Канон Преподобному Сергию Радонежскому

 

Нет выше счастья для человека и для ангела, как быть в добровольном послушании Богу. На всем свете нет бла­городнее людей, как те, которые живут в полном согласии с божественными законами и не только их принимают, но и с любовью исполняют. Поистине счастливы эти люди и в этой временной жизни, наипаче счастливее будут они в жизни вечной.

Как мило и трогательно смотреть на того кроткого и послушного сына, который с самого невинного детст­ва живет в беспрекословном подчинении отцу своему, своим родителям! Сколько здесь красоты дивного бла­городства, нежной признательности! Сын всей душой любит своего отца, сознает свою полную зависимость от него (зависимость, его ничуть не стесняющую, а ра­дующую), выполняет с удовольствием и немедленно все отцовские указания. А если сын уже взрослый, умудрен науками, украшен многими качествами и при всем этом не перестает выражать своим родителям самые нежные, искренние чувства признательности и любви, то карти­на становится еще милее: она достойна многих похвал и одобрения.

Ничто не в силах изгладить из моей души тех бла­годатных впечатлений, какие оставил в ней подобный пример, относящийся ко времени моей еще ранней юно­сти. Это было около 1930 года, когда наша семья жила в верховьях Волги. Трудные были эти годы, голодные, неустроенные. Мы с отцом работали плотниками на не­большом предприятии. Вместе с нами в одной бригаде трудились другие отец и сын и тоже по специальности плотники. Но что это были за люди! Прошло вот уже тридцать с лишним лет, а я о них вспоминаю со слезами на глазах. Особенно меня трогала искренняя, неподдель­ная нежность сына к отцу. Не помню теперь, как ему было имя, да это и не так важно, важно его прямо-таки ангельское отношение к своему отцу, которому было, наверное, под семьдесят, а сын примерно тридцати лет. Но как сын относился к отцу! Он был так внимателен к нему, так сыновне любил его, исполнял все его малей­шие указания и советы. И всё это искренно, от души, с чувством глубокого удовлетворения и внутреннего счастья. Ах, какая дивная гармония жизни, какая красота взаимных отношений! Мне было стыдно за себя: как же я-то отношусь к своему родителю, какая огромная раз­ница между тем милым юношей-сыном и мною!

Вот ведь не забудешь никогда хороших-то людей. Они, как тихие звездочки на небе или как нежные цве­точки, рассыпаны десницей Божией на земле, чтобы благоухать, удивлять, украшать нашу бедную добром и любовью земную жизнь. «Да, были раньше хорошие люди с чистыми, благородными душами, а вот теперь совсем другие», — скажут некоторые читатели. Есть, слава Богу, и теперь, будут и после нас. Жив Господь Бог наш, и жива будет христианская душа на грешной земле нашей. Но мы знаем, что во время холодной, дождливой осени и особенно снежной морозной зимой погибают все цветочки на земле...

Для утешения души хочется привести еще один див­ный пример святого послушания и любви сына, но уже к матери. В прошлом году мне пришлось бывать в одном подмосковном городке. И вот там увидел тоже поистине дивное явление для наших дней. Сын, ученейший чело­век, готовящийся защищать диссертацию, имеющий уже солидное положение в обществе... С какими нежными чувствами и какой любовью он относился к своей преста­релой матери! «Мама, мамочка дорогая, ты не расстраи­вайся, не волнуйся, не утруждай себя чрезмерно», — участ­ливо говорил он обычно своей матушке. И это не только при нас, приезжих, но так всегда, и когда они были одни дома. Вот такая дивная, благородная душа, такой цвето­чек, благоухающий в наше время.

Какие это всё-таки яркие и поучительные примеры для нас, неблагодарных, непослушных детей! И я беру эти примеры преднамеренно не из житий святых. Тогда вы могли бы мне в глаза сказать: «О, это были святые люди. Только они умели так жить, а мы грешные люди, куда нам за ними гнаться». Чтобы вы этого не сказали, я и приво­жу примеры из жизни современных нам людей, которые в таких же условиях, как наши, делают то, что удивляет даже ангелов.

Приходилось видеть и другое, прямо-таки противопо­ложное сказанному, и такое встречается гораздо чаще.

Молодая девушка лет двадцати пяти. Так она усердно ходит в храм Божий, так низко кланяется и пост-то ста­рается как следует исполнить, а вот совсем недавно (она сама об этом говорила) приехала домой от Преподобно­го Сергия. Мать ее, больная женщина, не успела приго­товить ей поесть. Да и без того было что поесть: и хлеб, и фрукты кое-какие. Но вот ей хотелось чего-то особого, ну, например, как она говорила, свежего борща с картош­кой, луком, еще и приправленного маслом. Возмутилась наша богомолка, что мать ее голодом морит, да так разош­лась, что и уму непостижимо. Схватила чашку с холодной картошкой, да и запустила в свою мамочку, — та, бедная, в угол спряталась, под святые иконы. Чашка-то угодила не в мать, а прямо в образ святой. «А, ты за иконы пря­чешься! — взревела дочка. — Я покажу тебе, как над род­ной дочерью издеваться...» В порыве страшной ярости она схватила большой чайник с кипятком и...

Ну, что дальше писать? И ведь, к стыду нашему, такое бывает среди людей, духовно живущих, людей, мнящих себя христианами, богобоязненными детьми Божиими. А сколько подобных дел нераскаянных, неоплаканных, неосознанных? К нашему великому благу, мы хоть можем всё это оплакать, исправить с помощью духовника и Бо­жией благодати, а если люди нецерковные?.. Кто им помо­жет в их нравственном исправлении? Кто им подскажет, что это плохо, что так делать нельзя?..

О, как прекрасно послушание пред людьми, а пред Бо­гом наипаче! И как богомерзко и аморально непослуша­ние и пред людьми, и наипаче пред Богом!

Но наша-то прямая задача — раскрыть важность и благотворность послушания пред Богом, послуша­ния непринужденного, но вполне добровольного, впол­не осознанного. Ведь есть послушание и такое, что че­ловек хочет слушаться Бога и исполнять Его заповеди единственно по привычке — с детства он так привык, или хочет исполнять, потому что боится, как бы Бог не наказал страшно за непослушание, или еще и пото­му, что за послушание получит большую награду. Это послушание неосознанное, послушание расчета, выго­ды личной и всё.

А вот когда Господь бичует человека болезнями, скор­бями, всякими напастями, и человек всё равно готов благодарить Бога и быть послушным Ему — это уже иное послушание, бескорыстное, послушание по любви к Богу: хотя Господь меня и наказывает, а я всё-таки буду благодарен Ему, буду слушаться Его, потому что я силь­но люблю Его...

Но более страшно, ужасно, непоправимо — преслушание Богу. Это когда человек сознательно не хочет ис­полнять Его святые заповеди. Когда он безумно говорит:

«Что мне Бог, я сам создам всё, что только захочу. И за­чем мне Его слушать и исполнять то, что Он говорит, ког­да я и без Него прекрасно живу и еще больше веселюсь, чем с Ним». Это не только преслушание, но и в прямом смысле богопротивление, богоборчество....Выше звезд Божиих вознесу престол мой, — говорил денница в свое время, — и буду подобен Всевышнему (Ис. 14, 13, 14). Ка­кой грандиозный план, какой гордый замысел врага рода человеческого! «Я буду выше и сильнее Всевышнего, так зачем же мне Его слушаться, когда я и без Него прекрасно обойдусь». Конечно, результат такого заявления очеви­ден. Денница не только не поднялся выше Всевышнего, но и низвержен сильной рукой в бездну адову, то есть на самое дно тьмы и вечного мрака.

О, как страшно такое сознательное преслушание! У нас-то с вами, мои дорогие, непослушание бывает в большинстве своем по немощи нашей, по слабости нашей воли, ведь мы, как и святой апостол говорит, хо­тим делать доброе, но нет силы воли это осуществить, или по лености, суетности нашей не делаем. И это всё-таки большой и пребольшой грех наш, который следует ис­правлять и стремиться к святому послушанию и Господу и людям.

...Как-то тихим весенним утром, когда солнце еще мед­ленно просыпалось и бросало на уснувшую землю свои первые утренние лучи, к святым вратам обители Препо­добного Сергия подошел человек. Он не торопясь пере­крестился, благоговейно приложился к стенной росписи и долго-долго рассматривал житие Преподобного Сергия, изображенное на стенах святых врат.

По внешнему виду человек был из духовных: одет в поношенное длинное пальто, из-под которого видне­лась ряса. Волосы на голове и борода были недлинные, но всё же показывали, что это не светский человек. В одной руке он держал небольшой дорожный чемоданчик, в дру­гой — широкополую шляпу.

Да и самое лицо его было особенное, не как у мирских людей: мирное, сосредоточенное, приветливое и благого­вейно-молитвенное.

Довольно насмотревшись на стенную роспись, что во святых вратах, незнакомец не сразу пошел к проход­ной монастыря. Он, видимо, вполне понимал, что в такой ранний час вряд ли чего добьется толком, поэтому стал ходить, не торопясь, по пустым аллейкам святой обители и, поднимая высоко голову, рассматривал строение и кра­соту храмов с золотыми куполами. Всё его, видно, живо интересовало, трогало, радовало. Создавалось впечатле­ние, что этот человек попал в родную для него атмосферу, в близкий и дорогой для него уголок, о котором он давно мечтал и молил Бога, чтобы сюда приехать.

Когда майское солнышко достаточно высоко под­нялось над обителью, незнакомец, перекрестившись, шагнул по направлению к проходной. Здесь он любезно попросил разрешения свидеться с отцом наместником. Полчаса ожидания, и он был позван в покои настоятеля монастыря, где и изъявил свое заветное желание жить и трудиться до смерти в стенах этой святой обители.

Так в 1953 году в обитель Святой Троицы под молит­венный покров Преподобного Сергия прибыл иеромонах Арсений (в миру Антон Георгиевич Ромагценко).

По монастырским книгам известно, что он родился в 1888 году где-то на Западной Украине. Монашеский по­стриг принял в Почаевской Лавре. Там проходил различные послушания. Но вот судьбы Божии привели его к Сергию Преподобному в число его учеников и сподвижников. Надо сказать, что отец Арсений, видимо, происходил из образо­ванной семьи, так что весь его облик, выдержка, умение гра­мотно говорить, читать, петь на клиросе — всё показывало в нем человека духовно и светски образованного.

Послушание отец Арсений в Лавре Преподобного Сер­гия исполнял общее, то есть служил молебны у святой раки, нес чреду седмиц богослужения, читал и пел на кли­росе, иногда исповедовал народ. Всё это он делал с глу­боким чувством веры в Бога, сыновней признательности Церкви Православной, святой обители, которую полю­бил всей душой.

Если говорить об особых духовных дарованиях отца Арсения, то особенно отчетливо их не было видно. Тиха, скромна была его жизнь в стенах Лавры. Как и все прочие, как и все другие монахи, он был незаметен для людей. Это вообще характерное явление в нашей жизни. Пока живет человек среди других, он как и все: его совсем не замеча­ют или он сам старается быть незаметным. А духовные-то люди теперь так в большинстве своем и поступают, осо­бенно мудрые, духовно опытные. А святые отцы наши?! Да разве они рисовались, величались? Нет, они старались скрыть свои добрые дела. Даже умышленно занижали свои духовные подвиги, чтобы их не прославляли, чтобы не говорили, что этот батюшка лучше, нежели вон тот. Словом, отца Арсения я помню как человека выдержан­ного, уравновешенного, вместе с тем скромного и брато­любивого, а главное, глубоко верующего и любящего Свя­тую Церковь нашу Православную.

Конечно, преобладающей его добродетелью было святое послушание. По всей вероятности, он и монаше­ский подвиг принял, не иначе как полюбив эту добро­детель Христову. Послушлив быв даже до смерти, смер­ти же крестныя (Флп. 2, 8), — сказал святой апостол о Христе. Святое качество послушания пронизывало, если так можно выразиться, всё существо отца Арсения. Он никогда не говорил наперекор, никогда не ослуши­вался лаврского начальства. Послушание было как бы его стихией, воздухом, которым он дышал, жил и даже наслаждался. Вот он стоит дежурным у святой раки Сер­гия Преподобного. Его среднего роста фигура облачена в темные монашеские одежды. Тихое замедленное про­никновенное чтение берет за душу. Незаметно тает хо­лод сердца, и человек, доселе стоявший безразличным ко всему, что здесь делалось, вдруг остепеняется, подтя­гивается, выпрямляет руки точно по команде. Затем он тихонечко пододвигается к читающему батюшке и, вы­тягивая шею, ловит каждое слово.

Отец Арсений мог с каждым вопрошающим погово­рить, и поговорить основательно и убежденно. Его сдер­жанная, неторопливая, глубокомысленная речь, отточен­ные фразы, мягкие интеллигентные манеры, начитан­ность и вместе с тем глубокий внутренний религиозный опыт делали его беседу изумительно увлекательной и ду­ховно благодатной.

Не один раз (в ту пору я был еще иеродиаконом) мне приходилось служить Божественную литургию с отцом Арсением. Сосредоточенный, углубленный, внутренне и внешне подтянутый, он с особым молитвенным подъ­емом совершал служение Богу живому. Ни одного лиш­него слова, ни одного резкого движения, окрика, шутки (избави Бог! ) не было в его службе. Как чистая восковая свеча, поставленная любящей рукой, горел он пред Богом. И стоящий в храме народ чувствовал, что батюшка за них молится, что батюшка не просто занимает место у престо­ла. Нет! Он горит в пламенной молитве за всех предсто­ящих и молящихся и за вся христианы. Волны благодати незримо лились из святого алтаря Господня и заполняли сердца людей, И как-то тепло становилось в храме, на сер­дце — радостно и мирно. Слезы непрошеные украдкой капали на церковный пол. Люди и не замечали, как за­канчивалась служба. Хотелось еще и еще молиться, еще и еще класть поклоны, и совсем уж не было распо­ложения уходить из храма Божия. Помню я эти службы отца Арсения, и забыть их возможно ли?

Надо сказать, что особенно теперь люди страдают от недостатка мира в своей душе. Нет той умиренности, которая дает истинное счастье человеку, истинный по­кой его душе, радость и порядок в жизни. Поэтому, когда люди заметят что-либо подобное в других, увидят, напри­мер, что батюшка всегда тих и мирен, что он несет с со­бой неуловимое умиротворение сердцу, покой душе, тог­да они по достоинству оценят такого пастыря и беспово­ротно доверят ему самое дорогое — свои души. Вот отец Арсений обладал этой благодатной умиротворенностью, которая невольно переливалась в другие души и успокаи­вала их смятение. Особенно, как я уже сказал, это замеча­лось при богослужении.

Есть у каждого человека такая сторона жизни, о кото­рой никто не знает, кроме Бога. Можно описать блестя­ще наружную сторону человеческой жизни, его внеш­ность, быт, окружающую его среду, даже коснуться его внутренних качеств и прочее. Но вот глубокую сущность внутренних душевных переживаний, ночных молений и стояний, тайных слез и воздыханий, словом, того, чем особенно и красна монашеская жизнь, кто опишет, кто проследит, кому известна эта сугубо тайная сторона духовной жизни? Одному Богу. Так было и у отца Арсе­ния. Мы даже не пытаемся проникнуть под завесу этого тайного покрова жизни игумена Арсения (ему со време­нем дали игуменство), но только оговоримся, что труже­ник Божий жил не одной внешней жизнью, но и сугубо внутренней, мало кому ведомой, одному Богу открытой. Потому и непрошеные седины скоро стали украшать отца Арсения как знак его глубокого внутреннего подви­га, который особенно ненавистен диаволу, чему он край­не противится и чем поражается.

Хочется привести здесь несколько рассказов, хотя и не связанных с жизнью отца Арсения, но дающих яр­кую картину того, что враг-диавол воюет против рабов Божиих, особенно тех, которые совершают внутренний подвиг молитвы и живут глубокой духовной жизнью.

 

***

 

Одна почтенная инокиня приехала помолиться к Пре­подобному Сергию. В Лавре она особенно часто посещала Троицкий собор и молилась у раки. Однажды она стояла в народе, пела вместе с другими акафист угоднику Божию и вдруг отчетливо почувствовала сильный запах колбасы. Казалось, что позади нее поставили целую корзину со све­жей колбасой. Как она потом говорила, колбаса была ее излюбленным кушаньем во время жизни в миру. Долго противилась инокиня желанию непременно оглянуться и поглядеть, кто же это прибыл на акафист с колбасой, но не уступала навязчивому помыслу. Сильнее стала петь, во весь голос, чтобы только заглушить в себе это желание. Но искушение не прекращалось. Тогда она стала думать, а может быть, и вправду кто пришел с колбасой в собор. Мало ли ходит здесь всяких экскурсантов, и чего только не занесут сюда. Она оглянулась. Позади нее стояла на ко­ленях пожилая женщина и горячо молилась. Никакой корзины с колбасой не было и в помине.

«Ах ты, лукавый бес», — чуть ли не крикнула инокиня. Окружающие даже переглянулись. Так было обидно, что сатана и здесь не дает ей спокойно молиться.

 

***

 

Рассказ другой женщины. Она с особым чувством от­ветственности всегда готовилась к Причастию. И на этот раз постилась, молилась, со всеми примирилась, и нако­нец Господь сподобил ее причаститься Святых Христо­вых Таин. Однако врагу тошно бывает, особенно когда видит, что человек удостоился благодати Божией. Он и захотел нарушить душевный мир этой женщины. При­частившись за ранней литургией, она осталась на позд­нюю. Когда запели Херувимскую, она вдруг ясно увидела выше своей головы (как она сама говорила) темную, ужа­сную образину диавола. Он как бы парил в воздухе и смо­трел на нее своими злыми глазами. Ей даже казалось, что из них летели огненные искры. Женщина упала от стра­ха ниц и долго не поднималась с пола. Когда поднялась, служба уже кончалась. И вместе с другими она тихо выш­ла из храма.

Но этим дело не ограничилось. Когда дома причаст­ница встала пред иконой совершать вечерние молитвы, на дворе было уже темно, в комнате тихо. Вдруг позади нее раздалось рычание и скрежет зубовный. Она вздрог­нула, сильно перепугалась, однако, употребив усилие, продолжала молиться. И тогда над самым ее левым ухом разразился такой злорадный хохот, что молиться было не­возможно. Вскочив, она бросилась в постель, закрылась одеялом и долго не могла уснуть. Даже каким-то адским жаром обдало ее и зловонием, когда она услышала этот дикий бесовский хохот.

 

***

 

Евгения жила в одной комнате с пожилой монахиней. Вечером, помолившись, легли отдыхать. Проснувшись около двенадцати часов, она ясно услышала шум, гам, пение под гармонь, мужские голоса. «Матушка, — обра­тилась она к монахине, — проснись, слышишь, как у нас поют? » Но старушка ничего не слыхала. Тогда она оделась и вышла в коридор, в сени. Может быть, и вправду хоро­вод какой подкатил к дому? Но в сенях и на улице было тихо. Она снова вошла в комнату — пели еще громче, да вдобавок еще и пляска началась такая, что стены и пол ходуном ходили.

«Ах вы нечистые, — подумала Евгения, — сейчас я вам задам». Она стала громко читать молитву «Да вос­креснет Бог, и расточатся врази Его». Стала крестить стены и окна на все четыре стороны. Стук сразу пре­кратился, а пение всё дальше и дальше уходило, пока совсем не стихло. Только после этого с такой силой уда­рили в наружную дверь, что, казалось, весь дом пере­вернется вверх дном.

 

***

 

В литературе описаны многочисленные случаи посе­ления в жилищах людей нечистой силы. Вот некоторые примеры.

В 1873 году в Симбирской губернии в доме священни­ка происходило нечто невообразимое: предметы летали по комнате. Самовар с кипятком поднялся с пола... Кир­пичи от печи отрывались, посуда и утварь падали на пол.

В 1880 году в Петербургской губернии в доме некоего Бича совершалось бросание разных вещей, преимуще­ственно в девицу Пелагею. За нею гонялась метла, вода из ковша лилась ей на голову. Шапки прыгали по полу. Кота кто-то поднял и бросил в спину этой девушки. Как только она удалилась из дома — всё прекратилось.

В 1886 году в Ярославской губернии в доме одного купца стал слышаться стук. Ночью за печкой звучала прямо-таки звонница. Стучали ложки, вилки, тарелки, а потом они стали летать по комнате. Только святые образа стояли на месте. Пред ними горела всё время лампада.

В 1887 году в Томской губернии на кожевенном заво­де бесы учинили полный погром. В окнах были перебиты все стекла. Разбилось множество разной посуды. Следо­ватель, полицейские и сорок заводских рабочих видели, как вещи, например табуретки, сами собой стремительно поднимались и вылетали в окна, разбивая стекла.

В 1889 году в петербургской казарме ночью, когда все солдаты спали, часовой ясно услышал шаги, потом вздо­хи, голоса, царапание, свист... Затем — стройное пение. Во тьме были видимы человеческие фигуры, двери сами по себе хлопали...

1871 год. Оренбург. Пишет некий Шапов майору: «Это не галлюцинация, а что-то необыкновенное — летают по комнате валенки, ботинки, белье из-под койки вылете­ло. Ночью в комнате жены послышался стук, как мелкая дробь. За окном раздавалось мычанье, рычанье, кто-то

ломился в дверь... Из другой комнаты вдруг вылетел шар, не светящийся, а какой-то темный...»

В 1871 году на хуторе, в доме того же Шапова, на глазах у всех вдруг запрыгал тяжелый диван, на котором лежала бабка. Из-под шкафа с треском вылетела синеватая искра но направлению комнаты жены, моментально вспыхнула вся ее одежда... Летали светящиеся огоньки. Муж услы­шал за дверями жалобный вопль, выбежал в сени и ви­дит: жена объята пламенем, как огненный столб, пол весь трясется, и тут же жена падает без чувств.

...Довольно, хватит писать об этом. Таких рассказов тысячи. Они говорят о том, что темная сила работает, и работает не покладая рук и днем и ночью. И особенно там, где люди стремятся жить по воле Божией, жить в по­слушании Ему. Там-то уж сатана совсем покоя не знает, всячески старается и вредить, и пугать, и обманывать, и обольщать.

Несомненно, что отцу Арсению знакомы были подоб­ные проделки, и он знал, как с ними бороться. Он и бо­ролся с невидимым врагом спасения. Только ему не при­шлось завершить эту борьбу в обители Преподобного Сергия.

По воле Божией случилось так, что отца Арсения нео­жиданно назначили на приход. Сам ли он этого пожелал? Вряд ли. Словом, он оказался вне святой обители и стал служить на приходе где-то за Москвой. Братия сожалели о добром монахе нашей Лавры, но, покорившись воле Бо­жией, успокоились. Скоро об отце Арсении стали прихо­дить добрые вести, что он очень хорошо служит, пропове­дует, исповедует. Мы, его собратия, слыша это, радовались и прославляли Бога и Сергия Преподобного, что его уче­ники и на стороне делают дела Божии с великим успехом.

Так прошло года три-четыре. Вдруг в Лавру приходит печальная весть — отец Арсений скончался. Это было так неожиданно, что многие не сразу могли поверить. Но это был факт. Игумен Арсений действительно перешел в иной мир.

Не знаю, как его хоронили, как провожали в последний путь, как оплакивали многотрудное тело его. Только не ста­ло среди нас и этого воина Христова. Отслужился на на­шей грешной земле. В семьдесят три года от роду он умер, и теперь живет в горнем мире. Окрылился, воспарил туда, где вечная заря любви и правды сияет дивной радугой не­бесных самоцветов — драгоценных нетленных горних со­кровищ, которых и тебя, мой милый читатель, да сподобит наш любвеобильный Господь по молитвам труженика свя­той обители усопшего игумена отца Арсения и великого ходатая за всех нас Преподобного Сергия. Аминь.

Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, игумена Арсения.

 

В РАЗЛУКЕ

 

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться: