Лингвистическая сущность диалекта

 

Диалектология представляет собой важную составную часть лингвистики, занимающуюся вопросами террито­риальной дифференциации и территориального варьиро­вания языка.

Объектом диалектологии являются диалекты — разно­видности языка, служащие средством общения местных жителей на определенной территории и характеризующие­ся относительным единством языковой системы [ 35, 15]. В системе форм существования современного немецкого национального языка диалект противопоставлен литера­турному языку, который при выявлении характерных признаков диалекта выступает в качестве полярно конт­растной величины. При сопоставлении с этой величиной диалект обнаруживает целый ряд своеобразных струк­турных и функционально-типологических черт, причем первые нередко бывают обусловлены вторыми. Диалект как одна из форм проявления немецкого языка существовал задолго до времени формирования единого национального литературного языка и намного старше этого последнего. Поэтому широко распространенный в немецкой грамматической литературе в период борьбы за окончательное установление единства норм нацио­нального литературного языка (середина XVI — начало XIX вв.) взгляд на местные диалекты как на «испорчен­ный» литературный язык (verderbte Schriftsprache), бы­тующий и по сей день в обывательском представлении, является антинаучным [ 20, 63—64, 93, 5]. В понимании лингвистической сущности диалекта меж­ду современными немецкими диалектологами нет пол­ного единства. Правда, они довольно единодушно откло­няют гипотезу представителей «порождающей граммати­ки», трактующих диалектную дифференциацию как варьи­рование на уровне поверхностной структуры при на­личии общей с литературным языком глубинной струк­туры. Подобная концепция, сложившаяся на основе наблюдений над языковой ситуацией в США, не подходит для объяснения лингвистической сущности немецких диалектов [ 93, 4].

Отдавая предпочтение структурно-лингвистическому под­ходу к этому вопросу, Г. Лёффлер склонен рассматри­вать диалект в плане его внутренней структуры как «подсистему» (Subsystem) доминирующей над ней язы­ковой системы более высокого ранга. Если языковую систему условно обозначить буквенным символом S, то диалект как одна из её подсистем может быть обозна­чен буквенным символом S₁. Необходимое условие связи между языком и его диалектом заключается в том, чтобы расхождения между S и S₁ на всех языковых уровнях не нарушали обоюдной взаимопонимаемости. Согласно этой концепции диалект представляет собой вариант определенной языковой системы при условии сохране­ния взаимопонимания [ 93, 4].

Как отмечает Г. Лёффлер, четкие критерии установления того предела расхождений, за которым начинается нару­шение взаимопонимания, еще не определены. Некоторые лингвисты допускают, в частности, в сфере морфоноло­гии лишь вполне определенные системные отклонения, превышение которых свидетельствует о наличии не языка и его диалекта, а двух самостоятельных языков [ 93, 4]. Разные диалекты не обязательно должны иметь одина­ковую степень системной близости с тем языком, разно­видностями которого они являются. Если, например, диалект А обнаруживает сильную степень близости с языковой системой S, а диалект В ею не обладает, то тем не менее А и В могут рассматриваться как диалекты S при условии наличия системной близости между А и В. Данное положение, по мнению Г. Лёффлера, особенно существенно при изучении диалектов немецкого языка. Сосуществующие во времени и территориально диалекты немецкого языка складывались, как правило, не путем «отпочкования» их друг от друга, но благодаря разному развитию из общей основы. Поэтому для установления родства между ними недостаточно прямого сопоставле­ния их систем друг с другом (которое, подчас, бывает затруднено или вовсе невозможно). Необходимо систе­му каждого из них прежде соотнести с исторически пред­шествовавшей общей ступенью (обычно — системой средневерхненемецкого языка), а затем через посредство последней устанавливать закономерные соответствия между ними. Подобный подход, при котором синхронные системы сопоставляются друг с другом опосредованно, благодаря соотнесению их с общим диахроническим «срезом», называется диасистемным [ 77, 20 и сл.; 93, 4]. Трактовке немецких диалектов как вариантов одной языковой системы препятствует наличие, подчас весьма значительных, расхождений между системами разных диалектов, с одной стороны, и между системами диалек­тов и системой немецкого литературного языка, с другой. Более убедительной представляется концепция Я. Гос­сенса, рассматривающего диалекты как совокупность сходных между собой систем, каждая из которых в свою очередь имеет собственные разновидности. Подобное множество систем, структурное своеобразие которых вы­является только в их соотнесённости друг с другом, с определённым литературным языком и с общим исход­ным диахроническим «срезом», Я. Госсенс называет диасистемой [ 78, 37]. Предпосылкой существования диа­системы является, во-первых, структурное сходство вхо­дящих в неё систем со всеми другими системами данного множества, и, во-вторых, определённое количество раз­личий между ними.

Структурное сходство составляет необходимое условие для объединения языковых систем в единую диасистему. Оно является следствием генетического родства, т. е. общего происхождения этих систем, и, частично, резуль­татом позднейшего взаимодействия и заимствований из одной системы в другую, Столь же важны и расхождения между системами, поскольку без них существовала бы лишь одна единая система.

По признаку наличия структурного сходства и расхож­дений отношения между системами диалектов одного языка в известной мере уподобляются отношениям меж­ду системами близкородственных языков, однако, с тем принципиальным отличием, что системы близкородст­венных языков не образуют единой диасистемы. По­скольку близкородственные языки могут обнаружить большую близость друг другу в структурном отноше­нии, чем диалекты некоторых языков [ 45, 14], структур­но-лингвистические критерии, взятые сами по себе, нельзя считать достаточно надёжными при выявлении диалектной диасистемы того или иного языка. Для раз­граничения близкородственных языков и диалектов од­ного языка, а также для определения того, какие диалек­ты входят в одну диасистему, в языкознании уже сравнительнодавно применяется критерий взаимопонимаемости [ 40, 452]. Данный критерии основывается на признании того, что если люди понимают друг друга в процессе общения, то, следовательно, они говорят на одном и том же языке и, напротив, если люди не пони­мают друг друга, то по-видимому, они говорят на раз­личных языках [ 45, 13], При всей убедительности наз­ванного критерия, опирающегося на основную функцию языка как средства общения между членами одной и той же речевой общности, он оказывается недостаточно надежным при определении границ диасистемы, в ко­торую входят диалекты современного немецкого языка. Именно при конфронтации немецкоязычных диалект­ных ареалов нередко наблюдается парадокс, когда про­цесс коммуникации внутри одной языковой общности не может осуществиться в силу взаимного непонимания участников акта общения. По свидетельству Я. Госсеиса, с подобным парадоксом можно столкнуться, если жи­тели Гольштинии и Баварии попытались бы вступить в общение, используя при этом местные диалекты [ 78, 7—8].

Вследствие недостаточности критерия взаимопонимаемости для выявления диасистемы, образуемой диалек­тами современного немецкого языка, Я. Госсенс предлага­ет использовать с этой целью наряду с критерием гене­тического родства критерий «кровли» (Ü berdachung), образуемой над диалектами соответствующим литера­турным языком (у Я. Госсенса „Kultursprache“; [ 78, 42]). Экстралингвистическому критерию определения общно­сти диалектов по литературному языку, выдвинутому уже в конце 50-х годов советскими диалектологами [ 2, 261], советские лингвисты придают большое значение при выделении и отграничении диалектов близкородст­венных языков [ 48; 45, 4, 40; 452]. Особенно важен названный критерий в таких случаях, когда непосредственно соприкасаются диалекты двух или более близкородственных языков, связанные между со­бою цепью непрерывных постепенных переходов. Когда диалекты какого-либо языка граничат с диалектами не близкородственных языков, признаком принадлежности диалекта к той или иной диасистеме может явиться раз­рыв в цепи междиалектных переходов. Положение ос­ложняется, если на территории распространения двух или более близкородственных национальных языков представлены диалекты, между которыми имеются лишь постепенные переходы. Подобная языковая ситуация характерна, согласно Я. Госсенсу, в Европе для приле­гающих друг к другу пограничных районов Франции и Италии, Испании и Португалии, Югославии и Бол­гарии, а также ФРГ и Нидерландов [ 78, 42—43]. В таких случаях для определения того, диалектами какого именно из граничащих близкородственных языков явля­ется исследуемый диалект, необходимо установить соот­несённость последнего с соответствующим литературным языком, который признан на данной территории уни­версальным средством общения и образует вершину («кровлю») иерархически организованной макросистемы определённого национального языка. Таким образом для отнесения того или иного диалекта к диалектной диасистеме немецкого языка существенно, чтобы на территории его распространения в качестве универсального средства общения использовался не­мецкий литературный язык.

Как показывает Я. Госсенс [ 78, 43], распространенное мнение о том, что в цепи постепенных переходов между диалектами современного немецкого языка и диалектами современного нидерландского языка нет разрыва, не совсем верно. Непрерывность представлена в сфере фонетики и морфологии, однако в словарном составе за последние столетия накопились значительные различия, которые объясняются тем, что диалекты по обе стороны политической границы заимствуют для обозначения но­вых предметов или понятий слова из соответствующего национального литературного языка. Так, если по одну сторону границы используются приспособленные к про­износительным нормам определенного диалекта слова немецкого литературного языка Dü senjä ger, Fahrrad, Fernsehen, Feuerzeug, Mofa, Reiß verschluss, Zeitung и т. п., то по другую сторону границы употребляются уже лексе­мы нидерландского литературного языка straaljager, fiets, televisie, aansteker, bromfiets, ritssluiting, krant и т. п. в диалектной огласовке. По-видимому, и синтаксиче­ский строй диалектов подвергается сильному влиянию соответствующего национального литературного языка. Хотя диалекты по обе стороны границы явно развива­ются в разных направлениях, вполне вероятно, что на территории Нидерландов вблизи границы имеются диа­лекты, которые по структурным особенностям ближе к немецкому языку, а на территории ФРГ — диалекты, сбли­жающиеся по своим структурным особенностям с ни­дерландским языком.

Таким образом критерий общности по литературному языку (у Я. Госсенса — критерий «кровли») вносит в принципы разграничения диалектов близкородственных языков прагмалингвистический момент. Чисто структур­ная методика разграничения, использующая только кри­терий генетического родства, в состоянии выявить лишь широкую переходную полосу между диалектами обоих типов.

Большую сложность представляет вопрос об отнесении к определенной диасистеме диалектов, которыми поль­зуется местное население в пограничных районах меж­ду ФРГ и Данией. Я. Госсенс отмечает, что южнее этой политической границы в ряде общин Северного Шлезвига жители говорят на диалектах, которые по струк­турным особенностям примыкают к северногерманской группе, точнее — к датскому языку. Принимая во вни­мание более ярко выраженную структурную близость названных диалектов к датскому языку, а также основы­ваясь на том, что в области их распространения в ФРГ представлено двуязычие и функции универсального над-диалектного средства общения наряду с немецким ча­стично выполняет современный литературный датский язык, Я. Госсенс относит их к датским диалектам. Исходя из критериев генетического родства и общности по литературному языку, Я. Госсенс определяет не­мецкие диалекты как «родственные немецкому литера­турному языку (в плане синхронии: выводимые из не­мецкого литературного языка) диалекты, на которых го­ворят на территории, где функции универсального сред­ства общения (Kultursprache) выполняет немецкий и никакой иной, более близко родственный язык» [ 78, 49]. При отнесении диалекта к определенной диасистеме важно принимать во внимание оба критерия одновре­менно — и критерий генетического родства, и критерий общности по литературному языку. Критерий общности по литературному языку без критерия генетического родства так же мало эффективен, как и критерий гене­тического родства без критерия общности по литератур­ному языку. Так, славянские лужицкие диалекты не могут быть отнесены к числу немецких диалектов, хотя на территории их распространения в функции литературного языка выступает немецкий, поскольку их не свя­зывает с последним генетическое родство.

В системе форм существования немецкого языка между двумя полюсами — диалектом и литературным языком находится многослойная макросистема обиходно-раз­говорного языка, областные разновидности которого по признаку территориальной дифференцированности обнаруживают черты, сближающие их с диалектами. От диалекта последние отличаются охватом более ши­рокой территории и даже известной надтерриториальностью, а также большим диапазоном коммуникативных функций (подробнее см. главу II). Для отграничения диалекта от обиходно-разговорного языка и его терри­ториальных разновидностей в чисто структурном плане Я. Госсенс предлагает учитывать число правил, необ­ходимых для преодоления различий между литературным языком и диалектом. Он отмечает, в частности, что для преобразования высказываний на диалекте в соответ­ствующие предложения литературного языка (в отли­чие от высказываний на обиходно-разговорном языке той же местности) требуется максимальное число пра­вил [ 78, 21].

Тем самым подчеркивается бó льшая структурная отда­ленность диалекта от литературного языка по сравнению с использующимися в том же регионе пластами обиходно-разговорного языка.

По своей лингвистической сущности диалект, таким образом, отличается от обиходно-разговорного языка. Если диалект, как было показано выше, представляет собой по отношению к литературному языку особую язы­ковую систему, находящуюся типологически в близком генетическом родстве с языковой системой литератур­ного языка, то обиходно-разговорный язык, генетически сложившийся в результате взаимодействия литератур­ного языка и диалектов, следует рассматривать, скорее, как вариант языковой системы, отраженной в литера­турном языке, В настоящее время обиходно-разговорный язык (во всех своих разновидностях) имеет статус язы­ковой системы, а отнюдь не является спонтанным ре­чевым «сплавом» литературного языка и диалекта, рож­дающимся в процессе применения первого носителем второго. Прежде всего, он характеризуется надтерриториальностью, поскольку возникнув в одном регионе, он может быть заимствован и распространиться в другом (ср., например, употребление обиходно-разго­ворного языка верхненемецкого типа в нижненемецком диалектном ареале). Все типы обиходно-разговорного языка — от сближающегося с диалектом до обиходно-разговорного языка литературного типа — усваиваются как система с соблюдением соответствующих фонетиче­ских, грамматических и семантических норм и использу­ются в процессе коммуникации лицами, не владеющими диалектом и не говорящими на нём (Nichtmundartsprecher) [ 114, 171]. В целом ряде случаев очевидно, что говорящий, пользуясь обиходно-разговорным языком, вовсе не стремится приблизиться к литературному языку или разговорному языку литературного типа, посколь­ку эти формы существования языка представляются ему не соответствующими коммуникативной ситуации, т. е. слишком неестественными (gekü nstelt). Как показали наблюдения над употреблением берлинского варианта обиходно-разговорного языка, проведенные Г. Шёнфель-дом, подобная мотивация часто характерна для молодежи в возрасте от 16 до 20 лет (ср. [ 114, 171]). Таким образом, по своей структурной организации оби­ходно-разговорный язык входит в одну диасистему с лите­ратурным языком как один из вариантов системы этого последнего, как его подсистема (Subsystem), тогда как диалекты со своими очень древними и специфическими языковыми системами объединяются в другой, особой диасистеме (ср. [ 80, 406]). Это деление сложной системы современного немецкого языка по структурным призна­кам на две диасистемы не совпадает полностью с его членением на основании функционально-типологических критериев, в соответствии с которым три формы сущест­вования языка, называемые также его «регистрами» или «субкодами» (Subcodes; [ 80, 404]) — литературный язык, обиходно-разговорный язык и диалекты входят в объе­диняющую все их систему национального языка (под­робнее см. главу II).

Для обозначения объекта диалектологии в немецком языке используются термины — (der) Dialekt и (die) Mundart, которые большинством немецких диалектологов употребляются как синонимы [93, 91. Первое из них пред­ставляет собой греко-латинское заимствование, которое в латинизированной форме dialectus впервые отмечено у Ф. Шпее в 1634 г. В 1749 г. у К. Рамлера зафиксирована онемеченная форма данного заимствования — der Dialect.

Бó льшая часть носителей современных немецких диалек­тов обычно называет этим (по происхождению — иноязыч­ным) словом родной говор своей местности [ 93, 2]. По сви­детельству Г. Протце данный термин им нередко более знаком, чем исконно немецкое обозначение die Mundart [ 101, 312]. Последнее было введено в 1640 г. Ф. фон Цезеном вместо прежнего Redart — «местная разновид­ность устной народно-разговорной речи» в качестве не­мецкого эквивалента и замены греко-латинских ученых терминов idioma, dialectus. Благодаря усилиям немец­ких грамматистов XVII в., в особенности Г. Ю. Шоттеля, использовавшего новый термин в своем авторитетном труде «Детальное исследование главного немецкого язы­ка» (Ausfü hrliche Arbeit von der Teutschen Haubt-Sprache, 1663), лексема die Mundart утвердилась в языке. Таким образом по происхождению слово (die) Mundart пред­ставляет собой искусственно созданный немецкий уче­ный термин, соответствующий заимствованному греко-латинскому термину (der) Dialekt. Наряду с употребле­нием лексем Dialekt и Mundart как терминологических дублетов в специальной литературе отмечены и случаи их дифференцированного использования. Например, Я. Гримм в своей «Истории немецкого языка» уподоблял Dialekte сучьям языкового древа (die Ä ste eines Sprach-Baumes), a Mundarten — веткам на сучьях (die Zweige an den Asten). А. Социн пользуется термином Dialekt применительно к территориальным вариантам пись­менного языка в диахроническом аспекте, тогда как Mundart охватывает у него устные формы разговорного языка.

В новейшей лингвистической литературе прослеживается тенденция к преимущественному употреблению терми­нов Dialektologie и Dialekt при обозначении соответ­ствующей научной лингвистической дисциплины, глав­ным образом, структурного направления и её объекта, тогда как использование терминов Mundartforschung и Mundart закрепляется за диалектологическими иссле­дованиями традиционного направления или ограничи­вается несобственно диалектологическими аспектами изу­чения территориального варьирования (в частности, этнографией). Примечательно в этом плане изменение (начиная с 1969 г.) названия журнала „Zeitschrift fü r Mundartforschung“ на „Zeitschrift fü r Dialektologie und Linguistik“.

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. II. ОБРАЗЦЫ ТЕКСТОВ НА НЕМЕЦКИХ ДИАЛЕКТАХ АВСТРИИ
2. Вопрос 19.Языковая (лингвистическая) классификация
3. Генеративистская лингвистическая парадигма
4. Глава 1 Овладение иностранным языком как психолингвистическая проблема
5. Глава 4. Психолингвистическая характеристика текста как универсального знака языка и средства осуществления речевой коммуникации
6. Казанская лингвистическая школа
7. Казанская лингвистическая школа.
8. Консерватизм и изменчивость диалекта
9. Лингвистическая концепция В. Гумбольдта.
10. Лингвистическая концепция Потебни.
11. Лингвистическая концепция Ф. де Соссюра
12. Лингвистическая концепция Ф.де Соссюра