Берега, давно манившие людей

 

Страницы моего дневника за первые десять дней октября 1930 года не отличаютсязавидной внешностью. Некоторые листы смяты. Почерк местами неразборчив. Частопопадаются сокращения слов. Кое-где видны жирные пятна. Это потому, что записиделались в обстановке, очень далекой от всяких удобств. Все писалось в походныхусловиях — многое около примуса, в тесной, полузанесенной снегом палатке;другое — в лежачем положении, в спальном мешке; третье — просто на санях, подветром. Эти страницы едва ли не самое дорогое в двухлетнем дневнике. Онирассказывают о первом нашем успехе, о том, как сбылась наша мечта (да и тольколи наша?) попасть на нехоженые берега Северной Земли.

Если выбросить из записей теперь уже ненужные многочисленные цифры,показывающие часы и минуты, магнитные азимуты курсов, отметки о пройденномрасстоянии на том или ином направлении и о расходе продуктов, то записи вДневнике будут выглядеть так:

1 октября 1930 г.

Минул месяц после прощального гудка «Седова».

Наше настроение приподнятое, почти праздничное, но в то гае время и серьезное,точно перед экзаменом на аттестат зрелости. Первый санный поход обещает намосуществление нашей мечты о выходе на нехоженую землю. Он должен показать, начто мы способны в поле. Достижение Северной Земли покажет обоснованность иосуществимость наших планов, расчетов и надежд...

Еще вчера вечером мы загрузили и увязали сани, а собак посадили на цепи, чтобыутром не тратить время на поимку непокорных. Несмотря на это, сегодня только кполудню закончили все сборы. Облачаемся в походную одежду. Сажусь к столу ипишу радиограмму в Москву:

Нарты увязаны. Собаки рвутся в упряжках. Выходим на Северную Землю. Впередиманящая неизвестность и красный флаг на Северной.

Взгляд пробегает написанные строчки. Где-то в сознании рождается мысль —серенькая и осторожная, как скребущая мышь: «Даешь обещание, а вдругпочему-либо не дойдешь? Может быть, лучше не посылать телеграммы?» Но воляпротестует: «Надо дойти. Должны дойти. Поэтому дойдем!» Ставлю подпись, передаюрадиограмму остающемуся на базе Ходову, даю ему последние советы, жму руку ивыхожу к упряжке.

Засидевшиеся собаки с лаем и визгом берут с места. Поход начался.

Чтобы не пересекать с грузом лежащий на пути Средний остров, мы решили обогнутьего с западной стороны и затем уже повернуть на восток. Поэтому от базы сначалаидем на северо-запад. Продвигаемся быстро. Груз на санях не велик — в среднемна каждую собаку по тридцать килограммов, включая вес человека. В будущем этацифра вырастет до пятидесяти — шестидесяти. Сейчас надо учитывать, что дорогаеще не совсем установилась, а собаки настоящей работы не знают и с грузом идутвпервые. При этих условиях указанную нагрузку надо считать достаточной и дажепри ней следует ожидать скорого утомления наших «самолетов».

Пока сани быстро скользят вперед. Мы уже обогнули Средний остров, перемениликурс на северо-восток и по ровному морскому льду мчимся навстречу начинающемусяветру.

Наша мечта сбывается. Нам предоставлена возможность исследовать Северную Землю.Выполняя это поручение, мы идем к ее берегам. Вчера Арктика подарила нам ясныйдень. Тренируя собак, мы километров двенадцать прошли на восток от своей базы.Сильная рефракция строила на востоке фантастические ледяные города. Они точноплавали в воздухе, поднимались, росли и исчезали, как в сказке. Но больше, чемони, нас интересовало другое. На северо-востоке был виден высокий берег. Это,без сомнения, Северная Земля. Расстояние до нее мы определили в 60—80километров.

Может быть, мы ошиблись. Возможно, что до берегов, замеченных нами приусиленной рефракции, наберутся все 100 километров. Но и это совсем немного,если бы эти километры лежали не в Арктике. По прежнему опыту мы знаем, чтоздесь они бывают «длиннее», чем где бы то ни было. В Арктике нередко припреодолении лишь нескольких километров иссякают силы собак и надламывается волячеловека.

Восточный ветер усиливается. Начинает мести снег. Движение замедляется.

Накрывает молочно-белый туман. Поземка переходит в метель. Ориентироватьсяможно только по компасу. Держать собак на правильном курсе против встречноговетра все труднее и труднее. Но мы идем вперед.

За моими санями веерная упряжка Журавлева. Урванцев замыкает караван. Егособаки запряжены, как и у меня, цугом. Обе задние упряжки хорошо идут по следу.На пробитой дороге товарищи меньше чувствуют тяжесть пути. Все же во времякороткой передышки начинается разговор о неудачно выбранной погоде. Чувствуетсяосторожный намек на возможность возвращения. Но только намек. Мои товарищизнают, какая редкость здесь в это время хорошая, устойчивая погода. Отвечаю наэто поговоркой полярных охотников: «Из дома погоду не выбирают». И мы поднимаемсобак.

Остановиться лагерем и переждать метель нельзя. Слишком близко открытое море.Надо уйти от него, насколько хватит сил, и этим уменьшить риск быть оторваннымии унесенными в океан. Поэтому — только вперед.

Местами свежий снег полностью сметен ветром. Старый лед обнажен. Сани по немускользят легко. Собаки оживают и, несмотря на встречную метель, быстро бегутвперед. На свежем рыхлом снегу труднее. Упряжка часто останавливается,перестает слушаться команды. У меня начинает болеть глотка от криков, а лицоломит и жжет от ветра и беспрерывных уколов снежных игл.

Перед сумерками ветер начинает слабеть. Но собаки, еще не привычные к работе ипопавшие сразу в такую переделку, окончательно вымотались. Надоостанавливаться.

Одометры[10] показывают18 километров, пройденных от базы. Открытое море позади нас, на расстоянии14—15 километров. Пожалуй, можно спокойно заснуть. Спокойствие будет, конечно,относительным, но все же полтора десятка километров имеют какое-то значение.

Обычной заботой в арктическом санном путешествии является выбор места длялагеря. Палатка — единственное убежище от метели, ее следует беречь.Устанавливать ее надо прочно и тщательно, так как сильный порыв ветра может нетолько сорвать парусину с кольев, но и изодрать ее в клочья. Как правило, длялагеря выбирается участок с глубоким, утрамбованным ветром и смерзшимся снежнымзабоем. Тщательно натянутая палатка с кольями, на 35— 40 сантиметров вбитыми втакой снег, может выдержать любой шторм.

Хотелось бы и нам найти такой снежный покров. Но все наши поиски тщетны.Сказывается раннее зимнее время. Вокруг нас снег лежит тонким рыхлым слоем, неболее 15 сантиметров глубины. Закрепить на нем палатку нельзя. Поэтому делаемчто возможно — натягиваем ее между двух саней. Приходится располагать нашеполотняное жилище боком к ветру, а не тыловой стороной, как это делаетсяобычно, иначе ветер сдвинет сани. В таком виде прочность палатки не внушаетуверенности, но что делать — другого выхода нет.

Вечер проводим у свечи и примуса. В плохо растянутой палатке очень тесно, носкоро мы «утрясаемся», находим возможность готовить ужин, отдыхать и дажеписать.

Снаружи продолжается низовая метель. Иногда показываются клочки чистого неба,две-три звезды, пробегает луч полярного сияния. Термометр показывает —15°.

После ужина расстилаем на снегу по оленьей шкуре. Поверх кладем спальные мешки.Это наши постели. Раздевшись, укладываемся спать. За тонкой парусиновой стенкойвизгливо и злобно воет метель — как будто протестует против вторжения в еевладения.

2 октября 1930 г.

Спал крепко. Проснувшись, услышал посвистывание ветра.

Снаружи продолжалась метель. Собак не было видно. Они спали под толстым снежнымодеялом. Над снегом были видны только полузанесенные ящики, сани замело совсем.

Разожгли примус, растопили снег, вскипятили чай и разогрели консервы. Послезавтрака не решаемся сразу покидать лагерь из опасения, что через километрснова придется разбивать его при еще худших условиях. Небо ясно, восток горитбагровым пламенем, но сильный северо-восточный ветер густо метет снег на высотечеловеческого роста. Собаки в таких условиях скоро откажутся тащить груженыесани. Мы хотим окончательно убедиться, что это не начало новой метели, апоследние порывы бушевавшей ночью непогоды, и не покидаем палатки.

Только около десяти часов утра ветер начинает слабеть, и стена несущегося снегаделается не столь плотной.

Откапываем сани и, снявшись с бивуака, начинаем новый рабочий день.

Мучительное предприятие! Скоро убеждаемся, что даже против ослабевшего ветрасобаки недолго выдержат. Начинаем лавировать, точно под парусом. Отклоняемся откурса то вправо, то влево, с таким расчетом, чтобы ветер не бил в глазасобакам. Движемся медленно. За два часа прошли два с половиной километра попрямой.

Но ветер продолжает слабеть. Метель, наконец, прекращается. Собаки оживают. Кполудню, перестав лавировать, направляем караван прямо на северо-восток.

Там на горизонте лежат огромные кучевые облака. Они неподвижны и создают полнуюиллюзию горной страны. Сначала подумали, что перед нами высокие горы СевернойЗемли, и принялись громко восторгаться их красотой. Но вот «горы» потеряли своимягкие очертания, начали клубиться, оторвались от горизонта и, дробясь наотдельные клочья, медленно поплыли к югу. Мы смущены, но тут же забываемошибку. Из-под уплывших облаков вырисовываются действительные берега инастоящие горы, хотя и значительно ниже исчезнувших. Видны две отдельныестоловые возвышенности. Одна из них прямо на нашем курсе заканчивается высокиммысом. На него и решаем продолжать путь.

Слева от курса вырисовывается новый берег. Он кажется низким и идет почтипараллельно нашему пути. Что-то уж очень много берегов! Мы теряемся в догадках.Что это? Неужели опять отдельные мелкие острова? Или мы идем глубоким заливом иперед нами все же сама Северная Земля? Курса упрямо не меняем.

Погода совсем выправилась. Полный штиль. Дорога тоже улучшилась. Только иногдапопадаются участки голого, колючего, старого льда. Здесь приходится сдерживатьсобак, чтобы не изрезали лапы. Пока они бегут весело, и мы с каждым часом яснеевидим таинственные берега.

В 16 часов делаем короткий привал. Даем собакам по куску мяса. Не разбиваяпалатки, под защитой саней разжигаем примус, растапливаем снег, разогреваемконсервы. Бесконечное снежное поле служит скатертью. Охотник в шуткуспрашивает, сколько можно было бы посадить гостей за этот стол. После обедаснова вперед— без приключений и каких-либо трудностей.

Закат удивительно хорош. Огромный багровый диск солнца медленно плывет низконад горизонтом. На западе ни одного облачка. Небо пылает всеми переливамикрасного цвета — от густо-бордового до нежнейшего розового. В зенитегосподствует теплый фиолетовый оттенок. Редкие кучевые облака на севере исеверо-востоке то кажутся перламутровыми, то теряют блеск и напоминаютпричудливые матовые узоры на старом китайском фарфоре. Позади — наш след,бесконечной сине-фиолетовой лентой уходящий далеко-далеко, прямо к нависшемунад горизонтом солнцу, а впереди — розовый снег, по которому скользятгусто-фиолетовые тени собак. Мыс вырисовывается все отчетливее. Сейчас онкажется лиловым на фиолетовом бархате неба. Поразительные краски! Такие можновидеть только в Арктике. Голова кружится от богатства их оттенков и неожиданныхконтрастов. В морозном воздухе звонко раздаются наши голоса. Картинафантастическая. Реальна только одна наша маленькая группа, затерявшаяся вольдах.

Мы опять обманулись. Благодаря необычайной чистоте воздуха мыс кажется совсемблизко. А наше общее желание поскорее достигнуть его еще больше сокращаетрасстояние. Во время привала, внимательно всмотревшись, мы определили, что идтиосталось 16—17 километров. После этого мы прошли 10 километров, а мыс все в томже отдалении. Слева, на севере, по-прежнему тянется низкий берег.

К вечеру краски тускнеют. Сгущаются сумерки. Появляются вспышки полярногосияния. Делаем привал. За день прошли 23,6 километра. Мы довольны. Палаткакажется уютнее, и даже как-то бодрее шумит примус.

3 октября 1930 г.

Морозный, солнечный, тихий день.

Впереди ровный лед. Никаких признаков торошения. Столовые горы видны отчетливо.Под ними уже можно различить террасу. Берег уходит с юга на север до пределоввидимости. Слеза от курса, над замеченным вчера низким берегом, вырисовалсявысокий щит с отлогими и плавными склонами — судя по всему, ледяной. Никакихпризнаков отдельных вершин на нем нет.

Отдохнувшие за ночь собаки дружно берутся за работу. Наше настроение ясное, какнебо над головой. На пути ни торосов, ни метели. Кажется, что за несколькочасов прокатим остающееся расстояние и ступим на таинственный берег.

Но это настроение скоро улетучивается. Мы убеждаемся, что Арктика может ставитьперед человеком самые неожиданные препятствия. Каждый шаг к цели здесь требуетборьбы. От полярника постоянно требуется нравственное и физическое напряжение.

Быстро проскочив несколько километров, мы попадаем на широкую полосу сухогорыхлого снега. Словно пух, он покрывает лед слоем от 20 до 30 сантиметров.Поверхность его искрится под лучами яркого солнца, кажется необычайно красивой.Но ведь нам надо не любоваться, а идти через него. Как только моя упряжкапопадает на этот мягкий снег, собаки проваливаются по брюхо и еле волочатпогрузившиеся сани. Такой рыхлый, несмерзшийся снег в Арктике называется«убродным». Не найдется ни одного полярника, который, попав в «уброд», непроклинал бы его. Моя упряжка еле пробивает путь. Собаки одна за другойначинают выдыхаться. Скоро я уже впрягаюсь сам. Даже товарищи, идущие попробитой дороге, должны впрячься в лямку.

Как легко мы вздохнули, пройдя полосу «уброда». И тут же попали на совершенноголый лед. Это работа последней метели. Ветер начисто подмел снег на одномучастке и завалил другой. Там, из-за отсутствия сильных морозов, снег не успелсмерзнуться, а здесь обнажилась колючая, как гигантская терка, поверхностьльда. Одно не лучше другого. Правда, полозья скользят по льду хорошо, собакиснова оживают, движение ускоряется, но через час на поверхности льда появляютсякапельки крови. Собаки режут о колючую поверхность еще не огрубевшие в работелапы. Чем дальше, тем больше рубиновых пятен. Собака с разбитыми лапами неработник. А путь еще далек. Но ничего не поделаешь — надо идти. Единственно,что в наших возможностях,— сдерживать собак. Это совсем не совпадает с нашимжеланием скорее попасть на неизвестный берег.

Он все отчетливее выступает на голубом фоне неба. В бинокль уже можнорассмотреть отдельные камни. Осталось не более 12—15 километров. И снег пошелкрепкий, смерзшийся, отполированный ветром.

Но... если бы перед походом мы нарочно стали придумывать трудности пути ипрепятствия, которые сумеет поставить перед нами Арктика, то и тогда нашафантазия не изобрела бы того, что встретили на последнем десятке километровперед Северной Землей.

Что это за красные пятна появились на снегу? Чем дальне, тем их становитсябольше. Площадь их увеличивается. Сначала мы принимаем их за «красный снег».Это явление знакомо каждому полярнику. Оно вызывается присутствиемодноклеточных водорослей пурпурного цвета, в большом количестве размножающихсяна поверхности снега. Только почему же сани, попав на красное пятно, перестаютскользить? Словно выезжаешь на песок. Собаки сразу останавливаются. Они ужеутомлены трудностями пути — метелью, убродом и колючим льдом. Теперь новоенеожиданное препятствие окончательно выматывает их силы.

Как только останавливаются сани, собаки тут же свертываются клубками и ложатся.Поднять их с каждым разом становится труднее. Они так жалобно смотрят в глаза,что занесенная с кнутом рука повисает в воздухе. Не хватает сил ударить. Лучшепройти вдоль упряжки, поднять каждую руками и приласкать. Тогда животные,словно поняв необходимость двигаться дальше, натягивают постромки и, напрягаяоставшиеся силы, снова волочат тяжелые сани.

В моей упряжке, пожалуй, самые сильные псы, но они больше всех измучены, таккак им пришлось пробивать путь. Прекрасно работают Полюс и Варнак. Не плохМишка. Выделяется Юлай. Белые глаза Юлая говорят о том, что если и не он сам,то его предки родились на далекой Колыме. Юлай горд и добросовестен. Держитсяон с достоинством и редко ласкается. В эту поездку он идет рядом с передовикомМишкой. Прижав острые уши и быстро перебирая сильными лапами, он, как струну,натягивает свою постромку и, несмотря на всю тяжесть пути, работаетпревосходно. Неплохо держатся и другие.

Но что мне делать с Ошкуем? Он хуже всех. Свою кличку он получил за внешнийвид. Ошкуем поморы называют белого медведя. Первое время этот пес своейфлегматичностью, спокойствием, кажущейся неповоротливостью действительнонапоминал медведя. Теперь же, разжиревший, с густой скатанной шерстью и собрубком хвоста, он больше похож на курдючную овцу. Во время кормежки Ошкуйтеряет свою флегматичность. Он успевает съесть не только свой кусок, но ещеотбить порции у одного-двух соседей. Поэтому он так и отъелся. Последнее времяего пробовали сажать на цепь и заставлять поститься по нескольку дней. Однако иэто мало помогало. По характеру он неплохой пес. Хочет работать, но... неможет. Утром Ошкуй подхватывает сани и несется сломя голову, не отставая отдругих. Но скоро наступает перелом. Начинает одолевать одышка. Язык Ошкуявысовывается изо рта и треплется сбоку. Кажется, вот-вот он его потеряет. Бокатяжело вздымаются, глаза мутнеют, и постромка виснет в воздухе. Через час Ошкуйеле тащится. Сегодня мне надоело с ним возиться. Я выбросил его из упряжки, ион в одиночестве плетется вслед за караваном.

Вообще наши собаки требуют большой тренировки. Этот поход, не будь он первым,был бы значительно легче. Я уверен, что в будущем мы сможем доходить от нашейбазы до Северной Земли за один перегон. Но это в будущем. Сейчас ясе оченьтяжело и собакам и людям.

Как бы то ни было, мы идем вперед, одну за другой преодолевая широкиезагадочные и все ярче и ярче выраженные полосы красного снега. С каждым шагомближе Земля. Несмотря на усталость, настроение приподнятое. Чем большеприближаемся мы к Земле, тем скорее хочется почувствовать ее под ногами. Чтобыприблизить этот момент, мы работаем в упряжках наравне с собаками. В несколькихкилометрах от Земли проходим полосу глубоких, твердых, как сахар, снежныхзастругов. Какой же здесь бывает ветер, если он успел создать эти гряды в самомначале зимы? Наконец, в наступающих сумерках мои собаки перелезли черезпоследнюю снежную гряду и остановились перед крутым берегом.

Усталости как не бывало. Хочется смеяться, петь, обниматься.

Мечта сбылась. Мы первые ступили на эти берега, так манившие людей. Суроваяприрода Арктики долгие годы не допускала сюда человека. Но сегодня Советскаястрана может записать новую победу. Ее люди добились цели, поставленной передними.

Сумерки сгущаются. Загорается полярное сияние. Волны призрачного света, скользямежду появившимися облаками, смутно освещают суровую картину. Высокий берегобразует здесь широкую террасу, километрах в двух от моря круто переходит вневысокую столообразную возвышенность. Все покрыто снегом. По широкой террасе,над белой пеленой снега, разбросаны крупные обломки красных песчаников. Вечеромони черны, и самые высокие из них кажутся таинственными существами. Полнаятишина. Безмолвие здесь кажется физически ощутимым. Оно подчиняет настроение,заставляет подтянуться, сосредоточиться.

Этот берег еще не знает ни человеческих голосов, ни шумной песни, ни веселогосмеха. Ему знакомо только чередование мертвого безмолвия с диким воем полярнойметели. Ничего! Теперь он услышит и смех и песни. Я уже слышу, как Журавлев,расправляя палатку, поет:

Никто пути пройденного У нас не отберет...

Урванцев распаковывает груз на санях и подтягивает своим баском Журавлеву.

Понятны и смысл песни и настроение. Мысленно окинув пройденный нами путь, япытаюсь тверже поставить ногу, чтобы еще раз как следует почувствовать под нейСеверную Землю. Потом включаюсь в хлопоты по устройству палатки.

Небо быстро заволакивает облаками.

Собакам выдаем удвоенную порцию. Они заслужили ее. Сами забираемся в палатку наотдых. Мы тоже его заслужили.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: