Саморегуляция невротика и концепция терапевта

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 23Следующая ⇒

Любому, кто с интересом относится к различным школам и методам психотерапии (которые мы только что рассмотрели, конечно же, достаточно поверхностно), может прийти в голову новая мысль: человеческая природа в своей основе представлена по частям - верно, но лишь частично - в каждой из этих терапий. Она создает себя сама; и это творческое приспособление в благоприятных обстоятельствах само по себе является неотъемлемой чертой человеческой природы. Это - та же самая сущностная сила, которая является prima facie очевидной в любом заслуживающем внимания человеческом опыте. Задачей психотерапии является заручиться поддержкой сил творческого приспособления пациента без того, чтобы вынуждать его прийти в соответствие со стереотипами научной концепции терапевта.

Итак, мы вплотную подошли к вопросу отношений между возможностью непосредственной саморегуляции невротика и концепцией врача о человеческой природе, которую предстоит восстановить. Для пациента совершенно естественным будет следовать концепции врача; однако он, без сомнения, имеет и другие возможности. Следовательно, мы еще раз можем убедиться в важности предостережения Левина, которое было процитировано, не анализировать структуру актуальной ситуации в терминах, слишком далеко отстоящих от целого.

Можно рассмотреть эту ситуацию следующим образом: общепризнано, что «природа человека» (какой бы ни была концепция ) является сочетанием не только биологических, но и культурных факторов; и эти культурные показатели, особенно в нашем обществе, можно назвать крайне противоречивыми. Возможно, сосуществование противоположностей и есть определяющий параметр нашей культуры. Помимо этого, существуют, без сомнения, отличительные особенности личности и семьи. И все-таки, самым важным является самосозидание личности, ее творческое приспособление к различным обстоятельствам, начинающееся с самого рождения; и не только к чисто внешним «условиям», которые могут быть «нарушены», и не столько даже собственно «приспособление», сколько подлинный рост. Присутствие всех этих изменчивых и оригинальных факторов в пациенте делает очевидно желательной такую терапию, которая ориентируется на установленную норму настолько мало, насколько возможно, и пытается исходить максимально возможным образом из структуры ситуации, существующей здесь и теперь.

Следует заметить, что терапевт часто пытается навязать свой стандарт здоровья пациенту, и, когда это у него не получается, восклицает: «Саморегулируйтесь, черт бы Вас побрал! Я же объяснил Вам, что такое саморегуляция! ». Пациент делает одну попытку за другой, но у него ничего не выходит, и он попадает в атмосферу постоянных упреков: «Вы как мертвый», или «Вы ничего не хотите», - высказываемых частично в виде терапевтической интервенции, а частично в откровенном раздражении. (Вероятно, второе даже лучше.)

Обычно ситуация выглядит следующим образом: терапевт использует свою научную концепцию как общий план лечения, адаптируя ее к особенностям каждого пациента. Этой концепцией он намечает задачу, в ее рамках замечает сопротивления, решает их упорно преследовать или позволить им пока существовать; следуя своей концепции, он обнадеживается или отчаивается по поводу результатов. Каждый такой план - конечно, лишь результат абстрагирования от конкретной ситуации, но терапевт непременно уверует в эту абстракцию. Например, если показателем динамики при применении его метода является вегетативная энергия, и он использует физиологический метод, то он преисполняется надеждой, когда видит освобождение мускулов и усиление кровотока, и впадает в отчаяние, если пациент не может или не хочет делать упражнения. Ток крови (он уверен в этом) свидетельствует о положительной динамике. Однако, для наблюдателя другой школы ситуация могла бы выглядеть следующим образом: пациент действительно меняется в процессе воздействия на его тело врачебных манипуляций, или тех заданий, которые он проделывает сам по указанию терапевта. В контексте же «бытия самим собой» вне стен терапевтического кабинета оказывается, что пациент лишь изучил новую систему защиты против «угрозы извне», или, что еще хуже, научился вести себя так, как будто он всегда находится в кабинете. Конечно же, пациент очень скоро начинает верить в те же абстракции, что и его терапевт, каковы бы они ни были. В своей позиции наблюдателя за тем, как «что-то должно происходить», он видит, что захватывающие события действительно имеют место. Это придает его жизни совершенно иное измерение, и это стоит потраченных денег. В конечном счете, что-то и впрямь срабатывает.

Мы отдаем себе отчет, что все сказанное звучит несколько иронически; в конце концов, все мы находимся в одной лодке, скорее всего, это неизбежно. Но даже и в этом случае будет правильно называть лопату лопатой.

Следование за сопротивлением» и «интерпретация того, что появляется»

Позвольте нам поместить это положение в контекст классических противоречий между архаичной «интерпретацией всего, чтобы ни появлялось» и более поздним «следованием за сопротивлением» (в крайнем своем выражении это «характероанализ»). Эти подходы связаны неразрывно.

Обычно начинают с того, «что появляется» само по себе, - это то, что пациент спонтанно приносит в кабинет, будь то ночной кошмар, или недобросовестное отношение, или безжизненная речь, или сжатая челюсть - все, что когда-либо принесло ему неприятности. Но даже и в этом случае (что обычно не принимается в расчет) приход к врачу является в той же степени «защитой» против собственного творческого приспособления, сопротивлением собственному росту, в какой криком о помощи. В любом случае, терапевт начинает с того, с чем пациент пришел. Однако, доказано, что если слишком продолжительное время заниматься только тем, что предъявляет вам пациент, он начинает уклоняться и двигаться по кругу. Поэтому, как только становится заметным несомненное сопротивление (согласно используемой концепции), следует «нанести удар» по нему. Но в момент нанесения этого «удара», пациент, конечно же, изолирует опасное место и пускает в ход другую защиту. В связи с этим возникает проблема одновременной атаки на обе защиты для того, чтобы пациент не смог заменить одну другой. Но не означает ли это следования тому, что появляется и что приносит пациент? Однако, новая ситуация, конечно же, имеет большие преимущества: терапевт теперь понимает больше, поскольку он включен в ситуацию, которую сам отчасти создал; реакции, которые возникают, подтверждают его предположения или изменяют их направление; терапевт «врастает» в реальную ситуацию, внося в нее что-то от себя, он также сооружает собственную систему защиты против невротических элементов этой ситуации. И есть надежда, что в один прекрасный день структура невротических элементов, последовательно ослабленных, рухнет.

Так к чему мы клоним, давая такую до смешного запутанную картину происходящего? Мы хотим сказать, что «интерпретация того, что появляется» и «следование за сопротивлением» неразрывно связаны в реальной ситуации. И если в терапии происходит какой-то сдвиг, то и непосредственные реакции пациента, и невротическое сопротивление, и концепция терапевта, и его не-невротические защиты против того, чтобы его обманывали, им манипулировали, и так далее - все это постепенно разрушается. Именно концентрация на конкретной структуре актуальной ситуации дает больше всего надежды на растворение невротических элементов. И это означает, разумеется, менее ригидное цепляние за свою научную концепцию, чем это принято в данной профессии.

Двойной характер симптома

Структура ситуации - это внутренняя согласованность ее формы и содержания; и мы попробуем доказать, что концентрация на ней создает соответствующее отношение между текущей саморегуляцией пациента и концепцией терапевта.

Одним из величайших открытий Фрейда является обнаружение двойного характера невротического симптома: симптом является и выражением жизненной силы, и «защитой» против этой силы (мы предпочитаем говорить «самоподавляющая атака на собственную жизненность»). Теперь все терапевты сходятся в том, что следует «использовать здоровые элементы, чтобы сразиться с неврозом». Звучит очень мило, и подразумевает желание сотрудничать, врожденную честность, оргазм, желание быть хорошим и счастливым. Но что, если наиболее жизненные и творческие элементы - определенно «невротические», и для пациента характерна невротическая саморегуляция?

Этот вопрос очень важен. Обычно упоминание об использовании здоровых элементов подразумевает, что невроз - просто отрицание витальности. Но не является ли фактом то, что невротическая саморегуляция поведения имеет положительные черты, часто творческие, иногда отмеченные очень высокими достижениями? Очевидно, что невротическую направленность невозможно считать только негативным явлением, поскольку она в действительности оказывает сильное формирующее воздействие на пациента, а положительный эффект нельзя объяснить отрицательной причиной.

Если основная концепция здорового человеческого характера (какова бы она ни была) правильна, тогда все вылеченные пациенты становились бы похожими. Тот ли это случай? Скорее уж можно заметить, что, достигнув здоровья и спонтанности, люди начинают быть более разными, максимально непредсказуемыми и «эксцентричными». Это как раз невротики определенного типа похожи: сказывается мертвящее действие болезни. Здесь мы вновь убеждаемся в том, что симптом имеет двойной аспект: как негибкость, он превращает человека во всего лишь пример одного из видов «характера», коих всего полдюжины. Но как плод его собственной творческой самости, симптом является выражением уникальности человека. И найдется ли такая научная концепция, которая осмелится a priori охватить весь диапазон человеческой уникальности?

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒