ПЛЕННИКИ, ОСВОБОЖДЕННЫЕ АГЕНТОМ ЛОРИ ТАТУМОМ.

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 16Следующая ⇒

Агент-квакер Лори Татум из форта Силл был более успешен, чем кто-либо другой, в освобождении людей из плена команчей и кайова. В четырехлетний срок его пребывания на должности агента этих двух племен, он помог обрести свободу в общей сложности двадцати шести пленникам. И это было выдающимся достижением, так как он не выкупал их, а использовал любой фактор, вплоть до применения силы, и, как он сказал сам: «я постоянно искал помощь в этом деле у Отца Небесного».

Осенью 1872 года полковник Маккензи выступил из форта Гриффин в Техасе, чтобы атаковать команчей и кайова. В последовавшем вскоре бою его солдаты убили более двадцати индейских воинов и захватили в плен большое количество женщин и детей. Некоторые из пленников были привезены в форт Силл, и вскоре команчи и кайова начали искать пути для их освобождения. Татум оставил несколько описаний того, как он обеспечивал освобождение американских и мексиканских пленников в обмен на индейских, удерживаемых армией: «Я сообщил им (вождям команчей и кайова), что у них имеются некоторые мои дети, которых уже в течение трех лет я пытаюсь получить. Прежде, чем говорить об их женщинах и детях, они должны были доставить ко мне всех белых детей, что находились у них. Через несколько дней они привезли в агентство двоих мальчиков, и сказали, что это все белые дети, каких они имеют. Старшего звали Клинтон Смит. Ему было около тринадцати лет. Он со своим младшим братом пас скот возле Сан-Антонио, Техас, когда какие-то аризонские апачи их схватили, и потом продали их куахада (группа команчей). Его отец приезжал в агентство (форт Силл) и спрашивал о своих мальчиках, но на тот момент никто о них ничего не слышал. Второй мальчик был примерно девятилетнего возраста, и он сказал, что его зовут Топиш, - имя, очевидно данное ему индейцами. Он находился с ними уже несколько лет и почти забыл английский язык, так как они не разрешали ему на нем разговаривать. Он помнил, что индейцы застрелили в загоне для животных его отца, а потом схватили его самого. Его мать была с младенцем на руках, и в них обоих стреляли. Он думал, что они оба убиты. Его с младшей сестрой индейцы увезли. Сестру они по какой-то причине убили в первую же ночь. Я разослал в Техасе и Канзасе письма в надежде отыскать его родственников. Затем мальчиков одели в гражданскую одежду и поселили в школе агентства. Топиш оказался Джоном Валентином Мокси. Убит был его дед, а отец в это время отсутствовал. Его мать была ранена в руку и выздоровела, а младенец умер. Его отец приехал в агентство и забрал мальчика.

Эти освобожденные мальчики показали, что у куахада есть еще два белых мальчика. Тогда я сообщил индейцам, что еще не готов разговаривать об их женщинах и детях, заключенных в Техасе. Я сказал им, что они должны доставить ко мне всех белых детей, которых имели, а затем я уже стану говорить об их пленниках. Через несколько дней Спина Лошади (вождь команчей), который привез первых двоих мальчиков, доставил в агентство еще двоих. Он был одним из самых мирных и послушных вождей команчей. Он был очень активен в передаче пленников и хотел показать агенту свою дружбу, и он очень хотел, чтобы индейские женщины и дети возвратились из Техаса. Несколько человек из его группы находились среди пленников. Старшего из этих двоих звали Адольф Корн- немецкий мальчик.Он был захвачен около трех лет назал возле Сан-Антонио, и он сказал, что ему одиннадцать лет, и что у него были отец, мать, девять братьев и сестер. Апачи из Аризоны, захватившие его, продали его куахада. Он был в восторге от мысли, что его возвратят родителям, братьям и сестрам. Темпл Фрэнд был привезен в агентство вместе с Адольфом Корном. Он забыл свое имя и мог разговаривать только на языке команчей. Он думал, что его отца звали Джон, но имя ли это или фамилия, он сказать не мог. Он вспомнил, что его мать и тетя были убиты. Волосы мальчиков не стриглись с момента их захвата. Здесь они были подстрижены и искупаны, одеты в гражданскую одежду и помещены в школу агентства, где вскоре научились разговаривать на английском.

О Темпле Фрэнде я разослал уведомления в Техас и Канзас, и сообщил также Льюису Фрэнду, методистскому министру, уже несколько лет разыскивающему своего пропавшего внука. В прошлое лето он провел в агентстве несколько недель в надежде, что увидит его. Вскоре он прибыл на кабриолете, запряженном лошадьми. В школе находились моя жена и он, когда я привел молодого Фрэнда. Моя жена сказала мальчику, что он должен поговорить с этим старым джентльменом. Льюис Фрэнд сразу признал в мальчике своего внука и обнял его. Как только он справился с нахлынувшими чувствами, он произнес: «Темпл Фрэнд». Мальчик с удивлением на него поглядел и ответил: «Да». Льюис продолжил: «Твою сестру зовут Флоренция Фрэнд». И мальчик вновь ответил утвердительно. Затем дед сказал, что его внук был похищен в Техасе пять лет назад, и его мать была ранена стрелой, которая прошла насквозь через руку и впилась в грудь. Это выглядело так, что она была проткнута почти насквозь. Индейцы не стали ее добивать, а всего лишь срезали небольшую часть ее скальпа. При этом она не выдала себя даже шевелением пальца. Когда индейцы вначале вошли в дом, она ударила одного из них утюгом, а индейцы уважали храбрость и поэтому взяли только кусочек ее скальпа. После того, как индейцы уехали, она пошла в дом соседей и извлекла стрелу. Позже она выздоровела. Брат Фрэнд рассказал мне, что он проехал по резервациям апачей в Аризоне и Нью-Мексико, надеясь вернуть мальчика там, так как эти индейцы часто совершали набеги в Техасе. Несколько раз он приезжал в агентство команчей и кайова. Он даже назначил награду в 1000 долларов за освобождение мальчика, но получил его бесплатно.

Это были все пленники, о которых я слышал, и, следовательно, теперь мог разговаривать об индейских пленниках, что удерживались армией в Техасе. Спина Лошади был главным представителем на переговорах, однако на них присутствовали еще и куахада. Они утверждали, что передали всех детей, и теперь хотят получить всех их женщин и детей. Я им сказал, что они могли прийти в агентство в любой время до того, как их женщины и дети были захвачены, и что они, возможно, друзья, но теперь я не имею никакого контроля над ними, так как они принадлежат солдатам в Техасе. Они пожелали, чтобы я написал полковнику Маккензи и сказал ему, что они передали всех белых детей, каких имели, и хотят, чтобы в будущем их женщины и дети к ним возвратились. Я написал ему их пожелание, а затем добавил, что они вернули четырех детей, и поскольку оказалось, что это все, кого они имели, я также пожелал, чтобы он возвратил нескольких женщин. Еще я добавил, что не думаю, что всех их нужно возвращать прямо сейчас.

После того, как мальчики Мокси и Фрэнд начали говорить по английски, я спросил у них, почему они убегали от солдат, вместо того, чтобы идти к ним, так как они были бы рады позаботиться о них и отправить их домой. Один из них ответил, что они были маленькими глупыми мальчиками.

Полковник Маккензи после моей просьбы возвратил пять женщин команчей, одна из которых была больна и скончалась в пути. Когда четыре других достигли агентства, я их спросил (через переводчика), как с ними обращались офицеры и солдаты. Они ответили, что очень любезно, и никоим образом они не были злоупотреблены. Тогда я спросил у них, как это можно сравнить с обращением индейцев с их пленными белыми женщинами. Они ответили, что индейцы никогда не относились по-доброму к белым женщинам и всегда бесчестили их.

Я был убежден, что куахада имеют некоторых мексиканских пленников, которых хотят их покинуть и возвратиться домой. И я сказал им, что если у них есть такие пленники, они должны привезти их в агентство. Они сказали, что ничего об этом не знают. Я как мог пытался найти хоть какой-то след кого-нибудь из них, но напрасно. Тогда я подговорил метиса и его жену найти кого-либо, и они тоже потерпели неудачу. Исчерпав свою изобретательность, я попросил Господа Бога каким-то образом показать мне любых мексиканцев, что содержатся у индейцев и желают покинуть их. Через несколько дней я вновь попросил Господа Бога сделать то, чего не могу сделать я. И он ответил на мою молитву. Наверное мои мысли проникли в сердце Марты Дэй, мексиканской пленницы, и придали ей решимости для того, чтобы покинуть индейцев и прийти в агентство. Она решила это сделать во время прихода в агентство за пайками. Черная Борода, кто претендовал на нее, спросил ее, думает ли она о побеге в агентстве. Она посмеялась над этими его мыслями. Он тогда сказал ей, что если она останется в агентстве или в форте, то скорей всего будет убита, так как белые люди не желают иметь возле себя мексиканцев, и если она не будет убита там, он сам ее убьет при возвращении. Она ответила, что не хочет быть убитой и он не должен об этом беспокоиться. Вечером она сообщила индейцу, что так боится белых людей и солдат, что даже не может спать, и если они будут спать, она станет за ними всю ночь наблюдать и «попасет» (украдет) лошадей. Они охотно приняли ее предложение, и она пошла в темноту и дождь за лошадьми и мулами. До наступления утра она покинула их, чтобы «пасти» самой. Она достигла агентства и встретилась с солдатами, которые патрулировали постройки. Некоторое время назад продовольственная лавка два раза была взломана и некоторые товары были украдены, и я думаю, что это сделали белые люди. Чтобы этого не повторилось, я попросил полковника Гриерсона (командира поста в форте Силл) поставить охрану, чтобы оградить правительственную собственность от воров. Через некоторое время она обошла постройки и беспрепятственно проникла через ворота загона в наш портик (галерея, или крыльцо)), где она тихо дожидалась, боясь разбудить нас и «сделать безумными». Когда она услышала шум в жилье, то дала о себе знать. Она сказала, что была захвачена два года назад возле Сан-Антонио на пути в школу, и теперь хочет вернуться домой. Я ей сообщил, что рад ее видеть и отправлю ее туда. Моя жена и ее сестра, Эдит Пайнтер, которая как раз нас посещала, а также жена моего клерка, весь день готовили для нее одежду, чтобы сменить одеяние команчей. Мои комнаты в этот день были тесно окружены индейцами, которые очевидно хотели в нее выстрелить, если бы она показалась им на глаза. Вечером, когда ее хорошо одели, она преобразилась в красивую молодую женщину примерно восемнадцати лет, и счастливую от мысли, что она возвращается к своему народу. В данный момент она являла собой полную противоположность той грязной, неряшливо выглядевшей скво, которой она казалась этим утром.

Отец Смита Клинтона находился в агентстве, придя за своим сыном, и он хотел этим вечером выехать домой. Этап прибыл в агентство, затем весь дом вышел провожать его и Марту Дэй к нему, и изящно одетые женщины в окружении других людей подошли к этапу и уехали. В те четыре года, что я был агентом, в тот день для нее настало самое подходящее время для того, чтобы покинуть лагерь команчей. Мистер Смит проживал с ней в том же районе и мог сопроводить ее в свой дом. Как будто на то было воля Господа.

На следующее утро много вождей и других индейцев пришли в канцелярию для разговора. Они сказали мне, что они потеряли скво и хотят знать, какую я могу дать информацию об отбившейся. Я им сообщил, что могу сказать лишь то, что она приходила в мой дом две ночи тому назад и сказала, что она украдена индейцами в Техасе и хочет идти домой. Теперь она далеко отсюда и вы никогда ее больше не увидите. Услышанное очень их удивило. Какое-то время они соблюдали тишину как на старомодном «квакерском собрании», а затем один из них сказал, что они ничуть не волнуются, так как она не стоит много, но они хотят, чтобы я заплатил за нее. Я им ответил, что я не покупаю скво, и был рад получить мексиканскую девушку не покупая ее. Я им напомнил, что они сказали мне, что у них нет мексиканцев, желающих уйти, но ей так хотелось уйти от них, что она сделала это с риском для своей жизни.

Она проинформировала меня, что в лагере есть еще три мальчика, которые хотят уйти, и назвала их имена и имена индейцев, что на них претендуют. Они ответили, что мальчики действительно там, а «девушка просто тебе соврала». Они уверены, что мальчики не хотят их оставить. Я им возразил, что не имеет значения соврала ли девушка, а эти мальчики должны явиться ко мне в кабинет и сказать на своем родном языке, что они предпочитают: идти в свои дома или жить с индейцами. Если они скажут, что они желают жить с индейцами, значит могут остаться команчами. Если скажут, что хотят пойти к своему народу, они должны туда идти. Тогда они были доставлены в мой кабинет и мой ирландский повар приготовил для них вкусную еду, которой они с удовольствием насладились. Было не по-индейски разговаривать с голодным человеком. После вопроса об их собственном народе, я сказал им, что если они хотят пойти к родителям и родне, я отправлю их туда, а если они хотят отбросить своих родителей, братьев, сестер и родню, могут остаться с команчами. Они ответили, что хотят пойти домой. Итак, я взял на себя за них ответственность, и они были вымыты, пострижены и одеты в гражданскую одежду, а затем отправлены в школьную постройку. Они мне сообщили о еще двоих мексиканских пленниках у команчей. И я потребовал их привести. Но когда они пришли через две недели за рационами, то привели лишь одного Прес-лин-но, - маленького мальчика восьми лет. Он был смышленым, активным мальчиком, и, видимо, был чем-то вроде домашнего животного в доме Парри-о-кума (Бык Медведь). Я подумал, что если дать ему самому принимать решение, то он не останется с незнакомыми людьми, чей язык он не понимает. Парри-о-кум сказал, что он мне не принадлежит, так как он украл его в старой Мексике, а «Вашингтон не имеет закона в этой стране». Я ему возразил, что Соединенные Штаты и Мексика являются братьями, и если он не захочет идти к своей родне, я вынужден буду его послать к ним, если они найдутся. Парнишка съел обильный ужин, не пользуясь во время еды ножом и вилкой. Когда я поставил перед ним вопрос, он сказал, что хочет вернуться к своим людям. Слезы тут же полились из глаз Парри-о-кума, одного из выдающихся вождей куахада (которые считались самыми воинственными, свирепыми и кровожадными индейцами). Я сказал переводчику, чтобы он отвел мальчика на кухню, потому что не хотел, чтобы он видел слезы. В школе сейчас не проводились занятия, поэтому я оставил его в агентстве, где он ко всем привязался и был весел и беззаботен как птица.

Одновременно с возвращением Прес-лин-но, я узнал еще о двух пленниках, которые хотели уйти, и потребовал их обоихдоставить ко мне. Я сказал парнишке, что когда они придут, он может с ними поговорить и попытаться убедить их покинуть индейцев. Мой первый разговор с ними проходил в присутствии индейцев. После того как он сам поговорил с ними, он пришел ко мне в канцелярию и сообщил, что один из них хочет покинуть индейцев, а второй возвратиться с ними. Я сказал ему отвести их в спальню после обеда и поговорить с ними. Клерк Ивэнс, понимавший по - мексикански, вошел в комнату вместе с ними. Потом он мне сообщил, что парнишка сначала пошел с ними в кладовую и показал им припасы, и когда он привел их в комнату, то встал перед ними и в сопровождении соответствующих жестов произнес маленькую, но красноречивую речь. Он рассказал им о больших запасах хороших продуктов, которые они едят три раза в день: «Никогда они не кончают есть, если голодные, думая, что пищи больше нет. Вечером я заматываю себя в одеяла и так сплю удобно прямо здесь на полу. Ничто не может напугать меня ни днем, ни ночью. Агент и его жена, и все белые люди, - как родственники мне. Я никогда снова не буду жить с индейцами, если смогу предохраниться от этого». Затем мы сопроводили их в канцелярию. После короткого разговора, я спросил их, что они предпочитают, идти в свои прежние дома или возвратиться с индейцами? Оба они ответили, что хотят пойти к своим людям. У одного из них его волосы и одежды были в нормальном состоянии, когда он прибыл в агентство, а это указывало на то, что он имеет «девушку, которую выбрал». Это был такой обычай у мальчиков команчей: не постригаться и не причесываться пока они не достигнут зрелости. Один из первых признаков того, что парень полюбил молодую девушку, было то, что он приобретает грубый гребень и зеркальцо, чтобы причесывать длинные и спутанные волосы, которым довольно долго не уделялось внимание, ну кроме выборки определенных насекомых.

Этот, с ухоженными волосами, был передан агентству с мальчиком Парри-о-кума, и вероятно возвратился бы с ними, и маленький мальчик сопроводил бы его. Но речь мальчика, как я понял, стала причиной его ухода от индейцев, - еще один случай, отменяющий Божье провидение. Я сделал изображение (фотографию) троих мальчиков в одеянии команчей, и через несколько дней они были переодеты в гражданскую одежду. Один из них, когда ему было показано его изображение в индейской одежде, не узнал кто это.

Эти два последних мальчика сообщили мне о еще одном мексиканце, который хотел уйти, и, следовательно, кого я затем потребовал также привести ко мне. Но индейцы сообщили мне, что «теперь, - это ложь, - так как этот мальчик уже взрослый и стал опасным и величайшим налетчиком среди них. Тогда я им сказал доставить его в мою канцелярию, чтобы он сам рассказал мне о своем желании. Они ответили, что он знает, что я хочу его видеть, и он настолько не желает идти в агентство, что вооружился револьвером и готов выстрелить в любого, кто попытается отправить его в агентство, и мы все его боимся: «Ты хочешь, чтобы кто-то из нас погиб в попытке привести к тебе этого опасного человека? ». Мой ответ был таким: «Я хочу его слышать. И я жду, когда вы его привезете сюда. Мне безразлично какой он опасный, он должен сюда прийти. Вы можете навалиться на него, когда он спит, и связать ему руки, привязать его на пони и доставить сюда. Я должен видеть его и говорить с ним. Сегодня вечером, когда вы ляжете спать, я хочу, чтобы одно свое ухо вы обратили к Техасу и представили себе как плачут ваши женщины и дети. Они останутся плакать, пока этот человек не будет сюда приведен». Они ответили: «Твое сердце жесткое». Это было совсем нелегкое дело, разговаривать с этими индейцами так, как я это делал, но я считал себя правым и Господь поддержал меня.

Он не был связан, а был одет как молодой воин и имел на своей груди очень ценные трубчатые бусы в качестве украшения, и другие декорации. Переводчик поста (Гораций Джонс) знал, что он прибудет в агентство и присутствовал, когда он вошел в канцелярию.

Он сказал: «Мистер Татум, ты не получишь этого человека, - он законченный индеец». Но кажется как будто Святой Дух подсказал мне: «они пытались его запугать», - хотя я никогда раньше не слышал, чтобы они прибегали к этому в подобных случаях. За несколько минут до его прихода я узнал о мексиканце, женатом на женщине из индейцев делавэр, которая могла говорить по-английски, а сейчас пошла в школу посмотреть на своих детей. Мне пришло в голову, что пленник может больше довериться мексиканскому переводчику, чем моему американцу, и поэтому послал за ним. До того, как тот пришел, пленник был накормлен хорошим ужином. Затем я спросил у него о его отце и матери, брате и сестрах, и сказал ему, что не думает ли он о том, что они до сих пор скучают и плачут по нему. На это он дал утвердительный ответ. Я также спросил о его дядях, тетях и кузенах. Дав ему подумать некоторое время о своих родственниках, я сказал ему, что если он хочет пойти к своим родителям, я готов отправить его туда, если же он хочет «отбросить отца своего и мать, братьев и сестер, и остаться команчем, он может это сделать: «Ты видишь много хороших индейцев здесь. Ты видишь много белых людей здесь. Не бойся их. Если ты хочешь идти домой, то так и скажи, не боясь индейцев. Если ты хочешь быть команчем, то скажи об этом без страха белых людей. Тебе не нанесут вреда здесь, в моем доме. Теперь, что ты скажешь? ». Он ответил мексиканцу: «Мейарроу (Идти домой)». Я часто слышал это слово, но никогда прежде с таким острым чувством радости. Одно лишь слово определило его судьбу в жизни, а возможно и в вечности. На данный момент были два или три вождя и пятнадцать или двадцать молодых смелых, являвшиеся теми самыми людьми, кто его запугивал. Вскоре после входа в канцелярию переводчик услышал как один из вождей спросил его: «Остаешься с ними или возвращаешься с нами». Он ответил: «Остаюсь».

После того, как он сказал «мейарроу», индейцы сняли с него все украшения и ушли. Затем он мне сказал, что когда они подходили к агентству, индейцы пообещали ему, что если он скажет мне, что желает остаться, они убьют его прямо в канцелярии. Итак, если бы Святой Дух не указал мне, что они его запугивают, я не знал бы как с ним разговаривать. Его зовут Левандо Гонсалес, индейский пленник семнадцати лет, и из-за страха погибнуть от их рук, он бы вернулся к ним.

Левандо Гонсалес сообщил о других мексиканских пленниках. Когда и эти были возвращены с помощью Господа, оказалось, что я освободил в целом одиннадцать мексиканских мальчиков благодаря ключу, который дала мне Марта Дэй. Последний был привезен в агентство за две недели до того, как моя отставка вступила в силу (31 марта 1873 года), и я начал опасаться, что он будет удерживаться, пока новый агент не вступит в должность, и это может плохо на нем сказаться. Я не слышал ни о ком другом, кто хотел бы уйти. Индейцы зауважали меня за «сильнейшее колдовство, которым я пользовался в освобождении пленников», что положительно выделяло меня среди любых агентов, которых они когда-либо имели. А по-моему колдовством является Святой Дух, который, как сказал Иисус: «Проведет каждого заблудшего к истине».

ХОА-ВА.

Хоа-ва был мексиканским пленником команчей и являлся отцом Табби-тайта, хорошо известного команча в конце 19 века в Лоутон, Оклахома. Табби-тайт входил в роту L 7-го кавалерийского полка, которая была сформирована в 1892 году в форте Силл.

Хоа-ва переводится на английский язык, как «Скрытно Что-То Выглядывает». Его мексиканское имя мы не знаем, так как он его забыл, и никогда не рассказывал о своей прежней семье. Команчи его захватили, когда ему было лет семь или восемь, вместе с еще двумя-тремя мексиканскими мальчиками где-то на севере Мексики или на юге Техаса. Он всегда говорил, что это было очень давно. Его захватчиком был По-хок-су-кат (Колдовская Веревка), - брат старого вождя команчей по имени Та-ба-нан-и-ка (Слушает Восход Солнца). Некоторые историки считают, что он был вождем куахада команчей, но его его родственники и потомки не сомневаются в том, что он был яп-пи, или ямпарика, или едоки корня. Это была самая северная группа команчей, которая после Гражданской войны в США смешалась с куахада- группой команчей с Высоких Равнин, которая располагалась южнее. Две эти группы совершили много совместных налетов. По-видимому это и есть основная причина тому, что Та-ба-нан-и-ка считался вождем куахада.

Хоа-ва получил хорошее обращение от По-хок-су-кат, и поэтому легко и быстро воспринял образ жизней команчей. Хотя он всегда говорил, что старый вождь Та-ба-нан-и-ка был очень посредственный человек и не любил его, поэтому однажды он даже задумал застрелить его и убежать в Мексику. В итоге это так и осталось планом, и он остался жить с индейцами в качестве пленника. Название семейного клана По-хок-су-ката было «Шилья». Они получили его за то, что всегда дрались друг с другом и задирались ко всем окружающим. Им самим, конечно, это название было не совсем по душе.

Хоа-ва вырос в этом клане, и уже в качестве молодого воина участвовал наряду с другими мужчинами во многих военных экспедициях и просто воровских налетах за лошадьми в Техасе и далеко в Мексике. Эти налеты они совершали всегда с учетом появления техасских рейнджеров или толпы жителей пограничья, так как опасались и тех и других. А вот кавалерию Соединенных Штатов они никогда особо и не боялись, так как, обычно, солдаты были плохими наездниками и совсем не разбирались в военных методах индейцев. Больше славы команчи приобретали в схватках с армией, чем с пограничниками. Они считали пограничные ватаги «грязными бойцами» не из-за того, что им не хватало смелости в борьбе с ними, а из-за того, что те применяли индейскую тактику и брали индейские скальпы так же, как индейцы брали скальпы белых. Это были техасские рейнджеры, -«белые люди, которые всегда высматривают наши следы». В начале своих рейдовых путешествий, Хоа-ва, вероятно, в основном присматривал за запасными лошадьми или оказывал помощь в этой работе старшим мальчикам, которые уже получили некоторый опыт и были посвящены в методы команчей, используемые ими во время набегов. Из-за того, что он был пленником, ему, несомненно, вменялись такие обязанности значительно дольше, чем мальчикам команчей, но пришло время, когда и он должен был показать себя как смелого и отважного молодого человека, и ему было разрешено присоединиться к группе воинов, хотя и здесь это произошло в несколько ограниченной форме, так как некоторые индейцы с неохотой уравнивали с собой бывшего пленника.

На то, что он наконец был принят, указывало то, что он был женат на высокой, красивой молодой женщине команчей по имени Тси-йи. Она была наполовину команчи и наполовину кроу. А ее мать, по имени Хе-бо (Идет Против Ветра), имела франузскую и индейскую кровь. Тси-йи была сестрой Пер-мам-су (известный как Джек Команч), и она называла еще одного брата по имени Тах-фон-и. Женившись на ней, Хоа-ва, согласно индейскому обычаю, стал принятым членом племени команчей, и, как и все остальные прежние пленники, был указан в племенных реестрах как чистокровный команч. Хоа- ва рассказывал своим детям, что однажды, во время продолжительного набега на юг, в короткой и яростной схватке с белыми он ударил по голове белого человека, который затем умолял сохранить ему жизнь, но он все равно пронзил его насквозь. Позже одного из своих детей он назвал в честь этого случая, - общепринятый обычай у равнинных индейцев того времени.

Хоа-ва стал экспертом по части воровства лошадей, и показал себя бесстрашным и смелым воином. Вполне вероятно, что ему пришлось, как и многим другим пленникам, доказывать свою смелость перед команчскими воинами, чтобы приобрести их уважение.

Он находился вместе с другими воинами команчей в отряде, который возглавляли шаман по имени Ис-а-тай и военный лидер по имени Куана. Совместно с большой группой кайова и некоторыми шайенами они в 1874 году атаковали белых в техасской пэнхэдл (техасская кастрюльная ручка, или длинный узкий выступ территории между двумя другими географическими обозначениями). Эта схватка стала известна в истории как «Битва в Адоби-Уоллс». Тогда белые охотники, тысячами истреблявшие бизонов ради их шкур, отступили в частично разрушенное укрепление и факторию, под защиту сложенных из бревен и глины стен, или Адоби-Уоллс. Индейцы равнин ненавидели этих коммерческих охотников за шкурами больше, чем любых других белых, так как те уничтожали бизонов - основной источник пищи индейцев. Белые охотники, с их погонщиками, поварами, маклерами и скорняками сделали этот старый форт Бента своей штаб-квартирой, и обычно они располагались под вечер на отдых внутри стен. Тогда два погонщика спали снаружи их фургонов, и когда индейцы атаковали на рассвете, они этого не ожидали и были убиты в первом наскоке. Остальные, находившиеся внутри толстых глиняных стен, закрыли ворота и из бойниц открыли по атакующим индейцам убийственный огонь из своих тяжелых бизоньих винтовок. Один команч был сбит с лошади и оглушен пулей в миле от форта. Ис-а-тай являлся в этот раз главным знахарем команчей. Он утверждал, что он имеет сильное колдовство, которое заставит пули белых людей падать на землю подобно шарикам грязи. Он закрасил себя перед битвой священной краской, но когда индейцы штурмовали форт, он, как это ни странно, остался позади и не особо проявлял желания проверить свое сильное колдовство пулями белых людей. Согласно начального плана, он и Куана Паркер должны были нести ответственность за сражение, и ожидалось, что они поведут воинов за собой. Куана свою часть выполнил хорошо, и казалось, что он обрел неуязвимость, но некоторые команчи, кайова и шайены были убиты, поэтому их товарищи, после завершения битвы поймали Ис-а-тая и начали хлестать его своими арапниками, и может быть забили бы его насмерть, если бы не Куана. Он спросил у знахаря, что случилось с его сильным колдовством, которое должно было защитить их всех от пуль белых. Ис-а-тай в свое оправдание ответил, что на пути к месту боя кто-то из воинов убил скунса, который заключал в себе его силу, колдовство и был его защитником. Это разрушило его заклинания, поэтому и был нанесен вред. Как бы там ни было, но что-то там было очень вредоносным, так как пятнадцать или больше индейцев были убиты и еще больше ранены. Среди убитых был еще один бывший мексиканский пленник по имени Сай-ян, -друг Хоа-ва. Еще одним мексиканцем, бывшим пленником команчей, участвовавшим в этом сражении, был Мокси, который позже стал разведчиком армии США в форте Силл. Рудольф Фишер, немецкий мальчик, также бывший пленник, тоже участвовал в этом бою наравне с другими команчами. Ко-хэй-яа, старый команч, через много лет рассказал полковнику Наю, что в тот день много команчей были ранены, а Сай-ян, Тса-ят-си, Эса-куе, Ко-бэй и некоторые другие были убиты. После этого несчастья, Хоа-ва продолжил ходить в налеты в Техас с меньшими отрядами, и даже после сдачи группы куахада во главе с Куаной в 1875 году в форте Силл, вместе с некоторыми другими продолжал совершать рейды и часто отсутствовал в резервации. Следовательно, он нередко пребывал в агентстве в качестве заключенного в караульном помещении. Все же мужчины скоро поняли, что сопротивление бесполезно, - известно, что этому хорошо посодействовали их женщины, - и смирились с малоподвижным образом жизни в резервации. Вдобавок ко всему, войска из форта Силл установили форт Авгур, или Кэмп-Авгур, в 60 милях юго-западнее форта Силл, и это окончательно отвернуло индейцев от их скитаний в набегах по Техасу. Хоа-ва, казалось, забыл свое мексиканское прошлое, кроме языка, и во всех отношениях был истинным команчем. Со временем он начал выращивать домашний скот и лошадей, и связано это было с кое-какими обстоятельствами. В один год родители Табби-тайта (Хоа-ва и Тси-йи) расположились лагерем возле Вест-Кеш-Крик, вблизи современного города Эмерсон в округе Коттон. Том Ваггонер, техасский скотовод, как раз тогда перегнал с севера, из-за Ред-Ривер, свое стадо лонгхорнов на сочные пастбища, раскинувшиеся вдоль Вест-Кеш-Крик. Ваггонер и Хоа-ва сильно сдружились и часто ходили друг к другу в гости. Ваггонеру очень понравился, имевший оливковый цвет кожи и длинные волнистые волосы молодой Табби-тайт (старший сын Хоа-ва), и он попросил дать ему мальчика на обучение. Это предложение вселило надежды на то, что мальчик выбьется в люди, и когда Ваггонер со своим скотом возвращаляс на юг, молодой Табби-тайт поехал с ними.

Кажется именно тогда Хоа-ва проникся животноводством и жизнью на ранчо Он не имел много пони, а имевшихся использовал во время пастьбы скота, так как понимал, что ограниченное количество травы более необходимо для прокорма и сохранения поголовья скота. А вот его индейские соседи, напротив, выращивали множество лошадей, и всего лишь несколько голов скота. Он очень сблизился со скотоводами, и те ему отвечали взаимностью, помогая во многих его делах.

Хоа-ва и Тси-йи имели троих детей. Старший сын Табби-тайт (Солнце, Сияющее Через Облака); затем дочь, по имени Не-а-ни; и младший сын От-твие-нах-пух, или Сэм Хауэ, Браун Хой. На контрасте к Табби-тайту, его кожа была почти белой.

Белое население постоянно росло, и это убедило Хоа-ва, что его дети должны узнать образ жизни белого человека. Следовательно, он посылает своего старшего сына в правительственную школу в Анадарко, на Индейской территории. Его внучка позже написала: «Перед резервационными днями молодой команчский мальчик наслаждался повсеместной свободой и волей. Его родственники и друзья относились к нему с большим уважением и он пользовался снисхождение, поскольку было сказано, что «он умрет молодым». Пришли белые и забрали юношей в школу возле Анадарко. Табби-тайт не имел выбора и пошел. В школе его волосы постригли, он был одет в неудобную униформу и получил имя, которое давно позабыто. Там он ел и спал в школьном доме, лишенный свободы и свежего воздуха, не имел лошадей для езды и оказался без любви и внимания родственников и друзей, к чему привык с рождения, и это было совсем невыносимо. Вскоре Табби-тайт воспротивился. Он и его молодой друг отказались выполнять приказы преподавателя и началась драка. С помощью других учителей- мужчин мальчиков завели в отдельную комнату и подвергли звучной порке. После этого внешне они подчинились, но на самом деле, теперь они планировали и выжидали удобный момент. Вскоре, во время школьной прогулки, мальчики заполнили свои карманы провизией с пикника и бежали. Они поднялись на верх небольшого холма, откуда могли просмотреть окрестности, и затем устремились в направление дома. Теперь Табби-тайт с грустью вспоминает, что это был его последний опыт со школьным образованием».

Согласно условиям так называемого договора «Соглашение Джерома», каждый мужчина, женщина и ребенок команчей, а также те, кого они приняли в племя, получили по 160 акров земли в резервации команчей и кайова-апачей. Около 1900 года Хоа-ва и другие забрали свои наделы. Хоа-ва выбрал низменность в девяти милях южнее города Уолтерс, Оклахома, в месте, где сливаются Вест и Ист-Кеш-Крик. Незадолго до этого Тси-йи умерла.

Эд Барнс из Лоутон, Оклахома, говорил, что белые люди называли его Старый Хоа-ва, или, чаще, - «Пятница». Он так сообщал: «Первое, что вспоминается, это то, что Хоа-ва жил в бревенчатом доме и палатке между Эмерсон и Факсон. Он был невысоким, очень неприметным человеком, и я всегда думал, что он мексиканец, так как он знал испанский и был почти белым. Но я всегда разговаривал с ним на языке команчей, так как я быстро изучил этот язык, когда прибыл в эту область в 1892 году. Он называл всех, кто имел скот, коровья рука, ледяной путь или пятница. Не скажу, что он имел ранчо, но скота у него было много, гораздо больше, чем у других команчей. Я работал на Эммета Кокса, скотовода, и всегда носил небольшую сумку, наполненную серебряными долларами, чтобы платить индейцам за коров, которых я покупал. Обычно индейский ребенок приходил из их лагеря и говорил: «Я продаю вам корову», и я покупал корову как будто у взрослого, и его семья никогда не отменяла сделку, заключенную ребенком. Вскоре я узнал Табби-тайта, сына Хоа-ва, кто был прекрасным ковбоем, работавшим на Ваггонера, а позже на Берка Бернетта, некогда кавалериста из форта Силл. Он был отличным наездником. В то время там имелось несколько мексиканских ковбоев, и все они были отличными наездниками. Некоторые из них обращались с веревкой лучше любого другого, кого я когда-либо видел. Одного из этих мексиканцев звали Кса-дах-сэй».

Остаток своей жизни Хоа-ва прожил со своими детьми, в основном с Табби-тайтом. Он принял католичество, несомненно сохранив память о нем с детства. Он хорошо говорил по-испански, и в основном его друзьями были белые, - прежние пленники, принятые команчами. Скончался он 3 декабря 1923 года, и был похоронен на кладбище в Уолтерс, Оклахома. На его надгробном камне написано: «Хоа-ва, 1849 - 3 декабря, 1923».

ФРАНЧЕСКА МЕДРАНО.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒