Канон Преподобному Сергию Радонежскому. Цветы вянут — они преходящи: настанет день, когда их не освежит более роса и свет не

 

...Цветы вянут — они преходящи: настанет день, когда их не освежит более роса и свет не будет для них живительным. На земле никогда не вянет и не умирает только добродетель.

Как много на земле людей, которые, убегая от смерти, рвутся к жизни, рвутся к наслаждениям, богатству, славе, красоте. Другие более размеренны: они рассудительно, ос­мысленно взирают на круговорот жизни и охотнее склоня­ют свои колена пред Тем, Кого считают достойным этого. Не осуждая первых и ободряя последних, следует сказать, что жизнь действительно весьма сложная штука. И так как человек живет только однажды, да и то очень малое ко­личество лет, хотя и хотел бы пожить подольше, то отсюда следует, что необходимо скрупулезно разобраться, как же всё-таки надо жить на земле, чтобы эта единственная жизнь была прожита правильно, с пользой для других и для себя.

Но взявшись решать такой сугубо сложный вопрос, я оробел. Да и решить ли мне его правильно, безошибочно?! Конечно, известно, что всякая сложная вещь — машина, организм и прочее — изучается только при свете, а иногда и при свете усиленном. Точно так же и в целом сложный организм жизни человеческой позвольте мне рассмотреть при свете слова Божия и учения святых отцов Церкви.

Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благо­честии и чистоте (1 Тим. 2, 2); образ буди верным житием (1 Тим. 4, 12); наше житие на небесех есть (Флп. 3, 20).

Вот эти мощные «лучи света», при которых в доста­точной мере видна наша земная жизнь. Господь и Его слово призывает нас жить на земле благочестиво и в чи­стоте и затем напоминает, что настоящая-то жизнь наша, истинная, не на земле, а на небе. Отсюда и возникает у людей разное отношение к земной жизни. Кто верит слову Божию, тот говорит: «В конце-то концов, действи­тельно, здесь всё суета сует и томление духа» (ср. Еккл. 1, 2; 2, 11). А кто не верит слову Божию, тот, конечно, сов­сем иначе рассудит и скажет: «О, что там будет; мы не зна­ем, а вот что здесь видим, этим надо скорее воспользо­ваться, пока не умерли; и чего там ожидать рай на небе, надо сделать рай на земле, да своими руками, совсем без Бога, ведь мы сами боги». В них же бог века сего ослепи разумы (2 Кор. 4, 4); имже бог — чрево (Флп. 3, 19). Вот до каких узких границ доходит смысл жизни у людей, мы­слящих по плоти, — жить для чрева, для славы, для удо­вольствия. Хотя и это считается жизнью, но какая же она несовершенная! Можно сказать, уродливая.

Вот ведь какие мы все разные люди. Каждый по-своему судит. Те, о которых мы говорим, что жизнь их несовер­шенная, уродливая, то же самое говорят о нашей жизни, что, дескать, мы поступаем куда неразумнее, не живем теми удовольствиями, которые — вот, совсем рядом, — бери и наслаждайся, а живем какими-то будущими, кото­рые вряд ли кто видел и ощущал. И есть ли они вообще, эти небесные удовольствия и радости? Ну не чудаки ли все эти верующие? Живут какими-то мечтами, фантазией.

Скорее, мой милый друг, бери горящий факел слова Божия и не выпускай его из рук, беги как можно дальше от подобной философии. Разве святой апостол недостоин нашего доверия, недостоин того, чтобы его святые сло­ва положить в основу нашей жизни? Разве он не чистую истину говорит нам? Может ли действительно быть бо­гом наше чрево, когда оно само вместе с пищей истлеет, сгниет? Нет! Исполняя честно и добросовестно все свои земные обязанности, будем твердо помнить, что наше... житие на небесех есть, оттуда и Спасителя ждем.

Друг мой милый и дорогой, разве мы не знаем с тобой тех прекрасных и умных людей, которых мы называем святыми и праведными, или мучеников, которые постра­дали за правду Божию? Всмотрись внимательно в их свя­тую жизнь, в их поучения, наконец, в их доблестную смерть: что может быть более достовернее, убедительнее этого для нас, маловерных? Поистине они сделали пра­вильный выбор в жизни между миром и Христом и те­перь любовно манят нас за собой, говоря: «Ну, что вы там копошитесь, что еще рассуждаете? Давно уже всё реше­но, и не только решено, но и утверждено, проверено, что наше... житие действительно на небесех есть».

Да, дорогие мои отцы, братия, сестры, дети духовные. Нам нужен порыв, устремление, неудержимое влечение к прекрасному, истинному, вечно спасительному. Нам нужно любить такие цветы, которые никогда-никогда не увядают, никогда не засыхают.

Когда я еще учился в начальных классах семинарии, то наш воспитатель очень часто говорил нам: «Ну, ребятки, вы еще достаточно юны, чтоб разбираться во всем. Одно вам напоминаю: всегда выбирайте лучший цветочек в жизни, прекраснейший». А мы бежали в столовую и са­дились ближе к кухонному окну, через которое подавалась пища, чтобы нам поскорее и досыта поесть. Вот и выбра­ли «лучший цветочек»! Это, конечно, шутка. Но многие из нас поступают именно так. «Лучший цветочек» — зна­чит получше одеться, приосаниться, занять даже в церкви место поудобнее, постараться создать у людей хорошее о себе мнение. Для других выбрать «лучший цветочек» — это усвоить некоторые добродетели, научиться молча­нию, воздержанию, чистоте и прочее, чтобы потом ду­мать о себе: «Вот чего я достигла, стала праведницей, а вон они все в грязи валяются, далеко ниже меня» и так далее. И получается, что вместо цветочка ты, мой друг, выбрал колючий репейник, так что трудно от него и отделаться. А вот я считаю, что наилучший цветочек — это смирен­ная жажда страданий, поношений, оскорбления за люби­мого Господа нашего Иисуса Христа. Вот это истинный цветочек, да еще и наипрекраснейший!

Да, много прекрасных вещей в мире. Господь создал прекрасное и в мире физическом, и в мире духовном. Одни стремятся к прекрасному земному, а уж мы с тобой, дорогой друг, будем стремиться к прекрасному духовно­му, небесному.

Святой тайнозритель Иоанн Богослов пишет: Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: «Я есмъ Альфа и Омега, первый и последний...» Я обратился, чтобы уви­деть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, уви­дел семь золотых светильников и, посреди семи светиль­ников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и воло­сы белы, как белая волна, как снег; и очи Его — как пламень огненный (Откр. 1, 10, 12-14). О, сколь величественен этот образ Господа нашего Иисуса Христа!

И страшно и неподражаемо величественен! А ведь это Спаситель наш Господь, Который нас так любит и к Кото­рому мы в пламенном порыве любви стремимся. И как нам, скажи, не гордиться такой Божественной силой и величи­ем? А мы боимся порой признаться, что Ему принадлежим, что Он наш Бог. Всё это уже говорит о том, что в нашей душе живет не чувство любви к прекрасному, а чувство человекоугодия и рабской боязни, трусости и слабости.

Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: «Не бой­ся, Я есмь первый и последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (Откр. 1, 17-18).

Господь наш Иисус Христос, как истинное Солнце правды, есть истинная красота в Своем предивном Боже­ственном величии. Своим светом Он осиявает весь горний мир, который являет собой красоту невыразимую, беспо­добную. Ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце чело­века не взыдоша, яже у готова Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). И ведь были люди, которые удостаивались от Господа со­зерцания несказанной красоты горнего мира: святой Ио­анн Богослов, святой апостол Павел, в древности святые пророки Исаия, Иезекииль и многие-многие другие пра­ведники Божии.

А вот мы, грешные люди, недостойны видеть духовны­ми очами так, как видели они, нам остается верить тому, что говорят они нам о горнем мире. По милости Божией и по неизреченной любви к нам нашего Спасителя, а так­же по молитвам святых, мы надеемся всё это увидеть в бу­дущем веке, когда предстанем пред Богом.

О небесная красота! Ты дивна, прекрасна, и не хватит слов человеческих, чтобы сколько-нибудь точно выра­зить всё это нашими ограниченными средствами. В теле я был или вне тела: Бог весть... Но я слышал неизреченные глаголы, — пишет апостол (2 Кор. 12, 3-4). Горний мир прекрасен и другими предивными созданиями (херуви­мы, серафимы, престолы, господства, силы, начала, влас­ти, архангелы и ангелы) — все они неописуемы, неизре­ченны, предивны и в высшей степени прекрасны...

За какое же высокое дело взялись мы — описать красо­ту горнего мира! Возможно ли это для нас, обычных смер­тных людей; и не слишком ли это дерзко в очах Божиих? Наш дольний мир как малое отражение небесной красоты для многих людей, и особенно для истинных рабов Божи­их, есть место изгнания, место скорбей, мук и пережива­ний; хотя наш земной мир и прекрасен в своем роде, но эта красота подобна лунному свету, отражающему сияние солнца. Находясь в этом мире скорбей, невзгод и болезней, страждущая душа рвется к лучшей жизни, к горнему миру, где она обретает вечный покой с Богом и вечное счастье.

...Холодной зимней ночью блаженная Ксения Петербург­ская, одетая в рубище, шла за город в поле и там, подняв свой взор к небу, усеянному мерцающими звездами, говорила: «Нет Тебя, Господи, краше, нет Тебя милее...» И так целыми ночами, в мороз и вьюгу, она устремляла свой взор к небу, где было всё ее счастье и отрада. Когда же она возвращалась в город, то терпела оскорбления, унижения и даже побои...

Но не все способны воспринимать красоту земную, а тем более небесную. Вот ты приходишь в храм Божий и вместо того чтобы созерцать красоту селений Божиих или трепетно взирать на предивный лик Спасителя, рас­сматриваешь молодых монахов Или батюшек, как они хорошо поют, канонаршат, служат, или разглядываешь свою соседку, что стоит рядом, — хорошо ли она одета, что это у нее за прическа, осуждаешь ее или завидуешь ей. Вот как мы умеем созерцать божественную красоту.

Или на молитве у себя дома, когда все засыпают и дивная полунощная тишина должна уносить нашу душу в за­облачную высь, чтобы трепетно созерцать красоту горних селений, наш ум пресмыкается, как червь по земле пол­зает в пыли, лишь на краткое время устремляется горе, а затем снова питается прахом. Уста говорят: «Господи, Го­споди», глаза смотрят на святую икону, а мысли и чувства погружены в земное, суетное. И горняя красота остается недосягаемой, недостижимой, далекой-далекой.

Святые отцы советуют хотя бы полчаса в сутки пребы­вать в уединении, сосредоточиться умом и сердцем на мысли о Боге, помолиться и уделить хотя бы несколько минут само­проверке: как я провел день, как я живу, куда я иду и насколь­ко далека моя заветная цель. Ведь когда путник идет дальней дорогой, разве он не останавливается, не оглядывается, разве не думает о том, так ли он идет, не сбился ли с пути? И, удо­стоверившись, продолжает идти к заветной цели.

Шум житейского моря заглушает звуки горнего мира, пыль земной суеты застилает красоту горних селений, над нами постоянно висят темные облака земных забот, готовых разразиться грозой всевозможных скорбей и пе­реживаний.

А там в высоте — светлая жизнь, безоблачная тиши­на и красота райских селений... И всё это приготовлено для нас, для нас с тобой, мой милый друг, для тебя, жи­тель дольнего мира.

На столе стоит букет живых цветов. Они — яркие, пе­реливаются разнообразием дивных красок: голубые, би­рюзовые, нежно-оранжевые, белые и много-много других цветов, дышащих свежестью весны. Но райская ветвь, принесенная Архангелом Гавриилом накануне дня Успе­ния Пречистой Девы, безмерно превосходит своей небе­сной красотой всю красоту цветов земли.

Есть люди, которые мало чем отличаются от прочих, совсем почти ничем не выделяющиеся, никакими особы­ми талантами, ну просто обыкновенные люди, но в глуби­не души имеющие необычные дарования и самые возвы­шенные устремления.

Он был из таких. Простой, по-детски наивный, общи­тельный, даже, может быть, малообразованный в нынеш­нем понимании. Прибыл в Лавру Преподобного Сергия в 1958-1959 годах из Одессы. Господь привел Своего из­бранника в северные края с жаркого юга, чтобы здесь в подвиге молитвы и поста, в терпении и всенощном сто­янии завершил он свое земное служение.

Архимандрит Антоний, в миру Антон Иванович Семененко, был украинцем. Место его рождения, воспитания, образования, жизнь в юношеские годы и прочее нам не­ведомо. Он предстал пред нами уже в довольно преклон­ных летах, заслужив у Бога высокое звание служителя престола Божия — архимандрита. Высокий, сутуловатый, но еще крепкий и полноватый — всё свидетельствовало о нем как о человеке в прошлом большой физической силы. О последнем особенно характерно говорило его светлое, доброе, одухотворенное лицо с ясными проник­новенными глазами. Весь его облик дышал необыкно­венной добротой и каким-то неописуемым очарованием невинного детства и чистоты. Было ясно, что в этом уже дряхлеющем старце Божием жила святая душа с сильным устремлением к прекрасному.

Когда он пребывал с нами — ходил, кушал, говорил, иногда и шутил, — мы его считали обычным челове­ком. Вот он идет по монастырскому двору со своими неизменными судками — посудой для обеда. Его взор сияет благодушием и нежностью. Так и хочет он ска­зать кому-либо из встречных доброе, ласковое слово, да еще на смешном украинском языке. «Э, братыц, що цэ так пригорюнився, хай тоби солнце ярче свитыть — Господь наш». Печальное лицо молодого послушника загорается улыбкой. Он поднимает свою понурую голо­ву и уже бодро говорит старцу: «Ничего, отец Антоний, только помолись обо мне». — «Ладно, ладно, мой хлопець, трошкы помолюсь».

И старец, гремя судками, дальше ковыляет на брат­скую кухню. Кажется, ничего особенного не произошло: обычные слова, обычная встреча. Но почему так легко стало на душе у юного послушника? Точно гора свалилась с плеч, и весь этот день он летал как птичка. Знать, стар- чик Божий вздохнул, помолился Господу за душу печаль­ного брата, и этот кроткий молитвенный вздох великой души совершил почти чудо.

Вот таким был архимандрит Антоний. В его душе жило высокое эстетическое чувство — любовь к прекрасному, которая проявлялась в приобретении хороших вещей. Ему нравилось одевать сияющую митру, драгоценный наперсный крест, особо изящные четки, иметь в келии Евангелие, обложенное золотом и прочее... Братия шушу­кались: «Отец Антоний собирает...» Действительно старец собирал, но имел такую мужественную, такую сильную душу, что разом со всем этим расстался. Нет, он не любил земное богатство. Он любил богатство и красоту доброде­тели и ценности горнего мира.

Как-то, еще задолго до его кончины, прошел слух, что архимандрит Антоний раздает все свои вещи монахам и старается всех наделить, никого не забыть. Некото­рые из более дальновидных поняли, что отец Антоний совершает новую «куплю». Сказано: Уподоблю его мужу мудру (Мф. 7, 24); или еще: Ктоубо есть верный раб и му­дрый (Мф. 24, 45); и еще: Мудрыя же прияша елей в сосудех (Мф. 25, 4). Отец Антоний, оказывается, подливал обильный елей в свой сосуд, чтобы с ярким светильни­ком встретить Жениха.

Другим духовным качеством старца Божия была ти­хая тайная молитва, которую почти никто из людей не за­мечал. Сидел ли старец в своей одинокой келии, шел ли к раке Преподобного Сергия или занимался еще каким делом, душой он всегда был привязан ко Христу. О Нем он всегда размышлял, и Его пресвятое имя призывал в своем сердце, и в Нем одном, прекрасном и неопису­емом, находил радость для своей души. Порой его ви­дели одиноко сидящим на скамеечке, самоуглубленным и сосредоточенным. Ясно было, что старец витает душой далеко, в прекрасном горнем мире. Иногда он склонялся над маленьким цветочком или быстро бегущей крошеч­ной букашкой и созерцал дивную, премудрую десницу Божию и красоту творения в самых ничтожных земных созданиях.

И вот теперь ты, мой друг, брат или сестра, когда идешь по своим делам и увидишь летящую разноцветную бабоч­ку, или маленькую ползущую букашечку, или красивый цветочек, остановись, не пройди мимо, вспомни о дивном Создателе, живущем на небесех, о прекрасных творениях, витающих в горнем мире, отражение которых ты созерца­ешь здесь. Но пусть твой ум при этом не пленяется красо­той тленного мира, изяществом изделий рук человеческих или даже красотой человеческого лица — всё это лишь творения, которые сами по себе недостойны поклонения. Истинная красота — в Боге, и она проявляется в Его Бо­жественном слове, прежде всего в Святом Евангелии, и постичь всё это ты можешь, во-первых, в безмолвном уединении, затем в тихой молитве и глубоком благодат­ном рассуждении. О, как бесконечно счастливы те души, которые имеют непрестанное стремление к прекрасному, духовному, совершенному.

Приведем некоторые истории, имеющие то или иное отношение к области духовной.

 

***

 

«Я христианин, следуйте моему примеру! » — выйдя из воды, воскликнул юный Генесий. Он стоял на сцене, пред ним — тысяча зрителей-язычников. А он, как ар­тист, копировал, высмеивая, таинство Крещения. Когда язычники услышали Генесия, то подумали, что он пре­красно играет свою роль, но, увидев его восторг и слезы, текущие из глаз, толпа сначала притихла, а потом яростно рванулась к сцене: «Смерть ему, на крест его...» И Генесий умер, как христианин, за Господа нашего Иисуса Христа, так неожиданно и чудно просветившего его ум и сердце...

Можем ли мы, мой друг, громко и безбоязненно вос­кликнуть при любых обстоятельствах: «Я христианин! »?

 

***

 

Это письмо он писал, находясь в большой воронке, что вырыл снаряд. В полночь была назначена атака. Он под­нял свой взор к звездному небу, где сияли мириады све­тил. И вдруг из его уст вырвались неведомые ему до того слова: «Боже, я до сих пор не знал Тебя. Боже, я не был Твоим другом. Но, если я в эту ночь постучусь к Тебе, пустишь меня? Мне говорили, что Тебя нет. Какой же­стокий обман! Сейчас в атаку и... Я знаю, что не вернусь. Но как мне легко. Кажется, я плачу. Сигнал: “В атаку, впе­ред! ”. И странно, как легко идти с Тобой, о Боже, я скоро постучусь к Тебе...»

Он не вернулся. Это письмо нашли в кармане его сол­датской шинели. А он — убитый — лежал лицом к звезд­ному небу.

 

***

 

Иеромонах Никандр в легком сне увидел святого отца Иоанна Кронштадтского. Будто он прошел в ал­тарь для того, чтобы облачиться. Вынул карманные часы и показывает ему цифру восемь. Затем мягко улыбнулся и исчез. Когда отец Никандр проснулся, то недоумевал: что бы это значило? Вечером этого же дня настоятель храма подозвал его и сказал: «Давай завтра послужим литургию». — «А какой праздник? » — спросил тот. «Сто лет со дня рождения отца Иоанна Кронштадтского». — «Во сколько же начало? ». — «Ровно в восемь», — отвечает настоятель. Отец Никандр тут же вспомнил свой сон и... удивился.

 

***

 

В городе Владимире-Волынском на развалинах храма по ночам сиял свет. Заинтересованные люди учинили тщательную проверку того места, но ничего особенного не обнаружили. Однако каждый вечер в десять часов свет снова появлялся на руинах, причем в небе отражалось огненное зарево, которое то поднималось над храмом, то опускалось. Поставили ночную стражу. Дежурные клят­венно заверяли, что слышали в храме стройное пение, а наутро всё снова затихало.

...Всем было ясно, что архимандрит Антоний дожива­ет последние дни. Он совсем редко стал появляться сре­ди братии. Даже пищу из братской кухни носили ему в келию послушники. Увядал старец с каждым днем, но не терял своего обычного благодушия. «Ну как, отец Ан­тоний, — спрашивал брат, пришедший навестить его, — как твое здоровье? » — «Да, ничого, по трошку молодию, ще сылы молоди».

Как и всех болящих, отца Антония перевели в боль­ницу. Оттуда он уже не вышел. В последний раз мы уви­дели его в гробу, бездыханным и недвижимым. Он ле­жал, как юноша, светлый, тихий и прекрасный. Вся его жизнь — непрерывное стремление ко всему высокому и прекрасному — отразилась в его старческом лице.

С уверенностью можно сказать, что в последние дни своей жизни и даже в последние часы старец не пере­ставал устремляться к тому совершенному горнему миру, который от юности возлюбила его душа. Пре­бывая на земле среди всевозможных искушений и со­блазнов, он сделал свой выбор — возлюбил красоту духовную, невещественную, которая дается всем воз­любившим Христа взамен земных удовольствий, ими оставленных.

Мы верим, что душа старца Антония обрела прекра­сный мир. Она водворилась в сферах небесных, где нет несовершенства, нет ничего безотрадного, греховного, но — абсолютная гармония. Там живет Бог со Своими святыми ангелами. Там живут все святые, возлюбившие подлинную совершенную красоту.

Теперь же его одинокая могилка почти забыта. Может быть, раз в год и навещает ее лаврский иеромонах в дни Святой Пасхи. Но и в своем тихом одиночестве эта мо­гилка по-своему прекрасна. Ее овевает тихий, мирный ветерок. Маленькая пташка, одолевая свой путь, утрудив­шись, сядет на безмолвно стоящий крест, тихо пощебечет, напомнив о том далеком прекрасном мире, и снова улетит в неведомые края.

О мои дорогие и милые! Нам надо пламенно стре­миться к прекрасному, надо научиться понимать это прекрасное. Ведь прекрасное не во внешнем изяществе и яркости, тем более не в красивом платье, прическе и так далее, а совсем в ином. Если говорить о прекра­сном в нашем земном понимании, то оно таится в сми­рении, кротости, в воздержании, милосердии, молча­нии, чистоте душевной, любви к Богу; прекрасное — в каждом добром поступке, в добрых словах, добрых помышлениях, добрых устремлениях. Помог больному добраться до дома — ты совершил прекрасный посту­пок, дело милосердия. Воздержался и не сказал ближ­нему дурное, обидное слово — ты поступил очень бла­городно, проявил терпение; безбоязненно исповедал свою веру и не отрекся, не промолчал — ты поступил прекрасно, доказал верность Богу. И вот, делая так, бу­дешь поступать не только хорошо, но и сам постепенно станешь хорошим человеком, прекрасным христиани­ном, всеми любим, всеми желанен; а главное — эти-то хорошие и прекрасные дела приблизят тебя к горне­му миру, где всё свято, всё великолепно, совершенно и благодатно.

О, как бы я желал этого прекрасного горнего мира, да себе-то меньше, а больше тебе, мой дорогой читатель! Вот и будем стремиться к этому доброму и прекрасному, стремиться неустанно, неуклонно, денно и нощно всю свою жизнь. Помощников в этом благом деле у нас очень и очень много: Сам Господь и Матерь Божия, святые анге­лы Божии, святые праведники, мученики и преподобные. И все они готовы в любую минуту прийти на помощь и укрепить наш изнемогающий дух в борьбе против гре­ха за прекрасную и святую жизнь здесь и в будущем мире. Ихже бо предуведе, (тех) и предустави сообразных быти образу Сына Своего (Рим. 8, 29).

О Господи, научи нас любить прекрасное! Сам влеки нас к тому, что добро и прекрасно в очах Твоих, что Тебе любо и Тебе угодно. Ведь мы, Господи, как малые дети, часто не понимаем, что хорошо и что плохо. Да и враг, диавол, обманывает нас, предлагает нам всё злое и гре­ховное под видом прекрасного. Да не обманет он нас, вселукавый и коварный враг Бога и человеков, да мину­ем мы мрак жизни сей, нося в себе свет Евангелия Твоего и совершая путь только к доброму и прекрасному, во­площением которого являешься Ты, Господь наш, ибо в Тебе вся красота, величие, любовь, совершенство и аб­солютно всё прекрасное!..

А ты, старче Божий, отец Антоний, помолись о нас, находящихся долу, чтобы нам идти путем твоим, идти от земных в те необъятные чудные края, где вечно сия­ет прекрасное Солнце правды — Господь Иисус Христос и с Ним — нескончаемая, дивно прекрасная жизнь во веки веков. Аминь.

 

ПОБЕДА ЛЮБВИ

 

Схиигумен Стефан (Иосиф Васильевич Лазарев) (1872-1963)

 

Радуйся, яко идеже Христос в

телеси, таможде и ты пребываеши.

⇐ Предыдущая25262728293031323334Следующая ⇒

Поделиться: