Сообщения от информантов Гринвилла Гудвина: от каждого - с новой строки.

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 16Следующая ⇒

Теперь немногие из индейцев мастерски изготавливают луки из ивы, чтобы продавать их белым, но в старые дни для луков мы брали древесину дикой шелковицы, и они получались прочными. Мы брали сырую часть дерева, которая была прямой и не была сучковатой. Затем мы сгибали заготовку в форму лука и вешали ее сушиться в викиапе. Сушка длилась от пяти до семи дней. После этого наступала очередь тетивы. Мы брали часть сухожилия длиной в полтора фута и в дюйм шириной, вымачивали её и разрывали на шесть полос. Затем концы этих полос мы сращивали вместе, чтобы получить одну длинную веревку. Она складывалась вдвое и туго скручивалась. Это и была тетива.

Наши луки обычно имели две формы: лук в одну дугу; лук с двумя дугами. Первоначальной формой нашего лука была двойная дуга, но позже выяснилось, что лук в одну дугу лучше, так как оставалось больше места для тетивы и прикрепления к ней стрелы, и в середине не было такого горба. Тетивы изготавливались из сухожилий, вытянутых из оленьего задка, или из его мышц задней части его задних ног Мы брали несколько длинных полосок и давали им подсохнуть. Затем мы смачивали их концы и соединяли их вместе, получая одну длинную веревку - ровную и крепкую. Ее длина варьировалась от размеров лука. Она должны была иметь размер длиннее - с учетом скручивания. Затем веревку складывали вдвое и в петлю на конце вставляли палку, после чего начинали скручивание, при этом необходимо было, чтобы сухожилия были влажными и мягкими. Если на веревке попадались бугорки, их необходимо было разжёвывать. Для работы нужен был мальчик в качестве помощника, чтобы держать лук. Когда всё было готово, лук ставили на один его конец и тетива натягивалась немного потуже, а затем нужно было ещё её подсушить и снова немного натянуть, и потом сделать это ещё раз. Наконец, тетива закреплялась на другом конце в выемке, и её надо было оттянуть со всей силы, чтобы проверить изделие на прочность. Теперь лук был готов к использованию.

Чтобы запястья не посекло тетивой во время стрельбы из лука, на них надевали круглые щитки, сделанные из кожи или выдубленной шкуры. Некоторые мужчины придавали щиткам привлекательную внешность, делая по бокам распилы. Иногда они обматывали запястья тряпками.

Лук при стрельбе нужно было держать одной рукой посередине, делая упор большим пальцем с внутренней стороны. Стрела прикладывалась к левой стороне лука и ложилась на большой палец. Хвостовая часть стрелы накладывалась на тетиву правой рукой и удерживалась указательным, средним и безымянным пальцами: указательный выше стрелы, другие два с нижней её стороны. Этими тремя пальцами тетива со стрелой оттягивалась назад к глазу, и одновременно выполнялось прицеливание. Затем тетива отпускалась и стрела летела вперед. При стрельбе из лука с дальней дистанции его нужно было держать в горизонтальном положении, и в вертикальном - при стрельбе с ближней дистанции.

Обычно старший человек учил его родственников изготовлению луков, и они должны были в точности выполнять его распоряжения. Если молодой человек делал лук самостоятельно, он не получался у него должным образом. Он привязывал к нему веревку и старик проверял лук, и если находил тетиву слишком напряженной, то говорил, что её нужно чуть ослабить.

Если у кого-то имелся старый родственник, способный помочь сделать стрелы, то они ему доставались бесплатно. В противном случае за помощь приходилось расплачиваться рубашкой, оленьей шкурой, лошадью и тд. Старик, которого вы нанимали для изготовления хороших стрел, должен был знать - как заготовке придать форму стрелы. После того, как стрела была готова, они шли и практиковались в стрельбе. Они брали кедровую кору, сворачивали её в шар, бросали его как можно дальше и пускали в него стрелу. Это происходило не каждый день, время от времени. Кто-то попадал в мишень, а кто-то промахивался.

Для изготовления стрел они использовали тростник. Стрела без хвостового оперенья не летела прямо в цель, поэтому они убивали птицу, выдергивали из неё три пера и крепили к стреле. С двумя или четырьмя перьями стрела тоже летела криво, почти так же, как и без перьев. Перья брались с индеек, перепелов, голубей и других видов птиц, но лучше всего подходили перья красного ястреба - два с крыла и одно с хвоста. Наконечники крепили сухожилиями. Для повышения убойной силы стрелы, они готовили яд и смазывали им наконечник. Яд представлял собой загнившую смесь из внутренностей оленя и игольчатых растений.

Лучший тростник для стрел рос в месте у реки Хила, там, где теперь Дамба Кулидж. В других местах тростник был слишком мягкий. Много хорошего тростника было в Мексике, и обычно они приносили его оттуда, когда находились на тропе войны.

Вначале заготовка обтёсывалась камнем, а затем выпрямлялась этим же камнем, но уже нагретым. Камень для обтёски стрелы обычно брался в Медвежьем Каньоне, потому что он был достаточно мягкий для этого дела. В нём вырезалась бороздка и стрела вставлялась в неё. Для выпрямления стрелы, камень нагревали и водили им взад-вперед по стреле, пока она ни приобретала нужную форму. Позже, когда появились железные сковороды, они стали их нагревать, чтобы выпрямлять стрелы. Стрелы закрашивались возле оперения таким образом, чтобы можно было выяснить их групповую или племенную принадлежность.

Также стрелы изготавливались из твердых пород деревьев. Технология применялась та же, что и с тростником. В стрелу вставляли кусок дерева в виде валика, к которому сухожилиями крепили наконечник. Когда стрелу выдергивали из тела, деревянная часть с наконечником отваливалась от стрелы и оставалась в теле. Мужчина, который мог хорошо оттянуть тетиву, с близкого расстояния пробивал стрелой человека (или оленя) насквозь, если он находился по прямой от него, и почти насквозь, если человек (или олень) находился сбоку. Также изготавливались стрелы без древесного валика, когда наконечники крепились сухожилиями непосредственно к древку стрелы. Тростниковые стрелы - старейшая их разновидность. Все деревянные стрелы мы научились делать у навахо.

Наконечники всех деревянных стрел изготавливались из кошачьего когтя (шипы лиановидного растения), и затем крепились на древко при помощи сосновой смолы, таким образом, чтобы они не отваливались. Иногда мы сосновую смолу втирали во внутреннюю сторону лука, делая его более прочным. Перья для стрелы брались с красного ястреба. Их нужно было соскрести так, чтобы они были достаточное плоские для того, чтобы хорошо крепились к древку. Привязывали их сухожилиями. Но сначала надо было закрасить часть стрелы так, чтобы одно перо было на её красной стороне, а другое на чёрной. Черный цвет получался от угля, а красный - от красного камня (красная железная руда). Поверх краски наносился слой сосновой смолы, чтобы перья держались. Затем брали несколько листьев юкки и сворачивали их вдвое вокруг окрашенной части древка, и ими водили взад-вперед, полируя поверхность. После того, как вы наложили перья на древко, нужно было взять влажные и мягкие сухожилия. Одновременно вы приставляете одно или два пера, а затем, удерживая один конец древка в ваших зубах, сухожилием закручиваете перья. Когда два пера таким образом прикреплены с противоположных сторон древка, вы берете третье перо и крепите его к свободной стороне так же, как крепили предыдущие перья. Когда всё готово, вы связываете сухожилие узлом и оставшиеся концы сдавливаете так, чтобы их не было видно. Затем вы таким же образом крепите к древку задние части перьев, теперь все три сразу. Затем вы обрезаете их до нужного размера. Для каждой стрелы должна использоваться одна часть пера, то есть, к одной стреле крепятся три части с разных перьев. Крепить их нужно так, чтобы их внешние стороны не касались друг друга, иначе стрела не полетит хорошо. В старые дни все кланы закрашивали стрелы в черный и красный цвета, кроме клана равнинных красных людей, который закрашивали их стрелы только в красный цвет.

Обычно мы применяли четыре типа наконечников для стрел: каменный, стальной, обыкновенный деревянный заточенный брусок, и ещё один деревянный с четырьмя поперечными бороздками для стрельбы по пернатой дичи. На первых двух типах мы делали прорезь на передней части древка, подгоняли наконечник, а затем притягивали его к древку сухожилиями. Четвертый тип изготавливался из твердого дерева. Мы делали две неглубокие бороздки по бокам бруска в трех с половиной дюймах от острия, подгоняли к каждой бороздке по перемычке (в виде креста) и притягивали их к бруску сухожилиями. Затем, точно так же, мы притягивали по перемычке сверху и снизу бруска. Такая оснастка применялась при стрельбе по птицам. Их убивали с помощью таких вот перемычек.

Обычно старики уходили в скальные разломы, чтобы собирать там белый кремень, и не уходили, пока не заполняли им небольшой мешок из оленьей кожи. Дома, перед изготовлением наконечников для стрел, они расстилали на земле небольшую оленью шкуру и рассыпали на ней куски кремня. Затем для работы брали любой из них по желанию. Во время работы, они держали в ладони отрез от оленьей шкуры, им они и брали кусок кремня. Затем, с помощью куска оленьего рога длиной приблизительно в пять дюймов, они затачивали кремень до нужной формы. Обычно мы делали прорезь в передней части древка, куда вставляли наконечник и притягивали его сухожилиями. Пима так не делали. Они использовали очень длинные стрелы, с наконечниками в форме цилиндра. Одно время в войнах с нами они использовали только такие стрелы, а также деревянные дубинки.

В далеком прошлом, когда мы ещё не имели железа, чтобы делать прорези на наших стрелах, мы использовали для этого кремень.

На войне и охоте мы использовали отравленные стрелы. Яд изготавливался из оленьей селезенки. Её сначала высушивали, а потом растирали в порошок и смешивали с размолотыми корневищами или стеблями крапивы, или другими растениями, которые имели острый вкус, похожий на соус чили. Смесь помещали в небольшой мешок, изготовленный из части большой кишки оленя, который быстро и плотно связывался, чтобы испорченный воздух оттуда не вышел. Затем мешок подвешивали на дерево на три-пять дней, пока тухлятина не станет жидкой. После это вынималось и наносилось на наконечники стрел. Если яд получался сухим и трудно поддавался измельчению, применялся заострённый камень, точно так же, как и с краской. Человек, готовивший яд, держал всех мальчиков и собак подальше от себя. Ничего хорошего не было бы в том, если бы собака понюхала яд. Ещё мы говорили, что если беременная женщина пукнет в яд, то он вообще станет очень смертельным. Понятно, что это была шутка, и никто так не делал.

Яд был плохой вещью, и если он попадал в обыкновенную царапину, то всё тело человека распухало. Когда стрела, выпущенная в оленя, только царапала его, он падал замертво примерно через восемьдесят ярдов. Я помню, как однажды мой дядя подстрелил оленя отравленной стрелой. Стрела лишь воткнулась ему в голову и олень убежал. На следующий день мой дядя и другие пошли по следу оленя. Крови там нигде не было, но мой дядя, сказал, что он попал в оленя. И действительно, вскоре они нашли этого оленя мертвым. «Истлус»-примерно так назывался яд.

Кроме стрел, наши люди наносили яд на старомодные мушкетные пули. Сам я никогда так не делал, но видел как старики готовили его. Я помню одного старого тонто в тюрьме Сан- Карлоса. Он знал всё о яде. Как-то один офицер пришел к нему с переводчиком и предложил ему пять долларов, или освобождение из тюрьмы, за то, что он расскажет ему как делать яд. Но тот не стал ничего говорить.

Также наконечники стрел закрашивали концентратом, изготовленным из какого-то жука. Мертвого жука закапывали в землю на три дня, а потом откапывали, и он был готов к использованию. Змеиный яд никогда не применялся на охоте. Если человек съедал дичь, убитую стрелой, с нанесенным на неё змеиным ядом, ему становилось очень плохо.

Колчаны для стрел мы делали из шкур лошади, коровы, оленя, волка, дикой кошки и пумы. Если шкура имела красивый хвост, мы оставляли его, и он свисал с колчана, а сам колчан украшали красной фланелью. Колчан из шкуры пумы получался самым красивым. Еще мы обычно украшали колчаны медными кнопками. Иногда мы разрисовывали наши колчаны. Обычный колчан вмещал в себя от тридцати до сорока стрел. Его носили за спиной, пропуская лямку над правым плечом и под левой рукой. Было два типа колчанов: плоский колчан без лука, который был у нас с давних времен; колчаны с луками, которые первыми начали изготавливать чирикауа, а мы переняли это у них.

Мой дед был мастером в изготовлении колчанов. Он делал их из шкуры пумы или серой лисы, оставляя свисающий хвост, а низ колчана окаймляя красной тканью с обеих сторон. Обычно два колчана он обменивал на одну лошадь или ружье. Остальный наши люди называли моего деда «Серый Лис», так как он всегда изготавливал мешки и колчаны из шкуры серой лисы.

Ещё в качестве оружия наши люди использовали копья. Обычное древко имело длину восемь-девять футов, и представляло собой выпрямленный сухой ствол сотола (дикорастущее растение). Ствол срезался, когда он еще был немного зеленым, чтобы его можно было выпрямить. При этом выбирался самый жесткий и прямой ствол. Недостаточно прямой ствол нагревали над огнем и выпрямляли, засунув его между двух деревьев. Затем ему давали высохнуть и делали гладким. Стволы сотола лучше всего подходили для древка, потому что были достаточно тонкими. Когда-то, давным-давно, мы делали наконечники для копья из горного красного дерева и обсидиана, и они получались плоские и довольно острые. Были два типа наконечников: короткие и широкие; и длинные, которые мы называли - эспада. Позже мы стали использовать штыки и сабельные клинки. Наконечник вставлялся в прорезь в древке, и это место стягивалось вымоченным куском коровьей шкуры. В таком виде копье оставляли до тех пор, пока коровья шкура не высохнет и прочно не скрепит наконечник с древком. Ещё мы крепили наконечник к древку свежим хвостом мула. Когда хвост высыхал, он плотно сжимал наконечник. Затем мы его дополнительно притягивали полоской толстой оленьей шкуры.

Древко обычно окрашивали в синий цвет, или его верхнюю половину в синий, а нижнюю в черный, если не хватало синей краски. Иногда всё копье окрашивали в черный цвет. Конец древка иногда окрашивали в красный цвет. К самому концу древка, возле наконечника, крепили два орлиных пера. Во время войны мы привязывали возле наконечника кусок красной ткани. Любой человек мог сделать копье, когда ему заблагорассудится. С этим не было связано никакого священнодействия.

В сражении мы всегда держали копье рукой, просунутой в кожаную петлю, и не бросали его во врага. Был у нас один старик, о котором имеется история. У него было деревянное заостренное копье, и я видел своими глазами это копье, но его самого в работе с этим копьем, я не видел. Так вот, рассказывали, что в сражении с какими-то мексиканцами, он собрался пронзить одного из них, но тот нагнулся, и когда последовал выпад, то наконечник копья насквозь пробил череп этого мексиканца, убив его.

Боевые дубинки мы делали обычно используя сыромять. Мы вырезали круглый кусок шкуры и зашивали в неё круглый камень. Рукояткой служил очищенный, но не посечённый свежий коровий хвост, внутрь которого мы помещали длинную палку. Затем хвосту давали высохнуть и он плотно стягивал палку. Иногда хвост разрезали вдоль, заворачивали в него палку и сшивали хвост. На рукоятку пришивался кожаный ремешок в виде петли, чтобы вставлять в него запястье. Никогда мы не раскрашивали наши боевые дубинки. Иногда к рукоятке пришивали для украшения конский хвост. Возможно мы переняли эти боевые дубинки у пима. Именно такими они однажды убили спящих тонто-апачей. Мы часто пользовались боевыми дубинками для борьбы и защиты во встречах в горах с медведями, пумами и другими дикими животными. Военные отряды выражали дружелюбие, чтобы показаться хорошими, когда они были в Мексике, и когда какой-нибудь одиночка приближался, его ударяли боевой дубинкой по голове, чтобы убить. Дубинки подвешивали к поясу.

В давние времена у нас не было щитов. Мы узнали о них от мексиканцев. Думаю, что наши люди поймали мексиканца, который показал им как делать щиты. Мы делали щиты из конской или коровьей шкуры, вырезая кусок шкуры с середины спины. Но сначала, её ещё свежую растягивали, привязав к колышкам, на высоте в три-четыре дюйма над землей, и на центр ставили тяжелый предмет, чтобы продавить часть шкуры, оставляя сохнуть в таком положении. Когда шкура высыхала, в её центре получался продавленный квадрат, и тогда её снимали с колышков. Затем продавленную часть вырезали, и по краям её обрезали так, чтобы она стала круглой. Щит делали однослойным. Петлю для руки пришивали в центре внутренней стороны щита. Она была такой же толстой и жесткой как конская сбруя. С внешней стороны щит разукрашивали изображениями змей, медведей и других животных. По верхней кайме и вниз до середины, мы полосками оленьей шкуры крепили к щиту орлиные перья. По бокам перьев было больше, чем наверху. Позже, когда мы получили красную ткань, то стали её использовать, чтобы обшивать щит по кайме и крепить перья.

Делать щиты мог только человек, который знал, как это делать и обладал «инде-к-хо-нди» - силой против врагов. Другие мужчины шли к нему и уговаривали его сделать для них щит. Только богатые мужчины, которые знали военное колдовство и могли заплатить изготовителю чем-то, равным примерно тридцати-сорока долларам, использовали щиты.

В военном отряде щит имел только основной предводитель, который одновременно являлся знахарем. Этот предводитель с его щитом возглавлял воинов. С ним на одной линии впереди находились трое других, которые проходили проверку на храбрость. Предводитель-знахарь держал свой щит так, чтобы он закрывал середину его тела. Ни одна стрела или пуля не могли пробить этот щит. Когда владелец щита умирал, то щит переходил к кому-нибудь из его родственников.

«Апачи Белой Горы использовали щит на войне. Он был круглым и представлял собой два слоя сыромяти, сшитые вместе. С внешней стороны щит был полностью окрашен, а на внутренней стороне в центре была рукоятка. С каждой стороны, по кайме, щит обшивался тканью, концы которой немного свисали. К ткани пришивались орлиные перья. В сражении щит наклоняли так, чтобы стрелы, и даже пули, отскакивали от него. Щитами мы пользовались с давних пор, и думаю, что переняли их у навахо. Оленья шкура была слишком тонкой для щита, и до получения конских и коровьих шкур, щитов у нас не было. Не все могли изготавливать щит. Это мог делать только пожилой человек, который знал толк в таких вещах и знал военное колдовство. Рисунок на внешней стороне щита мог грозить опасностью стороннему человеку. Такой рисунок наносился в середине щита и по его окружности. Он заключал в себе своего рода молитву, которая делала щит крепким, что оберегало его владельца от ранений.

Щит называли «нан-иди» или «настази», и в сражении им пользовался только очень опытный в войне человек, который был быстрым бегуном и хорошим бойцом. Когда человек, знавший всё о щитах, использовал один из них, за ним ничего не было видно; это выглядело так, как будто только один щит был там, сам по себе. Отец Сэма Деши имел один из таких щитов. Теперь он уже мертв. Он был невысоким человеком. Однажды, уже давно, они собрались на тропу войны вместе с чирикауа. И чирикауа сказали, что они хотят посмотреть как апачи восточной Белой Горы танцуют с щитом. Когда имя отца Сэма было названо во время проведения военного танца, он вышел и танцевал с щитом. Он держал его перед собой в левой руке, а в правое держал копье. Он всё делал как положено, как будто участвовал в настоящей битве. Его совсем не было видно за щитом. Это выглядело так, как будто он стал совсем невидимым. Видно было только его щит. Когда он закончил танцевать, один чирикауа сказал: «Надо же, здесь есть человек, который знает толк в войне; у вас есть человек, за которым вы пойдете в первую очередь из всех остальных мужчин». Я видел всего один или два щита в то время, когда они с ними танцевали. Военные отряды, уходившие в Мексику, обычно имели один щит, иногда два. В сражении, человек с щитом не должен был обязательно идти впереди; он мог пойти туда, куда хотел. Только вождь, или самый лучший и храбрый воин, находился впереди. С верхней половины щитов свисали орлиные перья, и после них, с каждого бока было прикреплено по одному вороньему перу. Это была своего рода молитва, обращенная к ворону. Когда человек брал его щит на тропу войны в Мексику, он снимал все перья с щита и нёс их на своей спине. Когда он приходил в Мексику, он снова помещал их на щит. Они хранили щиты в кожухе из оленьей шкуры. На внутренней стороне щита человек рисовал фигуру таким образом, что вы едва ли могли разобрать - что это. Только он должен был это видеть и различать, чтобы быть успешным на войне. С внешней стороны они закрашивали щит полностью. Человек учился пользоваться щитом от какого-нибудь старика. Обычно это был его отец или дядя, или дед - люди, которые знали толк в военном колдовсте. Если этот человек хотел иметь щит, то старик обычно дарил его ему. Старик для работы над щитом нанимал четырех мужчин, так как сам не хотел прилагать свои усилия, но он находился там всё время и присматривал за ходом работы. Человек, для которого был изготовлен щит, не платил ничего за него сразу, но предполагалось, и старик держал это в своем уме, что придет время, когда человек возвратится с тропы войны, и он одарит старика и его четырех помощников лошадьми и скотом.

Обычно они делали щиты из конской или коровьей шкуры, взятой с толстой части на спине прямо над бедрами. Они привязывали шкуру и давали ей высохнуть. Затем они вырезали из неё круглый кусок в размер щита, когда это было уже совсем сухим. Затем они вырезанную часть обрабатывали так, чтобы она стал совсем круглой. Они делали это очень плотным и крепким, чтобы ни одна пуля или стрела не могли пробить щит. Однажды я видел старика, который показывал как они пользовались щитом. Мы сидели там на земле, и он стал приближаться к нам, держа щит. Я совсем не видел его тело, только щит. Пуля, если она попадала в один из этих щитов, только слегка его задевала. Она не могла пробить его насквозь

Лишь один человек, который владел «силой против врагов», мог изготавливать «бахазди», или военные амулеты. Он мог сделать амулет для себя и мог для кого-то, кто его попросит об этом. Ему платили за амулеты. Когда он делал амулет, то одновременно молился на него и учил молиться того человека, которому этот амулет предназначался.

В старые дни я видел военные амулеты. Некоторые носили небольшие деревянные обручи, а другие имели небольшие деревянные кресты. Эти вещи были священными, и их надевали только когда шли на войну. В мирное время, дома, они помещали их в мешок и никогда не носили. Но если, например, человек отправлялся куда-то из форта Апачи в дальнее путешествие, он доставал это и одевал на себя, даже если не собирался на войну. Это должно было отгонять от него все опасности.

Амулеты защищали от пуль. Владелец амулета брал его с собой на войну, но одевал его до начала битвы. Затем он носил его так, чтобы все видели. Предводители всегда имели амулеты и носили их в бою, на глазах у остальных людей. Предводитель молился, чтобы пули миновали его людей, а затем вел их в битву за собой. Ни один из них не получал ранений. Предводители всё знали о «силе против врагов», и если человек приходил к кому-то из них и просил сделать для него военный заговор, то, если он являлся смелым человеком, предводитель делал как он просил; но если человек не был смелым и избегал гущи сражения, он ничего для него не делал. Предводитель знал всё о своих людях. Амулет предназначался только для войны, и никогда для азартных игр или охоты, или посадки зерен. Некоторые мужчины не любили амулеты, даже владельцы, так как амулет забирал у вас удачу на охоте и в играх. Он только оберегал жизнь своего владельца в войне, и у вас было много удачи в войне, так как амулет всю вашу удачу забирал для войны из других видов деятельности. Поэтому люди, которые любили ходить на войну, хотели иметь для себя амулет.

Из оружия были еще пращи, но ими пользовались только мальчики. Мужчины никогда не брали их с собой на войну, так как они не были достаточно смертоносными. Кусочек оленьей шкуры, в которую клали камень, был ромбовидной формы и имел четыре отверстия, каждое из которых было соединено с сухожилием длинными полосками оленьей шкуры. В конце была петля, через которую просовывался палец. Для бросков использовали круглые камни. Непосредственно перед броском делали только одно вращение.

Перед уходом военного отряда, все мужчины, вошедшие в него, собирались вместе для участия в церемонии под названием - «военный танец», которая начиналась с наступлением ночи и подразделялась на несколько отдельных частей. В первой части, которую называли «пойти на войну», воины каждого клана вызывались на танец, чтобы демонстрировать каким образом они будут сражаться с врагами в предстоящем походе. Вторая часть характеризовалась поднятием коровьей шкуры в сопровождении пения, которое описывало процесс приобретения вражеской собственности. Третья часть называлась - «приглашение к соприкосновениям», и в ней могли принять участие женщины всех возрастов, каждая из которых выбирала себе мужского партнера для общественного танца. В последней, четвертой части, которая проходила на рассвете, двенадцать наиболее смелых и опытных воинов вставали на одну линию и по очереди в песне рассказывали о своих персональных успехах в войнах. Когда последний из них заканчивал петь, они бросались в воображаемую атаку на несколько жилищ, тем самым показывая, что они собираются застать врагов врасплох и одержать победу над ними. Этим церемония «военный танец» завершалась и вскоре экспедиция была готова к выходу.

Когда они собирались устроить военный танец, то сообщали всем об этом. Затем, около места, где должен был пройти танец, они устанавливали потельню для мужчин, которые входили туда, чтобы очиститься. В потельне они размещали в пяти разных местах раскаленные камни - на востоке, западе, севере и посередине. В тот же день мужчины говорили всем женщинам, что они должны с их самыми глубокими корзинами и принести много дров к месту, где должен был состояться танец. Вечером он начинался. Первым выходил человек, который подзадоривал собравшихся, приглашая их к участию в военном танце. Его называли - «ба-си-ан» или «ба-си-а». Он обращался только к предводителям того или иного клана - ни к кому другому. Затем предводитель говорил со своими мужчинами, и если они хотели присоединиться к военному отряду, то выходили с ним. Перед самым началом танца, все кланы должны были сгруппироваться в большом круге. Все мужчины каждого клана находились в военном танце рядом с их предводителем. Этот предводитель был их вождем. Когда пение начиналось, вызывался по имени предводитель первого клана, и он выводил своих мужчин на танец. Его имя оглашалось в песне. Так они шли в танце по кругу, поворачивая и возвращаясь к их изначальной позиции. Затем предводитель мог покинуть его мужчин и пойти к своей семье и присоединиться к ней. Всегда предводителем был тот, кто вел мужчин клана в военном танце. Каждый клан выполнял поворот по кругу и предводитель клана находился при этом впереди. Танцевали только мужчины. Затем каждый клан повторял круги, но имя предводителя больше не называлось во время пения. Вместо него вызывался по имени какой-нибудь смелый, и вот он и вел мужчин. Предводитель уже не танцевал. Таким образом, каждый клан делал ещё круг. Всего это делалось два раза, то есть, каждый клан проходил по два круга. Затем они делали четыре круга вокруг костра с коровьей шкурой. После этого начинался общественный танец.

Сначала они проводили самый настоящий военный танец, который называли - «икахита», или «пойти на войну». Чирикауа называли это - «хаскгохита», или «танец гнева». Перед началом танца мужчины каждого клана собирались в отдельные группы. Каждая из этих клановых групп назначала себе лидера. Обычно это был человек, который был богатым или больше всех из них знал о войне. Как правило это был уже старый человек. Это мог быть вождь клана или человек избранный по случаю. Все мужчины несли их копья, или луки со стрелами, или щиты. Когда они начинали петь первую песню, все внимательно её слушали. В песне они называли имя одного из их главных мужчин, и говорили, примерно, так -«Ты-смелый человек. Давай посмотрим, выходи к этим людям и покажи им, что ты можешь». После чего их лидер отделялся от всей группы и все мужчины шли за ним в танце. Те, у кого были копья, показывали как они будут протыкать врагов, лучники показывали их мастерство, а мужчины с щитами демонстрировали их искусство владения ими. Когда одна песня заканчивалась, танцующие останавливались и делали поворот. Теперь они снова называли имя лидера, и он опять возглавлял группу в танце. Потом были другие песни, под которые проходил каждый клан, красуясь в танце. Если какой-нибудь клан пропускали, мужчины чувствовали себя неловко, потому что, это означало, что другие считали их неподходящими, слабыми бойцами. Когда эта серия выходов в танце заканчивалась, все мужчины поднимали коровью шкуру и делали четыре круга с ней вокруг костра. Этот танец назывался -«икатхадита», или «поднятая шкура», или «танец с коровьей шкурой». Если одна из женщин или девушек хотела принять в нём участие, то она могла войти и танцевать тоже. Мужчины в этом танце выкрикивали. Они пели о вещах, которыми владеют их враги. Когда танец с коровьей шкурой завершался, они вновь группировались по кланам. Они выставляли напоказ всё их оружие, в том числе и огнестрельное, и выбирали для пения своих лучших людей. Если они отправлялись в поход на юг в Мексику, то ходили с шкурой южной стороны костра, и с северной, если шли к навахо. По окончании танца шкуру не выбрасывали, а кто-то из участников забирал её к себе домой. Затем родственники семьи-организаторов танцевальной церемонии, ходили между жилищ и говорили всем людям: «Одолжите мне вашу жену сегодня вечером. Она может танцевать с мужчиной, но она вернется к вам также, как ушла. Она может танцевать всю ночь, и даже если она танцует с другим мужчиной и говорит с ним, это ничего не означает». То же самое происходило в отношение девушек. Утром все они возвращались. Этот общественный танец назывался «хдахикус», и продолжался он всю ночь до утра. Другой информатор сообщил, что «после танца «поднятой шкуры», начинался общественный танец под названием - «его песня приглашает к прикосновению». Здесь пели так же, как и в любом другом общественном танце. Были и ограничения. Предводитель обращался к участникам этого танца, говоря им, что мужчины такого-то клана не должны касаться женщин такого-то клана, а только могут вежливо с ними разговаривать. То есть, прикосновение в этом танце не являлось фактическим действием. Человек, певший в общественном танце, позже получал подарки от возвратившихся воинов, если поход был успешным. Ему давали, например половину говяжьей туши, или что-то другое, но никогда не говорили за что они дают ему это.

Затем, утром, они выбирали двенадцать наиболее смелых мужчин, которые на войне никогда не отступали, всегда держали в уме битву и шли прямо в её гущу. Эти двенадцать человек выходили сюда же, на привычное танцевальное место.

Все люди становились вокруг них таким образом, что эти двенадцать оказывались точно посередине круга. Все соблюдали абсолютную тишину в ожидании сигнала от мужчин в центре, которые выстроились в линию. Затем один человек из линии выходил вперед и начинал танцевать. Одновременно с танцем он пел. Его песня могла сообщать о случае в бою, когда его враг бежал за ним и чуть его не убил, но он сражался храбро и всё завершилось для него хорошо. Он показывал - какой он был храбрый. Один из мужчин в круге имел барабан, и он в этот момент ударял три или четыре раза. Это означало, что люди в круге довольны услышанным и одобрили его. Но пока мужчины пели, барабан не звучал. Каждый из двенадцати пел свою песню, делая поворот внутри большого круга. Все песни были разными. Ещё один человек, например, пел о том, как он был атакован медведем, и ему трудно было уклониться от него, но он сумел выйти из положения. Когда последний человек проходил с песней, он произносил такие слова: «Смерть есть везде. Вы не можете идти где-либо и чтобы там не было смерти. Есть разные виды смерти. Смерть ко всем приходит когда-то». Когда он завершал свою песню, все люди, стоявшие вокруг двенадцати мужчин, говорили: «Вы не умрете. Вы благополучно вернетесь». После этого танец был закончен и все расходились по их домам.

Затем они выбирали двенадцать мужчин из приглашенных издалека помочь в войне. Эти двенадцать закрашивали свои тела. Они держали копья и луки со стрелами в их руках. Затем они ходили с места на место с устроителями всего танца, и со всем племенем, и одновременно с этим пели. Они исполняли только две песни. Затем они молча шли в четыре жилища и разбивали там глиняные горшки и посуду, и если какая-то семья имела собаку, они убивали её стрелами. Умертвив собаку, они отрезали её хвост или одну из лап, и подняв это на конце палки, носили, подняв над ними. Люди знали, что эти двенадцать могут к кому-нибудь из них прийти, и поэтому прятали горшки и собак.

Когда танец был завершен, один из вождей говорил: «Танец закончен. Теперь, если старая женщина желает говорить, она может подойти к нам. Завтра мы будем готовы к уходу». Все готовились и укладывали вещи.

Пока другие танцевали, предводитель, который был устроителем церемонии, разговаривал с другими предводителями и старейшинами. Он им так говорил: «Я выбрал вас для прогулки. Я полагаюсь на вас. Я полагаюсь на ваши руки. Я полагаюсь на вашу жёсткость. Вы смелые, поэтому я выбрал вас. Ваши помыслы - мои помыслы. Вы одобряете то, что я делаю. Я выбрал вас, потому что хочу убить одного из своих врагов. Если мы пойдем туда, и одного из вас убьют там, здесь будет еще один мужчина, и будет одна женщина, которая понесёт мальчиком, и он вырастет и станет мужчиной. Так что, если кого-то из вас убьют, это ничего не изменит».

В тот же день, мужчинам, отправляющимся в поход, отдавали всю имеющуюся в лагере еду. Они отдавали им весь мескаль, измельчённые зерна и кукурузу. Никого не обделяли. Когда мужчины были готовы к уходу, они выбирали двух стариков из оставшихся дома людей, и сообщали им, когда они должны возвратиться. Они называли срок от тридцати до сорока дней. Затем один из вождей давал этим старикам шнур, вырезанный из оленьей шкуры, и говорил им, что каждый день они должны делать на нём узел, что было похоже на ведение календаря. По прошествии десяти дней сверх указанного срока, возвращение нужно было ожидать каждый день. Эти два старика оставались ответственными за весь лагерь. Вожди говорили старикам: «Вам следует отвести этих женщин и детей в место (называлось место), где есть вода, и мы возвратимся к вам туда».

Следующий информант: «На восходе солнца, после военного танца, танцевали двенадцать мужчин. Все молчали, слышен был только бой барабана. Последний из этих двенадцати пел песню смерти. Этот человек пел ту же песню, когда они оказывались перед лицом врага, чтобы воины не испытывали страха. Эти двенадцать мужчин являлись представителями каждого клана. Каждый клан мог выделить для этого танца до двух человек. Последний избранный и должен был петь песню смерти. Но он не избирался кланом, а являлся - или устроителем военного танца, или просто считался наиболее храбрым из всех и знал эту песню, и должен был владеть «силой против врага». Своим пением он вселял уверенность в сердца мужчин, чтобы они не побежали от врага. Была только одна песня смерти.

Все песни, исполнявшиеся во время церемонии «военный танец», звучали только на ней, и больше нигде.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒