Перенос, бессознательное настоящее и бессознательное прошлое

Я подчеркивал, что ключевое значение имеет раскрытие бессоз­нательного значения переноса "здесь-и-теперь" и полное осозна­ние выражающихся в переносе объектных отношений до того, как делаются попытки реконструкции прошлого. В ходе этого процесса прежде неосознаваемые, отрицаемые, вытесненные, проецируемые или диссоциированные объектные отношения могут стать пол­ностью осознанными и эго-дистонными. Только после этого мы можем рассматривать вопросы о генетических детерминантах акти­вирующегося в данный момент бессознательного интрапсихичес-кого конфликта и о том, как их интерпретировать пациенту (Sandier and Sandier, 1987).

Первый приведенный нами случай с г-жой С. дал нам динами­ческую информацию, которая, кажется, совершенно естественно отражает мазохистское превращение позитивных эдиповых отноше­ний. Как это характерно для невротических пациентов, связи меж­ду сознательно знаемой историей прошлого и бессознательной ак­тивацией вытесненных объектных отношений "здесь-и-теперь" были явными и непосредственными. Тем не менее я избегал любых ссылок на ее отношения с отцом, до тех пор пока г-жа С., задумав­шись о своей потребности превращать хорошие отношения с муж­чиной в плохие, чтобы сексуализировать их, начала ассоциировать о своих взаимоотношениях с отцом в подростковом возрасте.

С г-ном Д., специалистом в области охраны психического здо­ровья, я не связывал очень хаотические и сложные действия во­вне в переносе непосредственно с известными мне аспектами ис­тории пациента: информация, которую он сообщал о своем прошлом, была настолько противоречивой и хаотичной, что было трудно оценить ее реальную ценность. Потребовалось много вре­мени, чтобы прояснить бессознательный смысл того, что проис­ходило "здесь-и-теперь"; только когда это было проделано, я смог поставить вопрос о том, что именно необходимо исследовать в терминах предпосылок его возникновения и развития.

Динамика отчаянного поиска г-ном Д. зависимости от опасно­го и жестоко контролирующего его объекта может подвести теоре­тиков, придерживающихся разных взглядов, к различным заклю­чениям. Последователь Малер может сделать вывод, что это соотносится с фазой рапрошман (возобновления отношений) про­цесса сепарации-индивидуации; последователь Кляйн свяжет это с завистью к хорошей или плохой груди; традиционный эго-пси-холог будет размышлять об обусловленной чувством вины аналь­ной регрессии от позитивного эдипова конфликта. Но поскольку у меня не было сведений о том, на какой фазе развития возник этот конфликт или к какой стадии регрессировал, я избегал спекуля­ций на эту тему, до тех пор пока развившаяся бессознательная ситуация "здесь-и-теперь стала полностью осознанной и эго-дистоннои.

Случаи с г-ном Е. показывает явную опасность преждевремен­ных генетических реконструкции. Здесь, даже во время прорыва из долгого аналитического тупика, я удерживался от связывания активирующихся примитивных объектных отношений с любым из аспектов прошлого, до того как он с очевидностью возникал в переносе и свободных ассоциациях пациента.

Таким образом, резюмируя, я сначала пытаюсь выстроить вне­временные конструкции бессознательного значения того, что про­исходит "здесь-и-теперь", и только затем, если есть соответству­ющие для этого условия, пытаюсь осторожно превратить эти конструкции в реконструкции бессознательного прошлого. Ана­логичным образом, я пытаюсь избегать генетической ошибки при­равнивания наиболее примитивного материала к наиболее ранне­му, так же как и любого механического связывания определенных типов психопатологии с фиксированными стадиями развития.

Эти три случая также иллюстрируют другой аспект моей техни­ки, а именно: значение тщательного исследования переживании, возникающих у пациента за пределами аналитического кабинета и в самих аналитических отношениях. Я проводил значительное вре­мя с г-жой С., исследуя ее отношения с коллегами и начальника­ми на работе перед тем, как попытался связать этот материал с отношениями со мной — несмотря на то, что я очень скоро заме­тил, что пациентка вела себя на аналитических сеансах как "хоро­шая маленькая девочка".

Мои первые усилия в работе с г-ном Д. были направлены на прояснение его хаотичных отношений с подругой. Только когда в результате провала всех моих усилии помочь возникло новое пони­мание происходящего и стало очевидно, что темы, фигурирующие в переносе, приобрели наибольший интерпретативныи приоритет, я решил в основном сосредоточиться на его отношениях со мной Мне пришлось долго ждать, пока я смог связать его отношения с подругой и со мной.

В третьем случае, конечно же, длительная история безуспеш­ных усилии по исследованию как его внеаналитических, так и аналитических взаимоотношении привела к диагнозу, сформули­рованному мной как сужение аналитического пространства В метапсихологических терминах, экономические критерии (т е поиск областей доминирующей аффективной активации, безразлично, сознательных или бессознательных) должны указывать на то, следует ли сосредоточить интервенцию преимущественно на взаимодействии с пациентом на сеансе или на его внешней реаль­ности (Kembeig, 1984)

Теперь должно быть понятно, что хотя я и уделяю большое вни­мание бессознательному значению переноса "здесь-и-теперь", я не пренебрегаю важностью анализа генетических предпосылок "там-и-тогда". В своем акценте на "здесь-и-теперь" я солидарен с пред­ложениями Гилла. Однако я считаю, что чрезмерное расширение концепции переноса как "амальгамы прошлого и настоящего" (Gill, 1982) размывает различение того, что не относится к "здесь-и-теперь" и нуждается в объяснении из других источников.

Я думаю, что не следует включать в перенос в качестве его ча­сти действительные аспекты поведения аналитика, которые запус­кают перенос пациента или служат его рационализациями. Для аналитика фобическое избегание признания реальности одного из аспектов своего поведения, замеченного пациентом и вызвавшего определенную реакцию с его стороны, является технической ошиб­кой. Более того, неспособность аналитика осознавать, что его собственное поведение может бессознательно запускать аспекты переноса, также является технической ошибкой. Я думаю, иска­жением классической концепции переноса является утверждение, что тот вклад, который аналитик реально вносит во взаимодействие с пациентом, следует игнорировать или отрицать, делать так зна­чит подразумевать, что аналитик безупречно адаптирован и стопро­центно нормален. В одной из предыдущих работ я указывал.

"Пациенты быстро становятся специалистами в рас­познавании личностных характеристик аналитика, и ре­акции переноса часто первоначально возникают именно в этом контексте. Но делать заключения, что все реак­ции переноса в своей глубине, по крайней мере, частич­но, являются бессознательными или сознательными ре­акциями на реальность аналитика, значит неправильно понимать природу переноса. Перенос — это неуместный аспект реакции пациента на аналитика. Анализ перено­са может начинаться с того, что аналитик "оставляет открытым" вопрос реальности наблюдений пациента и исследует то, почему конкретные наблюдения являются важными в каждый конкретный момент.

Если аналитик осознает реальные особенности своей личности и способен признать их без нарциссической защиты или отрицания, его эмоциональная позиция по­зволит ему заявить пациенту: "Итак, если вы реагируете на что-то во мне, как нам понять интенсивность вашей реакции?" Но патология характера аналитика может быть такова, что трансферентные реакции пациента на него приведут к разрушению технической нейтральности. Если аналитик не способен различать, реалистически или не­реалистически воспринимает его пациент, то это значит, что действует контрперенос" (Kemberg, 1984).

То, что отыгрывается в переносе, никогда не является простым повторением реальных событий прошлого пациента. Я согласен с Мелани Кляйн (Klein, 1952b), предположившей, что перенос исходит из комбинации реальных и фантазийных переживании прошлого и защит от них. Это еще один способ подтвердить, что отношение между психической реальностью и объективной реаль­ностью всегда остается неоднозначным: чем более тяжелой явля­ется психопатология пациента и более искаженной — его психи­ческая структурная организация, тем более косвенными являются взаимоотношения между нынешней структурой, генетическими реконструкциями и источниками развития. Но делать заключение, что реконструкция прошлого невозможна, потому что трудна, и использовать трудность связывания прошлого и настоящего для того, чтобы ставить под вопрос возможность раскрытия прошло­го, это отговорки, которые ничем не обоснованы.

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться: