Иеромонах Назарий (Николай Антонович Артецкий) (1891-1964)

 

Проходя оттуда, Иисус увидел

человека, сидящего у сбора пошлин,

по имени Матфея, и говорит ему:

«Следуй за Мною». И он встал и

по­следовал за Ним.

Мф. 9, 9

 

Есть мир совершенный, где все служат одному Богу. Всё бесчисленное множество ангелов и святых объеди­нено одним славословием. Таков небесный мир. Сколько счастья и красоты в этом горнем мире, сколько блажен­ного единения и святой любви! «Страна лучей», «райские селения», «горний Иерусалим» — такие названия носит этот небесный мир. И какая красота жизни в этом бла­женном единстве мыслей, желаний, дел! Какая гармония счастья вечного!

В нашем дольнем мире совсем иное устроение, иные условия жизни и, конечно, большое несовершенство, осо­бенно в том, что касается нравственности. Здесь прямо ка­кая-то неразбериха. Разномыслие полное. Кто как хочет, тот так и думает, кто как хочет, тот так и живет. Отсюда в каждом народе свои обычаи, свои порядки, своя вера. В каждой семье тоже свои обычаи и отношение к вере. Такая невнятица — удел земного мира. И это потому, что Бог дал полную свободу человеку: как хочешь, так и живи. Хочешь веровать по православной вере — веруй. Хочешь жить по католической вере — живи, хочешь быть в исламе, буддизме или еще в каком исповедании — твоя воля. А если хочешь жить атеистом, оставаться вовсе не­верующим — смотри, дело твое...

В последние времена Господь сошел на нашу греш­ную землю. Он дал людям совершенный евангельский закон. Этот закон скрепил Своей честной кровью. Этим Он показал всему миру, что этот духовный закон истин­ный. Но и опять — Господь не принуждает человека принимать его. Он только показывает его гармонию, его совершенство, а выбор предоставляет самому человеку. И всё равно — неразбериха даже до сего дня. Вся наша планета полна разномыслия, особенно теперь. Дело до­шло до того, что в одном доме, где живет кровная семья, и здесь полный раздор и несогласие. Родители верующие, дети — нет; или наоборот: дети верующие, а родите­ли — нет. А сколько даже таких случаев: отец верующий, а мать — нет; или большей частью наоборот: мать веру­ющая, а отец — нет. Сколько теперь разномыслия — уму непостижимо. Вся земля, люди, семьи перессорились, пе­редрались. Войны, убийства — сильные и культурные на­роды порабощают слабых, малоразвитых.

Да вси едино будут (Ин. 17, 21), — молился Господь перед Своими страданиями в ночи Гефсиманского сада. Молился и плакал кровавыми слезами... А тут все врозь. Кто куда, кто во что горазд, кто как хочет, так и верует, кто не хочет — не верует... Вот в такой дисгармонии по­пробуй поживи, попробуй спасаться!

«Теперь, как никогда, народы стремятся к миру», — сказал один проповедник. Да, действительно, это стрем­ление является всеобщим, всемирным или, как теперь говорят, экуменическим. А как усердно Церковь Бо­жия молится «о мире всего мира, о соединении всех». Ее материнское сердце разрывается, видя, как немирно и во вражде между собой живут ее дети. Ее сердце обли­вается кровью, когда она видит, что всё больше и больше чада ее мыслят по-иному, отходят от нее и живут сов­сем не так, как учит она — Церковь Божия. Много, очень и очень много путей теперь в жизни, много дорог, по ко­торым люди неопытные устремляются, бегут, несутся сломя голову. И чем ни новее эта дорога, чем ни глаже и шире она, тем больше по ней идут, перегоняя друг дру­га, иногда давя друг друга... Ох, жизнь земная! Недаром говорится, что это огромная арена, на которой побежда­ет тот, кто хитрее и сильнее.

Действительно, много на земле разных дорог, но есть один, хотя и многими забытый, путь, на который следует встать, — это путь Христов! По этому пути шел Сам Он, ког­да жил на нашей маленькой земле. Он его указал для всех, кто только захочет пойти за Ним, кто доверится Ему, кто воз­любит Его всей душой. Это тот самый путь, о котором Он сказал: Внидите сквозь тесные врата (Мф. 7, 13).

Да, хорошо идти широкой дорожкой. Она и гладкая, она и ровная, она и красивая, и по краям всё в цветах. Хо­рошо идти или ехать с удобствами по широкой дорожке и как трудно идти по узкому пути! «Я пошел бы за Хри­стом по узкой дорожке, — сказал один интеллигент, — но эта дорожка, этот путь теперь уж не в моде, устарел он, зарос колючками...»

Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, — го­ворит Господь (Мф. 16, 24). Поистине путь Христов тре­бует самоотвержения, он требует жертвы, то есть требует от человека самоотречения, самозабвения, самоотдачи. И на этот путь самоотречения встают высокие души, бла­городные сердца, героически честные последователи.

Но почему путь Христов называется узким? Видимо, потому, что он подчиняет себе волю человека, отсекает своеволие. «Я охотно пошел бы в церковь, — говорил один любитель пения, — но там надо выстаивать долгие службы». — «Мне очень нравится православная вера, — говорит один образованный сектант, — но как я буду со­блюдать посты? Ведь я страшно люблю колбасу и тушеное мясо». — «Ох, как мне нравятся эти молодые монахи, — искренне вздыхала одна иностранная туристка, — но я не понимаю, почему они не хотят жениться? » Видимо, по-этому-то и называется путь Христов узким и тесным, что он требует самоограничений, добровольной жертвы. Но, спрашивается, для чего и кому нужны эти ограничения, зачем эти нелепые жертвы?

Люди через своеволие лишились рая. Чтобы вновь вернуть себе прекрасный рай, теперь требуются разного рода ограничения в жизни, требуется подвиг подчинения себя Богу. И это вполне логично и естественно. Скажите, если человек потеряет какое сокровище, разве он не ищет его днем и ночью, в бурю и непогоду, разве он не оставля­ет все удовольствия и развлечения? И путем этой жертвы, этих ограничений возвращает себе потерянное.

Да, много на земле разных путей, много и прекрасно устроенных дорог, магистралей, но есть один путь, кото­рым нам с тобой, мой милый друг, суждено идти, — это путь Христов. По нему шел Сам Господь наш, Иисус Хри­стос, шли святые апостолы, шли мученики, преподобные, праведные мужи и жены, юноши и девы, старцы и ста­рицы, знатные и простые, ученые и неученые, богатые и бедные, — и сколько их, этих славных учеников Хри­стовых! Смотрите, они парят, как светлые облака, как бес­численные сонмы ангелов, озаренные дивным сиянием благодати Божией. И как светлы, как радостны их лица, сколько блаженства, немеркнущего счастья в их душах, сколько свежести, жизни в их очах!..

Вот вам и узкий путь, мои друзья. Оказывается, он оправдывает тех, кто следует по этому пути, оказывается, он единственный путь жизни.

Идущие по узкому пути за Христом должны быть го­товы пожертвовать всем самым дорогим. Вот пример. По­среди ночи — дом, объятый пламенем. Повсюду быстро распространяется огонь. Раздаются тревожные крики, по­тому что в том доме — человек. Он спит. Но вот он пробу­ждается, бросает направо и налево испуганные взгляды. Видит, что только один выход остается свободным, прав­да, узкий, но вполне достаточный, чтобы спастись. Что же он делает? Лихорадочно хватает, что может взять из свое­го имущества. Нагруженный вещами, сгибаясь под их тя­жестью, он подбегает к узкой двери, которая отказывается пропустить его. «Ко мне! — кричит он. — На помощь! » Дверь слишком узка. Бедный безумец! Да брось там свои пожитки, которые будут стоить тебе жизни, освободись от того, что препятствует тебе бежать от огня, пожертвуй этим барахлом, которое вновь приобретешь. Твое спасе­ние может быть куплено только такой жертвой...

Через тысячи веков неизменно слышится зов Спасите­ля нашего и Господа: Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф. 7, 13-14).

Итак, мой милый и любезный друг, теперь ты знаешь, что есть путь Христов, знаешь, что значит идти по стопам Христа. А еще надо знать и то, что, кроме пути жизни, ве­дущего по стопам Христа, есть путь, ведущий по стопам диавола. О, не дай Бог никому всю жизнь идти по стопам диавола. Это верная гибель, это путь к вечной смерти.

Путь по стопам диавола — это широкие врата, о ко­торых Господь говорит, что многие идут ими. Это путь самоугодия, забвения Бога, путь самолюбия и потака­ния всяким страстям, словом, жить и идти по стопам диавола — значит быть человеком минуты, человеком настроения, значит жить исключительно земными инте­ресами, отвергая или просто забыв всё небесное, Божие. А самое-то главное — идти за диаволом означает встать на путь противления Богу, стать богоборцем. О, как стра­шен и жесток этот путь!

Но с виду он совсем и не кажется страшным, наоборот, кажется очень и очень привлекательным, удобным, даже разумным. Ведь говорят же: ну что заботиться о небе­сной жизни, когда это будет, да и будет ли там что-нибудь вообще? Не разумнее ли человеку пользоваться настоя­щими благами: есть, пить, веселиться, а там, что будет, посмотрим. И такое рассуждение вполне можно считать разумным, если допустить хоть на одну минуту, что Бога не существует. Тогда, конечно, для чего все наши посты, воздержание, коленопреклонения, слезы, общественное презрение? Выходит, что это впустую, если нет Бога, если совсем нет вечной жизни. И как теперь трудно, мои ми­лые христолюбцы, идти нам за Христом, трудно отстаи­вать свою веру, трудно не соглашаться со всеми.

«Ну что ты, Ваня, задумал такое, — искренне-отечески говорит молодому человеку почтенный мужчина, завка­драми производства, — захотел пойти учиться в попы? Да разве ты не видишь, друг мой, сколько нас? Как полновод­ная река течет жизнь... А вас — единицы! И как это ты не соображаешь, ведь ты идешь против течения».

Ваня вполне был согласен с разумными доводами уважаемого всеми Петра Ивановича, уже престарелого годами и опытного в жизни человека, но всё же стоял на своем: «А что, Петр Иванович, возьму да и попро­бую, поплыву против течения... Один, но поплыву, а?..» И Ваня поплыл или, вернее, пошел по стопам Христа, да еще в наше-то время!..

Когда Господь вторично придет на землю, то обрящет ли веру на земли. (Лк. 18, 8). Вот оно, время-то это, и подходит или даже пришло. Путь Христов нынче в по­ношении, по стопам Христа многие ли теперь идут?! Когда Он ходил по земле Палестинской, то кто толпился около Христа и слушал слово Его? Народ. Кто шел за Ним в гору и в пустыне знойной, чтобы внимать Его поучениям? На­род. Кто расстилал ризы свои Ему под ноги и бросал цветы и пальмовые ветви, когда Он входил в Иерусалим? Народ. А кто называл Его «самарянином» и «винопийцей» и гово­рил: Не бес ли в Тебе? (Ин. 7, 20). Книжники, фарисеи и сад­дукеи. Кто стремился погубить Его, пылая к Нему завистью и ненавистью? Да они же. Кто утверждал, что Он обманщик и льстец, идет против кесаря и закона Моисеева? Они же.

Кто обманул народ, заставив кричать что есть силы: Рас­пни, распни Его!? (Лк. 23, 21). Всё книжники и фарисеи.

Так вот и теперь. Народ простой, трудящийся народ продолжает идти по стопам Христа. Народ сердцем чувст­вует Его святое учение. Простые, бедные люди своей дет­ской душой ощущают всю правду и счастье быть с Ним, быть Его учениками.

«А всё-таки как хорошо идти тем путем, которым труд­нее», — сказал один юноша своему собеседнику. «Я хочу любить Господа Христа, моего Спасителя, именно вот теперь, когда Его так мало любят», — выпалила с жаром девушка удивленной и почтенной даме. «Хочу кланяться и служить Богу Небесному, ибо только один Он достоин поклонения», — рассудил почтенный гражданин.

Такого же мнения был и отец Назарий (в миру Нико­лай Антонович Артецкий), о котором и поведу речь. Он вполне сознательно пошел по стопам Христа и прекрасно знал, что этот путь за Христом всегда был трудным и през­ренным, тем более в его время. Но Коля был не из трусли­вого десятка, не из тех, которые стыдятся высказать свои убеждения, стыдятся, что их назовут отсталыми, некуль­турными, необразованными. С юных лет он решительно и вполне самостоятельно избрал для себя путь тесный и, кажется, ни разу в жизни не свернул в сторону.

В Лавре Преподобного Сергия отец Назарий появил­ся примерно в 1954 году. Он уже был в звании иеромо­наха. Среднего роста, всегда живой, подвижный, с уже белыми волосами, он выглядел довольно-таки солидным и почтенным старцем. Годы ранней юности отца Назария, а также его происхождение, социальное положение, об­разование, время и место первых его монашеских подви­гов — для нас всё это сокрыто завесой тайны, ведомой од­ному Богу и самому отцу Назарию. Но можно быть впол­не уверенным в том, что отец Назарий был образованным человеком, довольно культурным, обходительным и, ко­нечно, до последнего дыхания верным Господу служитенем. По разговору, внешнему виду, умению обходиться людьми можно думать, что отец Назарий прибыл в Се­ргиеву Лавру из западных областей Украины, там, где си­яет славой своих мучеников Почаевская Лавра.

Основным послушанием отца Назария были требы и Михеевской церкви. Иногда он служил и молебны у раки Преподобного Сергия, а также помогал на исповеди, когда было особенно много богомольцев. Все эти послушания он исполнял с любовью и безропотно. Особенно трудно ему было в праздничные дни, когда маленькая церковочка преподобного Михея набивалась до отказа людьми — страждущими и скорбящими. Преимущественно сюда несли люди свои сердечные скорби. Здесь они залечивали раны своей изболевшей души.

Вот слабенькая старушка примостилась у оконца с по­мятым листочком бумаги. Обломанным карандашом ве­дет она неровную строчку. Сын ее единственный, на ко­торого она возлагала все свои надежды в старости, ушел на войну и не вернулся. Бедная мать с какой-то особой любовью выводит на листочке его имя, и непрошеная сле­за падает из ее выцветших глаз прямо на крупные, только что написанные буквы. Они сливаются в одно большое пятно, так как карандаш-то химический. Старушка качает своей седой головой и снова выводит рядом это же доро­гое имя. «Пропал без вести сынок-то мой, — говорит она отцу Назарию. — Помолись за него, батюшка дорогой».

А вот совсем еще молодая женщина с заплаканными гла­зами добивается у отца Назария, кому ей отслужить моле­бен, так как ее жизнь с мужем становится невыносимой. Уз­нав, что молебен надо служить святым мученикам Гурию, Самону и Авиву, она просветляется в надежде на их по­мощь, берет свечку, заказывает молебен и сама становится прямо у аналоя на коленки, делая частые поклоны... «Ба­тюшка, а у меня сын повесился, можно ли его отпеть заоч­но? » — «А у меня, батюшка, муж пьет беспробудно, прямо жизни нет никакой, помолись о нем. Его имя-то Иван».

Отец Назарий едва успевает отвечать своим просите­лям. Вот у него набралось уже много заказных молебнов, и он начинает служить, дав начальный возглас. Маленькая Михеевская церковь загудела, как дружный улей, народ за­пел «Царю Небесный». А потом — бесконечная народная мольба: «Пресвятая Богородице, спаси нас...», «Святителю отче Николае, моли Бога о нас», «Святии мученицы Гурие, Самоне и Авиве, молите Бога о нас...», «Святый мучениче Иоанне Воине, моли Бога о нас...» и много-много других прошений несется к небесам из маленькой Михеевской церкви. Многие стоят на коленях, утирают слезы, а та женщина, что пришла помолиться за своего пьяницу-мужа, она, бедная, плачет навзрыд. Видно, сильно тяжела ее доля, нелегкий выпал ей жребий — жить с этим пьяницей и драчуном. Вот она совсем склонила свое заплаканное лицо к полу церковному и долго-долго не встает. Только всё тело ее вздрагивает от рыданий и тихий стон вырыва­ется из больной груди. «Святитель Николай, угодничек Бо­жий, — стонет женщина, — вразуми ты моего мужа, спил­ся он, сильно бьет меня, малых деток колотит...»

Немалое горе, видно, и у той юной девушки, что стоит у самой двери церковной. Она всё прячет бледное лицо за спину пожилой женщины. Ей очень неудобно плакать пред людьми. Молодая, модно одетая, да и образованная, а вот горе-то никого не щадит. Только вчера она похоро­нила свою любимую маму и теперь осталась совсем одна, как былиночка в поле, как цветочек, пробившийся сре­ди большой дороги. Дунет ветер, сломает былинку, ведь одинокая она, склоняется то направо, то налево по ветру, а поддержать-то некому.

«Доченька милая, — вспоминает девушка последние слова матери, — я умираю, всё тебе прощаю, чем ты меня обидела...» Не помнит она дальше, что ей говорила уми­рающая мать, только сквозь рыдания врезались в память три слова: «Поручаю Матери Божией...» — «Матерь Бо­жия, Матерь Божия, — шепчет девушка воспаленными губами, — как я много оскорбляла свою мамочку, не слу­шалась, грубила ей, а она всё мне простила...»

Сложно, даже, кажется, невозможно описать хоть как-нибудь психологические трудности, внутренние ду­шевные переживания людей. Это равносильно тому, что стоять на берегу волнующегося моря, смотреть, как под­нимаются волны, летят брызги далеко на берег, ревет, бу­шует ветер и... всё. А что на дне этого океана, чем напол­нена его глубина, какие водовороты там, в глубине, и во­обще, что там происходит? Для наблюдателя неизвестно.

Но отцу Назарию, кажется, понятны были скорби его духовных детей. Хотя здесь много было и таких, которых он видел в первый, а может быть, и последний раз в жизни. Но тем не менее его отеческое сердце тоже плакало великим плачем общей скорби. Даже, может быть, он глубже всех по­нимал страдание каждой человеческой души. Как духовный отец и молитвенник, он не мог не раствориться в них, не мог не войти всем своим сердцем в их семейное или личное горе. «Пресвятая Богородице, спаси нас...» — слышится его гром­кий, но проникновенный голос. «Святителю отче Николае, моли Бога о нас...», «Вси святии, молите Бога о нас...»

Однажды я шел из Успенского собора по монастырско­му двору. На пути повстречалась немолодая женщина, видимо, москвичка. «Вы не скажете, где сейчас отец Наза­рий? » — обратилась она ко мне. «Может быть, в Михеевской церкви», — отозвался я. «Нет, он только сейчас там был и ушел. Какой он хороший батюшка, какой нежный».

«Пожалуй, будешь нежным, если находишься в таком вот круговороте народного горя, — подумал я тогда. — Тут и каменное сердце сделается мягче воска». Слезы, воз­дыхания, стенания, горести всякие — вот стихия, в кото­рой вращался каждый день отец Назарий. Пожалуй, что поневоле сделаешься нежным, сочувствующим, отзыв­чивым. О, если бы побольше у нас было таких батюшек, нежных да понимающих народную душу, вот тогда полег­че было бы таким, как отец Назарий. Народ не бегал бы за ними по пятам. Не искал бы их так настойчиво, не при­вязывался бы к ним так крепко и неудержимо. А то ведь что получается: батюшки наши — все они хорошие, веру­ющие, многие образованные, культурные, молитвенные, но большинство из них предпочитают держаться от наро­да подальше. Или чтобы лишний раз их не прославили, или чтобы не замарали чистенькие рясы их, или чтобы не заговорили о них как о ревностных и любящих народ церковные и гражданские власти. Вот батюшки-то наши и делаются умышленно не очень «нежными» с нашим народом, они как бы живут с ним через каменную стену. Стена заглушает все звуки, крики, стоны человеческого сердца. И как ведь хорошо-то — совсем не слышно ниче­го за этой каменной стеной равнодушия. Будто всё гладко в жизни духовных детей, всё шито-крыто. А тем временем наш духовный отец понемножечку поправляется, полнеет телом, а душой худеет, блекнет любовь его к своим духов­ным детям, за которых он призван душу свою положить и отдать всё, что только имеет, даже свою жизнь.

Вот такая картина теперь в нашей церковной жизни. И стоит только такому батюшке нежному, как отец Наза­рий, показаться на арене жизни, как за ним бегут люди, оставляя других священников. И тогда-то вот и берегись, батюшка, со своей нежностью. Со всех сторон полетят в него камни клеветы всякой, сплетен хитросплетенных, угроз от своих же духовных собратий, сослуживцев. Ну и тому подобные шипы-цветочки... И не знает даже бед­ный батюшка, куда деваться ему со своей нежной ду­шой, со своей любовью к людям. Тогда он начинает себя ломать — становится черствее к людям, не трогают его их страдания, не отвечает он на их запросы. Хотя в душе-то своей он и плачет кровавыми слезами, а вынужден вот так поступать с людьми.

Ну что это за служение? Что за духовная жизнь? Это пытка, мука, трагедия пастырской души. А вот если бы, как я говорю, было у нас побольше самоотверженных нежных батюшек, то подобных пастырских искушений мог­ий и не быть в нашей современной духовной жизни.

Вот сижу я теперь в тихом уголке села Покровка. Полная чаша удобств и спокойствия. Ничто не волнует, казалось бы, ничто не тревожит... В большие открытые окна веет вете­рок, на улице тихое июльское солнце, слышится пение пе­тухов, редкое лаяние сельских собачек. Тишина... Достаток, удовольствие, покой. Но вот из букета, что добрая хозяйка поставила мне на стол, выпал маленький цветочек... Упал на белую скатерть. Казалось бы, что в этом важного или осо­бенного?.. Что тут исключительного? Ведь так оно и быва­ет. Растения цветут, увядают, падают, засыхают — закон жизни. Но нет! Видя цветочек, выпавший из букета, оказав­шийся без воды, я вспоминаю милую душу человеческую, которая, может быть, в эту самую минуту силою вражьего искушения, или под тяжестью немощной природы челове­ческой, или под влиянием жизненных трудностей отпала от Господа, споткнулась, бедненькая, оторвалась от духовно­го сада, упала и засыхает от зноя жизненных страстей.

Милая душа человеческая... да еще мне Самим Богом порученная! Так что же я спокойно отдыхаю, хотя и один, всем обеспеченный, в тихой Покровке?.. Нет! И тысячу раз нет! Мысли мои где-то там, в Лавре, среди людей, сре­ди скорбящих и обремененных грехами, среди чающих утешения и болящих...

В связи с этими рассуждениями хочется привести ряд примеров, самых разнообразных, может быть, к этой по­вести имеющих малое отношение, но всё-таки духовных примеров, для того чтобы, подобно пчеле, собирающей мед на цветистой поляне, мой любезный читатель напи­тал свою душу.

 

***

 

1924 год. Далекий Алтай — живописные, высокие горы; как ясные зеркала — глубокие обширные озера. В одном глухом алтайском селении, в кибитке, крестили взрослого алтайца. Дядя-крестный вдруг, как дитя, замахал руками и закричал: «Это и со мной было, так было и со мной!..» Оказалось, что он, простой сердцем алтаец, увидел огонь, сходящий с неба в купель. И когда его самого крестили, то он был также удостоен от Господа видеть огненную благо­дать Святого Духа, сходящую с неба.

А ведь ты, мой друг, тоже крещен силою Духа Святого и огнем! (см. Лк. 3, 16).

 

***

 

Медики отказались от больной: безнадежная. Испы­таны все средства человеческие. Болезнь была неизле­чимая, но Екатерине Степановне хотелось жить. Она поехала к Преподобному Сергию, горячо помолилась ему, как только может молиться человек, обреченный на смерть. Взяла от святой раки маслица в пузыречек и вернулась к себе домой. Так она делала три раза. Свя­тое масло от Преподобного она понемногу пила утром натощак. После третьего посещения Лавры ей стало зна­чительно лучше, а затем она совсем выздоровела. Ее муж тоже не выходил из больницы, но после приема святого масла он тоже пошел на поправку.

А мы с тобой, мой дорогой читатель, получаем ли по­мощь от Преподобного Сергия? Ведь нередко бываем там... Где наша вера?

 

***

 

Молодой священник лишился своей любимой супру­ги. Затосковал. Жениться ему вторично запрещено. Что делать с двумя малышами? С горя запил. Молитва не идет на ум. Но жена, любя его и за гробом, в одну из ночей явилась ему во сне и сказала: «Что с тобой, мой милый друг? Молись больше и не тоскуй, воспитывай наших де­ток, там увидимся...» Очнулся вдовец от сна, голос люби­мой жены звучал в памяти так ясно, что сомнений быть не могло в ее приходе. Он усилил молитву, отдался весь своим малым деткам, воспитывал их и таким образом пе­режил тяжелые дни искушений.

А разве о нас не заботятся наши милые умершие?..

 

***

 

В 1767 году в Царском Селе фрейлина Екатерина Ива­новна занималась своим туалетом. Около нее было мно­го барышень и знатных дам. Взглянув в окно, Екатерина Ивановна вскрикнула: «Батюшка приехал! » (отец ее жил и Риге, занимал высокое положение) — и выбежала встре­чать его на улицу. Но там никого не оказалось. Об этом рассказали императрице, записали день и час этого виде­ния. Вскоре приходит из Риги известие: отец Екатерины Ивановны скоропостижно скончался в Риге в тот день и час, когда он явился своей дочери.

Человек, яко трава дние его, яко цвет селъный (Пс. 102, 15).

 

***

 

Почтенная женщина, по вере католичка, потеряла мужа. Впала в тоску и вспомнила, как, будучи еще девуш­кой, она занималась спиритизмом, то есть вызыванием душ умерших. И вот она взяла листок бумаги, карандаш, села за стол и положила на него свои руки. Вдруг каран­даш в ее пальцах задвигался и стал писать на листке сло­ва и разные ответы. Так она делала несколько раз. Потом, чувствуя в душе какую-то тревогу, рассказала об этом православному священнику. Священник посоветовал спросить имя того, кто движет ее рукой, предварительно закляв его именем Иисуса Христа. Женщина так и сдела­ла. Тогда послышались жалобы на жестокость, последо­вали разные увертки в ответах, наконец ясный и жесткий голос произнес: «Я демон! » Женщина бросила карандаш и выбежала из комнаты. Потом она спрашивала священ­ника: «Что же мне теперь делать? » — «Не слушай внуше­ний и не бери больше карандаш с этой целью, а читай Святое Евангелие», — ответил батюшка.

Враг через спиритизм и ложную мистику стремится погубить человека.

 

***

 

Анна Михайловна роптала на добровольную нищету. Она ругала мужа за его доверие к старцу Серафиму Са­ровскому. «Что ты, такой образованный и интеллиген­тный человек, доверился какому-то старику? » — журила Анна Михайловна мужа.

Зимняя холодная ночь. В комнате тихо и холодно. Даже лампадочку у икон зажечь нечем. Анна Михайловна разо­шлась, заругалась на мужа особенно сильно. Вдруг в углу послышался треск... «Боже мой», — вырвалось у всех до­машних, так как лампада у икон загорелась сама собой, сияет тихо, светло, мягко. Страшно подходить. Хозяин, перекрестившись, подошел. «Аннушка, — воскликнул он изумленно, — лампада полна масла!..» И горела она дол­го-долго.

В другой раз Михаил Васильевич сидел в келии отца Серафима, слушая беседу старца. Был вечер. Вдруг одна из лампад засияла в углу, затем другая, третья... Миха­ил Васильевич глаз не сводит: что за чудо — лампады зажигаются сами собой! «Что ты, Мишенька, удивля­ешься, — заметил старец Серафим, — не бойся, что так бывает у убогого Серафима», а сам всё так же тихо про­должал беседу.

 

***

 

Анна договорилась с подругой: кто из них умрет рань­ше, тот явится другой. Подруга умирает раньше и спустя три дня приходит... Но как? Неожиданно встретится в ко­ридоре, пройдет и ничего не скажет. То ночью в окно по­стучит, то в спальне промелькнет во всем белом. «Зачем ты ходишь? » — спрашивает ее Анна. «Так надо», — отве­чает. Затем стала подходить к постели и что-то шептать на ухо. «Ну что мне делать? — спрашивает Анна священпика на исповеди. — Ведь она мне жить не дает». — «От­служи панихиду и старайся непрестанно молиться», — ответил ей батюшка. Когда она выполнила сказанное, то видения прекратились.

 

***

 

Разразилось ужасное землетрясение. Падают здания, рассыпаются вековые башни, рушатся мосты, летят под откосы составы. В одном доме собралось несколько человек, чтобы всем вместе не так страшно было уми­рать. Вдруг со двора крик: «Иван Серапионович, вый­ди на минутку». И только тот вышел, как здание разом рухнуло и все погибли под обломками. Оглядевшись кругом, Иван Серапионович никого не увидел. Кто его звал? И почему только он один должен был спастись? А остальные?

Так Ангел Хранитель спас вверенную ему душу.

 

***

 

Священник познакомился с одним из местных интел­лигентов и проводил с ним много времени за чашкой чая, за картами, за газетами, за... вином. Вместе кутили, гуляли. И вот однажды во время гулянки он сказал своему приятелю: «Что-то мне в голову стали приходить стран­ные мысли. А что если действительно Бог есть, что же тогда мне будет за такое лицемерие и разгул, ведь я свя­щенник? » — «Э, ничего не бойтесь, — успокоил прия­тель, а сам подумал: — Если есть Бог, тогда и мне несдо­бровать». И с этой минуты его не покидала мысль о суде Божием, и он исправил свою жизнь.

 

***

 

«Когда я была в Глинской пустыни, — пишет одна по­каявшаяся блудница, — то почувствовала, как от меня от­делился человек, меньше меня ростом, черный, безобраз­ный, корявый, точно бес. И всё оглядывался на меня, смо­трел наглыми глазами. И видела я еще, как из моей груди, извиваясь, выползли с шипением две змеи».

Святой апостол Павел сказал: Хотящий благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут (2 Тим. 3, 12) и еще: Укаряеми, благословляем; гоними, терпим» (1 Кор. 4, 12).

Трудно сказать, по каким мотивам отец Назарий ушел из святой Лавры Сергия Преподобного. Много было вся­ких толков об этом. Но верно, пожалуй, то, что иеромонах Назарий был настолько правдив, настолько нежно любил народ и народ нежно любил его, что лаврское начальство, видно, по ревности невзлюбило отца Назария, всячески притесняло и вынудило его оставить Лавру. Любил отец Назарий обитель Преподобного Сергия, и покидать ему ее было весьма трудно. Пробыв в святой обители около десятка лет, он, несомненно, духовно окреп, окрылился ее благодатным духом, соделался способным нести иго Хри­стово и в других краях страны.

Как и при жизни своей Преподобный Сергий посылал учеников в разные края, чтобы они там основывали но­вые монастыри и согревали холодные края Севера благо­датным духом Святой Троицы, так и теперь он невидимо направил отца Назария на другое место служения, чтобы и там прославлять Святую Троицу во едином существе. Направив свою жизнь по стопам Христа, отец Назарий и в этом увидел волю Спасителя и Господа. Он покорно пошел в другие края спасать души человеческие, согре­вать их своей нежной любовью, находить их среди распу­тий мира и подводить ко Христу Богу.

Ходили слухи, что отец Назарий служит где-то в за­падных областях России, что его сделали игуменом, что, как и здесь, его там любит народ, дорожит им, и он до­рожит каждой душой человеческой. Шествуя за Христом, старец (он уже был белый как лунь) пошел за Ним на по­следний свой подвиг. Христос Спаситель повел его как бы на Голгофу, откуда отец Назарий уже не вернулся.

Тихий ветерок с запада донес до нашей святой обители печальную весть — отец Назарий умер. Как завершилась земная жизнь старца, мы не знаем, верим только, что Го­сподь сподобил его христианской кончины, мирной и без­мятежной. Верим, что тихий свет с неба ангела нежности успокоил его тревожную совесть пред смертью. Укрыл он светозарными своими крылами от злых демонов душу старца Божия, который так много потрудился, шествуя по стопам Христа всю свою многотрудную земную жизнь. Лавра Преподобного Сергия помнит о тебе, наш милый и добрый собрат. А чтобы наш читатель, узнав об отце Назарий, в жизни своей старался ему подражать, советую быть похожим на покойного старца вот в чем:

1. Нужно твердо следовать по стопам Христа, Господа нашего, куда бы Он ни повел тебя, мой милый друг, — на лишения, страдания и даже смерть.

2. Чтобы неуклонно идти за Христом, надо нежно возлю­бить Его и Его братьев — всех людей, верующих и неверую­щих, друзей и врагов, белых и черных, ближних и дальних.

3. Идти не только самому за Господом по Его стопам, но и вести за собой других, являя собой живой пример всем прочим. Ибо Господь наш Иисус Христос за всех постра­дал, всех Он нежно любит и всем хочет спастись. Аминь.

 

Так в Покровке, в тиши,

Дав покой для души,

Вспомнил я о тебе, мой собрат.

 

Нежность неба любил,

Ты в душе сохранил

То, за что мы получим в стократ.

 

Докучай небесам,

Чтобы нашим душам

Жаром нежности дивной пылать.

 

Жизни льды сокрушать,

Души братством пленять,

Скорбь в миру облегчать.

 

СВЯТОЕ ДИТЯ

 

Схииеродиакон Варнава (Иван Федорович Зайцев) (1873-1962)

 

Яко светильник света, твою душу

слезными потоки украшая.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: