Контрперенос, эмпатия, память и желание

Свои взгляды на контрперенос я уже высказал в предыдущих работах (1975, 1984). Здесь я бы хотел подчеркнуть преимущества глобальной или широкой концепции контрпереноса, которая вклю­чает в дополнение к бессознательным реакциям аналитика на па­циента или на перенос (или, другими словами, в дополнение к переносу аналитика) реалистические реакции аналитика на реалии жизни пациента, на то, как пациент может воздействовать на жизнь аналитика и на перенос. По практическим соображениям все эти компоненты, за исключением последнего, остаются без особого внимания в обычных психоаналитических обстоятельствах.

Очевидно, что если у аналитика осталась серьезная непроана­лизированная патология характера или существует неблагоприят­ный взаимный "резонанс" между патологиями характера пациента и аналитика, то перенос аналитика обостряется. Чем значитель­нее психопатология пациента, чем более регрессивный характер имеет перенос, тем более интенсивны реалистические эмоциональ­ные реакции терапевта на пациента. Именно эта область — реали­стические реакции на пациента и их связь с более глубокой транс -ферентной предрасположенностью аналитика — представляет как потенциальную опасность контртрансферентных действий вовне, так и потенциальную ценность в качестве клинического материа­ла, который подлежит исследованию аналитиком и интеграции в его понимание переноса.

В 6-й главе я описал понятия конкордантной и комплементар­ной идентификаций в контрпереносе, предложенные Ракером (Racker, 1957). С моей точки зрения, комплементарная идентифи­кация в контрпереносе имеет особенное значение при анализе па­циентов с тяжелой патологией характера и регрессивным развити­ем переноса. Посредством бессознательных защитных операций, в особенности проективной идентификации, пациенты способны при помощи незаметных поведенческих коммуникаций вызывать у аналитика эмоциональное отношение, отражающее определенные аспекты собственных диссоциированных "Я"- и объект-репрезен­таций пациента.

Интроспективный анализ аналитиком своих комплементарных контртрансферентных реакций позволяет ему диагностировать про­ецируемые аспекты активируемых объектных отношений пациен­та, особенно тех, которые передаются невербально и путем изме­нения качества аналитического пространства — привычных, безмолвных отношений между пациентом и аналитиком. В опти­мальных условиях понимание аналитиком своего собственного аффективного давления, происходящего из бессознательных комму­никаций пациента в переносе, может вести к более полному по­ниманию объектных отношений, активирующихся в переносе.

Моя позиция по отношению к активации у аналитика интенсив­ных эмоциональных предрасположений к пациенту, особенно в периоды трансферентной регрессии, это терпеливое выдерживание своих собственных чувств и фантазий о пациенте и попытки использовать их для лучшего понимания того, что происходит в перено­се. Чтобы защитить пациента, я сохраняю бдительность по отно­шению к тем искушениям, которые могут возникнуть у меня по отыгрыванию этих чувств или сообщению их ему. Несообщение пациенту реакций контрпереноса обеспечивает аналитику свобод} в работе с ними и при использовании их в своих интерпретациях

Близкий к этому вопрос — определение природы того, что про ецируется на аналитика и активируется в его контрпереносе. Па циенты могут проецировать Я-репрезентации, отыгрывая при этом объект-репрезентации тех объектных отношений, которые активи руются в переносе; или наоборот, могут проецировать объект-реп­резентации, отыгрывая соответствующие Я-репрезентации. Эти проекции относительно стабильны у пациентов с невротической организацией личности, но они нестабильны и быстро чередуют­ся у пациентов с тяжелой патологией характера и погранично» организацией личности.

Например, г-жа С. заискивала передо мной как объект-репре­зентацией ее отца, чтобы защититься от своих импульсов проти­востояния мне и соблазнения меня на агрессивную и сексуализированную контратаку. У пациентки активировалось несколько относительно стабильных Я-репрезентации, находящихся под воз­действием различных аффективных состояний, так же как и отно­сительно стабильные проекции на меня объект-репрезентаций, бессознательно представляющих отца, в различных аффективных состояниях. Другими словами, мы не "обменивались личностями".

Но г-н Д. демонстрировал быстрое и почти хаотичное чередо­вание "Я"- и объект-репрезентаций в своих идентификациях со мной и своих проекциях на меня, отражающих также и различные аффективные состояния. Например, в один момент он проециро­вал на меня отстраненный, безразличный и отвергающий образ отца, воспринимая меня как доминантного, эгоцентричного, не терпящего никаких взглядов, кроме собственных, и готового гнев­но отвергнуть его (моего ребенка), осмеливавшегося думать ина­че. При этом за минуту перед таким переживанием и минуту спу­стя после него г-н Д. идентифицировал себя с образом такой родительской фигуры и отвергал меня (своего ребенка), заявляя, что он сейчас решил прекратить свой анализ, потому что не мо­жет терпеть такого во всем ошибающегося и упрямого аналитика. Его отношение подразумевало, что внезапное прекращение его отношений со мной будет наиболее естественным, и нет никакого риска, что он будет скучать обо мне. Иными словами, между нами в переносе происходил быстрый обмен ролями садистского, пре­небрегающего родителя и ребенка, которым пренебрегают и с ко­торым плохо обращаются.

Я думаю, решающее значение имеет то обстоятельство, что аналитик выдерживает быстро чередующиеся, временами полнос­тью противоречивые, эмоциональные переживания, сигнализиру­ющие об активации дополняющих друг друга "Я"- и объект-репре­зентаций примитивных интернализованных объектных отношений. Способность аналитика переносить такие быстрые перемены в своих эмоциональных реакциях на пациента без отрицания или действий вовне требует нескольких предварительных условий.

Во-первых, аналитик должен сохранять строгие границы мес­та и времени в аналитической ситуации, приватность вне лечеб­ных сеансов и чувство собственной физической безопасности на сеансах.

Во-вторых, аналитик должен быть способен выдерживать в ка­честве части своей эмпатической реакции на пациента активацию примитивных агрессивных, сексуальных и зависимых аффективных состояний в себе самом. Аналитик должен, например, признавать собственную агрессию в контрпереносе (Wimiicott, 1949), такую как приносящее удовольствие переживание садистского контроля. Подобное переживание может стать гораздо большей проблемой для аналитика, чем выдерживание, например, сексуального возбуж­дения.

В-третьих, аналитик должен сохранять достаточную веру в свои творческие способности как часть своей аналитической работы — так, чтобы выдерживать потребности пациента в разрушении сво­их усилий без реактивной контратаки, обесценивания пациента или отстранения от него. Только если аналитик чувствует себя комфор­тно с собственной агрессией, он способен интерпретировать агрес­сию пациента без страха того, что это нападение на пациента или подчинение обвинениям со стороны пациента, что аналитик на него нападает (проявление неспособности пациента выносить соб­ственную агрессию).

Впечатление, которое я получил от исследования клиническо­го материала, представляемого Я-психологами, состоит в том, что они скрыто или явно придерживаются того взгляда, что интерпре­тация агрессии пациента соответствует атаке на пациента, как будто бы всякая агрессия является "плохой". Такой взгляд на агрессию способен только подкрепить собственное убеждение пациента, что агрессия — это плохо и что он должен защитить себя от таких "об винений" любыми способами, которые есть в его распоряжении

Как я подчеркивал в одной из предыдущих работ (1975), эмпа-тия поэтому должна включать не только конкордантную идентифи­кацию с эго-синтонным, центральным субъективным пережива­нием пациента, но также и комплементарную идентификацию с диссоциированньш, вытесненным или проецируемым аспектом Я-концепции пациента или его объект-репрезентации.

Бион в работе "Заметки о памяти и желании" (Bion, 1967) под черкивал важность встречи с материалом пациента на каждом се­ансе без предварительных мыслей о динамике пациента ("памяти") и без определенных желаний относительно материала пациента, его функционирования, его переживаний и без собственных желании, не имеющих отношения к пациенту ("желания"). Поскольку этот вклад Биона несет в себе косвенную критику формулировок, тра­диционно распространенных в кляинианской школе, и призыв быть открытым для нового материала при минимуме аналитических пред­убеждении, его точка зрения находит хороший прием. Я думаю, однако, что Бион недооценивает важность долгосрочного опыта знакомства аналитика с материалом пациента, понимание анали­тического процесса, которое развивается на протяжении недель и месяцев, понимание, которое может стать основой суждении ана­литика, при этом не порабощая его.

Моя точка зрения состоит в том, что аналитик нуждается в со хранении чувства преемственности аналитического процесса и, ь частности, взгляда на пациента на его поведение и его реальность взгляда, который выходит за рамки субъективного взгляда самого пациента в каждый данный момент и на каждом данном сеансе. так же как и за рамки собственных "мифов" пациента о предвари­тельной организации его прошлого. Такая система координат ("па­мять") является дополнением к периодам, когда аналитику при­ходится выдерживать свое непонимание в ожидании того, что в конце концов появится новое знание. Аналогично, что касается "желания" аналитика, то его терпимость к импульсам, желаниям, и страхам по отношению к пациенту, возникающим на протяже­нии всего периода работы, снабжает аналитика важной информа­цией, приходящей ему на ум в течение сеансов и не обязательно порабощающей его.

Хотя многое из того, что я сказал, можно применять при пси­хоаналитической психотерапии с неанализируемыми пограничны­ми и нарциссическими пациентами, я собирался высказать свои общий подход к переносу в контексте стандартного психоанализа с широким спектром пациентов. Мой опыт свидетельствует, что, когда я применяю этот подход к пациентам с невротической орга­низацией личности (см. главу 11), он немного отличается от тра­диционного эго-психологического подхода или от других объектно-отношенческих подходов. И наоборот, различия между моим подходом и подходом психологии "Я" очевидны, глубоки и гло­бальны. Что касается регрессировавших пациентов, кажется, од­нако, что появляются существенные различия между моим подхо­дом и традиционной эго-психологиеи, британской школой объектных отношении и техниками объектных отношений интер­персональных психоаналитиков в США.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: