Шляхова 2000). Ср. также и.-е. *kel- *kol- “” и “звуковые” значения щелкать, щелчок.

Критерии этимологической идентификации ЗИ-слов. Однако внимательного прочтения существующих этимологических словарей не-достаточно для установления реального корпуса ЗИ лексики русского языка: необходимо применение методов этимологической фоносеманти-ки для установления ЗИ природы слов “неясного”, “спорного”, “тем-ного” происхождения.

Критериями этимологической надежности при установлении ЗИ- природы слова являются как интралингвистические, так и экстралинг-вистические критерии (Воронин 1982; Климова 1986, 1990).

Процесс этимологизации слова можно соотнести с развитием этимологии как на-уки, где В.Н.Топоров выделяет пять этапов: 1) ориентация на формальное подобие сравниваемых слов, без строгих приемов верификации; 2) опора на фонетические закономерности, которые у младограмматиков осознаются уже как жесткие законы; 3) учет различных языковых уровней: апофонии, просодии, морфологических моделей; 4) семантическая реконструкция; 5) обращение прежде всего к контексту. Последний период развития этимологии сближает этимологию с искусством, поэтическим творчеством (Топоров 1995).

При установлении ЗИ природы слова необходим учет следующих   интралингвистических критериев: семантических (см. раздел «Лексико-семантическая фоносемантика»), грамматических, структурно-фонети-ческих и словообразовательных (см. раздел «Грамматическая фоносе-мантика»), функционально-стилистических (см. разделы «Коммуни-кативная (функциональная) фоносемантика», «Стилистическая фоносе-мантика»).

 Интерлингвистические критерии являются обязательными, по-скольку изучение истории слова в экстралингвистическом контексте (в том числе и прежде всего в родственных языках) является непременным методом любого этимологического анализа слова, однако в этимологии ЗИ-слов этот метод обретает особое значение, ибо фоносемантика стремится к поиску фоносемантических универсалий.

Ср.: ЗИ-слова англ. bogey “бука, пугало”; рус. бука “пугало для непослушных детей”; калмыц. buG “демон степи, демон тумана”; бурят. буг “злой дух” (Бродович, Воронин 1999); коми-перм. боболь “бука”.

На экстралингвистическом уровне обнаруживаются многие законно-мерности, утраченные (или слабо выраженные) в языковой системе. Современный этимологический анализ не может существовать вне соче-тания строго формального сопоставления лексем с их концептуальным исследованием в рамках определенной духовно - культурной семио-сферы: мифы и предания; прецедентные и “специальные” (магические, мистические, пророческие, глоссолалии и пр.) тексты; социальные, философские и религиозные дискурсы и пр.

ЗИ-слово является закрытым “сейфом” архетипического мышления, которое требует его истолкования как целостного образования с учетом всех семантических закономерностей в культурном контексте.

 Проиллюстрируем это на примере арготического ономатопа капать в значении “доносить, выдавать”, который фиксируется арготическими словарями с начала века и по сей день.

В.Стратен (Стратен 1929) и Б.Ларин (Ларин 1931: 122) предполагают заимство-вание из нем. kappen, verkappen “доносить”, то же в польск. kapa ć . Возможно, данное слово не является заимствованием (ср. арг. породниться с водой “стать доносчиком”, замочит ь “предать”, кап-кап “доносчик”).

Ближайшей ассоциацией, реализованной в значении слова, может быть ассоциа-ция фоносемантического характера ( кап-кап – тихий удар, т.е. неслышный удар, удар исподтишка). Более дальняя ассоциация приводит к древнейшим представлени-ям человека, где вода является связующим звеном при переходе душ умерших в за-гробный мир (ср. кануть в Лету). На Руси и по сей день широко распространен об-ряд обмывания покойника, который в деревнях выполняют “обмывальщики”, “мыт-ница”, “умывальники”, действия которых носят магическую направленность. При обмывании обязательно ставят чашку с водой и следят “не сколышется ли; говорят, что душа обмывается”. Здесь ассоциативная структура усложняется и приобретает незвуковой характер “вода-дорога-смерть”, т.е. донос – это дорога к смерти кого-, чего-либо (намеченного преступления, провал дела, арест, наказание и т.п.).

М.М. Маковский, используя методы лингвистической комбинаторики, делает вывод о том, что к значению слова “вода” восходят русские слова “тропа, тропинка”, с одной стороны, и “труп” - с другой (ср. нем. Tropfen “капля”), т.е. здесь также ре-ализуется ассоциация “вода-дорога-смерть”. Ср. у Фасмера: тропа восходит в тро-пать “топать ногами”; др. ступень вокализма трепать ср. болг. трепам “убиваю”, др.-рус. притрепати “губить, убивать”.

Вероятнее всего, рус. капать, нем. kappen, польск. kapa ć восходит к этой древ-нейшей ассоциации “вода-смерть”. Самостоятельность данной ассоциации в русском языке подтверждается другими языковыми фактами. Ср. арг. мокрое дело, мокруха “любое убийство, в том числе и без крови (удушение, отравление)”; мокрушник, мокрятник “убийца”; окунут ь “поместить в места лишения свободы”; диал. кап-ельник “повеса”; капли не задевать “не прикасаться к чужому”; капли сума-сшедшие (веселые) “водка”; каплюга (каплюжник, каплюжка ) “горький пьяница”, “скряга, крохобор”, “хитрый и льстивый человек”, “крайне неприятный, отталкивающий человек” и т.п.

Таким образом, древнейшее представление человека “вода-смерть” сохранилось в ассоциации “вода-опасность”, а семантика воды обрела коннотацию пейоративного (ср. мокрая курица, мокрого места не останется, глаза на мокром месте, вывести на чистую воду, желтая вода “глаукома”, темная вода “слепота”). Ср. также семантические параллели и гипотезу В.М.Мокиенко в арг. стоять настреме / вассере/ маяке: “в приведенном ряду “караульных” идиом довольно активна мотивация, связанная с водой, с опасностью на воде” (ИЭСВЖ: 158).

Представляется необходимым и исследование зауми, заумной речи, функционирование в языке которой обусловлено экстралингвисти-ческими факторами (в частности, инвективы, заумные единицы и анома-льные языковые единицы ФС ряда структурируются и функционируют по общей модели) (Шляхова 1998; Хитренко 199).

Ср., например, заумные единицы, построенные по модели фреквентативов: ус-ловные языки отходников-ремесленников: хрутка “мать”; хрутень, хрутин “отец”; в воровском арго: хартан “передача продуктов питания” (вероятно, от харчи ); глосс-солалии сектантов: Капиласта гандряДараната шантра Сункара пуруша Моя дева Луша; загадки: Сидит дендра на пендре и кричит на кондру: не ходи кондра в пендру, в пендрерында и мяндра (Сидит мать на печи и говорит дочери: не ходи в лес там медведи и волки); детские тайные языки: шварка “швабра”; тыры-пыры “туда-сюда”; песни ведьм: охромея вызывон, тарандац даголданц экимозко порог-озды; детские считалки: Анка- дарнкадру-едру четар-фаер фу е фру; Обар, бобас за-бор, зи , обар бобар кур.

Также необходим учет корреляции вербальных и невербальных ко-дов, которые сохраняют наиболее архаичную семантику, что связано с ритуальной природой древнего вербального фонда языка.

Невербальные языковые коды также связаны с понятием ритуала, который в архаических культурах “пронизывал всю жизнь, определял ее и строил новые ее формы” (Топоров 1988: 22), а потому его можно считать “ключом к пониманию главного в строении человеческих обществ” (Еремина 1991: 193), где находят выражение “максимальные потенции данной социальной структуры, ее крайние полюсы и наиболее парадоксальные связи между ними” (Топоров 1988: 18).

Именно слово (прежде всего ЗИ-слово), изначально не прикрепленное или в процессе своего исторического развития оторвавшиеся от обряда, “<...> приняло на себя дополнительные функции, связанные с необходимостью выразить тот магический смысл, который некогда был заключен в действии и теперь мог быть окончательно потерян. Именно в результате этой “благородной миссии”, которую взяло на себя слово, утраченный и непроясненный смысл многих архаических ритуалов часто поддается реконструкции” (Еремина 1991: 195).

Ритуализованное действие воспринималось самим коллективом синкретично, как некое нерасчленяемое единство, что, в свою очередь, обусловило семантику этих первооснов, которые отличаются весьма широким и часто трудно ограничиваемым одной семантической плоскости набором значений (Маковский 1996, 1998).

Ср., например, значения, соотносимые со ЗИ и.-е. корнями: *ker- темный, цвет, краска, вешать, корова, связывать, ранить, кустарник, кормить, греть, гореть, огонь, брать, жидкий, сырой, дерево, середина, сворачиваться, покупать, приобретать, резать, расщеплять, голова, верх, верить, совершать, делать, творить, хвалить, обманывать; *ter -тереть, крутить, сверлить, греть, избивать, мучить, томить, чистить, помет, ногти, разговоры, крюк, кормить, работа, тревожить, буря, хруст, кролик, бежать рысцой, курить и др.

Внешне хаотичная система значений легко складывается во вполне законченную картину древнего ритуала, знакомого нам по многочисленным описаниям так назы-ваемых первобытных племен, а также по исследованиям первобытного мышления (Тайлор 1989; Леви-Брюль 1980; Фрезер 1984; Афанасьев 1995). Дальнейший анализ этих значений приводит к построению мифологической картины мира древнего человека.

Подобная синкретичность древнего мышления приводит к тому, что один и тот же денотат может номинироваться по весьма различным (часто противоположным) признакам, поскольку один и тот же предмет (явление) становились участниками совершенно разных сакрализован-ных действий, а потому получали языковое воплощение при помощи разных основ.

Данные положения коррелируют с ФС-законом множественности номинации, по которому один денотат мотивируется его различными признаками, лежащими в основе номинации (Воронин 1982).

Очевидно, что этимологизирование ЗИ-слов является длительной и скрупулезной процедурой, однако именно эта работа приблизит исследователя к приближению постижения тайн языка и мироздания.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: