Северная оконечность Земли

 

Погода становилась все более неустойчивой. Пасмурное небо, очень низкаяоблачность, а главное, густые снегопады все чаще лишали нас возможности вестисъемку, вынуждали подолгу сидеть в палатке и томиться вынужденными задержками.

Ранним утром 13 мая, при очень плохой видимости, мы все же решили продолжитьпуть, но пока запрягали собак и увязывали груз, погода окончательноиспортилась. Засвежел до этого слабый юго-восточный ветер и повалил такойгустой снег, что ни о какой съемке, особенно при характере здешних берегов, немогло быть и речи. Пришлось отпрячь собак, распаковать сани и весь деньпросидеть на месте.

Основное занятие в таких условиях — наблюдение за барометром. В этот день оно,как и всегда, было не только скучным, но и не обещало улучшения погоды.Накануне, в полдень, атмосферное давление равнялось 756,0 миллиметра, к 7 часамутра оно упало до 750,9, в полдень барометр показывал уже 746,7, а еще черезтри часа — только 745,7.

Цифра угрожающая. Моряки при таком падении давления уже готовили бы свойкорабль к жестокому шторму. Мы тоже готовы были принять любую бурю. Палаткастояла прочно, а сами мы, пожалуй, были бы рады хорошей встряске в атмосфере.После нее можно было бы ожидать изменения погоды к лучшему. Но ни шторма, нибури не. получилось. Здесь нередко мы попадали в жестокую бурю при оченьвысоком стоянии барометра и часто убеждались, что падение давления отнюдь необязательно сопровождается штормом.

Так случилось и на этот раз. Правда, свежий и очень неровный ветер при густомснегопаде развел за стенками палатки заметную метель и лишил нас возможностивести съемку, а следовательно, и продвигаться на север к желанной цели, но всеже бури, сопровождающей такое падение давления в южных морях, здесь не было.Поднявшаяся метель отнюдь не походила на шторм, ее голос скорее напоминалмяуканье котенка, чем вой волчьей стаи.

— Не метель, а канитель! — ворчал охотник.

Но эта «канитель» держала на месте, что и раздражало нас. Мы то и дело смотрелина барометр и высовывались из палатки, пока не убедились, что на метельсердиться бесполезно, надо запастись выдержкой.

Отмеченный минимум давления оказался предельным. Больше восьми часов стрелкаанероида не двигалась с места. Ветер и снегопад продолжались. Видимость непревышала 40—50 метров. Потом давление стало медленно подниматься, и ещемедленнее начала улучшаться погода.

Наконец, снегопад прекратился, ветер стих, облачность рассеялась, и мы, послеполуторасуточного томления, двинулись дальше на север.

Следующая стоянка была сделана уже днем 14 мая после 35-километрового перехода.На всем протяжении генеральное направление нашего пути шло на северо-запад, всоответствии с направлением берега Земли. Берег по-прежнему был низким,сложенным песками и глиной и окруженным отмелями. Отмели заканчивалисьмноголетним, когда-то торошенным льдом. Все острые кромки старых торосов успелиобтаять и сгладиться. Надо думать, что когда-то эти льды, выжатые из моря, селина мель и уже не могли с нее сняться.

Вообще в ландшафте здесь безраздельно господствуют мягкие линии. Ни одногоизлома, ни одного резкого поворота или подъема. Берег настолько отлогий, что невсегда с первого взгляда можно понять, где ты находишься — на берегу или нальду. Иногда нам приходилось раскапывать снег, чтобы точно знать — земля илилед под нами. Только остатки сгладившихся торосов на границе отмели даприливно-отливная трещина помогали ориентироваться.

Высоты в глубине Земли были незначительными и тоже отличались мягкостью своихочертаний. Резко выделялся только все еще хорошо видимый пройденный намиледниковый щит. Но и его высота с этой стороны была небольшая. Лишь в концеперехода впереди обозначалась новая куполообразная возвышенность.

В пути мы видели несколько стаек чистиков, летевших с северо-запада, анавстречу им — впервые замеченную в этом году стаю моевок. Кроме них, вообщепервый раз на Северной Земле, увидели полярную сову.

На береговом торосе, под которым разбили лагерь, обнаружили следы трехмедведей. Журавлев был уже готов пуститься на поиски зверей, но пришлосьотклонить это намерение. В медвежатине мы пока не нуждались, путь из-завыпавшего снега был тяжел, а перегружать сани мясом про запас было не в нашихинтересах, тем более, что погода вновь испортилась, начался новый снегопад,который должен был еще больше ухудшить дорогу.

Непогода опять удлинила наш отдых, хотя мы не испытывали в этом никакой нужды.Восемь-девять часов и для нас и для собак было вполне достаточно, чтобывосстановить силы для любого перехода, а снегопад задержал нас на целыхдевятнадцать часов. Небо снова покрылось облаками. Валил такой густой снег, чтоничего нельзя было рассмотреть далее 30—40 метров. Температура воздухаподнялась, давление опять упало. Снег на парусине палатки начал таять.

Только днем 15 мая нам удалось двинуться дальше. Боясь упустить установившуюсяпогоду, мы были вынуждены оставить в покое двух медведей, появившихся в районенашего лагеря. Настроение охотника было испорчено почти на весь переход.

Характер берега почти не менялся. Лишь впереди по-прежнему виднелась небольшаякуполообразная возвышенность. Путь из-за рыхлого снега был очень труден.Медленно, но неуклонно мы с каждым шагом приближались к щиту, поблескивающемуна фоне темного неба.

Этот день ознаменовался примечательным событием. На 15-м километре мы подошли кмаленькому мыску, рядом с которым возвышался свежий береговой торос. Поднявшисьна вершину ледяной гряды, километрах в 4—5 к северу увидели открытую воду. Невскрытые льды, а настоящее чистое, свободное от льдов море! По перелету птиц и«водяному» небу мы уже давно предполагали наличие на севере открытой воды, нодумали, что это более или менее крупные разводья среди взломанных льдов.Открывавшаяся картина превзошла все наши ожидания. В пределах хорошей видимостина воде не было ни одной льдины, и даже вдали на небе не замечалось никакихпризнаков характерного для льдов белесоватого отблеска. Странно было видетьтакое море в первой половине мая за 81° северной широты.

Еще через несколько часов подошли вплотную к подножию давно замеченнойвозвышенности. Она оказалась новым ледниковым щитом. Погода к этому времениразгулялась, несмотря на то что давление все еще было очень низким. Решиливоспользоваться солнцем и провести астрономические наблюдения. От последнегоастрономического пункта нас отделяло более 100 километров. Надо было уточнитьнаше местонахождение.

Лагерь разбили очень быстро. Обычно мы тратили на это 30—40 минут. На этот разнадо было спешить. Мы остановились в 17 часов 40 минут и уже в 18 часов должныбыли принять сигналы времени. На распаковку саней и разбивку палаток потратиливсего лишь 8 минут, а на установку радиоприемника и антенны только 4 минуты.Таким образом, через 12 минут после остановки все было готово к приемурадиосигналов времени.

16 мая стало для нас торжественным днем. Район вокруг нашего нового лагеря былсложен небольшим ледниковым щитом, высшая точка которого была расположенанесколько южнее лагеря. Ледник отлого спускался к морю и только в одном месте,в северо-восточной части, на очень небольшом протяжении образовывал отвесныйшестиметровый обрыв. Около него тихо лежало открытое море. Здесь сливались водыдвух морей — Карского и Лаптевых. К северу начинался Центральный бассейнСеверного Ледовитого океана. Мы стояли на крайней точке суши в этом сектореАрктики. По-видимому, где-то недалеко к северу должен лежать уступ материковойплатформы, после которого начинаются большие океанические глубины.

Чистое от льдов море уходило на север за пределы хорошей видимости. Даже следникового купола, откуда горизонт значительно расширялся, мы не могли увидетьв море никаких признаков льдов. Примыкавшая к мысу с юго-востока кромка припаяпрослеживалась в этом направлении километров на 15, потом отклонялась к востокуи терялась за пределами видимости. Кромка была слегка торошенная и сложена изльдин удивительно интенсивного ярко-голубого цвета, напоминавшего лазурьглетчерных льдов. Однако не могло возникнуть никакого сомнения, что это былиостатки недавно стоявших здесь ровных морских льдов очень молодого возраста.

На воде было много моевок, люриков, чистиков и бургомистров. Большими стаяминосились белые полярные чайки. На льду можно было видеть старые следы медведей.Но за весь день мы видели всего лишь одну нерпу, хотя очень тщательно наблюдализа морем.

Время от времени с севера набегали полосы тумана. Облачность резко менялась.Иногда крупными хлопьями падал снег. Солнце то и дело пряталось за тучи. Втакие минуты снежные поля тускнели, изломы льда теряли свой лазурный цвет, аморе казалось еще темнее — почти черным. Темное водяное небо полукольцомохватывало горизонт, и по нему можно было приближенно судить о направлениинеизвестного нам западного берега Земли.

Так выглядела северная оконечность Северной Земли в день первого достижения еелюдьми. Этими людьми были мы — посланники советского народа. Только Вася Ходовне присутствовал здесь, но и его труды в немалой доле были вложены в это дело.Наши общие усилия привели нас сюда, И теперь, остановив собак и сидя на санях,мы долго молча смотрели на открывшуюся картину и вновь переживали все трудностии радости пути.

Наш лагерь, черневший на девственном белом поле льдов, несмотря на суровостьокружающего пейзажа, был в этот день оживленнее, чем обычно. Мы праздновалинаше достижение крайней точки Северной Земли.

Крайнюю точку Северной Земли мы должны были закрепить на карте особеннотщательными астрономическими наблюдениями. Естественно, что эту работу хотелосьсделать поскорее. Но погода стояла преимущественно пасмурная, и никакихпризнаков быстрого улучшения ее не было. Поэтому в лагере устраивалисьосновательно, с расчетом на возможную длительную стоянку. И не ошиблись.

Трое суток мы оставались в этом лагере. В первый день из-за облачности вообщене удалось приступить к наблюдениям. 17 мая почти беспрерывно держаласьпасмурная погода, дул легкий северо-восточный ветер, налетал туман и порошилснег. Солнце лишь изредка проглядывало сквозь облака. Его края были настольконечетки, что вести наблюдения было совершенно невозможно. Все же на короткоевремя облака разбежались, и это дало возможность определить широту. Ноопределение долготы и в этот день сделать не удалось.

Мы вели наблюдения за морем или сидели в палатке, просматривали путевыезаписки, занимались починкой одежды и пока довольно благодушно поругивалипогоду. К концу дня все это начало надоедать. Журавлев попросил разрешениязаглянуть вперед, на западный берег Земли, и посмотреть, нет ли там медведей. Смаленькой запасной палаткой он отправился вдоль склона ледника, с расчетомкилометрах в 15 от нашей «деревни» заложить свой «хуторок». Мы с НиколаемНиколаевичем решили заняться своим туалетом — устроить баню, помыться ипостричься.

Со дня выхода с базы у нас не было возможностей заняться собой, и, признаться,выглядели мы не очень привлекательно. Рубашки и штаны из шелковой прорезиненнойматерии, защищавшие от сырости наши меховые костюмы, уже давно потеряли свойпрежний вид, покрылись пятнами яшра, обтрепались и во многих местах успелипорваться. Ввиду того что не было сильных морозов, мы не обращали внимания насвои бороды, и они у нас сильно отросли.

Последнюю неделю мы мечтали о бане. Устроить ее было не так-то просто. Но чемуне научит необходимость! Даже в условиях санного похода в Арктике можноустроить баню. Для этого надо набрать плавника, разжечь на галечной косебольшой костер с таким расчетом, чтобы площадь костра была несколько большеплощади, занимаемой под палатку. Через несколько часов горения костра, даже присильных зимних морозах, галька не только оттает на некоторую глубину, но иразогреется в такой мере, чтобы заменить парную каменку. Теперь остаетсяотгрести в сторону оставшиеся от костра головешки, угли и золу, а на горячееместо быстро поставить палатку. При морозах до 12—15° вполне достаточно толькополотнища палатки, а при более низких температурах лучше накрыть ее ещебрезентом. Чтобы не обжечь ноги, надо бросить на горячую гальку старую моржовуюшкуру или, еще лучше, крышку от продуктового ящика — и баня готова. Если вы незабыли, пока горел костер, согреть необходимое количество воды, теперь можно нетолько помыться, но и попариться. Достаточно плеснуть на раскаленный полхолодной воды, чтобы вся палатка наполнилась горячим паром, ничем не уступающимпару в любой бане.

К сожалению, здесь в нашем распоряжении не было не только ни одногоплавникового ствола, но даже и маленькой щепочки. А если бы были даже сотникубометров дров, то все равно мы не смогли бы нагреть ледниковый щит, слагающийкрайнюю точку Северной Земли и лежащий у нас под ногами. Зато были другиеблагоприятные условия. Термометр показывал всего лишь около 10° мороза. Мырешили, что у нас нет никаких причин лишать себя удовольствия помыться.

Палатку накрыли брезентом. Разожгли оба имевшихся примуса. В трехлитровыхбанках из-под пеммикана, в чайнике и в бидоне из-под керосина нагрелидостаточно воды, натопленной из льда. Под ноги бросили фанерные крышки отящиков, защитив ступни от льда. И прекрасно помылись.

После «бани» на ледниковом щите мы были по-настоящему счастливы. Справедливостиради необходимо предупредить: если недостаточно опытный человек попадет вусловия, сходные с нашими, и решит искупаться по такому же методу, то он долженсоблюдать следующее: начинать купание надо с ног, пока не снимая шерстянойфуфайки и меховой шапки. Сделать это можно лишь после того, как нижняя частьтела будет не только помыта, но и достаточно тепло одета. Если не послушатьсяэтого мудрого совета и начать мыть в первую очередь голову, то придется, чтобыне оледенели волосы, сейчас же надеть на мокрую голову шапку. И второй совет:хорошо после такого «купания» выпить чаю с коньяком (для любителей невозбраняется, конечно, и чистый коньяк, если он имеется в достаточномколичестве) и поплотнее закутаться в спальный мешок, что помогает человеку,вышедшему из «бани», поскорее согреться, перестать стучать зубами и крепкозаснуть.

Проснувшись через несколько часов после купания, мы увидели вокруг себя ту жекартину, что и раньше. По-прежнему небо было обложено облаками. Началосьтомление от безделья. Утром 18 мая я записал в свой дневник:

«Заманчиво открыть северную оконечность Северной Земли, Лестно раскинуть на нейсвой лагерь. Приятно пережить гордое чувство первооткрывателя. Но сидеть здесьбез дела и скучновато и досадно. Прошло трое суток, как мы остановили здесьсвои упряжки. Солнце в нужные моменты, словно нарочно, закутывается в облака итуманы, а мы не можем уйти отсюда, не увидев светила. Надо точно определитьгеографические координаты крайней точки Северной Земли.

То и дело смотрим на небо. В определенное время, приготовив хронометры, стоим утеодолита и, подняв к небу лица, начинаем просить: «Ну, солнышко! Ну, милое,хорошее! Покажись же!»

Ничто не помогает. Минуты, нужные для наблюдений, проходят даром. Возвращаемсяв палатку и начинаем заниматься кухней, потом засыпаем. Проснувшись, вновьвыжидаем время наблюдений, опять смотрим на небо. А солнца все нет и нет. Дажене видно, в какой стороне оно находится,— настолько плотны скрывающие егооблака. Определить его местонахождение можно только с помощью хронометра икомпаса.

Провести наблюдения опять не удается. Мы идем в палатку и принимаемся зачаепитие. Не полярное путешествие, а какой-то сплошной курорт. Но намнеобходимо продолжать путь. Каждый лишний день вынужденного бездействиябесполезно расходуется продовольствие, собачий корм и топливо, а главное —драгоценное время. Сейчас мы находимся лишь на половине северного маршрута, аведь нам предстоит еще другой маршрут — в центральную часть Земли. Когда же мысможем в него выйти?

Кто не возражает против лишнего дня стоянки, так это наши четвероногие друзья.Они полностью получают свои порции пеммикана, наслаждаются относительным тепломи лежат, вытянув лапы, а для развлечения время от времени ворчат иперелаиваются между собой.

Надо признать, что наши собаки оказались совсем не плохими работниками иполностью рассеяли все первоначальные сомнения в их достоинствах. За этот походпогиб только один Серко, да и то не от работы, а в драке с Бандитом; потомотбился в дороге Гришка — толстый, жирный лодырь, не желавший работать.Остальные усердно трудятся и честно зарабатывают свои порции пищи. Несмотря насолидную нагрузку, если нет на пути торосов или глубокого, рыхлого снега, мыпочти всегда можем сидеть на санях.

Пока в этом маршруте мы путешествуем с достаточными удобствами и не отказываемсебе ни в чем, что может быть доступным в санном путешествии. Нет опасений, чтоэти условия могут резко измениться и в будущем. Мы располагаем достаточнымизапасами продовольствия и силами, чтобы обогнуть с запада эту часть Земли ивыйти к продовольственному депо на мысе Серпа и Молота. Но все-таки времядорого. «Великое сидение» начинает нервировать. Хоть бы скорее увидеть солнце итронуться к западным берегам Земли!»

Эту запись я закончил в 10 часов, когда затянутое тучами небо не обещалоизменений в погоде. Но скоро, словно вняв нашим мольбам, оно начало очищатьсяот облаков. Появилось долгожданное солнце. Сейчас мы были рады ему больше чемкогда бы то ни было. К вечеру Николай Николаевич закончил определениеастрономического пункта.

Воспользовавшись отличной видимостью, мы еще раз поднялись на самую высокуюточку ледникового щита и вновь осмотрели море. Оно было таким же, как и три дняназад. Совершенно чистая от льдов вода уходила за пределы горизонта. Потом мыподъехали к самой воде.

Глубина моря, примыкавшего вплотную к ледниковому щиту, была незначительной.Вероятно, часть ледника лежала в воде, а настоящий, низменный берег, возможно,находился где-то под ледниковым щитом, несколько южнее современной черты моря.Температура морской воды едва достигала —1,8°. По-прежнему здесь было многоптиц и, как прежде, отсутствовали тюлени.

Открытое море продолжало интересовать нас. По-видимому, это явление былоцеликом связано с общим дрейфом льдов из моря Лаптевых в Центральный полярныйбассейн и с тем, что льды, вскрытые постоянным ледовым потоком с юго-востока,отогнаны ураганом, пережитым нами 10 мая.

В 1913 году суда Гидрографической экспедиции были близки к этой точке свостока, а в 1930 году почти так же близко с запада подходил к ней «Седов». Ксожалению, в обоих случаях не ставилась задача обхода Северной Земли, и,возможно, лишь поэтому северная оконечность не была открыта до нас.

Мысль о возможности прохождения здесь кораблей была очень заманчивой.Воображение рисовало суда на фоне ледникового щита. Но реально нельзя было несчитаться с постоянной тяжелой ледовой обстановкой в Карском море и снеминуемой борьбой со льдами, выносимыми в Центральный полярный бассейн из моряЛаптевых. Ясно было лишь одно — много еще предстояло работы советскимисследователям, много еще в Арктике было нерешенных проблем.

Теперь, когда солнце не так уж было нужно, оно ярко светило всю ночь. И толькоутром, когда мы собирались покинуть лагерь, оно опять скрылось за облаками.

На астрономическом пункте надо было поставить какой-нибудь прочный знак, чтобыв будущем найти точное место наших наблюдений. Обычно мы выкладывали каменныйгурий, но здесь не было ни камня, ни другого материала, кроме льда. Сами мытоже никакими строительными материалами не располагали. Поэтому в точке, гдестоял теодолит, пришлось поставить всего лишь тонкую бамбуковую вешку. Под нейвкопали в лед бидон из-под керосина, к ручке его привязали бутылку с запиской онашей экспедиции, пройденном пути, открытии северной оконечности Земли, сосведениями о наших дальнейших намерениях и запасах продовольствия.

19 мая мы покинули северную оконечность Земли. Она осталась такой же, какой мыее увидели впервые — белой, строгой и суровой. Долгие века этот кусочек землиждал человека, пока его не достигли советские люди.

 

Веселый месяц май

 

Поворотный пункт нашего похода остался позади. Мы повернулись затылком к северуи двинулись назад, но не по проторенной дороге, а вновь по целине. Наши собакибежали на юго-запад, вдоль отлогого склона ледника. Начались западные берегаЗемли, не виданные даже нами, а ведь мы уже вправе были считать себяаборигенами здешних мест.

На десятом километре увидели «хуторок» Журавлева. Маленькая палатка темнойточкой маячила на ледяном поле и казалась безжизненной, точно заброшенная впесчаной пустыне юрта кочевника. При нашем приближении собаки подняли гвалт ииз палатки показался сам «хуторянин».

Охотник был не в духе. Угадать причину его настроения не представляло труда.Около палатки не было видно свежих медвежьих шкур, а пустые консервные банкисвидетельствовали о том, что он по-прежнему кормил своих собак пеммиканом, а немедвежатиной. Журавлев много, но безуспешно рыскал по окружающим льдам. Кроместарых медвежьих следов да иногда пролетавших чаек, он за все время не виделздесь других признаков жизни.

— Это не край земли, а край света,— наискосок через улицу от самого черта! —ворчал охотник.— Сюда даже звери не заходят!

Раздраженный отсутствием зверя, он явно преувеличивал. Многочисленные старыеследы медведей опровергали его выводы.

Но сейчас, если не считать птиц, живности здесь действительно было мало. Приналичии вскрытых льдов и больших пространств воды можно было бы рассчитывать нагораздо большее. За одиннадцать суток со дня ухода с мыса Ворошилова мы лишьдва раза пересекли свежий медвежий след, убили одного и подарили жизнь пятизверям, бродившим недалеко от наших стоянок, севернее мыса Розы Люксембург.Кроме того, дважды видели след песца и ни разу не замечали следов лемминга, аза четыре последних дня наблюдений за открытым морем увидели только одну нерпу.

Отсутствие лемминга было понятно: сплошные ледники и разделявшая их узкая,лишенная растительности полоса песков и илистых отложений не могли бытьблагоприятными для жизни этого зверька. А с леммингом неразрывно связано исуществование песца. Если в середине зимы песцы бродят в поисках пищи и поморским льдам, то теперь, после спаривания, они выбирают места, богатыелеммингами и птицами. В этом мы убедились в районе фиорда Матусевича и на южномберегу пролива Красной Армии.

Труднее было понять почти полное отсутствие тюленей. Мы знали, что в районеостровов Седова тюлени хотя и немногочисленны, но все же водятся на протяжениивсей зимы, и еще в марте били их на открытой воде у острова Голомянного.Расстояние, отделявшее нас от тех мест, было не таким большим, чтобы игратькакую-нибудь роль. Единственно, чем можно было объяснить исчезновение нерп, этооткочевкой их к северу вместе с кромкой плавучих льдов. Предыдущей осенью мы нераз были свидетелями отхода тюленей от берега при появлении на горизонтеледяных полей, а возвращался зверь вместе с приближением льдов к островам.Кромка льдов летом изобилует жизнью. Но сейчас тюлени вряд ли моглирассчитывать там на обильный корм, так как до периода цветения планктона былодалеко. По-видимому, только выработанный тысячелетиями условный рефлекс иинстинкт гнали сейчас животных к кромке плавучих льдов.

Малочисленность медведей объяснялась легче. Они обычно ищут добычу средиплавучих льдов и вместе с ними были унесены к северу в бурю 10 мая.

Все эти рассуждения, казавшиеся вполне логичными и достаточно обоснованными, яизложил Журавлеву. Но никакая логика не могла убедить охотника.

Солнце, словно выполнив свои обязанности, уже скрылось за сплошными облаками.Стояла сырая, теплая погода. Сани скользили легко. Отдохнувшие собаки уносилинас все дальше.

Край ледникового щита отвернул на восток, в глубь Земли. Его сменил опятьнизкий и голый берег, ничем не отличающийся от берега восточной стороны Земли.Так же как и там, перед нами тянулись отмели с многочисленными, напоминавшимимуравейники буграми, слабо поднимающимися над уровнем моря. Иногда отмелизаканчивались почти у самого берега, уступая место грядам многолетнихторошенных льдов, а порой они расширялись до семи-восьми километров и в этихслучаях сменялись молодыми льдами со всеми признаками зимнего торошения. Наберегу, среди песков, мы нашли обломки окремнившегося дерева. Происхождениеэтих находок пока оставалось для нас загадкой.

По мере удаления от старого лагеря мы уходили и от открытого моря. К полуночирезко очерченный край темного «водяного» неба уже прерывался насеверо-северо-востоке. К западу море сплошь покрывали сильно торошенные льды,неподвижные в пределах видимости. Еще реже здесь попадались старые медвежьиследы.

Мы в это время были уже в 36 километрах от северной оконечности Земли. Этонеплохой переход. Пора было раскинуть новый лагерь.

Устройство на ночлег заняло немного времени. Накормив собак и поужинав,забрались в спальные мешки и тут же заснули. Но через четыре часа былиразбужены воем ветра. Палатку лихорадило. Ее наветренная юго-западная сторонанадувалась, точно парус, а противоположная оглушительно хлопала. За парусинойкрупными хлопьями хлестал густой снег. Он успел засыпать большую часть собак.Метель бушевала в полную силу. Так развлекался здесь веселый месяц май.

Пришлось покинуть спальные мешки и закрепить палатку. После этого ничего неоставалось делать, как вновь поглубже запрятаться в спальные мешки. Но уже неспалось. Метель означала лишнюю задержку. Уходило драгоценное время, убывалипродукты. Рассчитывать на успешную охоту здесь не приходилось. Невольнодумалось о запасах собачьего корма — хватит ли его на предстоящий путь.

Только к полудню 20 мая снегопад сменился густым, сырым туманом, большепоходившим на мелкий моросящий дождь. Температура воздуха поднялась оченьзначительно. Барометр упал. Но ветер все же начал стихать. Наконец, к 14 часамвидимость улучшилась настолько, что мы смогли покинуть стоянку. К полуночиуспели положить на карту новых 25 километров берега.

В пути несколько раз попадали в шквальный ветер и метель. Ветер бил прямо влоб.

К полуночи заметно похолодало. Поверхность снега оледенела и подламывалась.Боясь, что собаки изрежут лапы, мы решили удовлетвориться 25-километровымпереходом и остановились. К тому же и видимость опять ухудшилась, а ближайшиечасы не обещали просветления.

Собаки на переходе несколько раз «брали дух» какого-то зверя, настораживались,начинали метаться, но тут же успокаивались, так как чутью мешал менявшийсяветер. Журавлев начал было рыскать вдоль торошенных льдов, но, боясь потерятьсяв метели, вынужден был бросить это занятие. Перед остановкой собаки снованасторожились. Зверь был где-то близко. Я начал осматривать льды в бинокль итут же увидел медведя, спокойно шагавшего параллельно нашему пути. Журавлев напустых санях помчался в погоню. Вскоре охотник вернулся с добычей. Это быланевзрачная тощая медведица. Но для голодной собаки не существует голой кости.Эту поговорку не замедлили подтвердить наши четвероногие помощники.

О дальнейшем пути рассказывают страницы дневника. В них мало веселого. Май небаловал нас погодой.

 

 

21 мая 1931 г.

 

Ни о чем не могу писать, как только о желании идти вперед и абсолютнойневозможности это сделать. На исходе сутки, как беспрерывно воет ветер, аснегопад сменяется непроглядным туманом, или все это вместе давит на нас общимисилами. Рассмотреть что-либо дальше 20 метров нет никакой возможности. Какая жетут съемка, когда не отличишь, где небо и где земля. Да еще при здешнихберегах. В хорошую-то погоду иногда приходится думать и гадать — гденаходишься: на земле или в море.

Лежим в палатке, не отрываем глаз от барометра. Его стрелка дошла до цифры737,7 и точно примерзла. Стукнешь по стеклу пальцем, стрелка вздрогнет иотодвинется на одну десятую миллиметра вверх; щелкнешь второй раз — она, точнов испуге, отпрыгнет на две десятых обратно. Вечером охотник задал вопрос —насколько прыгнет стрелка, если по анероиду хорошенько тяпнуть топором... Я быс удовольствием «тяпнул», если бы это хоть сколько-нибудь нам помогло.

 

 

22 мая 1931 г.

 

Немногим лучше, чем вчера. Утром показалось было солнце, улучшилась видимость,и мы, быстро откопав сани, пустились в путь. Но не сделали и 5 километров, какснова накрыл туман, повалил снег, и видимость опять уменьшилась до 20—30метров. Час простояли на месте в ожидании, пока пронесет туман и снег, а потомшли почти ощупью, делая ходы по 200—300 метров, часто останавливались, чтобыувидеть впереди направление берега. Так за пять часов прошли 10 километров.Дальше надоело. Решили остановиться.

Поставили палатку. Барометр утром показывал 735,5, днем давление немногоподнялось. Температура воздуха понизилась. Слабый ветер с северо-северо-запада.

Будем ждать лучших условий. Какие бы фокусы Арктика ни показывала, берегаСеверной Земли должны точно лечь на карту. Для этого необходимо видеть их. Ичего бы ни стоило, мы дождемся такой возможности. Терпение, выдержка,настойчивость и самообладание — вот наше оружие.

 

 

23 мая 1931 г.

 

21 час. Запас собачьего корма убавился на пятнадцать килограммов. Потерян ещеодин день.

Барометр за сутки поднялся на 10 миллиметров. Но пока нам это не принеслоникакой пользы. Только два часа назад прекратился снегопад, а туман по-прежнемупродолжает окутывать все вокруг. Получается, как у Пифея: нет ни неба, низемли, ни моря, ни воздуха, а какая-то смесь из всего этого, висящая впространстве и никоим образом не проходимая.

Терпеливо ждем, когда эта смесь распадется на свои составные части. Собаки и тене прочь продолжать путь: то одна, то другая время от времени начинают тоскливоскулить. Даже им надоело вынужденное бездействие.

Сегодня исполнился месяц, как мы распрощались с Васей Ходовым и покинули нашубазу. Тогда я в душе рассчитывал закончить этот маршрут в течение месяца.Действительность оказалась несколько хуже. Одометры показывают, что мы прошлитолько 563 километра. До базы или до продовольственного склада на мысе Серпа иМолота наберется еще 300 километров. При хорошей погоде мы сумеем пройти сосъемкой это расстояние в одну неделю. Но можно ли рассчитывать на погоду?

Я только что подсчитал остающиеся запасы собачьего корма, хватит еще на полных10 суток, а продовольствия нам — на полмесяца. Правда, некоторых продуктов наэтот срок не хватит, но голодать все же мы не будем.

Хуже всего, что уходит время.

Приближается настоящая весна. Сегодня слышали чириканье пуночки. Увеличиваетсяопасность, что до начала распутицы мы не успеем начать второго маршрута ипроскочить через Землю на ее восточный берег.

 

 

24 мая 1931 г.

 

7 часов. Около полуночи туман начал рассеиваться. Мы уже не сомневались в том,что скоро сможем выйти, и начали собираться в путь. Однако через час опятьповалил густой снег и все окутал туман еще плотнее прежнего. И до сих пор ничтоне меняется.

Только что провел утренние наблюдения. Вот результаты: атмосферное давление —751,1; температура — 3,5°; северный ветер — 3 метра в секунду; снег, туман;видимость — 30 метров.

Будет ли конец этому?

Томительно сидеть на одном месте. Маршрутные работы и по своему характеру и посвоей сущности очень динамичны. Исследователь беспрерывно находится в движении.Каждый день, каждый час он видит что-нибудь новое, особенно в таких местах, какнаши, где еще не бывал человек. Мы с волнением приближаемся к каждому новомукусочку земли, к каждому новому мысу. Всегда хочется поскорее заглянуть занего, увидеть продолжение берегов, их характер, строение, жизнь. Это желание недает покоя, гонит вперед. И как охотно мы ему подчиняемся! Как бы тяжел ни былпуть, мы почти никогда не останавливаемся, не заглянув за встретившийся мысокили не дойдя до намеченного пункта.

Такими чувствами живешь весь день. Лагерь каждый раз на новом фоне. То околопалатки возвышается утес, упирающийся вершиной в низкую полярную облачность; тоголубая стена айсберга; или во все стороны расстилается ледяная равнина —белая, беспредельная, захватывающая своим простором.

Хорош бывает последний час перед сном. Лагерь давно устроен, собаки накормлены,все заботы кончились, покой охватывает стоянку. Прислушиваясь к окружающейтишине и к томящей усталости в теле, принимаешься за записки и открываешьжурнал съемки. Здесь каждая точка, каждый ход, каждая линия подкрепленыцифрами. Следя за нанесенной на бумагу извилистой чертой берега, вновь видишьпройденный участок. Эти линии родились только сегодня, но будут жить века накарте твоей родины, пока волны моря, работа ледников, выветривание игеологические процессы не изменят их или не преобразит их вида человек,меняющий лик Земли быстрее самой природы. И засыпаешь с огромным чувствомудовлетворения окончившимся днем.

В этом прелесть путешествия. В этом романтика работы. Она в постоянном движениивперед, в познании того, что еще вчера было неизвестно на родной земле, вожидании завтрашнего дня, вновь повторяющего все эти переживания. Поэтому-то итяжелы так вынужденные задержки.

Конечно, тоскливо подсчитывать остающиеся продукты и вычислять сотни километровнеизвестного ледяного пути до продовольственного склада или, просыпаясь,видеть, что погода никак не оправдывает твоей надежды на хороший переход. Нотяжелее всего сознавать бесплодную потерю времени и нового трудового дня.Помогает только крепкая вера в то, что никакие силы природы не могут помешатьнастойчивому человеку, верному своему долгу, рано или поздно прийти к цели...

 

Записи были прерваны 24 мая.

Около полуночи туман начал редеть, видимость улучшилась, и мы немедленнопокинули опостылевшую стоянку. Небо еще оставалось покрытым темно-серыминизкими облаками. Но они нам не могли помешать.

Сани шли необычайно легко. Полозья бесшумно скользили по тонкому слою толькочто выпавшего снега, покрывшего крепкий весенний наст. Зимой, при низкихтемпературах, такая пороша заслуживала бы проклятия, а теперь ничего недоставляла, кроме удовольствия.

В пути вышли на узкий, острый мыс, получивший имя Куйбышева. Мыс простирался кюго-западу, точно нож, и своим острием отрезал обнаженный берег Земли от новойледниковой стены. Она представляла собой западный край ледникового щита,виденного нами со стороны пролива Красной Армии. Голубая отвесная стена по мерепродвижения к югу все более повышалась, и мы уже не удалялись от нее до концаперехода.

Небо по-прежнему оставалось пасмурным, но тучи заметно поднялись, и видимостьеще более улучшилась. К тому же следить за высокой отвесной стеной былозначительно легче, чем за тем низким берегом, вдоль которого мы шли раньше.

Изредка проходили мимо крупных айсбергов. А в конце перехода увидели большоескопление их. Айсберги обступили новый мыс, образованный самой ледяной стеной.

Большинство ледяных гор здесь имело форму сильно вытянутых треугольниковвысотой от 18 до 20 метров. В длину они не превышали 300 метров, и только дваиз них достигали 650 метров. Среди этих айсбергов мы и разбили свой лагерь.

Переход был хорош. 44 километра берега и ледяного барьера легли на нашипланшеты.

Следующий день был менее благоприятным. Во второй половине дня нас опять накрылтуман, да такой густой, что мы потеряли из виду даже ледниковую стену, хотя иприжимались вплотную к ней. Но до этого мы все же успели пройти 27 километров идостичь мыса, за которым край ледника круто повернул на юго-восток, в глубьЗемли.

На подходе к мысу успели рассмотреть километрах в двенадцати — пятнадцати наюго-запад высокий обнаженный берег. По крайней мере нам так показалось. Нопроверить это наблюдение из-за тумана в тот день нам так и не удалось. Можнобыло, конечно, и в тумане идти в этом направлении, но мы раз и навсегда взялиза правило не оставлять за собой на карте Северной Земли пунктирных линий.Решили и сейчас выдержать это условие и дождаться лучшей видимости.

Словно в награду, ночью туман неожиданно исчез. Потом начали рваться тучи.Временами проглядывало солнце. Его появление было больше чем кстати, так как мырасстались с ним еще на северной оконечности Земли и после этого не проводилиастрономических определений. Правда, как только было закончено определениеастрономического пункта, снова налетел густой туман и начал порошить снег, номы уже не считали себя вправе быть недовольными и спокойно легли отсыпаться.

Движение возобновили в первом часу 27 мая. Погода окончательно выправлялась.Видимость улучшилась настолько, что на юго-западе стал отчетливо виден берег,замеченный нами перед последней остановкой.

Сначала шли вдоль береговой черты на юго-восток, а потом, убедившись, что переднами не пролив, а лишь неглубокий залив, повернули на юг и взяли курс напротивоположный берег. Часа через полтора оказались на земле, свободной нетолько от ледника, но в большей своей части даже и от снега.

На 25-м километре пути вышли на мыс, названный именем М. В. Фрунзе. Потомминовали бухту с тремя маленькими островами.

Время приближалось к полуночи. Небо почти очистилось от облаков. Сияющаясолнечная ночь напоминала нам яркий майский день средних широт.

До конца перехода шапки и рукавицы мы уже не надевали, Больше того, за шестьчасов мы успели так загореть, что нам позавидовал бы любой любитель загара,возвращающийся из Крыма. В мае и июне человек загорает в Арктике довольнобыстро. Кристально чистый воздух, почти лишенный пыли, позволяетультрафиолетовым лучам в изобилии проникать до поверхности земли.

Воспользовавшись погодой, мы без остановки шли вперед. Стоял полный штиль.Солнце светило непрерывно. К полудню температура воздуха немного поднялась.Путь доставлял одно удовольствие.

Миновав мыс Фрунзе, мы около 20 километров шли на юго-восток, пока, как сначаланам показалось, не достигли вершины глубокого залива. Однако, поднявшись наберег, возвышавшийся здесь до 50 метров, мы увидели в том же направленииширокий морской рукав, который можно было проследить взглядом еще километров надвадцать к юго-востоку. Вдали виднелись крупные льдины с округлыми, обтаявшимивершинами, а по берегам, с обеих сторон рукава, сближались куполообразныевозвышенности ледников.

После только что проведенных астрономических наблюдений мы точно знали своеместонахождение. Морской рукав уходил к мысу Октябрьскому, расположенному впроливе Красной Армии. А мы уже знали, что там, против Известняковых островов,лежит глубокая излучина, уходящая в теперешнем нашем направлении.

Не могло быть сомнений, что мы стояли перед новым открытием. Перед нами лежалеще один пролив, вторично рассекающий на севере массив Северной Земли.Впоследствии так это и оказалось. Это был пролив Юнгштурма.

Ровный лед, освещенный ярким солнцем, и наше желание поскорее убедиться в новомоткрытии так и звали вперед. Но тут заговорил расчет. Время уходило. Надо былоспешить, чтобы до наступления распутицы начать второй маршрут, пересечьцентральную часть Земли и выйти на побережье моря Лаптевых. А места, где мысейчас находились, лежали совсем недалеко от нашей главной базы. Положить их накарту мы могли в любое время. Эти соображения удержали нас от соблазнаисследовать новый пролив.

Решили не задерживаться со съемкой не только пролива, но и вновь открытогоострова, отложив эту работу до более удобного времени в будущем, а сейчасзаканчивать путь вдоль западных берегов Земли, завернуть на нашу главную базуи, не задерживаясь там, отправиться в следующий маршрут.

Приняв такое решение, мы пересекли пролив и на следующий день вышли на мыс,названный именем Буденного. Сложенный темными, почти черными известняками идостигающий значительной высоты, он выглядел совсем как бастион, резковыдвинутый к западу против вздыбленных торосами наседающих льдов. Незаходящеесолнце по-прежнему катилось по ясному небу, что позволило определить здесьновый астрономический пункт.

Вечером 28 мая мы открыли мыс Дзержинского, а на следующий день — заливКалинина и полуостров Крупской. Южный берег, последнего уходил на восток. Здесьлежал вход в пролив Красной Армии.

На горизонте узкой полоской виднелись острова Седова. Там была наша база.Выложив в конечной точке съемки каменный столб и оставив здесьнеизрасходованное продовольствие, взяли курс на юг.

Через шесть часов подкатили к нашему домику и были встречены обрадованным ВасейХодовым.

Поездка длилась 38 суток. Прошли мы за это время 701 километр и положили накарту всю северную часть Земли.

Кончался май. Вместе с ним успешно закончился большой этап в работах нашейэкспедиции.

 

 

Необычные враги

 

Где-то липа цветет

 

Два дня мы провели в нашем домике. Два дня отдыха! Не так-то уж это много после38 суток ледяного похода. Но, по терминологии спортсменов, мы были «в полнойформе», и двухдневная передышка казалась для нас вполне достаточной, чтобыпуститься в новый поход.

Вася Ходов, видимо изрядно стосковавшийся, ухаживал за нами, как нянька замалыми детьми. Он пек, варил, таскал снег, грел воду для ванн, кормил нас ивсячески проявлял свое внимание. Но радость встречи не сказалась на егохарактере. Будучи всегда немногословным, он и сейчас ухаживал за нами молча.Только теплые взгляды да мягкие, предупредительные движения выдавали настроениеюноши и его отношение к нам. Он старался угадать каждое наше желание. И егомолчаливость и скупость в выражении чувств придавали этому вниманию еще большезадушевности и тепла. Вася жадно слушал наши рассказы о путешествии, но ничегоне говорил о своей жизни в одиночестве. Пришлось нам первым приступить красспросам.

— Ну, Вася, рассказывай, как ты здесь жил.

— А чего рассказывать? Хорошо.

— Были сильные метели?

— Были. Один раз выход из дома совсем занесло.

— Как же вылез?

— Откопался.

— Наблюдения вел аккуратно?

— Один раз запоздал.

— Это почему?

— Вышел вовремя. У будки с термометрами медведь...

— У будки?!

— Стоит на задних лапах, дверцу обнюхивает.

— Ну?!

— Ну, пока бегал за карабином да стрелял, на семь ми нут к наблюдениямопоздал.

— Медведя-то убил?

— Убил у самой будки. Потом отметки с термометров брал, стоя на туше.

— Выходит, что медведи беспокоили?

— Было.

— В дом-то хоть не лезли?

— Один в туннель забрался, медвежонка нашего задавил.

Я тут его и застрелил — прямо из сеней.

— Да сколько же ты их набил?

— Восемь.

— Сколько?!

— Восемь, говорю.

— И всех у домика?

— Четырех.

— А остальных?

— Одного у будки — я говорил. Одного у ветряка, одного на льду. Он подошел кскладу, да чего-то испугался побежал...

— Уже семь. А восьмого?

— Позавчера на доме убил.

— Как на доме?

— Так на доме. Он залез по забою на крышу: трубой интересовался...

— А где ты загорел?

— Да больше на улице был, на солнце. Сами советовали.

— Значит, не скучал?

— Иногда. Медведи да щенята... Потом чайки появились...

— А поговорить не с кем?

— С Землей Франца-Иосифа разговаривал, раз с Ленинградом.

— Так это же все точки да тире! Без человеческого-то голоса, небось,скучновато?

— А репродуктор? Включу — он говорит, поет.

— Ну, а нас ждал?

— Думал, где вы. А так скоро не ожидал. Вот комнату красить начал — не успел.

В наше отсутствие Ходов начал ремонт домика. Внутри он решил окрасить его вбелый цвет. Развел белила и в промежутках между метеорологическиминаблюдениями, работой в радиорубке и охотой на медведей принялся за окраскупотолка и стен. Наш приезд захватил метеоролога, радиста, охотника и маляра всамом разгаре работ. Потолок жилой комнаты уже блестел и радовал взгляд, кактолько что выпавший снег. Можно было представить, каким уютным будет наше жильепо окончании ремонта.

Мы отдыхали по-настоящему. После 38 суток скитаний по льдам приятно былопринять ванну, побриться, одеться в обычную легкую одежду, а ночью вытянутьсяна чистой, свежей простыне.

Собаки, отпущенные на волю, пользовались полной свободой. Их отдых был нетолько заслуженным, но и необходимым.

Впереди предстоял новый этап работы — исследование центральной части СевернойЗемли. Надо пересечь ее от залива Сталина, через фиорд Матусевича, до мысаБерга, по пути, уже пройденному нами с Журавлевым в марте. Далее мы должнызаснять восточный берег Земли, дойти до вершины залива Шокальского и, если быон действительно оказался заливом, вновь пересечь Землю в западном направлениии уже западным берегом вернуться на острова Седова. Для этого необходимо пройти700-—800 километров. Этот маршрут на весну 1931 года давно нами задуман. Намнужно было заснять Северную Землю в два года. Если бы мы не провели этой весноймаршрута в центральную часть Земли, то не смогли бы закончить работ и вследующем году.

Время было позднее. Май кончился. И хотя никаких коренных перемен в полярномпейзаже еще не замечалось, настоящая полярная весна с ее распутицей не загорами. Безусловно, она должна захватить нас в пути. Это сулило такиетрудности, каких мы еще не встречали, причем приходилось считаться не только спредстоящими лишениями. Если бы распутица задержала нас надолго, морские льдымогли вскрыться, и море отрезало бы нас от базы экспедиции до нового замерзанияв октябре — ноябре. Было над чем призадуматься!

Предстоящий поход был, кажется, исключением в истории арктических путешествий.Обычно июнь здесь считается уже непригодным для. санных исследовательскихмаршрутов. Правда, многие исследователи ходили в этот период по льдам, но ихпередвижения были вынужденными — перед ними стоял вопрос о спасении жизни. Намже казалось, что если человек может идти по морским льдам, когда ему угрожаетгибель, то он сумеет пройти по ним для проведения обычных работ. Мы былиуверены, что самая буйная распутица не в силах остановить нас и только в худшемслучае сможет задержать, замедлить наше продвижение, сделать его необычайнотрудным. Мы ясно представляли картину предстоящего похода и положение, вкотором можем оказаться, но сознательно шли на неминуемые трудности.Окончательный план похода выглядел так. С базы выйти в прежнем составе. На мысеСерпа и Молота взять со склада полный груз продовольствия, собачьего корма икеросина. После пересечения Земли на мысе Верга разделиться. Журавлев, оставивнам продовольствие и собачий корм и забрав скопившиеся коллекции образцовгорных пород, должен пройти по восточному берегу до мыса Ворошилова, захватитьоставленные там коллекции и, не задерживаясь, как ложно быстрее идти проливомКрасной Армии на острова Седова. В этом случае можно было рассчитывать на еговозвращение на главную базу экспедиции до наступления распутицы. Нам сУрванцевым предстояло продолжать маршрут на двух упряжках, при двадцатисобаках, с полным грузом, какой только мы сможем взять с мыса Берга, которыйделался новой исходной точкой похода, отстоящей от базы экспедиции более чем надвести километров.

Более всего нас беспокоил залив Шокальского. Если бы он оказался действительнозаливом, нам пришлось бы делать второе пересечение Земли. К этому времени снегдолжен был растаять, земля обнажиться, речки наполниться водой. Продвигаться собычной упряжкой в таких условиях невозможно. В этом случае предполагалосьбросить все лишнее снаряжение, сохранить только дневники, журналы съемки,научные инструменты и коллекции, запрячь всех собак в одну упряжку и такпробиваться на запад. На случай возможной потери собак и вынужденнойнеобходимости идти пешком, кроме парусиновой палатки, бралась еще шелковая ипортативное высококалорийное продовольствие — шоколад, пеммикан, какао,молочный порошок и галеты.

Меховые брюки, пимы, толстые меховые чулки и малицы мы оставляли дома. Изодежды брали оленьи и суконные рубашки, кожаные сапоги, брюки и тюленьинепромокаемые пимы. Кроме этого, у нас были легкие кухлянки, спальные мешки идождевики.

На случай, если бы нас море отрезало от базы экспедиции и нам пришлось бы житьна Северной Земле до ледостава и питаться продуктами охоты, я упаковал иположил на свои сани 300- штук винтовочных патронов.

Выход был назначен на 1 июня.

Поход действительно был тяжелый. Тяжести пути оказались стольтруднопереносимыми, что перед ними поблекло все, что рисовало нам воображениеперед отправлением в путь. Но задача, поставленная нами, была выполненаполностью.

Как это было сделано — рассказывают страницы дневника. Обратимся к нему.

 

 

2 июня 1931 г.

 

Здесь часто путаются привычные понятия. Опровергаются старые, давноустановившиеся истины. Вчера мы оставили наш домик и вышли в новый поход навыполнение второй части работы экспедиции — исследование центральной частиСеверной Земли. Вчера же по календарю был первый летний день. Помню, ещеребенком я разучивал: «Летние месяцы — июнь, июль, август». Вспоминается еще:«Летом солнце печет, липа цветет, рожь наливает...» Но впечатления последнегодня так же далеки от такого представления о лете, как далеки самые детскиегоды. Кажется, еще ни разу не покидали мы нашей базы в более неприятную погоду,чем вчера. С утра хмурилось небо и тянул северо-восточный ветерок. Он свежел скаждым часом. Когда мы окончательно были готовы к выходу, повалил снег иначалась настоящая метель. Мы бы охотно воздержались от выступления в такуюпогоду, но боялись потерять время. Утешая себя старой поговоркой, что из домапогоды не выберешь, пустились в путь навстречу метели. Через час поверх меховыхрубашек пришлось надеть кухлянки. Сырой, резкий ветер насквозь пронизывалтеплый мех, и мы мерзли не менее, чем зимой. Вот тебе и «липа цветет».

Лед, снег, ветер и метель — больше ничего нет.

Сейчас 7 часов утра. Мы снова у продовольственного склада на мысе Серпа иМолота. За 12 часов пройдено 70 километров. Метель стихла почти на половинеперехода, но холод пробирал нас всю дорогу. Иногда показывалось, но тут жевновь скрывалось за облаками бледное солнце, невеселое и негреющее. Толькоперед выходом на Землю заметно потеплело. Чашка горячего чая окончательноизменила наше настроение к лучшему.

На складе все в порядке. Медведей не было, а больше некому тронуть наши запасы.

Берем собачий пеммикан, керосин и мясные консервы в дополнение к другимприпасам, захваченным с базы. В общем на каждую упряжку, включая вес саней ичеловека, приходится от 330 до 360 килограммов груза. На собаку падает до 40килограммов. Наши собаки теперь втянулись в работу и могут везти и больше, но,учитывая трудность пути при пересечении Земли, это для них вполне достаточнаянагрузка. Конечно, этого запаса на все время не хватит, но впереди у нас естьпродовольственное депо на мысе Берга.

 

 

3 июня 1931 г.

 

Вчера в 23 часа покинули мыс Серпа и Молота. Продвинулись очень недалеко. Вовремя выхода все небо закрывали ' низкие облака, но видимость была достаточной.Шли по Земле напрямик, срезая у основания полуостров Парижской Коммуны. Путьвсе время Бел по прибрежной террасе сравнительно небольшой высоты. Наповерхности ее, под снегом, много раковин моллюсков — следы когда-топокрывавшего ее моря. Дальше, в глубине Земли, на большой высоте, видна былавторая терраса, а за ней — горы, напоминающие возвышенности мыса Серпа иМолота, со склонами, крутыми к морю и пологими к Земле.

Скоро налетел туман. В полчаса он окутал весь берег. Только иногда можно былоуловить темные точки — отдельные валуны, разбросанные по террасе. От камня ккамню медленно продвигались вперед. Наконец, вынуждены были остановиться.Съемка стала невозможной. В добавление к туману повалил густой снег, началсяветер.

Поставили палатку. Пройдено всего лишь около 11 километров. Решили приготовитьзавтрак в надежде, что за это время погода улучшится. Но мы успели не толькопозавтракать, но и выспаться и пообедать, а с места сдвинуться не могли. Ужепятнадцать часов как метель с силой несется с юго-востока. Ветер треплетпалатку. Снег засыпает собак и сани. Когда же конец?

 

 

4 июня 1931 г.

 

В первом часу, воспользовавшись ослаблением метели, снялись с лагеря. Ещенесколько часов дул свежий восточный ветер и продолжалась поземка. Но съемкеони не мешали. К полудню ветер стих и заголубело небо. К этому времени,беспрерывно продвигаясь на юг, мы достигли устья речки, по которой в апреле мыс Журавлевым начали отсюда пересечение Земли. Речка течет посредине широкойледниковой долины. Ее русло представляет узкое ущелье глубиной в 30—40 метров,и лишь временами левый берег понижается и становится отлогим. Пласты породразрезаны руслом поперек залегания. Поэтому здесь прекрасные геологическиеобнажения. Чтобы дать возможность нашему геологу увидеть почти беспрерывныйразрез Северной Земли, мы решили повторить пересечение по старому пути. Крометого, этот путь был уже знаком и наиболее благоприятен в некоторых другихотношениях. После небольшого отдыха мы направили упряжки в русло речки и началипостепенный подъем. Лагерь разбили, пройдя 15 километров вверх по течению пригенеральном курсе восток-северо-восток.

Всего сегодня прошли 41 километр. Лучшего и желать нельзя. Но завтрашний деньне обещает ничего хорошего. С 18 часов опять началась метель. Сила ветра всевремя нарастает. Визг и вой переходят на все более высокие ноты. Мои товарищихмурятся. Это легко понять. Сейчас мы целиком зависим от погоды. Со дня на деньждем оттепели и распутицы и знаем, что если распутица захватит нас в центреземли, мы не сможем пройти узкими ущельями на восточную сторону. А тут метелитак и налетают одна за другой и задерживают нас. Признаки весны видны ка каждомшагу. Она где-то совсем близко. Отдельные бугры на пройденной нами террасе, гдеснег или ожеледь лежали тонкими пластами, уже обнажились. Среди мхов насолнечном припеке кора миниатюрных побегов полярной ивы приобретает зеленыйоттенок. В русле речки порхают и весело чирикают пуночки. Сегодня на одном изобтаявших бугров увидели полярную сову. Она сидела неподвижно и следила занашим караваном. Только когда мы подъехали почти вплотную, птица слетела. Надне влажной ямки, на голой земле, лежало шесть почти круглых белых яиц. Мызабрали яйца и на стоянке сварили. На вкус они оказались вполне приемлемыми.

 

 

6 июня 1931 года.

 

Вчера не могли двинуться с места. Весь день бесилась, выла и улюлюкала дикаяметель. Даже зимой мы редко слышали такой концерт. Наш лагерь был расположен вглубоком ущелье и защищен со всех сторон. Несмотря на это, мы боялись, чтопалатка не выдержит напора ветра. В отдельные моменты скорость его достигала20—21 метра в секунду. После шквала ветер несколько слабел, но через 15— 20минут налетал с новой силой. Бешено проносились тучи мелкого липкого снега.Сани и собаки похоронены под сугробами. Вот тебе и июнь! Начиная от главнойбазы, после каждого перехода долго отсиживаемся и бесполезно теряем время из-занепогоды. Нудное сидение в палатке в общей сложности отнимает больше времени,чем нахождение в пути. Мерзко! Погода явно против нас.

Только около полуночи ветер начал слабеть. В 4 часа решили, что метелькончается, и снялись с лагеря. Но только двинулись, как опять повалил снег иснова завыл ветер. Четыре часа пробивались вперед. Берега речки постепеннопонижались. Наконец, мы достигли водораздела. Здесь волей-неволей пришлосьостановиться. Впереди было новое, очень глубокое русло другой речки, текущейуже на восток. Нам нужно было попасть в него. По старому опыту мы знали, чтоэто нелегко. Недалеко от верховьев речки еще можно было спуститься в ее русло,но само оно здесь было непроходимым. Ниже по течению скалистые берега образуютущелье глубиной до 70—80 метров. Да и вблизи водораздела стены этого ущельявозвышаются от 25 до 35 метров. Снежные надувы совершенно маскируют обрывы. Вметель с них легко свалиться. Последствия могут быть непоправимыми.

А ветер свистит. Один шквал сменяется другим. Валит мокрый снег. Видимостьскверная. Ориентиров нет. Приходится стоять и ждать, пока .метель позволитпродолжать путь. Поставили палатку. Сани не развязывали и собак оставили вупряжках, чтобы сняться при первой возможности.

Тепло. Солнце скрыто за облаками, а снег на палатке тает. Струйки воды сбегаютпо полотну. С тревогой обсуждаем вопрос — удастся ли проскочить на восточнуюсторону Земли.

Около полудня ветер достиг скорости 18 метров в секунду. Но это был егопоследний вздох. Скоро он начал быстро слабеть. В 14 часов мы пошли дальше.

Водораздел представляет слегка всхолмленную равнину с небольшими пологимивозвышенностями. При первом пересечении в апреле путь здесь был хорош. Снеглежал ровной плотной массой, и сани легко скользили по нему. Сейчас дорогаубийственная. Свеженаметенный сырой снег липнет к полозьям. Собаки еле волочатсани. Сами мы, сколько можем, помогаем им.

Так пробивались около 15 километров, пока не дошли до верховьев нужной намречки. Измученные собаки лежат не поднимаясь. Сами сидим в палатке, кудазагнала нас вновь начавшаяся метель.

 

В борьбе с распутицей

 

 

7 июня 1931 г.

 

Опять всю ночь ревел ветер и бушевала метель. Собак и сани вновь пришлосьоткапывать. Зато с утра установилась такая чудесная погода, какой на СевернойЗемле мы еще ни разу не видели. Солнце, голубое небо, редкие клочья белыхоблаков, тепло и полный штиль. Настоящий мартовский день где-нибудь вПодмосковье. Слышалось пение пуночек. Откуда-то издалека доносилось гуканьесовы. Пьянил кристально чистый воздух. Он был так прозрачен, что позволял четковидеть зубцы Базарных скал в фиорде Матусевича, хотя до них оставалось ещеоколо 70 километров. Такой же беспредельно широкий горизонт открывался всторону Карского моря. Там светились морские льды. А на юге лежал ледниковыйщит. Все это захватывало своей ширью, блестело и искрилось в лучах яркогосолнца.

Казалось, что в такую погоду можно за один переход объехать всю Северную Землю.С этим настроением мы и оставили лагерь. Сделали в этот день такой переход,который, безусловно, будет иметь решающее значение в нашем путешествии.

Сначала путь шел вдоль узкого и глубокого ущелья, заполненного рыхлымисугробами и местами перегороженного высокими ступенями водопадов. Дальшекаменная щель заметно расширялась, а профиль ее дна становился все спокойнее испокойнее. Скоро на противоположном берегу показалась очень характерная скала,запомнившаяся еще с апрельского похода. По ней, точно по маяку, нашли иузенький участок берега, позволявший спуститься в русло речки.

Спуск на этот раз прошел значительно легче. В апреле на этом склоне, падающемпод углом почти в 45 градусов, лежал утрамбованный ветром и смерзшийся забой,едва прикрытый пушистым снегом. Это мешало по-настоящему использовать тормоза,и мы тогда не скатились, а буквально свалились с высоты почти 50 метров.Журавлев здесь чуть не сломал себе ногу.

Сейчас склон был покрыт глубоким рыхлым снегом, что не могло не облегчитьторможения, а высокий ступенеобразный уступ внизу почти исчез. Обмотанныеверевками и цепями полозья саней еще больше уменьшили скольжение, и мы безприключений оказались внизу, со всех сторон окруженные высокими скалистымиберегами.

Здесь пришлось немного задержаться, чтобы дать возможность Урванцевуисследовать узкую каменную щель вверх по речке. Отвесные берега местамисходились настолько близко, что только человеку пройти. Немного выше эта щельнесколько расширялась, но там над головой висели огромные снежные козырьки,каждую минуту готовые рухнуть вниз. Но это не остановило геолога. Вернулся он сгрудой образцов и полный впечатлений. Он с увлечением рассказывал нам огеологическом строении района.

Прерванный водоразделом, в этом месте снова возобновлялся естественныйгеологический разрез Северной Земли. Ущелье, идущее «вкрест простирания» пород,залегающих почти в меридиональном направлении, давало прекрасную геологическуюкартину этого района Земли. Ущелье в районе нашего спуска украшали причудливыеобрывы, местами образующие отдельные сильно выступающие скалы. Складки породбыли резко изогнуты, местами скручены и перевернуты.

Пестрая толща горных пород западного берега Земли здесь сменялась известнякамии сланцами. Сильно дислоцированные породы образовывали сложную картину. Местамивсе породы были раздроблены, а местами стерты в порошок и превратились в такуюсмесь, что нельзя было отличить ни слоистости, ни складок. Это была зонакаких-то необычайно мощных движений пластов земной коры.

Потом удалось осмотреть ближайший район и съездить в русло потока, которыйвпадает в речку перед большим ущельем. Судя по характеру русла, этот потокмноговоднее речки, в которую мы спустились. Возможно, что он является основнымруслом. Берега его такие же крутые и сложены красными песчаниками.

Но надолго задерживаться было нельзя. Таяние снега стало видимым. Появилисьсосульки. Во многих местах с обрывистых берегов заструились ручейки воды. Вруслах речек они скрывались под забоями снега, но кое-где вода уже успелапропитать сугробы и начала скапливаться в лужи и пока еще крохотные озерки.Задержка здесь на день, а может быть, и на несколько часов грозила ловушкой исрывом похода. Надо было спешить.

Впереди лежало большое ущелье. Занимал вопрос — что мы там найдем. Рассчитыватьможно было только на мощные снежные забои. Они на какое-то время должны былизадержать воду.

Не останавливаясь на ночлег, в полдень двинулись дальше.

 

 

8 июня 1931 г.

 

Первый бой выигран. Пересечение Земли можно считать совершенным. Участок,наиболее беспокоивший нас, остался позади...

Чем дальше мы шли по руслу речки, тем заметнее становилась прибыль воды. Черезкаждые 300—400 метров, справа и слева, со скал падали миниатюрные водопады исбегали маленькие ручейки. Из-под снега часто слышалось глухое журчание воды.Местами пропитавшийся снег уже превращался в месиво. Лавируя между пятнамираскисшего снега, километр за километром мы шли вперед, пока не приблизились ксамому опасному месту — узкому ущелью с отвесными стенами от 80 до 100 метроввысотой. Если бы и здесь происходило такое же ускоренное таяние снега, мысль одальнейшем продвижении пришлось бы оставить.

Перед мрачным входом в ущелье справа шумел поток. Большое озеро собравшейсяводы преградило путь. Берега озера уже превратились в снежную кашу. Но вворотах ущелья, как и зимой, лежал высокий снежный забой, запрудивший воду.Пока она не прорвалась вперед, ущелье должно было быть проходимым. Пробравшисьпод самой скалой, я прошел некоторое расстояние между гигантскими чернымистенами. Вверху, как и полтора месяца назад, висели огромные снежные козырьки.Вода действительно сюда еще не пробилась. Но надо было спешить.

С одного края озера мы нашли место, где вода доходила только до колен. Я погналсвою упряжку. Для собак это было первым крещением. Сырость они вообщененавидят, а здесь надо было лезть в воду. Собаки заупрямились, остановились,попытались повернуть обратно. Но надо было приучаться. Впереди воды так много!Подтянув сани к краю озера, я столкнул собак в воду. Стремясь поскореевыбраться, они с визгом вытянули сани на противоположный берег. Я. нарочноперевалил поскорее через снежный забой и скрылся за его склоном. Собаки, какправило, теряя из виду идущую впереди упряжку, стремятся поскорее догнать ее.Поэтому собаки следующей упряжки, поборов отвращение к воде, одна за другойбросились по следу и вынесли, сани в ущелье.

Дальше пошло лучше. Снег в ущелье был крепкий. Намокшие собаки, стараясьсогреться, быстро бежали вперед. Мы замедляли движение, только когда надо былопройти под огромными снежными козырьками. Казалось, что иногда достаточно былонезначительного сотрясения воздуха, чтобы тысячи и тысячи тонн снега рухнуливниз. Несколько таких громад, под которыми мы с Журавлевым прошли в апреле, ужерухнули. На дне ущелья лежали целые горы снежных глыб. В особо опасных местахмы останавливались, делали несколько выстрелов, и если снежные громады непадали, то, затаив дыхание, возможно быстрее гнали собак.

На выходе из ущелья, где стены его понизились, снова появилась вода и размякшийснег. Во многих местах обнажились камни. Здесь нам пришлось поработать. Околопяти километров, впрягшись вместе с собаками, тащили сани то по размякшемуснегу, то по голым камням, то по воде.

За ущельем река образует долину около двух километров шириной. Часть этойдолжны занята озером. Здесь был опять тот же размякший снег и кое-где вода. Мывстали на лыжи. Так прошли еще пять километров, пока не выбрались на крепкийснег уже в фиорде Матусевича.

До восточного берега Земли было еще далеко, но теперь мы знали, что пройдем кнему. А приходилось бороться буквально за каждую минуту времени: там, гдепрошли сегодня, завтра уже нельзя было бы пробраться.

Так мы выиграли первый бой — обогнали распутицу в центральной части Земли.

Лагерем стали на одном из «бараньих лбов». Поверхность его почти свободна отснега, и наша палатка стоит на сухой земле, только сани, в 10 метрах от нас,оставлены на снегу. В лагере полная тишина. Собаки уже спят.

Мы были в работе беспрерывно полтора суток и дьявольски устали. На трудном путимы не прерывали съемки и обследовали обнажения. Стены ущелья оказалисьсложенными известняками с фауной силурийских[14] кораллов, морских лилий и брахиопод. Далее шла областьконгломерата, по-видимому переходная ступень к кембрию.

 

 

9 июня 1931 г.

 

Прошли почти 32 километра местами прекрасного, местами очень тяжелого пути.Правда, трудности были уже другого характера. Вода сегодня не беспокоила. Она внебольшом количестве скопилась только около островка, на котором стоял нашлагерь. Поверхность островка полностью освободилась от снега. Сани, оставленныена снегу, за время нашего отдыха оказались на голой земле. Весна вступает всвои права по-настоящему. Снег — там, где он лежал тонким слоем, едваприкрывавшим землю,— исчезает буквально на глазах. Кое-где он испаряется, неоставляя даже влаги. На участках, покрытых глубокими, утрамбованными во времяметелей забоями, влияние солнца еще незаметно. Только миллиарды снежныхкристаллов горят и переливаются, точно бриллиантовая пыль. На таких перегонахсобаки бегут играючи. Сравнительно легко мы прошли часть фиорда, занятогосползшим в воду языком глетчера. Он занимает всю ширину фиорда, около трехкилометров, и лежит здесь, по-видимому, очень давно. Поверхность его покрытаогромными ледяными волнами. Собаки и сани то ныряют вниз, то взбираются нановый гребень. В первом случае надо попридержать сани, затормозить ихстремительное скольжение, не допустить увечья собак, а во втором — ухватитьсяза воз и напрячь все силы, чтобы помочь собакам выдернуть тяжелые сани нагребень ледяной волны. И так беспрерывно, много часов. Пот струится по лицу,застилает снежные очки, струйками щекочет спину. Но движения у нас быстрые,стремительные. Журавлев даже напевает:

По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там.

И собак как бы захватывает это настроение. Повизгивая, они выдергивают сани наочередной гребень и, как пушистые шары, катятся вниз. При остановке они смотрятвесело, не ложатся и оживленно помахивают хвостами.

Дальше и дальше. Ледяные гребни становятся круче. Ледниковый язык, по-видимому,уже достиг воздействий приливной волны. Появляются трещины. Идти дальше поледнику не только тяжело, но и опасно. Прижимаемся к берегу. Мягкие, сглаженныесклоны его постепенно становятся выше и круче. Вот уже зеленые скалы, покрытыеяркими пятнами оранжево-красных лишайников, вздыбились почти отвесными стенами.Между ними видны ослепительно белые снежные поля и голубые изломы глетчеров.Ледник, заполнивший фиорд, вплотную прижался к скалам. Между ним и каменнойстеной — глубокий коридор, одна стена которого зеленая — каменная, другаяголубая — ледяная. Иногда дно коридора преграждается каменной глыбой,свалившейся со скалы, твердым снежным застругом или ледяным валом. Сани струдом протискиваются между стенами. Веерная упряжка не вмещается в узкой щели,собаки теснят друг друга. Сани часто кренятся то вправо, то влево. Не поддержиих — они перевернутся. Путь тяжел. Нависшие над головой выступы скал делают егоеще и опасным. Хочется скорее миновать их и выйти на простор. Мы работаем сполным напряжением, делаем невероятные усилия, чтобы удержать сани, заставляемторопиться собак.

Эхо наших криков и визга собак сливается с гомоном птиц. Количество их — есливспомнить, сколько было в апреле,— увеличилось во много раз. Тысячи и тысячилюриков и чистиков стаями снимаются со скалы и вновь исчезают за ее выступами ив расселинах. Моевки еще больше увеличивают сутолоку птичьего базара. Толькобургомистры плавно носятся высоко в небе и спокойно наблюдают за суетой людей,за бегущими собаками и переполохом своих соседей по гнездовью.

Но всему приходит конец. Язык глетчера, заполнявший фиорд, все время понижался.Наконец, его край, сильно обтаявший, незаметно слился с морским льдом фиорда.Коридор кончился.

Перед нами открылся ровный лед, уходящий к мысу Берга, и только в несколькихкилометрах к югу с берега врезался в морской лед новый глетчер. Таяния здесьеще незаметно, хотя солнце припекает, как и всюду. По-видимому, сказываетсяблизость охлаждающих морских пространств.

Лагерь разбили на каменистой россыпи у восточного подножия Базарных скал.Собаки лежат неподвижно. На гребень палатки уселась пуночка и развлекает насвеселой песенкой.

 

 

10 июня 1931 г.

 

С утра на одной упряжке вдвоем с Урванцевым начали колесить по фиорду. Сегоднядень посвящаем съемке и осмотру обнажений горных пород этого района. Хорошобыло бы полазить здесь целую недельку. Но, к сожалению, у нас нет времени.

Ширина фиорда достигает здесь 15 километров. На севере, на выходе из фиорда,хорошо видны морские торошенные льды. Противоположный берег сложен теми жедревними осадочными породами. Здесь, так же как и на нашем южном берегу, всепромежутки отдельными вершинами заняты глетчерами, стекающими с ледяныхкуполов, расположенных внутри Земли. Как правило, они не доходят до моря иявляются остатками мощного оледенения, сплошь захватывавшего Северную Землю.

Показательны для затухания и отступления ледников висячие ледниковые долины насеверном берегу фиорда. Одна из них обрывается на высоте около 100 метров исохраняет ледяной каскад. Другая, уже без ледопада, находится на высоте 180—200метров.

Ледопады и скалистые обрывы делают берег необычайно красивым. Трудно оторватьвзгляд от зеленых скал с оранжево-красными пятнами лишайников, рассеченныхкаскадами льда, расколовшегося при падении с высоты на тысячи огромных глыб.

Края трещин в ледяных обломках светятся то нежно-голубым, то ярко-синим цветом.Местами видны почти черные провалы. И все это высится над идеально белой ировной скатертью льдов фиорда, а сверху накрыто бездонным голубым куполом неба.

Мы невольно задерживаемся у этого, вероятно, самого красивого уголка СевернойЗемли.

За день провели 25 километров съемки. Погода изрядно мешала — менялась почтикаждые полчаса: то полный штиль и яркое, заливающее своими лучами весь ландшафтсолнце; то набегающие неизвестно откуда облака, сильный ветер, снег и метель;то густой белый туман. И так в течение всего дня.

Управляя собаками в такую погоду, я часто сбрасывал запотевавшие снежные очки исейчас чувствую, что буду за это наказан. В глазах ощущается какая-тонеловкость и резь, словно в них попал песок или я не спал несколько сутокподряд.

Это начало заболевания снежной слепотой. Пустил в глаза кокаин и ждуоблегчения. Журавлев при переходе через Ущелье снова испортил себе глаза.

Снежная слепота, или острый конъюнктивит, не раз была предметом наших бесед.Сегодня, когда Журавлев уже страдает, а я на грани заболевания, эта темаобсуждается особенно горячо. Существует мнение, что сопротивляемость снежнойслепоте уменьшается пропорционально остроте зрения и что чаще всего заболеваютснежной слепотой люди светлоглазые. Возможно, что все это имеет какое-нибудьзначение, но я не раз наблюдал случаи снежной слепоты у черноглазых эскимосов,по зоркости отнюдь не уступающих Журавлеву. Мне кажется — и брюнеты с темнымиглазами и голубоглазые блондины одинаково подвержены заболеванию. Все зависитот условий.

 

 

11 июня 1931 г.

 

У Журавлева боль в глазах прошла. Меня она все еще беспокоит. Все же решили незадерживаться. Дам отдых глазам на мысе Берга, пока будет определятьсяастрономический пункт. Надел две пары снежных очков.

От Базарных скал проследовали вдоль южного берега фиорда. Почти 17 километровшли по языку глетчера, впадающему в фиорд. Опять часто поднимались на ледяныеволны и ныряли вниз. Но на дорогу все же пожаловаться нельзя. Снег здесь впрекрасном состоянии. Собаки бегут весело. Но скоро все изменится. Нас, видимо,ожидает борьба с необычными трудностями. До сего времени врагами были метель имороз, теперь ими станут тепло и вода.

Сегодня на всем протяжении ледника не встретили ни одного выхода горных пород.Это испортило настроение Урванцеву. Возможно, что ледник скрывает под собойинтересные месторождения: в конце 17-го километра пути, уже на обнаженнойземле, нам попались обломки изверженных пород, несомненно принесенные льдом.

Ледник еще долго будет скрывать под собой возможные богатства, и мы пока чтобеспомощны перед его ледяным панцирем. Собрав образцы и дав небольшую передышкусобакам, двинулись дальше. Путь здесь был еще лучше. Только изредка попадалисьнеширокие полосы рыхлого снега, которые мы сравнительно легко проходили.

Берег повернул почти по прямой линии на север. На 28-м километре остановилисьна ночлег. Тепло. Но картина совершенно зимняя. Только пролетающие над бивуакомлюрики и чистики напоминают, что во внутренних областях Земли уже началасьвесна. Птицы летят на северо-восток и обратно. По-видимому, там есть открытаявода, и они летают на кормежку.

 

 

13 июня 1931 г.

 

Вчера не вел записей. Глаза разболелись не на шутку. Проделав 28-километровыйпереход, мы вышли к астрономическому пункту Гидрографической экспедиции инашему депо на мысе Берга.

Всю дорогу я ехал в двойных снежных очках, но это уже не могло помочь. К концупути почувствовал мучительную боль. Слезы текли из воспаленных глаз. Закроешьвеки — испытываешь необычайно яркое ощущение малинового цвета, словно он залилвесь мир и других цветов больше не существует.

На мысе Берга немедленно поставили палатку и накрыли ее брезентом. Пустил вглаза раствор кокаина, прижег веки алюминиевым карандашом и с завязаннымиглазами отсиживался в палатке. Только сегодня к концу дня боль в глазах утихла,и сейчас в полутемной палатке я уже могу не только смотреть, но и писать.

Николай Николаевич закончил определение астрономического пункта. Разница междуданными Гидрографической экспедиции и нашими получилась незначительная: пошироте 11", а по дороге 15". Оба расхождения находятся в пределах точностиинструментов.

Журавлев убил трех медведей. Сначала самку с пестуном, караулившую околопродуха нерпу, потом крупного, необычайно жирного самца. За последним онпогнался на собаках по торошенным льдам. Дело кончилось тем, что жирный зверь,измученный погоней, не выдержал и лег. Собаки тоже настолько устали, что,догнав медведя, не могли даже лаять. Первым же выстрелом охотник свалил добычу.

Вчера товарищи видели на льду первую нерпу. Это еще один признак полярнойвесны.

Завтра расстаемся с Журавлевым. Он уже увязал свои сани — забрал всескопившиеся образцы горных пород и медвежьи шкуры. Груза набралось околотрехсот килограммов. А еще ведь надо взять образцы с мыса Ворошилова. Мыпосоветовали ему бросить медвежьи шкуры. Он только Удивленно посмотрел на нас иотрицательно помотал головой. Несомненно, наше предложение показалось охотникутаким же несообразным, как нам показалось бы предложение бросить уже заснятыепланшеты или данные по определенным астрономическим пунктам.

 

Открытие пролива Шокальского

 

 

14 июня 1931 г.

 

Утром наш коллектив, и без того маленький, разделился. Мы распрощались сЖуравлевым. Немногословно пожелали ему счастливого пути, а он нам, столь жекоротко,— скорого возвращения. За сдержанными словами и крепкими рукопожатиямикрылась обоюдная тревога: мы думали о его путешествии в одиночку, с небольшимзапасом топлива, без палатки, с риском попасть в распутицу. А для него не быласекретом наша верная встреча с распутицей и со всеми вытекающими отсюдавозможными последствиями. Никто из нас не мог сказать, когда мы встретимсявновь. В хороший исход каждый мог только верить. Однако говорить об этом былони к чему.

Журавлев направил свою упряжку к северу. Скоро она превратилась в точку, апотом и совсем исчезла среди льдов.

Через несколько часов вышли и мы, только в противоположном направлении — на юг.У каждого в упряжке было по десять собак. Кроме аппаратуры, снаряжения иодежды, на санях лежал месячный запас продовольствия, запас керосина на полторамесяца, двадцатидневный запас собачьего пеммикана и дней на пять свежеймедвежатины. Уменьшенные запасы корма для собак взяли сознательно, в надежде навстречу с медведями. И совсем на экстраординарный случай, то есть если бывскрылось море и мы были бы надолго отрезаны от базы, на моих санях лежали какнеприкосновенный запас заветные триста штук винтовочных патронов. С нимиэнергичные люди в Арктике не пропадают.

Сделали хороший переход. Покинув мыс Берга в 18 часов, на ночлег остановились вполночь. Наши одометры отсчитали 83 километра. Первую половину пути заметноприпекало солнце. Собакам было уже жарко, и они еле переводили дух. К тому женеблагоприятно изменился характер льда. Когда-то здесь вплотную к берегу былаприжата полоса торосов шириной до пяти километров. За минувшие годы торосыобтаяли, сгладились и не представляли особых препятствий, но свободныепространства между ними оказались забитыми снегом. Обычно в таких условиях снеглежит рыхлый, а сегодня его еще пригрело солнце. Поверхность снежного покровасовсем перестала держать собак, и они не могли вытягивать тяжело груженныесани.

Мы впряглись сами и помогали.

К вечеру начало примораживать. Неровности льда, а вместе с ними и наносырыхлого снега стали попадаться реже. Подмерзшая снежная поверхность легковыдерживала сани. Теперь мы быстро покатили вперед и наверстали потерюрасстояния за первую половину дня.

Наш лагерь, должно быть, на виду мыса Анучина. Уверенно сказать нельзя, так както, что мы видим перед собой, не особенно схоже с картой Гидрографическойэкспедиции. Впереди, километрах в пятнадцати, действительно виден мыс, который,судя по пройденному расстоянию, и должен быть мысом Анучина.

Однако между мысом и стоянкой лежит довольно глубокий залив, которого нет накарте.

Лагерь развернут. Собаки уже накормлены медвежатиной и отдыхают. Наша порцияжарится на сковородке.

Мои глаза почти в порядке, хотя я все еще в двойных очках. Завтра надеюсь бытьсовсем в форме.

 

 

15 июня 1931 г.

 

Быстро проскочили 15 километров и вышли на мыс Анучина. Решили закрепить егоастрономическим пунктом. Поводом к этому были крупные расхождения очертанийберега с картой. Кроме отсутствовавшего на карте залива, мы обнаружили севернеемыса два небольших острова. Думаем, что они-то с моря и закрыли от экспедициизалив. С южной стороны мыса видно несколько мелких островков, а затем берегуходит прямо на юг.

Из лагеря хорошо просматривается южный берег залива Шокальского с мысом,выдающимся к северо-востоку. Прямо на юг широким рукавом лежит самый залив.

Надо напомнить — у нас уже давно сложилось предположение, что зализ этот вдействительности окажется проливом. Наличие здесь пролива, да еще, возможно,пригодного для судоходства, прежде всего имело бы огромное значение в решениипроблемы плавания Северным морским путем, так как наряду с проливом Вилькицкогоэто были бы вторые ворота между Карским морем и морем Лаптевых. Открытиепролива избавило бы нашу экспедицию от нового пересечения Земли в тяжелыхусловиях наступающей распутицы. Исследование северной части Земли показалоналичие крупных тектонических разрывов, приближающихся к меридиональномунаправлению, что очень близко к оси очерченного на карте пунктиром заливаШокальского. На этом главным образом и основываются наши предположения. Однакоэто лишь рабочая гипотеза. Действительностью она может стать только посленашего перехода через «залив» на западную сторону Земли. В ближайшие дни этодолжно выясниться.

 

 

17 июня 1931 г.

 

3 часа утра. Миновал замечательный день, закончен отличный переход.

Вчера, завершив все наблюдения на мысе Анучина, мы направились дальше на юг. Непошли, не поехали, а покатили в буквальном смысле этого слова. Температуравоздуха не поднялась выше нуля. Совершенно ровный, твердый снег, покрывавшийприбрежный лед, прекрасно держал собак. А сани скользили по его гладкой, чутьоледеневшей поверхности. Собаки всю дорогу бежали ходкой рысью, а иногда безпонукания переходили в галоп. Правда, мы все же покрикивали на них, но тольколишь по привычке. К 5 часам утра прошли 50,4 километра. Откровенно говоря, мысовсем не рассчитывали на такой переход. Со вчерашнего утра барометрбеспрерывно падал, к полудню небо затянуло облаками, а когда мы покидалистоянку, порошил снег. Выступали с тоскливым ожиданием непогоды. Но с каждымчасом, несмотря на падение барометра, погода все улучшалась. Около полуночииз-за облаков выглянуло солнце. Легкий заморозок и прекрасная дорога создалиисключительные условия для путешествия. Только перед концом перехода погода всеже испортилась — налетел туман, подул холодный и сырой северо-восточный ветер изакружились крупные хлопья снега.

Залив, обнаруженный нами с южной стороны мыса Анучина, оказался небольшим.Пройдя девять километров на запад, мы уже достигли его вершины. Отсюда берегпошел на юг почти по прямой линии. Поэтому мы делали большие переходы междудвумя точками, держась параллельно берегу. Один из таких переходов, по азимуту189°, равнялся 10 километрам; другой, по азимуту 197°, —16 километрам; третий,по азимуту 190°, тянулся на 14 километров. Ни одного сколько-либо заметноговыступа берега, который можно было бы признать за нанесенный на карту мысАрнгольда, в действительности не было. За мыс Гидрографической экспедицией былпринят один из островков, которые длинной шеренгой вытянулись вдоль берега;самые же островки на карте отсутствовали. Островок, обманувший моряков, имеет10 километров в длину и около двух с половиной километров в ширину. Такимобразом, мы закрыли мыс Арнгольда и открыли остров, за которым и оставили то жесамое название. Другие островки не достигали даже километра в поперечнике.

На 22-м километре пути подошли вплотную к спускающемуся в море клетчеру. Егоязык, около двух километров в поперечнике, был весь покрыт широкими трещинами,пересекающимися во всех направлениях. Настоящий хаос ледяных глыб и зубцов!Десятка полтора небольших айсбергов, рожденных этим глетчером, стояли здесь же,словно не желая покинуть знакомое место. За языком глетчера вдоль берега, нарасстоянии почти 30 километров, тянулась резко выраженная морская терраса. Заней круто поднимался скалистый барьер основного массива Земли. Между отдельнымиобрывами виднелись впадины, заполненные ледниками, доходящими только дотеррасы. За барьером скал возвышался ледниковый щит. Следуя вдоль простиранияоднородной горной породы, мы сравнительно редко останавливались длягеологических наблюдений и тратили на это мало времени.

На юго-востоке все время лежали тяжелые низкие облака, и только с половиныперехода мы увидели на противоположном берегу «залива» какой-то высокий мыс, азатем берег, уходящий в южном направлении почти параллельно нашему пути. Оченьбыло похоже, что берега «залива» так и не сойдутся и наша надежда найти проливоправдается.

На пройденном участке пути, от мыса Берга до нашей последней стоянки, всюдулежал однолетний лед. Исключение составлял только небольшой участок,непосредственно примыкавший к мысу Берга с юга. Торошенные молодые льды зимнейломки лежали вплотную к мысу Берга и от него шли почти по прямой линии наюго-восток. Против мыса Анучина эта линия торошения лежала километрах всеми-восьми к востоку. У самого мыса возвышалась вторая гряда торосов, котораядоходила до островов, открытых нами на месте несуществующего мыса Арнгольда, иотсюда поворачивала тоже на юго-восток в направлении мыса Визе. Западнее этойгряды, в глубь залива (или пролива), лежал ровный лед, по всем признакам такжеоднолетнего возраста. Редко были разбросаны небольшие айсберги. Они малообтаяли, в большинстве имели резкие грани и всей своей формой говорили о том,что недавно отделились от ледников.

На широкой полосе ровного льда, меж двух гряд торосов, мы часто виделинежившихся на солнце нерп. Мясо пока нам было не нужно, поэтому, не желаятерять времени, мы оставляли их в покое.

Главное событие дня — появление гусей. Следы их мы встречали еще в прошлом годув районе открытой нами Советской бухты, однако самих гусей на Северной Землеувидели только сегодня. Хотя мы и знали, что они сюда залетают, все же былиудивлены их появлением. Погода стояла плохая. Перед нашей остановкой густойтуман закрыл дали, низко нависла тяжелая облачность, холодный сырой ветерпронизывал одежду, и крупными хлопьями падал снег. В это время над нашимиголовами низко пролетели две тяжелые птицы. Вырвался невольный крик: «Гуси!»Птицы, по-видимому, не менее нас были удивлены неожиданной встречей.Рассматривая наш караван, они сделали три круга над упряжками и в свою очередьдали хорошо разглядеть себя. Это были две черные казарки. Теперь не могло бытьникаких сомнений, что гуси здесь не только бывают, но и гнездятся. Появление ихувеличило список птиц, обитающих летом на Северной Земле, которая вначалепоказалась нам такой безжизненной. Мы даже невольно почувствовали какое-торадостное удовлетворение, гордость за Северную Землю. Мы уже полюбили ее иласково называем «нашей». Каждый новый уголок, мыс, гора, ледник, которые врезультате наших работ ложатся на мировую карту, все больше привязывают нас кней.

Поэтому с такой радостью мы и встретили первых гусей, хотя и знали, что ихпоявление в скором времени сулит новые трудности и испытания. Не было сомнений,что прилет гусей нельзя считать «слишком ранним». А это означало, чтонастоящего таяния снега, повышения температуры и оживления растительности, хотяи бедной, но достаточной, чтобы прокормить гусей, надо ждать со дня на день.Значит, распутица может наступить завтра — послезавтра. Ее угроза сталареальнее и ощутимее.

 

 

18 июня 1931 г.

 

Вчера мы остановились в 3 часа утра. После десятичасового отдыха были готовыснова пуститься в путь, но осмотр снежного покрова охладил наш пыл. Термометрпоказывал 0°, и там, где 10 часов назад полозья саней только постукивали покрепкой дороге, снег превратился в рассыпчатый фирн — бесконечное количествокрупных ледяных кристаллов с острыми, как стекло, краями. На такой дороге занесколько часов собаки изрежут лапы. Уж лучше переждать! Или снег еще большеподтает и фирн исчезнет, или — наоборот — его подморозит.

Я пешком прошел в глубь Земли, увидел новый фиорд с целым рядом глетчеров,уходящий на северо-запад. На поверхности террасы нашел много обнаженных из-подснега площадок земли, поросших мхом. Среди них виднелись пучки засохшихпрошлогодних метликов. Чем же питаются гуси?

Только около полуночи температура воздуха начала понижаться. На высоте 150—200метров висели сплошные темные облака. Они, точно под гребенку, срезали вершиныгор.

Термометр опустился до —1° и остановился. На снегу появилась тонкая ледянаякорочка, не менее угрожающая собачьим лапам, чем рассыпчатый фирн. Но делатьбыло нечего. Сильного похолодания ожидать было уже нельзя, а значительноепотепление тоже могло прийти не скоро. Нужно продолжать путь. Не сегодня, такзавтра, не завтра, так послезавтра собаки все равно начнут резать и растиратьлапы. Этого не миновать.

Первые десять километров по такой дороге я старался не смотреть на собачьиследы. Но разве удержишься! На оледеневшем снегу стали появляться рубиновыеблестки. Собаки начали расплачиваться за трудности пути.

Погода то ободряла, то наводила уныние. Иногда сплошная масса туч начиналарваться, в небе появлялись голубые просветы, температура воздуха падала. Дорогасразу улучшалась. Веселели собаки. Через несколько часов новая переменаприносила густой туман и хлопья снега. Видимость почти исчезала. Съемказатруднялась, хоть останавливайся. Но еще через полтора часа не было уже нитумана, ни снегопада, ни туч. На голубом небе оставались только редкие высокиеоблака. Сани без задержки снова катили на юг.

Давно пересекли неверную пунктирную линию, замыкающую на карте Гидрографическойэкспедиции залив Шокальского, и все более углублялись в него. Вновь шли вдольберега, которого не видел человеческий глаз, на который не ступала человеческаянога. Занимал только один вопрос — что сулит нам этот берег? Его характер почтине менялся.

С самого начала перехода мы видели ту же морскую террасу, за ней — обрыв гор спросачивающимися по долинам протоками льда, и дальше — ледниковый щит. Но вотгоры с плоскими, точно срезанными вершинами закончились. Ледниковый щит набольшом пространстве прорвал их барьер и устремился к морю. Его поток почти на18 километров занял береговую линию. И только местами он спускался к морюспокойной, покатой линией, не образуя ни одной трещины. На большем жепространстве поверхность ледяного потока была покрыта бесчисленным количествомглубоких пропастей с отвесными стенами и представляла собой десятки тысячотдельных льдин самой разнообразной величины. Это будущие айсберги. Часть ихуже отделилась от потока и была окружена морским льдом. Здесь ледниковый щитнаходился в движении и нажимал на морские льды. В непосредственной близости кщиту в морских льдах виднелось много открытых трещин. Некоторые из нихдостигали двух-трех метров ширины. Местами на морском льду стояли озеркиморской воды, выдавленной через мелкие трещины напирающим ледником.

Впереди, за прорвавшимся ледником, виднелся высокий мыс. На него мы и держаликурс.

Чем дальше шли, тем больше занимал вопрос, что же в конце концов находитсявпереди — пролив или залив.

Противоположный берег заметно приближался. Он был уже примерно в 20 километрах.Между ним и мысом, на который шли, как ни вглядывались, ничего нельзя былорассмотреть. Что там? Низкий, пока невидимый берег или глетчер, замыкающийзалив Шокальского? А может быть, и нет ничего, кроме морских льдов илиайсбергов в проливе, который предстоит нам открыть? Но вот в бинокль удалосьрассмотреть у самого мыса невысокий, но очень характерный ледяной вал. По своейформе он мог быть только береговым торосом. Если это так, то здесь бывает напорморских льдов и где-то близко есть свободный выход в море. Значит, впередипролив. Начали попадаться площадки молодого льда с вымерзшим на нем солянымраствором, по-видимому прошлогодние забереги.

Мыс все ближе и ближе. Бурой скалистой массой он вырастал из-за потокаискрящегося ледника. Наконец, мы миновали последние каскады глетчера и на 33-мкилометре пути подошли к самому мысу.

Картина, раскинувшаяся перед нами, запомнилась на всю жизнь. Берег, вдолькоторого мы шли, поворачивал на юго-запад, а противоположный берег все так же,почти по прямой линии, уходил на юг и далеко впереди обрывался плоским мысом.Все широкое пространство между берегами заполняли торошенные морские льды. Мынаходились в самом узком месте пролива!

Это было новое крупное открытие. Залив Шокальского с этого момента исчез скарты. Его место заступил пролив Шокальского — новые ворота между западной ивосточной частями Советской Арктики — ценный подарок Родине. Кроме открытияпролива, сегодня мы закрыли и сняли с карты гору, нанесенную гидрографами кзападу от залива Шокальского. Никакой горы на этом месте не оказалось.По-видимому, моряки были обмануты полярным миражем, вводившим в заблуждениемногих путешественников.

Разбили бивуак и успели взять полуденную высоту солнца. Вычисления показали,что за два перехода мы спустились в югу на 44'. Чего еще можно желать? Будь снами Журавлев, он, вероятно, спел бы какую-нибудь песенку, соответствующуюнашему настроению. Где-то он? Проскочил ли на базу? Мы в этом не совсемуверены, и беспокойство за товарища — единственное пятно, омрачающее нашесегодняшнее настроение.

 

 

13 июня 1931 г.

 

Вчера, разбивая лагерь, мы спугнули недалеко от палатки штук двадцать гусей.Они парами разлетелись в разные стороны. Через некоторое время тем же порядком— парами — начали возвращаться обратно. Я взял карабин — и один гусь пошел намна ужин. Это была самка с формирующимися яйцами. Самое крупное из них почтидостигало величины куриного.

Кроме гусей, много летало белых полярных чаек и иногда появлялись чистики.Вскоре мы заметили, что они собираются на обрывистой гранитной возвышенности.Ночью я добрался до их гнездовика. Огромный, многометровый снежный забой уподножия скалы сильно помог мне в этом предприятии. Правда, несколько раз яскатывался вниз, потом делал ножом ступеньки и взбирался выше. Надо сознаться,не только любознательность руководила мной. Там могли быть яйца. Но все гнездабыли еще пустые, хотя птицы галдели так, словно их действительно грабили. Онистаей кружились над моей головой, хлопали крыльями, но не решались ударитьклювом. Наконец, очевидно поняв, что незваный гость немногим поживится в ихпустых гнездах, успокоились и, усевшись на вершине скалы, в нескольких метрахот меня, как бы позировали перед объективом фотокамеры. Гнезда чаек неотличались сложной конструкцией. Это были небольшие углубления, смесь помета снатасканным сюда мхом, без подстилки из пуха. Над скалой, напоминавшей по формегигантскую окаменевшую черепаху, кружилось несколько бургомистров; но, сколькоя потом ни лазил, гнезд их не нашел. Вероятно, бургомистры были привлечены сюдагвалтом, поднятым полярными чайками.

С высоты 100 метров я обследовал горизонт, но, несмотря на прекраснуювидимость, ничего нового не обнаружил. Торошенные льды лежали километрах впятнадцати от нашего лагеря. На запад их можно было проследить еще километровна сорок. Это лишний раз убеждало, что мы действительно открыли новый пролив.

Возвращаясь в лагерь, я захватил с собой несколько заинтересовавших меняобразцов пород. Урванцев, увидев их:, сразу оживился. Сначала он крутил их вруках, потом один за другим разбил молотком и, сняв очки, внимательноосматривал близорукими глазами. На свежих изломах породы горели очень красивые,черные, лучистые пятна.

Мы вернулись на террасу. Николай Николаевич долго лазил среди гранитных глыб,иногда подолгу задерживался и отбивал новые и новые образцы.

Оказалось, что выходящие здесь на поверхность гранитовые порфиры сильновидоизменены. Местами они превращены в грейзен. А красивые черные цветыоказались кристаллами турмалина. К сожалению, большая часть возвышенности былапогребена под снегом, и тщательно обследовать участок геологу не задалось.

Собрав образцы пород, а заодно и образцы богато развитых здесь мхов, мы началисвертывать лагерь. Но выйти так и не удалось. Подняв голову над санями, яувидел недалеко от палатки медвежье семейство: медведица с двумя малышами шлапрямо к нам. Метрах в трехстах она понюхала ветер, дувший с нашей стороны, икруто повернула в сторону. Представлялся случай подкормить собак и пополнитьсвой рацион. Спущенные собаки настигли зверей, и нам оставалось только подойти,сделать несколько выстрелов, а потом привезти мясо к палатке. Всех собак мыпустили на волю. Начался пир. Через час от медведицы остались только голыекости. Собаки развалились на отдых. Теперь часов восемь тревожить их былонельзя. Но эта потеря во времени должна была возвратиться сторицей: послемедвежатины собаки становятся заметно веселее и работают энергичнее.

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: