Иеромонах Антоний (Алексей Васильевич Бурдин) (1873-1965)

 

Его нет здесь — Он воскрес.

Мф. 28, 6

 

Трудно найти во всей вселенной более светлую, более радостную тему, чем тема воскресения. Весь мир, вся при­рода и люди лелеют сознательно или подсознательно эту смелую, желанную для всех мысль. Ведь как всем хочет­ся жить! Самой крошечной букашечке, маленькой мош­ке, бабочке, тем более разумному, мыслящему человеку как же хочется жить, творить, создавать! Не отсюда ли то, что в каждом живом организме живет чувство страха перед смертью — концом своего существования. Правда, в наши дни бывает и другое желание у людей, особенно у тех, кто уже, хотя и в молодых летах, но успел себя «из­жить», то есть потерял смысл жизни и ищет себе насиль­ственной смерти.

Подобный кризис возникает у людей, в большинстве своем не ведающих Бога, особенно у потерпевших ка­кое-либо жизненное крушение, неудачу. Но что значат земные неудачи для верующего человека? Он глубоко убе­жден, что другая жизнь, жизнь по воскресении, сторицей возместит ему эти неудачи, эти скорби земного бытия.

Сколько же истинного счастья таится в мысли о вос­кресении! Недаром праздник Святой Пасхи для людей ве­рующих приносит какое-то особое таинственное чувство радости, а для неверующих — чувство страха, недоуме­ния, а для иных и озлобления. Последнее возникает у лю­дей, сознательно отошедших на сторону диавола. У них, как и у сатаны, праздник Святой Пасхи, праздник Светло­го Воскресения, невольно разжигает ненависть, зависть, злобу, так как это воскресение не для них. Они сами не хо­тят его, не допускают в мыслях, ибо воскресение из мер­твых обречет их на вечные страдания и муку.

«Нет никакого воскресения, — говорят они, — это фан­тазия, это обман чувств. Да и как может человек восстать из мертвых, если, допустим, его съели волки, или раз­несло бомбой на мелкие кусочки, или он утонул в воде, и там его растерзали хищные рыбы, или он совсем дотла сгорел в огне, или его сожгли в крематории? Ну как он воскреснет, когда и воскресать-то нечему? Зачем себя об­манывать, зачем воображать невозможное? »

А ведь и верно. Трудно поверить, что человек воскре­снет, что он снова будет жить. Трудно! Тем более человеку двадцатого века. А как жаль тех людей, которые не знают Писания. Или знают его, но не доверяют ему. Не верят на­писанному в нем.

Была на мне рука Господа... и поставил меня среди поля, и оно было полно костей... И сказал мне: «Сын человече­ский! Оживут ли кости сии? » Я сказал: «Господи Боже! Ты знаешь это». И сказал мне: «Изреки пророчество на кости сии и скажи им: “Кости сухие! Слушайте слово Господне! ” Так говорит Господь Бог костям сим: “Вот, Я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть... и узнаете, что Я Господь”».

Я изрек пророчество... — говорит святой пророк Ие­зекииль, — и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с ко­стью. И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выро­сла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них. Тогда сказал Он мне: «Изреки пророчество духу... и скажи духу: “Так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут”»....Они ожили, и стали на ноги свои — весьма, весьма великое полчище (ср. Иез. 37, 1, 3-10). Какая дивная и грандиозная картина! Может ли быть другая, подобная ей? Это образ всеобщего воскресения мертвых, всех людей, народов, поколений.

Эта паремия из Книги пророка Иезекииля читается в Великую Субботу пред святой плащаницей Господа нашего Иисуса Христа, когда Он, замученный, убитый, окровавленный, лежит во гробе, и, кажется, уже никакая сила не сможет поднять Его. Но вот проходит три дня и три ночи, и Он в ярком сиянии Божественного света восстает из мертвых. Воскрес! Воскрес! Воскрес! Христос воскрес из мертвых! Своей смертью победил смерть!..

И, подтверждая эту великую истину, каждый год, каждое недельное воскресенье Церковь Божия, мы, священники, как свидетели Христовы, все верующие снова говорим все­му миру: «Да, Христос воистину воскрес! » И наше сердце подтверждает это опытно. Оно чувствует это, живет этим. А если Христос наш Спаситель воскрес, то и мы воскреснем из мертвых, и мы не останемся лежать в холодной могиле.

Святой апостол Павел в своих великих скорбях ожив­лял свой дух и укреплялся именно этой истиной, что и мы воскреснем силой Христовой. Если Христос не воскрес, — говорит он, — то вера наша тщетна (ср. 1 Кор. 15, 17). Но Христос воскрес из мертвых, — повторяет он, — первенец из умерших (1 Кор. 15, 20), то есть Он первый воскрес, а за­тем и мы все воскреснем по вере в Него.

Мне пришлось пережить одну ужасную болезнь, ко­торая привела меня буквально к вратам смерти. И вот милостию Божией, за молитвы близких я поправился. Буквально воскрес из мертвых. Какое же сложное чувст­во испытало мое сердце, когда я вновь вернулся к жизни! Нет! Его невозможно передать ни на бумаге, ни словами. Только переживший опытно подобное состояние может понять это. Я не умирал, а только близок был к этому, только видел как бы смерть рядом, но не умирал. И вот вдруг снова жизнь, полная, такая юная жизнь под сияю­щими лучами солнца...

А то из мертвых восстать! Совсем умереть, возможно, даже быть до косточек сожженным, растерзанным на ку­сочки, съеденным и переваренным в кишках какого-либо зверя, а потом извергнутым в кале, и вдруг снова стать человеком? Возможно ли это? «Да вы что, в уме ли, коль утверждаете такие вещи? » — говорят вам скептики.

Я ясно представляю ужасающее, почти катастрофи­ческое настроение книжников, и особенно саддукеев, ко­торые отрицали воскресение мертвых, в момент воскре­шения Спасителем четверодневного Лазаря (см. Ин. 11, 17-48). Кто может описать их состояние? Они во всеуслы­шание утверждали, что воскресения нет, его быть не мо­жет. И вдруг видят собственными глазами, как Лазарь, уже четыре дня бывший в гробе, уже разложившийся, выходит живым по слову Христа Спасителя. Какое кру­шение, недоумение, невыразимый страх испытали тогда эти ученые саддукеи!

Трудная эта истина, чтобы поверить в нее, и даже очень трудная, но она правдоподобна, она нужна нам, она отрадна. Христос воскрес, и мы воскреснем! И какая это радость, радость воскресения!

Однако воскресение будет для многих не к радости, а к горю. Горе воскресения. О Боже наш милостивый! Да не будет этого ни с кем!.. Воскреснуть, и потом вечно мучиться, страдать!.. Нет! Но это будет, и будет непремен­но! Вот поэтому Церковь Божия, особенно теперь, не пе­рестает твердить о воскресении, когда вера в эту истину угасает в сердцах чад Божиих. Церковь, хотя и сама тер­пит бедствия, но не перестает говорить, особенно в дни Светлой Пасхи, да и в каждое воскресенье: «Приидите, вси вернии, поклонимся святому Христову Воскресению...».

Да, воскресение из мертвых величайшее чудо, из ряда вон выходящее. И, конечно, человек, не просвещенный верой, не знающий Писания (а сколько в наши дни та­ких, особенно из молодого поколения, которые и в руках не держали Евангелия), может ли принять своим умом эту великую истину? Он вообще не в силах поверить в ка­кое-либо чудо, как, например, вот в такое.

Н. Аксакова описывает следующий случай. «К пре­подобному Серафиму приехал Проскудин. “Простить­ся хочет старый друг, отец мой духовный”, — сказал Проскудин. “Идите за мной и вы все”, — ответил пре­подобный Серафим. Дверь келии беззвучно и медлен­но отворилась... Неслышными шагами старец вышел в сени и подошел к гробу, который уже десятки лет сто­ял на двух поперечных скамьях. Бледно было бескров­ное лицо отца Серафима, глаза смотрели куда-то вдаль, как будто вглядываясь во что-то невидимое. В руке его дрожало пламя поверх пучка зажженных восковых све­чей. Налепив четыре свечки на углах гроба, он поманил к себе Проскудина и затем пристально и грустно взгля­нул ему в глаза. Перекрестив дубовый гроб широким пастырским крестом, он глухо, но торжественно прого­ворил: “В Покров...” Слово старца всеми, также и самим Проскудиным, было принято как предсказание его кончины. Под потрясающим впечатлением этого предсказа­ния мы покинули Саровскую обитель.

Наступил праздник Покрова Пресвятой Богородицы... Проскудин в этот день причастился Святых Христовых Таин. Вся знать города приехала, чтобы его поздравить». Далее читаем: «И мы с няней пошли к дому Проскудина. На колокольне ближней церкви пробило два часа дня... На балкон дома вышел врач Лендегрин. “Как наш Проскудин? ” — спросила его моя няня. “Что ваш Про­скудин? — ответил доктор. — Он здоровее всех нас и, вероятно, проживет до ста лет. Сейчас он прохаживается по своим кабинетам бодрым шагом, угощая своих гостей и рассказывая им о делах Спасителя на земле... Извольте после этого верить предсказанию! ” И доктор после этих слов ушел обратно за стеклянную дверь. На колокольне пробило половину третьего. Вдруг стеклянная дверь рас­пахнулась, и сбежал по ступенькам бледный как смерть лакей, он кричал: “Умирает! ” Послали за духовником. Но, как ни близка была церковь и как не спешил отец Павел, всё же ему пришлось дочитать отходную над холодею­щим трупом... Врачи не обнаружили в скончавшемся ни­какой болезни и не отыскали никаких признаков прибли­жающейся смерти». Это — чудо предсказания смерти.

 

***

 

А вот чудо исцеления, почти воскрешения из мертвых. В сентябре 1831 года прибыл к преподобному Серафиму Мотовилов, страдавший более трех лет мучительными ревматическими болями и совершенно расслабленный. Пять человек принесли его к преподобному. Отец Сера­фим отказался помочь больному, заявляя, что он не до­ктор. Но когда Мотовилов подробно описал ему свои бед­ствия и выразил надежду только на милость Божию, ста­рец спросил: «А веруешь ли ты в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек, и в Пречистую Его Матерь, что Она есть Приснодева? » — «Верую». — «А веруешь ли, что, как прежде Господь исцелял мгновенно, Он может исце­лить по-прежнему требующих у Него помощи? » Больной отвечал, что он всей душой, всем сердцем верует этому, иначе не велел бы везти себя к старцу... «А если веру­ешь, — сказал преподобный, — то ты уже здоров». За пле­чи приподнял он больного от земли и поставил на ноги. Со светлым радостным взором повел его по траве... Мото­вилов возвратился домой совершенно здоровым.

 

***

 

«Ах, брат Владимир, — сказал преподобный Сера­фим Владимиру Островскому, — какой же ты будешь пьяница. Впрочем, ты не смущайся и не будь печален, Господь попускает иногда усердным к Нему людям впа­дать в тяжкие, ужасные пороки, и это для того, чтобы они не впали в еще больший грех — высокоумия. Иску­шение твое пройдет по милости Божией, и Ты смиренно будешь проводить остальные дни своей жизни, только не забывай своего греха». Предсказание сбылось. Ост­ровский после смерти любимой жены спился, но в конце жизни прекратил пить, покаялся и окончил жизнь до­брым христианином.

 

***

 

«Сам спасайся и брата своего спасай, — говорил отец Серафим одному послушнику Глинской пустыни. — Помнишь ли житие Иоанникия Великого? Странствуя по горам и стремнинам, он нечаянно уронил из рук жезл свой, который упал в пропасть. Жезл нельзя было до­стать, а без него святой не мог идти дальше. В глубокой скорби он возопил ко Господу Богу, и ангел Господень невидимо вручил ему новый жезл. Трудно управлять душами человеческими, но среди всех твоих напастей, скорбей в управлении братией ангел Господень непре­станно при тебе будет до скончания жизни твоей». По­слушник этот принял монашество, а через 27 лет стал архимандритом, настоятелем монастыря, пастырем душ человеческих.

 

***

 

«Батюшка, я умоляю вас, — говорил преподобному Серафиму иеромонах Антоний из Высокогорской пусты­ни, — скажите мне прямо, мысли мои о смерти не слу­жат ли от Бога указанием на близкую кончину мою?.. Сижу ли я, выйду ли на двор обители, мне представля­ется, что я вижу обитель в последний раз. Из этого я за­ключаю, что скоро умру, потому и указал уже место моей могилы. Желаю знать о своей смерти единственно для из­менения моей жизни, чтобы, отказавшись от должности, посвятить остальные дни мои безмолвному молчанию».

Но преподобный Серафим с ангельской улыбкой отве­тил: «Неверны твои мысли, я вот говорю тебе, что Про­мысл Божий вверяет тебе Лавру обширную, и прошу тебя милостивно принимать из Сарова братию, которая при­дет туда помолиться. Не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время; поминай моих родителей Исидора и Агафию и во всем покоряйся воле Божией. Будь прилежен к молитве и строго исполняй свои обязанности». Через два года иеромонах Антоний был назначен наместником Троице-Сергиевой Лавры.

 

***

 

Преподобный говорил: «Настоятель, яко пастырь словесных овец, должен иметь дар рассуждения, дабы во всяком случае мог подавать полезные советы каждо­му требующему его наставления, ибо, как говорит Петр Дамасский: “Несть всякий человек верен дати совет ищу­щим, но кто от Бога прием дар рассуждения и от мно­гого пребывания в подвижничестве стяжа ум презрите­лен”. Настоятель должен иметь дар проницательности, дабы из соображения вещей настоящих и прошедших он мог бы предусмотреть и будущее и проразумевать козни вражии». Поистине дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев (Пс. 67, 36).

 

***

 

К Преподобному Сергию Радонежскому крестьянин принес умершего мальчика, а сам пошел за гробиком. Возвращаясь, он увидел сына, бежавшего к нему навстре­чу, живым и здоровым... Как это всё объяснить? Да никак, а просто поверить в силу Божию и покориться живому Богу, Который и теперь творит чудеса.

...Иеромонах Антоний (Бурдин) прибыл в святую Лавру Преподобного Сергия примерно в 1947 году. Бу­дучи от рождения не совсем здоровым, он и здесь часто страдал многими немощами телесными. Его внешний вид всегда вызывал сострадание и сожаление у братии. Ниже среднего роста, сутуленький, хроменький, с ре­денькими белыми волосами на голове и бороде, он был действительно какой-то странный и особый, не как все иноки обители. Помню, начальство поместило его в ма­ленькую каморку-келию в подвале второго корпуса. Это была не то келия, не то какой-то ящик с одним маленьким окном, которое никогда не открывалось. Представляю сейчас, как мы однажды пришли к отцу Антонию про­верить порядок в его келии. Он нас встретил обычным монашеским приветствием. На наше неудовлетворение в связи с плохим состоянием его жилища он спокой­но и кротко ответил: «Душу я свою стараюсь очищать, да никак всё недочищу, а уж до этой келии черед не до­ходит». Мы заметили старцу, что в условиях общежития монашеского надо хотя бы ради братий, рядом с тобой живущих, соблюдать чистоту. Тем более что и святые отцы говорят: «Где чистая душа, там чистая и келия, а где она грязная, там и келия такая же». Старец сказал нечто не совсем понятное на наше «нравоучение» и обещал по­стараться привести свою келию в надлежащий порядок.

Но это обещание ему выполнить так и не удалось. У него заболели сильно ноги, да так, что он не мог совсем хо­дить и несколько недель подряд лежал на своей койке. Пищу ему носили из братской трапезы, хотя он и ел-то как малый ребенок.

Только-только начав вставать, он пошел было в храм помолиться — соскучился по храму. Дело было ранней зимой. Выпал снег, а потом сразу всё растаяло. Пошел дождик вдобавок, а утром-то мороз ударил. На дворе кругом был лед. Отец Антоний и пошел в такую погоду в храм своими больными ногами. Вот он шел, всё опи­рался на свою сучковатую палку, всё выбирал, где по­шершавее лед, чтобы не упасть. Но продвигался он весь­ма медленно, да и помочь-то ему было затруднительно: он всех отгонял от себя. «Я сам, смотри, чтобы тебе само­му не поехать», — говорил он брату, который хотел его поддержать. Но как ни старался отец Антоний идти сам, ноги его разъезжались в разные стороны, одна туда, дру­гая сюда. Да у него и какие-то особые валенки были, что способствовали его ногам «катиться» в разные стороны. Подошвы у них были гладкие и подмороженные. Но всё-таки отец Антоний продвигался мало-мальски, лави­руя руками и в нужный момент опираясь на свою палку. Однако в одном месте дорожка была так гладка и сколь­зка, что невозможно было на ней не упасть. Старец, ти­хонечко двигая ногами, вдруг поскользнулся, взмахнул обеими руками. Палка-посох далеко улетела в сторону. Не издав никакого звука, он резко упал на мерзлую зем­лю и сломал ногу. Встать он уже не мог. Корчась от не­выносимой боли, он катался по земле. Подбежали иноки, взяли его кто за что: кто за руки, кто за ноги, кто за го­лову, подобрали разлетевшиеся в разные стороны вален­ки и понесли старца в его келию. Более полугода отец Антоний лежал в гипсе. Но кость не срасталась. Докто­ра приказывали старцу лежать и дальше. Пролежав, кажется, еще месяца три, отец Антоний почувствовал, что ему стало лучше, показалось, что он вполне может, как и другие, ходить и сидеть и даже делать что-нибудь. И вот он решил сам освободиться от своего невольного заключения.

Однажды утром ему принесли чай. Каково же было удивление пришедшего брата, когда он увидел, что вся келия старца, весь пол, койка, табуретка, одежда — всё покрыто белой мукой. Да и пыль какая-то в виде тумана плавала по всей келии. Брат, конечно, пришел в боль­шое недоумение от этого видения. Но его еще более удивило то, что он увидел старца не лежащим, как рань­ше на своей койке, а сидящим и чуть лукаво улыбаю­щимся своими маленькими светлыми глазами. «Отец Антоний, что это у тебя делается? » — с нескрываемым недоумением воскликнул пришедший. «О, да совсем ничего, брат. У меня здесь всё в порядке, как видишь». И старец при этом показал на свою больную ногу. Брат увидел, что гипс, который окутывал ногу отца Антония, распилен на две половинки. Старец, желая освободить­ся от него, всю ночь распиливал его ниткой, отчего вся келия, все предметы, вещи покрылись белой гипсовой пылью. Но свобода отца Антония продолжалась совсем недолго. Нагрянули врачи, начальство, и так как кость ноги еще не срослась, то снова старца замуровали в гипс и уложили на койку. Недвижимо находясь в лежачем по­ложении, отец Антоний был занят богомыслием и Ии­сусовой молитвой. Это было его утешением и отрадой. Навещать его почти никто не приходил, кроме прино­сящего пищу. Братья, как обычно, были сильно заняты своими послушаниями. Но старец никогда не обижал­ся. Он всё время пребывал в благодушном настроении. Бывало и такое, что ему забывали приносить еду. Отец Антоний лежал себе на спине, и казалось, что ему ни­чего уже земного и не надо. Питаясь духом Божиим, он всё время беседовал с Господом и Его святыми ангелами и даже не замечал, если кто к нему входил в келию.

Много, очень много пролежал отец Антоний со сво­ей сломанной ногой. Потом немного поправился. Одна­ко общее состояние его здоровья было весьма плохое. Хотя теперь гипс с него сняли, но ходить ему совсем было трудно. Ноги не слушались. Они не шагали, когда надо было идти в церковь. В пище у него совсем почти не было потребности. Он очень мало кушал, мало пил, мало спал. Лежал ночью с открытыми глазами и шеп­тал молитву.

Отца Антония решили перевести в лаврскую боль­ницу. Он было запротестовал, но, когда братия пришли к нему с носилками, старец спокойно дал себя положить и таким путем перекочевал в больницу. Вещей у него почти никаких не было, кроме старых ряс и рваных подрясников. Однако когда после него стали чистить келию, то нашли нечто под старым стенным ковром, что висел над койкой отца Антония... Это были клопы. Нет, это было море клопов! Братия пришли в невыразимый ужас, когда, отвернув угол ковра, увидели толстый слой клопов, покрывших собой буквально всю стену. Сначала они соображали, что же им делать с этим наследием стар­ца? Но, когда заметили, что клопы приходят в движение, один из предприимчивых иноков скатал осторожно ко­вер на внутреннюю сторону и с этим грузом мигом ока­зался на кухне, где ярко пылала большая печка... Потом многие недоумевали, как же отец Антоний мог лежать столько времени возле стены, которая буквально кише­ла клопами.

Да, видимо, в наши времена тоже есть мученики и даже великомученики, которых мир совсем не знает и которых он совсем недостоин... Так вот и рядом с тобой, мой милый друг, мало ли неведомых мучеников, которых ни ты, ни другой кто совсем и не замечает. Тем более что, уткнувшись в самих себя, в свое благополучие или даже занимаясь мыслями о спасении своей души, мы совсем не видим того страдания, того горя, того мученичества, которое претерпевают наши ближние возле нас, на на­ших глазах... А нам следовало бы

 

И думы дня,

И думы ночи

Христовой правде посвящать...

 

Отец Антоний сознательно отдавал свое бренное тело на съедение клопам. В мучительной боли и зуде он ду­мал, видимо, о будущем воскресении из мертвых, когда обескровленное, измученное тело вновь оживится силой Христовой, когда всемогущий Господь воздаст каждому по делам его. Радость о воскресении воодушевляла старца и тогда, когда он доживал последние дни в лаврской боль­нице. Он жил только одной надеждой. Жил... Но что это была за жизнь? Это была свечечка, дотлевающая, догора­ющая дотла, до конца. Когда приходилось бывать в лавр­ской больнице, то всегда можно было видеть маленький комочек на одной из коек. Этот комочек неподвижно лежал по нескольку часов. Казалось, что это свернутое одеяло и только. Но то был живой человек — отец Ан­тоний, доживавший свои последние дни. Он почти уже ни с кем не разговаривал и не открывал глаза: весь ушел в зрение иного мира, и всё здешнее потеряло для него вся­кую силу. И вот так несколько месяцев жизни — дозре­вания, доспевания, оперения. И если его чудом не съели клопы, то постепенно его добирала смерть...

Старца часто причащали Святых Христовых Таин, готовили его душу к небесному взлету, к прохождению страшных мытарств. Готовили, и сам он готовился к это­му. Как вечерняя заря тихо догорает на горизонте, так незаметно угасла жизнь отца Антония. Когда отец благо­чинный за трапезой объявил, что умер отец Антоний, то сразу всем стало ясно, что еще один «окрыленный сизый голубь» стрелой поднялся на небо...

Похоронили. За трапезой помянули, кое-кто всплак­нул, кое-кто задумался. И сейчас «над могилкой одино­кой веет тихий ветерок...» Но и не только ветерок. Луч радости воскресения всегда согревает одинокий холмик отца Антония. Распалось его многотрудное тело на свои составные части, приняла их матушка-земля в свои креп­кие объятия. Но дух старца? На какую высь воспарил он? В какие светлые обители вселился он?..

Бывает он иногда и здесь, в родной ему святой обите­ли. А когда настанет великий час всеобщего воскресения людей, дух отца Антония еще раз придет сюда, придет в последний раз, чтобы с трубой Архангела вселиться в бренные останки своего тела и встать из могилы.

Тогда сказал Он мне: «Изреки пророчество духу... и ска­жи духу: “Так говорит Господь Бог: от четырех ветров при­ди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут”». И они ожили и стали на ноги свои — весьма, весьма великое пол­чище (Иез. 37, 9, 10).

Ей, Господи Вседержитель! Да будет так, скоро да будет!

 

Воскресение — весна!

 

Весна, весна! Как воздух чист!

Как ясен небосклон!

Своей лазурию живой Слепит мне очи он.

Весна, весна! Как высоко На крыльях ветерка,

Ласкаясь к солнечным лучам,

Витают облака.

Весна, весна! Ты вечна, жизнь!

Во свете неземном,

Купаясь в радостной любви,

Играет вечный звон!..

 

РАДОСТЬ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ

 

Иеромонах Вениамин (Виталий Николаевич Городков) (1886-1965)

 

Сподоби в день Страшнаго Суда

шуия части избавитися, десныя же

страны общники быти.

⇐ Предыдущая26272829303132333435Следующая ⇒

Поделиться: