Что скрывается за словом «конституция»?

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 17Следующая ⇒

Некоторые понятия из правового и политического словаря нередко переживают весьма значительную смысловую эволюцию. Слово «конституция» – из их числа. В Древнем Риме, например, этим словом обозначались некоторые акты императора. В средние века так порой именовались акты, определявшие структуру управления

европейских «вольных» городов – Венеции, Гамбурга, Бремена, а также уставы некоторых монашеских орденов. И только после того, как в сентябре 1787 года в американском городе Филадельфия в ходе жарких дебатов была принята Конституция США, это слово и производные от него термины начинают приобретать в правовом и политическом языке существенно иной смысл. Что же произошло такого, если в течение

полутора веков почти все страны на планете обзавелись собственными конституциями?

Неужели юное заокеанское государство стало «законодателем моды на конституцию»? Нет, конечно же.

Обычно дается такое определение: конституция – это обладающий высшей

юридической силой акт (совокупность актов), устанавливающий основы организации и жизнедеятельности общества и государства. Вроде бы все понятно.

Однако такое определение ничего не скажет нам о том, зачем государству нужна эта «визитная карточка». Оно не ответит и на вопрос – стало ли принятие конституций той самой модой или все-таки это был цивилизационный скачок. А ведь в атрибут современной государственности конституция превратилась не потому, что без нее в современном мире «неприлично» существовать, а потому, что изменился смысл самого

этого слова: оно стало означать принципиально иные основы организации и

функционирования государства. В чем же эта принципиальная новизна?

Первая писаная конституция – Конституция США – создавалась не на пустом

месте. Как отмечал автор классического труда «Демократия в Америке» А. Токвиль, «английские колонии – и это было одной из главных причин их процветания – всегда пользовались большей внутренней свободой и большей политической независимостью, нежели колонии других стран». К концу 1700-х годов отцы-основатели, как принято именовать создателей американской Конституции, опирались на распространенные к

тому времени идеи Джона Локка (1632-1704) и Шарля Монтескье (1689-1755), в трудах, которых содержится наиболее полно разработанная концепция разделения властей.

Создатели американской Конституции ориентировались на главное следствие принципа разделения властей – возможность ограничения государственной власти, чтобы не допустить тиранию.

В России пока далеко не всем понятен глубинный смысл ограничения власти.

Многим, в силу особенностей исторического развития страны, привычнее рассуждать в плоскости «хороший - плохой правитель». Но в современном мире такое политическое мировоззрение и основанная на нем конструкция власти опасны как для граждан, так и для страны в целом. Ведь в этом случае гарантиями развития является не правовые регуляторы, а единственно воля самого правителя. Мало этого, каждое новое

правление в такой парадигме несет с собой, как подмечено в научной литературе, не «сценарий преемственности», а «сценарий завоевания». А этот «сценарий» чреват радикальной ломкой имеющихся институтов и отношений. Вследствие этого, страна развивается рывками, перемежаемыми откатами назад, а гражданам приходится расплачиваться за амбиции, слабости, а то и пороки очередного правителя. Весьма ярко изобразил порок неограниченной власти Марк Твен. Один из персонажей его известного произведения говорил:

«Неограниченная власть – превосходная штука, когда она находится в надежных руках. Небесное самодержавие – самый лучший способ правления.

Земное самодержавие тоже было бы самым лучшим образом правления, если бы самодержец был лучшим человеком на земле и если бы его жизнь продолжалась вечно. Но так как даже совершеннейший человек на земле должен умереть и оставить свою власть далеко не столь совершенному преемнику, земное самодержавие не только плохой образ правления, но даже самый худший из всех возможных».

Когда люди постепенно пришли к пониманию едва ли не самого великого

социального закона – закона недопустимости неограниченной власти людей над людьми – им понадобился правовой инструмент, который бы зафиксировал, какие государственные институты должны осуществлять власть от имени народа, распределил между ними функции и полномочия, т.е. компетенцию, и определил механизмы взаимоотношений между этими институтами, в том числе систему сдержек и противовесов. Этот правовой инструмент стал именоваться конституцией.

Таким образом, смысл конституции состоит в том, что она является актом, предназначенным не допустить монополию на власть какого-то одного публичного института с тем, чтобы обеспечить право народа на контроль за государственной властью. Образно говоря, конституция – это клетка, создаваемаяобществом для власти, ибо не будь ее, не будет у граждан правовых гарантий свободы, творчества, самодеятельности и защиты от произвола. Именно вследствие такогопонимания конституции возникли понятия «конституционализм» и «конституционныйстрой».

Под конституционализмом понимается сама идея правового ограничения

власти. Как метко заметил современный венгерский исследователь А. Шайо,

«конституционализм – это ограничение государственной власти в интересах

общественного спокойствия. Он стремится охладить текущие страсти, не угрожая эффективности управления».

Соответственно, конституционный строй – это такое устроение (строй)

государства, которое на основе конституционализма обеспечивает отправление публичной власти, а равно реализацию прав и свобод человека и гражданина строго в соответствии с положениями, установленными конституцией данного государства.

Однако существует и иной взгляд на конституцию. Согласно ему, последняя представляет собою те базовые элементы, на которых покоится данное государство.

Проще говоря, конституция – это реально существующее положение вещей. Такое понимание близко к биологическому, что находит отражение в бытовом языке: мы иногда говорим о человеке, что его худоба или, наоборот, полнота обязаны не образу жизни, а присущей ему конституции.

Почему нельзя согласиться с такой позицией? По двум основным причинам. Во-первых, биологическая конституция дается человеку от природы, а конституция социальная устанавливается самими людьми. В социальной жизни нет жесткой предопределенности, конкретное положение, в котором находятся общество и государство, – не фатальная неизбежность. В противном случае нельзя было бы и говорить о социальном развитии. Во-вторых, при такой трактовке теряются сущностные черты конституции: она становится обычным, пусть и обладающим высшей юридической силой актом, призванным лишь зафиксировать любую систему власти.

Тем не менее, такой взгляд стал популярен, начиная с XIX века. Ярким его

выразителем был известный в то время немецкий социал-демократ Фердинанд Лассаль. В 1862 году он прочел популярную лекцию о сущности конституции. Длялучшего усвоения своей идеи он смоделировал следующую ситуацию:

«Предположим же, что сделался страшный пожар, вроде гамбургского, и

что в нем сгорели все эти государственные архивы, библиотеки, магазины и

главная правительственная типография Декера; предположим, что по странному стечению обстоятельств то же случилось и в других городах монархии, что погорели даже частные библиотеки, в которых были собрания законов, так что во всей Пруссии не осталось ни единого закона в достоверной форме. Ну, как же вы думаете, господа? Можно ли было бы поступать в этом случае произвольно, создать произвольно новые законы, и такие, какие вздумалось бы?

Положим, вы сказали бы: законы погибли, будем создавать новые. Король просто-напросто сказал бы на это: законы погибли, но что же из этого? Фактически мне повинуется армия, идет, куда я прикажу ей; фактически коменданты арсеналов и казарм выдадут по моему приказу пушки, и артиллерия выедет с ними на улицы, и, опираясь на эту фактическую силу, я не хочу, чтобы вы делали мне иное положение, кроме того, какого я желаю.

Итак, господа, мы знаем теперь, что такое конституция страны, а

именно: существующие в стране фактические отношения силы »

Итак, конституция, в лассалевском понимании, есть основной акт, фиксирующий то, что получилось в результате политической борьбы (революции). Казалось бы, весьма логичная конструкция: кто сильнее, тот и обустраивает государственность «по своему вкусу», легитимируя в конституции «право победителя». Но подобное понимание конституции весьма опасно, ибо оно становится теоретическим оправданием

существования любого, в том числе деспотического государства. Не случайно основатель первого в мире тоталитарного государства В.И. Ленин, развивая мысль Лассаля, утверждал: «Что такое конституция? Бумажка, на которой записаны права народа. В чем гарантия действительного признания этих прав? В силе тех классов народа, которые осознали эти права и сумели добиться их».

«Сущность конституции в том, что основные законы государства вообще и

законы, касающиеся избирательного права в представительные учреждения, их компетенция и пр., выражают действительное соотношение сил в классовой борьбе. Фиктивна конституция, когда закон и действительность расходятся; не фиктивна, когда они сходятся. Конституция может быть черносотенной, помещичьей, реакционной и в то же время менее фиктивной, чем иная " либеральная" конституция».

Такая позиция – «кто сильнее, тот и устанавливает правила игры» – весьма

лукавая, ибо в ней становится несущественным, какие именно «правила игры» устанавливаются: механизм, позволяющий обществу контролировать государственную власть, или механизм, обеспечивающий чью-то монополию на власть. Повторим, что конституционный строй – это устроение вовсе не любого государства, лишь бы оно имело конституцию. Конституция, не закрепляющая конституционный строй, а лишь фиксирующая чью-то монопольную власть, уже не есть собственно конституция, ибо

теряет свой главный смысл и нужна лишь, с одной стороны, для пропагандистских целей, с другой, – для того, чтобы хоть как-то легитимировать авторитаризм.

Есть немало стран, которые, не имея конституционного строя, больше того,

Доктринально отрицая его, обзавелись конституциями. И надо сказать, этот прием оказался в пропагандистском плане довольно действенным. Например, до сих пор многие всерьез рассуждают о том, что, мол, и «сталинская» (1936г.), и «брежневская» (1977г.) конституции СССР, были вполне демократичными, поскольку закрепляли основные права и свободы граждан, только, вот беда, не соблюдались.

Это – один из тех бытующих в новейшей отечественной истории мифов, которые, к несчастью, почти никем не опровергаются. А ведь для понимания того, что это миф, не надо даже обладать высокой юридической квалификацией, достаточно просто прочитать эти самые «конституции». И тогда вы обнаружите, почему ни власти, ни граждане в СССР никогда всерьез не апеллировали к Конституции. Можно вспомнить

разве только известное политическое требование, обращенное к властям, –

«Соблюдайте собственную Конституцию», выдвинутое советскими диссидентами в 1970-х годах. Но удивительно: это требование подразумевало, что власти нарушают Конституцию СССР, а на самом деле они ее вполне соблюдали. Не потому, конечно, что были вынуждены это делать, а только потому, что Конституция ровным счетом им не

мешала. С одной стороны, патерналистская, а с другой, – репрессивная политика властей прямо и непосредственно вытекала из того, что было зафиксировано в советских конституциях.

Во-первых, даже в самих формулировках политических свобод – слова, печати, собраний, митингов, шествий – можно увидеть, что государство разрешало ими пользоваться лишь «в соответствии с интересами трудящихся («в интересах народа»11) и в целях укрепления социалистического строя» (ст. 125 Конституции СССР 1936 г. и ст. 50 Конституции СССР 1977 г.). Вряд ли стоит объяснять, почему при таком «конституционном условии» не то что об оппозиционной деятельности, но даже о несанкционированной критике не было и речи.

Но, главное – это, во-вторых. Советское государство было построено на

ленинской доктрине, предполагавшей полный разрыв с парламентаризмом и принципом разделения властей. А сам этот разрыв зиждился на идее «отмирания государства» (см., например, Преамбулу к Конституции СССР 1977 г.). При этом ленинская «теория государства диктатуры пролетариата» как государства отмирающего, переходного к «полному общественному коммунистическому самоуправлению», отрицала и всякий намек на частную собственность, признавая экономику, основанную только на государственной («общенародной») собственности. Понятно, что такая государственно - партийная машина даже формально - юридически оказывалась ничем и никем не ограниченной. Так, единственная из реализованных за всю человеческую историю утопий показала, что любая утопия неизбежно порождает социального монстра, пожирающего - в физическом и духовном смыслах – своих же граждан.

Итак, перед нами два понимания конституции – как юридического выражения конституционализма и как оформления существующей системы власти, которая может оказаться и монопольной. Однако второе понимание, как мы попытались показать, попросту обессмысливает само существование конституции.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒