СЛОВО И ОБРАЗ. О ПРИРОДЕ НАЗВАНИЯ

В § 55 мы рассмотрели образ как форму мысли и ее выражение в языке, словесности и других видах человеческого творчества.

В данном параграфе мы обращаем внимание на роль образа в семантической структуре слова. Природа названия на протяжении всей наблюдаемой истории человеческого языка такова, что она предпола­гает образное представление вновь называемого предме­та. Понятие формируется уже потом по итогам познания обозначаемого предмета в речевой практике сообщества.

Объективный, необходимый характер наименования в языке ново­го предмета или явления заключается в том, что его обозначение невозможно вне отношения к другому предмету или явлению и его названию. В языке нет «свободных», «незанятых» слов, которые могли бы использоваться по мере надобности при обнаружении новых фак­тов, требующих наименования. Поэтому в новых названиях предметы и понятия обозначаются через отношения к другим предметам и понятиям и их обозначениям. Значение слова формируется с помощью отношения к значению другого слова либо к предшествующему зна­чению одного и того же слова (в случае многозначности) по результатам человеческой деятельности, направленной на обозначаемый предмет. Это отношение выступает в слове признаком, или «смысловым знаком» (Потебня) нового слова или значения.

Функциональное значение вновь образованного слова не равно этому признаку. Значение — это совокупность многих признаков, по­скольку оно есть отражение действительного предмета, обладающего множеством признаков. Но одновременно значение не может быть представлено, понято и выражено вне отношения к старому знанию и его обозначению. Признак и представление с его помощью нового значения — необходимый прием, способ, форма образования и выражения нового содержания. Между признаком и значением всегда наблюдается неравенство. Такая форма образования и выражения содержания в процессе человеческой деятельности и общения пред­ставляет собой образное познание. Образ — постоянная, не­обходимая стихия вновь возникающего слова и его значения.

Образ как необходимая форма познания предшествует понятию об обозначаемом предмете или явлении действительности. Согласно кон­цепции Потебни, образ также представляет собой отвлечение (или схему). Но это отвлечение по своей природе не логическое, не клас­сификационное. В образном слове отвлечение первоначально проис­ходит, как правило, по одному характерному, показательному признаку, по которому в сознании человека создается представление об обозначаемом предмете и определенное его понимание. Для того чтобы у всего говорящего сообщества создалось одинаковое или сход-

 

ное представление об обозначаемом, необходимо, чтобы и отношение признака к значению и, как результат, понимание обозначаемого не вызывали у говорящих затруднения. Образ должен быть общепонят­ным, народным. Понятность образа обеспечивает взаимопонимание между членами сообщества. Футбол, например, должен занимать оп­ределенное место в жизни и интересах коллектива, быть ему хорошо известен, чтобы понимание такого глагола, как отфутболить («ото­слать к кому-либо») не вызывало затруднений (ср. современные назва­ния: перестройка, челнок, челночить, гайдарономика, прихватизация и т. п.). В свою очередь, это взаимопонимание свидетельствует об известной общности сознания коллектива в тот или другой период его истории. Потому в сознании современного человека одни признаки легко вызывают представление об обозначаемом, другие же, особенно у слов, образованных в исторически отдаленное время, требуют изве­стного напряжения мысли, знания условий жизни и быта людей прошлого, особенностей их мировосприятия и др. Раскрытие таких признаков (а следовательно, и словообразовательных связей) нередко нуждается в этимологическом анализе. Ср. названия, как правило, с мотивирующими значение слова признаками:

цвета {коричневый, салатный, вишневый, фиолетовый, небесный, свекольный, морковный, изумрудный...);

ягод {смородина, черника, голубика, земляника, рябина, костяника...);

грибов {боровик, подберезовик, подосиновик, опенок, лисички, рыжик, сыроежка, волнушка...);

цветов, растений {колокольчик, незабудка, львиный зев, василек, гвоздика, Иван-чай, анютины глазки, перекати-поле, пустырник, тыся­челистник, метелка, чертополох, мать-мачеха, кашка...);

состояния человека {рассердиться, разгневаться, вскипеть, вспы­лить, взорваться, вспыхнуть, взвиться, выйти из себя, утихомириться...) и т. п.

Образ, внутренняя форма слова наряду с его внешней формой являются необходимым, постоянно действующим в языке способом формирования нового слова и его значения; потому образ — это суще­ственный элемент семантической структуры слова.

Значение слова на первых порах весьма зависимо от представления, заложенного в слове, его признака. Однако на всех этапах развития значения оно никогда не равно этому признаку уже потому, что значение отражает предмет, обладающий множеством признаков. Убы­вание воздействия признака на значение прямо зависит от развития в слове абстракции, обобщения. Обобщение же растет по мере прило­жения слова все к новым и новым предметам определенного порядка, открытия и познания в деятельности людей новых признаков данного предмета, приписываемых ему в речи. Совокупность таких открытых

и познанных признаков образует понятие об обозначаемом классе предметов.

Обновление номинативных средств языка, в том числе и тех, которые обозначают предметы и понятия, постоянно сопутствующие жизни человека, исторически происходят постоянно. В этом обновле­нии выражается новое представление и понимание обозначаемого, открытие в нем новых сторон, изменение его роли в жизни людей и пр. В.В. Виноградов писал, что внутренняя форма слова — «это образ­ный способ выражения того или иного значения, обусловленный психологическими и культурно-историческими особенностями среды и эпохи» (8, с. 17—18).

С течением времени под воздействием развития в слове абстракции современность образа претерпевает изменения, теряется его живость, актуальность. Образ становится историческим; этимологические исс­ледования раскрывают часто странные, по нашим современным мер­кам, представления, заложенные в слове (ср., например, значения весьма активно употребительного в древнерусском языке слова верста: 1. Возраст. 2. Зрелый возраст. 3. Сверстник, товарищ. 4. Чета, пара. 5. Мера пространства. 6. Порядок, ряд и др.).

Забвение образа, превращение внутренней формы в этимологиче­ское значение, развитие несоответствия и даже противоречия между внутренней формой и значением (ср. хрестоматийные красные чернила) исторически закономерны, но также закономерно и название новых предметов и явлений по какому-либо определяющему в данной ситу­ации признаку или признакам. Это внутреннее противоречие заложено в самой природе названия и значения.

Образность является наряду с понятием существенной характери­стикой слова. Поэтому пока язык жив, его изобразительность не оскудевает. Образность слова связана с его понятностью. Две стихии — образность и абстрактность (по словам Потебни, поэтичность и про­заичность языка) жизненно важны для языка, для общения и отражения действительности. Потебня в связи с этим писал: «...Какой бы отвле­ченности и глубины не достигала наша мысль, она не отделяется от необходимости возвращаться, как бы для освежения, к своей исходной точке, представлению. Язык есть не только материал поэзии, как мрамор — ваяния, но сама поэзия, а между тем поэзия в нем невоз­можна, если забыто наглядное значение слова» (9, с. 157).

СЛОВО И ПРЕДМЕТ

Весьма часто значение определяют как способность слова обозна­чать предмет или как тождество слова и предмета. Так, например, Г. Фреге считал, что значением имени является обозначаемый именем

предмет. Однако подобные определения нуждаются в пояснении. Если имеется в виду конкретный предмет, то такое определение языкового значения слова практически нереально: трудно представить, чтобы говорящие, разобщенные во времени и пространстве, обозначали один и тот же предмет или явление (разумеется, речь идет о нарицательных именах, составляющих основную массу номинативных средств языка, а не именах собственных). Обозначение же словами предметов одного и того же класса вполне согласуется с пониманием значения как реализованного в слове понятия. Именно понятие, т. е. мысль о классе предметов, логическая классификационность и квалификационность этой мысли, позволяет слову в разных условиях и в разное время обозначать предметы одного порядка. Таким образом, именно в силу того, что за словом как знаком стоит обозначаемое понятие, слово может обозначать соответствующий класс предметов, различные их совокупности либо отдельные предметы этого класса.

Как известно, самое богатое своими признаками — конкретное. Отсюда возможность обозначения конкретных предметов множеством названий¹. Между словом как знаком, носителем значения (понятия) и обозначаемым им предметом существуют отношения полярности и одновременно единства. Слово может обозначать как открытый класс предметов (либо их различные совокупности), так и отдельный предмет этого класса. В свою очередь, конкретный предмет может быть обоз­начен теоретически бесконечным количеством названий (как одно­словных, так и неоднословных), значения которых будут отражать различные признаки предмета. Здесь конкретно обнаруживаются осо­бенности и возможности человеческого познания и участия в нем языка. Наше знание о предмете выражается в совокупности суждений о нем, т. е. в приписанных ему в этих суждениях признаках. На этой почве образуются разноименования для одного и того же предмета или явления, которые в языкознании определяются как речевые (контек­стуальные, денотативные, окказиональные) синонимы. В результате предмет, подпадающий под определенное понятие, оказывается фоку­сом приложения многих понятий. Так, например, главный герой «Евгения Онегина» Пушкина назван в романе многими именами {Онегин, герой моего романа, добрый мой приятель, ребенок, дитя, ученый малый, педант, глубокий эконом, мой проказник, театра злой законода­тель, непостоянный обожатель очаровательных актрис, почетный граж­данин кулис...). Разумеется, многими именами могут быть названы предметы, существа, обозначаемые нарицательными именами. Так, в

¹ С другой стороны, предельно абсрагированное понятие, например число, также имеет бесконечный ряд обозначений. Так, единица выражается в бесконечном ряде

равенств: 1 = 3 — 2 = y = VT = 5 — 4ит. д.

одном газетном очерке уссурийский тигр был назван именами: тигр, огромная кошка, ночной разбойник, убийца, вредное животное, ценное и тщательно оберегаемое животное, полосатая кошка, «заклятый враг», прекрасный зверь, полосатое совершенство, полосатый бродяга, наш амурский тигр, царь тайги... Обозначая отдельные признаки предметов, существ, такие наименования одновременно выполняют в речи «сино­нимическую» роль, а точнее — функцию разноименования.

По мнению многих исследователей семантики слова, предметная, или перцептивная, функция слова как основного языкового знака одна из самых главных. В этой функции слово, или имя, выступает заме­стителем предмета. О способности слова выступать знаком как различ­ных связанных с ним мыслительных образований, так и собственно предмета Потебня писал: «Мысль наша по содержанию есть образ или понятие; третьего, среднего между тем и другим, нет; но на пояснении слова понятием или образом мы останавливаемся только тогда, когда особенно им заинтересованы, обыкновенно же ограничиваемся одним только словом. Поэтому мысль со стороны формы, в какой она входит в сознание, может быть не только образом или понятием, но и представлением или словом» (9, с. 126).

Г. Фреге, указывая на предикативную природу понятия, подчерки­вал, что слово как знак естественного языка обозначает его лишь в определенных своих употреблениях; обычно же слово обозначает пред­мет, который, по Г. Фреге, и выступает его значением (10, с. 182 и ел.). Г. Фреге считал, что логически строгое применение знаковой системы предполагает разграничение тех знаков, которые обозначают предмет или понятие. И в своем искусственном языке логических исчислений он такие знаки разграничивал. В естественном языке такие функции не разграничиваются в знаках; слово может обозначать в разных условиях речи предмет, понятие, отношение, не нарушая своего тож­дества. Эти обозначения словом выступают как его внутренние семан­тические функции, своего рода подвижки внутри семантического пространства, очерченного понятием как классификационной логиче­ской схемой.

А.Ф. Лосев рассматривал предметную, перцептивную функцию слова как весьма важную в развитии языка и мышления. Он, в частности, писал: «...Знак вещи всегда именно демонстрирует эту вещь, вырывая ее из смутного и непознаваемого (потому что нерасчленен-ного) потока действительности. Если мы обозначили данную вещь и если мы назвали данную вещь, то уже тем самым сделали ее предметом нашего ясного и расчлененного как ощущения, так и мышления. В этом смысле значение языка в истории мышления огромно. Едва ли даже вообще возможны история мышления, да и само мышление, если оно не оперирует обозначенными предметами» (5, с. 87).

ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА И ПОНЯТИЕ

О понятии как форме человеческого мышления, его связи с образом и способах выражения в языке мы говорили в § 57. Здесь мы обратим внимание на место понятия в семантической структуре слова и отличие понятия от значения.

В истории языкознания значение слова нередко отождествлялось с понятием. Большое влияние на такое понимание семантики слова оказало логическое направление в языкознании, которое, по сути дела, отождествляло значения таких единиц, как слово и предложение, с логическими категориями — понятием и суждением.

Учитывая обобщающую и классифицирующую природу значения слова, мы, разумеется, не можем пройти мимо понятия; и языкознание не может обойтись без обращения к этой форме мысли, которая находит выражение в языке и имеет закономерные отношения с единицами языка и их значениями. Понятие формируется в языке, его образование невозможно без участия слов, т. е. без выражения и закрепления с помощью слов признаков и отношений отражаемого предмета или явления действительности, обнаруживаемых и познава­емых в процессе человеческой деятельности. «Слово, — писал Потеб­ня, —...есть средство образования понятия, и притом не внешнее, не такое, каковы изобретенные человеком средства писать, рубить дрова... и проч., а внушенное самою природою человека и незаменимое» (4, с. 165).

Понятие определяют как мысль о классе предметов, как совокуп­ность существенных, отличительных признаков, по которым вычленя­ется из действительности определенный класс предметов или явлений. Поскольку понятие представляет собой совокупность вычлененных и познанных признаков, оно не может быть одноактным. Поэтому слово само по себе не выражает содержания понятия, оно служит только указанием на него, его представителем, знаком. «Всякое суждение есть акт апперцепции, толкования, познания, так что совокупность сужде­ний, на которые разложился чувственный образ можем назвать анали­тическим познанием образа. Такая совокупность есть понятие» (9, с. 120). Поэтому истоки научного познания действительности восходят к общеупотребительному языку, начинаются с формирования в нем понятий: «...Единственный строительный материал науки есть поня­тие, составленное из объектированных уже в слове признаков образа» (4, с. 195).

И образ, и понятие, как определенные формы человеческой мысли, характеризуются единством и общностью; это единство и общность не являются исключительным созданием слова. Несмотря на субъектив­ность форм человеческой мысли, это единство и общность зависят от отражаемой действительности. «Понятие, — писал Потебня, — развива­ет только то, что дано уже до него» (4, с. 218). Одновременно понятие

характеризуется ясностью мысли, поскольку оно представляет собой совокупность вьщеленных и познанных признаков. Вьщеление призна­ков есть одновременно систематизация и классификация обозначае­мого предмета. Понятие — это классифицирующая и квалифи­цирующая мысль. В понятии по мере отвлечения отличительных, существенных признаков исключается все случайное и развивается определяющее, необходимое. Поэтому формирующиеся в течение весь­ма длительного времени в общеупотребительном языке понятия явля­ются предтечей, порогом, с которого начинается образование и развитие собственно специальных, научных понятий.

Из сказанного становится очевидным, что слово является необхо­димым средством формирования и обозначения понятия, иными сло­вами, — познания действительности и закрепления этого познания в языковом знаке. «Как без языка, — писал Гумбольдт, — невозможно образование понятия, так без посредства его недоступен нашей душе никакой предмет: даже внешние предметы получают для нее полную существенность только при посредстве понятия» (11, с. 56).

Многие ученые отождествляют значение слова и понятие. Однако в свете сказанного для такого отождествления нет достаточных осно­ваний. Приведем высказывания сторонников такого подхода.

Л.В. Щерба: «...В основе «значений» так или иначе лежат понятия» (12, с. 4).

Д.С. Кацнельсон: «...Значение слова в своем концептуальном содержании соответ­ствует формальному понятию» (13, с. 19).

Ю.Д. Апресян под значением понимает «наивное понятие» (14, с. 56, 69).

Л.С. Выготский: «Значение слова с психологической стороны... есть не что иное, как обобщение или понятие. Обобщение и значение суть синонимы» (15, с. 262).

С другой стороны, весьма распространено и противоположное мнение, что значение слова и понятие — явления разного порядка; они самостоятельны и не соотносительны, будучи категориями разных наук и обладая не тождественным содержанием. К тому же если значения слов, как элементы конкретных языков, национальны, то понятие — категория мышления, имеющая общечеловеческий характер. Понятие — единица логического, а не лингвистического анализа. Оно может быть выражено различного рода сочетаниями слов, в то время как речь идет о значении отдельного слова и т. д. Однако эти полярные точки зрения вызывают замечания.

Уже в силу сказанного о слове и образе мы не можем отождествить значение и понятие. Как и образ, значение слова формируется одно­временно с образованием слова, чего нельзя сказать о понятии, что подчеркивали как языковеды, так и логики. Потебня, например, писал: «Слово не одним присутствием звуковой формы, но и всем своим содержанием отлично от понятия и не может быть его эквивалентом или выражением уже потому, что в ходе развития мысли предшествует понятию» (16, с. 68). В некотором противоречии со своей приведенной

выше мыслью Л.С. Выготский утверждает: «Название никогда не бывает в начале своего возникновения понятием» (15, с. 144—145). Из контекста явствует, что автор имеет в виду первоначальное неравенство образа и значения понятию. Точка зрения на понятие, в сущности, тождественна пониманию Потебни.

Об известной самостоятельности понятия по отношению к слову и значению слова пишет современный исследователь понятия Е.К. Вой-швилло: «Понятие не может возникать и существовать вне слова, поскольку оно есть специфически словесная форма отражения пред­метов, но оно нередко возникает и существует вне того слова, значе­нием (смыслом) которого оно может стать. Последнее вводится как сокращение для выражения уже возникшего понятия... Таков естест­венный путь введения специальных терминов» (17, с. 125).

Решительным противником отождествления значения слова и по­нятия был А.Ф. Лосев: «Теория тождества гласит, что значение слова есть попросту выражаемое им понятие. Это совершенно неверно. Слово может выражать не только понятие, но и любые образы, представления, любые чувства и эмоции и любую внесубъектную предметность. Кроме того, если значение приравнивается к понятию, то язык оказывается излишним, то есть он попросту превращается в абстрактное мышление понятиями» (5, с. 75).

Понятие формируется по результатам человеческой деятельности, направленной на отражение и познание предметов и явлений опреде­ленного круга, попавших в сферу человеческих интересов и опыта. Результаты этой деятельности так или иначе отражаются в языке. Понятие как форма человеческого мышления, а следовательно, и форма человеческого знания о действительности, не может быть осуществлена, сформирована и закреплена вне языка. Но собственный знак этого понятия отнюдь не обязательно образуется в языке одно­временно с формированием понятия. Таким образом, возникновение нового слова происходит отнюдь не одновременно с образованием понятия; формирование нового понятия может происходить без уча­стия того слова, которое станет знаком этого понятия.

Представляется также не доказательным то мнение, что значение и понятие семантически совершенно самостоятельные, не пересекаю­щиеся в какой-либо части семантические явления.

Понятие может быть выражено как отдельным словом, так и тем или другим сочетанием слов. Однако такой характер обозначения и выражения понятия не может служить достаточным основанием для отказа от его использования при изучении значения слова, поскольку оптимальным знаком понятия в языке остается слово. И однословные и неоднословные обозначения понятия в речи и языке отражают определенные языковые и мыслительные процессы. Как замечал По­тебня, слово служит средством как «сгущения», «конденсации» мысли, так и ее расчленения. И возможность расчлененного обозначения

8 я-45 225

понятия (раскрытие его содержания, приведение его признаков) не может служить доводом исключения его исследования в языкознании в случае его неоднословного обозначения.

На замечание, что понятие — общечеловеческая категория, а зна­чение — национальная, а потому некорректно использовать эту кате­горию в лингвистических исследованиях, можно ответить следующее. Обобщение, классификация и квалификация отражаемых языком дей­ствительных фактов по их существенным, отличительным признакам происходит в форме мышления — понятии. Было бы совершенно неправомерным исключить из круга лингвистических исследований и научного аппарата эту общую сторону лексических единиц, сущест­венную и определяющую, только потому, что она названа термином, вышедшим из логики, но давно применяемым в языкознании. Именно понятие придает слову обобщающую силу.

Понятие, входящее в значение слова в качестве его семантического ядра, также национально, как и само значение — по своему содержа­нию и объему. Достаточно сравнить значения слов, обозначающих предметы одного порядка в разных языках, чтобы убедиться в своеоб­разии выражения обобщения. Такие слова различаются охватом обоз­начаемых предметов, фразеологическими связями, оттенками значений, коннотацией и др. Как форма человеческого мышления понятие (подобно другим абстрактным формам мышления) — обще­человеческая категория. Но в действительности оно формируется и выражается в определенном языке и потому не может быть свободным от тех или других национальных особенностей. Нет вненациональных понятий, когда речь заходит о национальных языках. Даже общенауч­ные понятия получают в национальных терминологиях определенные национальные особенности.

О выражении понятия словами различных частей речи см. § 57.

Детальная разработка теории образности и понятийности слова в русском языкознании принадлежит Потебне и его ученикам, предста­вителям Харьковской филологической школы, развившим основные положения своего учителя. Образ и понятие как формы содержания, связанные со словом, равно необходимы в языке и равно предполагают друг друга на протяжении всей доступной наблюдению истории языка и мышления.

ЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ

Многие видные отечественные ученые выделяют в слове наряду со значением смысл слова. Если значение понимается как категория языковая, социальная, свойственная всему говорящему коллективу, то смысл — явление индивидуальное, образующееся в конкретных усло­виях речи. Смысл — это отдельная реализация значения в речи; это 226

единство абстракции (обобщения, логической или семантической схе­мы) и отдельного, отражаемого в нашем сознании предмета, подпада­ющего под это обобщение, а также и нашего отношения к этому предмету. Логическая схема служит здесь средством организации, формой определенного содержания. Она остается за порогом сознания общающихся, выполняя лишь роль указания — в целях взаимопони­мания и то до известного предела — на предмет. Слияние абстракции (общего) с отражаемым предметом действительности создает органич­ность смысла как семантического явления.

Значения, которыми говорящий владеет в отвлечении от употреб­ления, сами по себе не порождают мысль. Эти значения, стихийно усвоенные говорящими, востребуются в практике общения, в деятельности людей для отражения и обозначения предметов и явлений действительности, вошедших в их опыт. Функционально значения существуют, активизируются в единстве с этим отражением, извлекаются из него. Они необходимы для такого отражения, будучи хранителями обобщенного опыта в понятиях, т. е. в мыслях о классах предметов и явлений.

Разумеется, не каждое применение значения порождает в речи особый смысл слова. В обиходном употреблении языка, в его перцеп­тивной функции применение слова ограничивается его предмет­ной отнесенностью; слово выступает заместителем предмета. В таком применении интроспективно, в сознании говорящего отсут­ствует не только особый смысл, но и само значение (см. об этом: 18, с. 276).

Различие между значением и смыслом было постоянно в кругу творческих интересов В.В. Виноградова. «Лексические формы слова, — писал он, — социально осознанные и общие всему коллективу, необ­ходимо отличать от форм индивидуального словоупотребления. В этом отношении значение, как устойчивый конструктивный элемент лек­сической формы слова, отличается от случайного, «окказионального» смысла слова, от его индивидуального применения.

Смысл — это не только индивидуально-стилистические оттенки, та
неповторимая атмосфера интеллектуальных и эмоциональных оберто­
нов, которою облекается слово в данной форме, в данном контексте,
те субъективные применения, которые получает слово, вовлекаясь в
разнообразные контексты речи и действительности... Следовательно,
значение — понятие лексическое, смысл — стилистическое. Конечно,
новый смысл, наслоившийся на слово, легко может превратиться в
жаргонное, групповое и даже общелитературное значение этого слова»
(19, с. 120).,

Если в обычной речи, в общеупотребительном языке формирование индивидуальных смыслов (за вычетом «предметной отнесенности»), с их семантическими приращениями, эмоциональными и стилистиче­скими наслоениями и обертонами — явление нечастое и не всегда

ощущаемое говорящими, то в языке художественной литературы, рассчитанном на рефлексию слова, смысл — обычное явление; он не равняется общеупотребительному значению или «предметной отнесен­ности». Образованию индивидуальных смыслов в художественной речи способствует эстетическая, художественная, изобразительная роль сло­ва в произведении. Тот же В.В. Виноградов в связи с этим пишет: «Смысл слова в художественном произведении никогда не ограничен его прямым предметно-номинативным значением. Буквальное значе­ние слова здесь обрастает новыми, иными смыслами (так же, как значение описываемого эмпирического факта вырастает до степени типического обобщения). В художественном произведении нет и во всяком случае не должно быть слов немотивированных, проходящих только как тени ненужных предметов» (20, с. 230).

Нередко для правильного понимания смысла слова или выражения необходимо знание всего художественного произведения, о чем также пишет В.В. Виноградов: «В контексте всего произведения слова и выражения, находясь в тесном взаимодействии, воспринимаются в сложной и глубокой перспективе целого» (20, с. 234). Закономерно встает вопрос о сочетании смыслов внутри целого художественного произведения, — вопрос, который не разработан в языкознании (19, с. 228).

Из сказанного явствует, что для понимания смысла недостаточно знания общепринятого, общеязыкового значения слова. Необходимым оказывается осмысление контекста или многих контекстов употребле­ния слова либо целого произведения, а иногда, на определенных этапах развития общества, особенно на поворотных пунктах этого развития, — необходимо учитывать характер общественного сознания, восприятие слов той или другой сословной средой, ее оценки в изменившихся общественных условиях. Короче говоря, в определенных обществен­ных условиях слова приобретают известный социальный, политиче­ский, эстетический и иной смысл.

Индивидуальным смыслом, например, наделены заглавия художе­ственных произведений; он образуется на основе содержания всего художественного произведения и является как бы его символом (ср.: «Мертвые души», «Демон», «Обрыв», «Отцы и дети», «Идиот», «Бесы», «Яма», «Скифы», «Чайка», «Тихий Дон», «Котлован», «Пожар» и др.).

Вопрос о смыслах — традиционная тема в литературоведении, сти­листике художественной речи. И это неслучайно, поскольку именно в художественной речи, рефлексивной по своей природе, обращенной к воображению читателя, слово раскрывает все свои потенциальные — изобразительные, образные, эстетические, эмоциональные, стилисти­ческие, музыкальные и др.— возможности. О роли слова в поэзии В.Г. Белинский писал: «Каждое слово в поэтическом произведении должно до того исчерпывать все значение требуемого мыслию целого произведения, чтоб видно было, что нет в языке другого слова, которое 228

тут могло бы заменить его. Пушкин и в этом отношении величайший образец: во всех томах его произведений едва ли можно найти хоть одно сколько-нибудь неточное или изысканное выражение, даже сло­во...» (21, с. 694).

Следует обратить внимание на весьма примечательную, на наш взгляд, особенность смысла. В силу своей индивидуальности, конкрет­ности и неповторимости условий своего образования, смыл, подобно идее музыкального или живописного произведения, допускает игру ассоциаций и потому предоставляет читателю или слушателю простор в субъективном понимании обозначаемого. Это не недостаток смысла, а, напротив, одна из положительных его черт. Смысл приближает знак предмету как множеству признаков, не делая знак математически отвлеченным символом. Неслучайно Потебня справедливо считал, что с помощью «дальнейшего», т. е. субъективного, личного, значения может достигаться большая объективность в действительном познании предмета по сравнению с «ближайшим», народным значением. Кстати сказать, первое значение он в определенных контекстах называл и смыслом слова. Поэтому раскрытие смыслов слов художественного текста связано со значительными трудностями. Смыслы могут угады­ваться как второй семантический план, подтекст, а возможно и рас­считаны на известную недоговоренность, заставляющие читателя усиленно размышлять над контекстом слова либо над художественным и идейным содержанием целого произведения.

Например, смыслы синонимов в заключительной сцене «Бориса Годунова» существенно различаются: «Мосальский. Народ! Марина Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы. Народ в ужасе молчи т.— Что же молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович! Народ безмолствует». В этом небольшом отрывке, которым заканчивается трагедия, трижды повторены названия одного и того же действия. В обращении Мосаль-ского к простому народу естественно употребляется нейтральный глагол молчать. Синонимическое нагнетание (амплификация) усили­вает значимость обозначаемого действия, сосредоточивает на нем внимание, заставляет искать смысл общего длительного безмолвия народа. Синоним безмолвствует (ведь никто не провозглашает здра­вицу в честь нового царя, как обычно бывает в таких случаях) — это выражение кульминации осознаваемого народом отношения к проис­ходящему, его молчаливый протест; ей соответствует стилистически возвышенный тон слова с ярко выраженной внутренней формой. Трагедия, подобно финалу симфонии, обрывается на высокой эмоци­ональной ноте, хотя, каз& тось бы, последняя сцена и заканчивается глубоким оцепенением народа, пораженного содеянным.

Творческое владение языком увеличивает субъективизм, основани­ем которого при этом служат общеязыковые значения. Можно сказать, что субъективизм, образование индивидуальных смыслов нередко вы-

ступает в виде направленного семантического движения от общеупот­ребительного значения. Здесь обнаруживается соотношение между «ближайшим» (общим) и «дальнейшим» (субъективным) значением. Например, в толковых и синонимических словарях не указывается на какие-либо семантические отличия между значениями слов родина и отечество. Между тем преломление «ближайших» значений этих слов в сознании говорящих, т. е. в связях и ассоциациях с другими поня­тиями и представлениями, отражающими внутренний мир говорящего, его отношение к стране, может быть весьма индивидуальным и свое­образным. Однако у выдающихся знатоков русского языка это свое­образие смыслов тем не менее не порывает связей с семантическим содержанием и коннотациями общеязыковых значений этих слов, а напротив, находит в них опору. Ср., например, смыслы этих слов у М. Пришвина: «В чувстве природы таится, как я понимаю, мое чувство родины, в делах же моих определяется мое отечество. Проще говоря, все мое странничество, вся моя «охота» исходит из моего чувства родины, а собрание моих сочинений, — это мой паспорт в отечество» («О творческом поведении»).

Очевидно, что примеры образования индивидуальных смыслов в художественном тексте можно увеличивать бесконечно.

Категорией смысла занимается не только языкознание и стилисти­ка художественной речи, но и другие науки, в частности психология и философия. Л.С. Выготский следующим образом характеризует смысл и значение слова: «Смысл слова... представляет собой совокупность всех психологических фактов, возникающих в нашем сознании благо­даря слову. Смысл слова... оказывается всегда динамичным, текучим, сложным образованием... Значение, напротив, есть тот неподвижный и неизменный пункт, который остается устойчивым при всех измене­ниях смысла слова в различном контексте» (15, с. 385).

Обобщая различные взгляды языковедов и психологов на смысл и значение, другой видный советский психолог А.Н. Леонтьев дает развернутую характеристику смыслу: смысл — это «зачаточный образ», «зачаточное действие», «совокупность всех психических явлений, вы­зываемых словом в сознании», «сложное контекстное значение» и др. Эти определения смысла исходят из понимания автором смысла как того, «что создается в индивидуальном сознании значением» (18, с. 280). Согласно А.Н. Леонтьеву, смысл и значение интроспективно слиты в сознании, но тем не менее они имеют разную основу и изменяются по разным законам. Смысл не содержится потенциально в значении. Смысл порождается не значением, а жизнью. Смысл есть смысл чего-то. «Сознание как отношение к жизни раскрывается перед нами как система смыслов... Развитие смыслов — это продукт развития мотивов деятельности» (18, с. 280). Здесь, однако, необходимы неко­торые уточнения. Смысл не порождается без участия значения. Смысл рождается в конкретной «встрече» значения и жизни, ее неповторимых 230.

проявлений. Смысл есть, таким образом, органическое единство об­щего и единичного. Из смыслов в конечном итоге извлекается и само значение, что не исключает индивидуальности смыслов. Такова вообще диалектическая формула категории отдельного.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. S: Какой способ связи слов представлен в словосочетании ЧЕРЕЗ ПОСТОРОННЕГО?
2. S: Определи тип словосочетания ЧАШКА КОФЕ?
3. VI. Морфемный анализ словоформы
4. X. Анализ глагольной словоформы
5. XVI.1. Понятие о способностях и их природе.
6. В каком ряду во всех словах выделенные морфемы являются словоизменительными (морфообразующими)?
7. Введение 1-3. Предложение. Синтаксический разбор словосочетания и предложения. Основа. Типы сложных предложений. Нормативное построение словосочетания и предложения.
8. Вводные слова и словосочетания
9. Виды синтаксической связи в словосочетании и в предложении
10. Виды синтаксической связи слов в словосочетании
11. Вода в природе. Её свойства и значение.
12. Все в природе стремится к прибыли