Философские споры вокруг диалектики сущности и явления

⇐ ПредыдущаяСтр 26 из 84Следующая ⇒

Диалектика сущности и явления вплоть до Канта практически отождествлялась с вопросом о соотношении идеи и материи. Уже у древних философов сущность мыслилась как основополагающее начало всех вещей в мире, источник, исходный пункт возникновения всего конкретного многообразия. По Платону, сущность тождественна идее (эйдосу), она несводима к телесным, чувственно воспринимаемым формам бытия. Она есть некий исходный образец для всего возникающего и пребывающего. Согласно Аристотелю, сущность вещи — наделенная особой активностью форма как некоторый принцип, оживотворяющий косную материю, в совокупности с которой и образуются все вещи. В религиозном мировоззрении сущность мыслится прежде всего как регулятивное начало бытия в виде абсолюта, каковым является бог. Это — сущность предельного порядка.

Знаменитый спор реалистов и номиналистов о форме существования общих понятий (универсалий) положил начало отделению категорий сущности и явления от категорий идеи и материи. Для номиналистов реальным существованием обладали лишь единичные вещи (частичный аналог явления), а общее (сущее) объявлялось лишь результатом мыслительного процесса обобщения единичных вещей. Для реалистов же, напротив, общее обладает существованием, причем либо независимо от единичных вещей, то есть независимо от явлений (а это шаг в сторону идеализма), либо как внутренний момент единичных вещей. Еще более обострил эту проблему Кант, введший в философскую терминологию понятие «вещи в себе», а точнее, «вещи самой по себе» (сущность), которая доказывалась им как непознаваемая и противопоставлялась собственно явлениям объективного мира, доступным чувственному восприятию, но скрывающим от человеческого ума свою истинную сущность. Таким образом, Кант окончательно закрепил разделение проблемы сущности и явления, с одной стороны, и идеи и материи — с другой.

Сущность со времен Канта мыслится как независимая от особенностей субъекта качественная специфика объекта, скрытая от непосредственного наблюдения за счет условности в устройстве механизмов отражения, свойственных именно человеческим органам чувств и мышлению. Для того чтобы проникнуть в мир сущностей, человек должен научиться расшифровывать данный ему в ощущениях мир явлений.

Явление — это непосредственно воспринимаемые свойства объекта, то или иное видение которых зависит и от строения и действия органов чувств субъекта познания, а сущность — это то качественное своеобразие предмета, определяющее его характерное «лицо», которое может скрываться за его непосредственно наблюдаемыми проявлениями, нуждающимися в адекватной интерпретации. Так, зеленый цвет травы — это ее свойство на уровне явлений, сущностной же характеристикой травы является ее объективная физическая способность отражать лучи света так, что для человеческого глаза трава предстает именно как зеленая. При той же объективно сущностной специфике в отражении лучей света трава в случае иного устройства зрительного аппарата, например у животных, видится уже не зеленой, а, скажем, серой, как у собак (это, конечно, условное обозначение).

И сущность и явление существуют объективно, и то и другое суть атрибуты объекта, но явление есть функция, зависящая от двух величин — объекта и его данности субъекту, а сущность есть собственно объективное качество объекта. Эта зависимость явления от свойств самого субъекта нашла отражение в теории относительности и квантовой физике, где положение и исходная установка наблюдателя учитываются уже в самих условиях эксперимента и даже в математических формулах, отражающих физические закономерности.

С отделением проблематики сущности и явления от проблемы соотношения духа и материи философские споры вокруг этих категорий не прекратились, однако содержание их изменилось. Тот же Кант, окончательно обособивший категории сущности и явления, поставил дискуссионный вопрос: может ли человеческий ум прорваться сквозь завесу явлений к сущности объекта, иными словами, как возможно познание человеком объективного мира? Этот вопрос решался по-разному. Гегель, например, признавал возможность познания сущности, которая была для него выражением абсолютной идеи, порождающей мир явлений в процессе своего саморазвития. Агностики же, наоборот, приняв кантонское противопоставление сущности и явления в его абсолютном выражении и игнорируя тем самым объективную связь явления с сущностью, считали мир непознаваемым. Таким образом, решение этого вопроса непосредственно упирается в диалектику сущности и явления: признание познаваемости сущности связано с толкованием явлений не только как следствия особенностей субъекта, но и как следствия (проявления) самой сущности. Так, в нашем примере цвет травы, оценка ее конкретной цветовой гаммы зависит от «глазного устройства», но сам факт именно такого по своей физической

природе отражения световых лучей, которое может быть выражено в физических величинах, зависит уже от сущности объекта. То, что мы видим траву именно зеленой, зависит от устройства нашего глаза, но то, что мы вообще видим эту траву (в отличие, например, от объектов микромира), и, главное, то, что наряду с зеленой травой мы видим и голубое небо, и бурую землю, и одновременно различные оттенки зеленого цвета в многообразном растительном мире, — все это дает нам основания для нахождения общей основы во всем видимом, для проникновения в объективную физическую сущность световых процессов. Физическая природа цветообразования уже достаточно подробно изучена наукой, которая может даже по цвету звезд определить их химический состав.

В системе диалектического материализма категории сущности и явления рассматриваются как универсальные объективные характеристики предметного мира. Единство этих категорий означает единство онтологии и гносеологии, то есть единство мира и мышления о мире. В процессе познания сущность и явление выступают как его различные ступени — будучи в своей исходной форме равнозависимыми от сущности как объекта, так и субъекта, явления нуждаются в адекватной интерпретации, вскрывающей закономерности именно такого проявления сущности. Рассматривая явления в их совокупности, посредством практики, эксперимента, абстрагирующей способности ума, покрывающего объективную природу явлений, человек приближается к их сущности, никогда, впрочем, не исчерпывая ее до конца. В этом — диалектика сущности и явления. Игнорирование ее ведет к массе ошибок. Как показывает история человеческой мысли, самой распространенной ошибкой оказались различные модификации эмпиризма, предпринимавшего всевозможные попытки свести всю проблему к одним только явлениям, без выяснения их глубинной сущности. Так, современные неопозитивисты отрицают сущности, объявляя их «метафизическим вымыслом», и видят свою цель лишь в накоплении фактов, их классификации и схематизации. Эта позиция объявляется ими «единственно научной», свободной от тенет абстрактного и путаного разума. Однако в том-то и состоит сложность, что без исходной теории, хотя бы самого общего плана, невозможно установить критерии, с помощью которых можно было бы классифицировать факты. Слепой эмпиризм так же беспомощен, как и пустое теоретизирование. Недаром физики долгое время «терялись» перед найденными ими противоречивыми фактами, не зная, как их классифицировать, пока в науку не ввели понятие о новой сущности, объединяющей в себе волновые и квантовые свойства, и не создали тем самым квантовую физику.

Диалектику сущности и явления оспаривают не только эмпиристски настроенные ученые-естественники, но и многие представители гуманитарного знания, видящие в сущности уже не «метафизический вымысел», а угрозу для богатого индивидуальными проявлениями духовного мира. Нужно ли видеть в каждом человеке его родовую сущность и отсекать его индивидуальные свойства, которые суть самое ценное в каждом из нас, восклицают феноменологи. И здесь они правы. Правы в том смысле, что личность ценна своей индивидуальностью, но не правы в том смысле, что индивидуальность — это всего лишь явление, а не сущность. Смысл истории к тому и сводится, что личностно особенные качества данного конкретного человека являются не его случайными (и в этом смысле индивидуальными) проявлениями, но его сущностью.

Отсюда понятно, что в гуманитарной области с особенной остротой встает вопрос о соотношении сущности и явления с понятием единичного. Однако естественная и правомерная боязнь духовной унификации не должна вести к отрицанию сущности. Единичное тоже сущностно. Так, неповторимы Шекспир и Достоевский, и они занимают в истории культуры особое сущностное место. Без Пушкина, Гоголя, Л. Толстого, Достоевского не было бы той русской литературы XIX в., какой она известна человечеству. Забвение сущностной ценности, уникальности творческой личности может открыть «шлюзы» потоку безликой, «серой» литературной продукции. Но в человеке сущностное и индивидуально личностное слиты воедино. Индивидуальная личностность и есть сущностное качество человека, проявляющееся в самых разнообразных по своему складу и характеру людях.

Таким образом, неопозитивизм и феноменология с двух разных сторон оспаривают диалектику сущности и явления, но при этом оба эти влиятельные в современном западном мире философские направления оспаривают именно категорию сущности. В этом с ними смыкается и современный вульгарный материализм, нередко ставящий знак равенства между сущностью и явлением, что фактически также приводит к отказу от категории сущности. Так, в последние десятилетия подобная логика подчас проскальзывала в некоторых социологических доктринах, в которых сущность социализма отождествлялась с ее проявлениями. Но простое и однозначное копирование опыта строительства социализма в одной стране, без учета конкретно-исторических обстоятельств других стран, есть непонимание того диалектического положения, что единая сущность в разных условиях проявляется по-разному.

Диалектика сущности и явления — процесс отнюдь не одно-

значно простой, то есть в нем нет такой связи: одна сущность — одно и только одно явление. Само явление достаточно неоднозначно и не всегда скрывает за собой истинную сущность. Если бы здесь была всегда простая, истинная и однозначная связь, то в человеческом познании не было бы ошибок и заблуждений. Вполне реальной оказывается для философии проблема кажимости, видимости.

Быть и казаться

Мы в жизни чаще, чем думается, встречаемся с феноменом «быть и казаться». Каждый, наверное, имел возможность убедиться на собственном опыте в том, что, будучи, например, в вагоне, легко обмануться на станции, когда мимо нас идет другой поезд и мы не знаем, движемся ли мы или стоим, хотя в этом можно удостовериться: стоит лишь взглянуть на другую сторону. Или другой пример. Каждый из нас в ясную ночь видит на небосклоне мириады звезд, любуясь их мерцающей красотой и предаваясь каким-нибудь возвышенным мечтам: на самом же деле никаких звезд уже давным-давно нет, они унеслись с головокружительной скоростью в безбрежные дали мироздания, где мы их не видим и вообще не можем видеть. Получается, что звездное скопление, которое мы видим, лишь кажущееся звездное скопление, истинное же бытие на небесах совсем иное. Правда, нельзя сказать, что здесь видимость обманчива: тут мы имеем дело все-таки с реальным явлением, выступающим в форме кажимости. То есть в этом случае видимость не есть порождение обмана наших органов чувств. Она возникает в условиях наблюдения реальных отношений. Так, миражи в пустыне — явление природы, а не зрительный фантом. Их можно даже сфотографировать; они есть следствие искривления световых лучей в атмосфере. Следовательно, видимость имеет опору в сущности: она есть сущность в одном из ее проявлений. Поскольку формы проявления видимости многообразны, постольку, чтобы правильно понять то или иное событие, необходима критическая проверка данных непосредственного наблюдения, четкое различие отношения «быть и казаться».

Феномен «быть и казаться» выражает прежде всего факт несоответствия сущности и ее внешнего обнаружения. Это несоответствие нередко доходит до явной противоположности, и тогда она выступает как кривое зеркало сущности. Сократ, например, будучи в сущности своей исключительно мудрым человеком, в спорах умел прикидываться простачком, «играть в поддавки» (не со злонамеренной целью, разумеется, а с целью достижения истинного знания и так, чтобы в этом процессе активно участвовал и сам познающий или обучающийся знанию).

Самовыражение человека может быть и сущностным и лишь видимостным: человек не всегда таков, за кого себя выдает. Для многих казаться добрым и справедливым куда легче, чем быть таковым. Некоторым людям свойственна слабость, выражающаяся в озабоченном стремлении казаться значительно лучше, чем они есть. Страсть к показухе, к постоянной подмене своей сущности видимостью, «очковтирательство» в конце концов полностью деформируют личность. И то, что было некогда ее видимостью, становится ее сущностью, превратившейся в черту характера и уже изнутри детерминирующей взаимоотношения данной личности с окружающими.

Каждый ли поступок человека является адекватной формой самореализации его личностной сущности? И да и нет. Вы скажете, что некто очень ответственный человек и его легкомысленный поступок — случайность, это для него не характерно. И с этим можно согласиться. Но в ответственности этого человека чего-то, быть может, чуть-чуть недоставало, чтобы не допустить легкомыслия, и было нечто, что все-таки сделало именно такой поступок возможным в принципе. Следовательно, тут «казаться» выражает что-то из того, что есть.

Итак, если явление обнаруживает сущность, то видимость, как правило, закрывает ее, и задача мыслящего разума заключается в том, чтобы проникнуть сквозь покров видимости и заглянуть в истинное «лицо» сущности, для чего необходимо не принимать на веру внешнее за внутреннее, а настойчиво двигаться от внешнего к внутреннему.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒