Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Слово написанное и сказанное



Если человек выйдет на любовное свидание и прочтет своей любимой объяснение по бумажке, она его засмеет. Между тем та же записка, посланная по почте, может ее растрогать. Если учитель читает текст своего урока по книге, авторитета у этого учителя нет. Если агитатор пользуется все время шпаргалкой, можете заранее знать – такой никого не сагитирует. Если человек в суде начнет давать показания по бумажке, этим показаниям никто не поверит. Плохим лектором считается тот, кто читает, уткнувшись носом в принесенную из дому рукопись. Но если напечатать текст этой лекции, она может оказаться весьма интересной. И выяснится, что она скучна не потому, что бессодержательна, а потому, что письменная речь заменила на кафедре живую устную речь.

В чем же тут дело? Дело, мне кажется, в том, что написанный текст является посредником между людьми, когда между ними невозможно живое общение. В таких случаях текст выступает как представитель автора. Но если автор здесь и может говорить сам, написанный текст становится при общении помехой < …>

Я не хочу сказать, что живая речь отменяет речь письменную. Дипломатическую ноту, телеграмму или доклад, обильно насыщенный цифрами, произносить наизусть не надо. Если автор вышел на сцену читать роман, никто не ждет, что он его станет рассказывать. И естественно, что он сядет и станет читать его. И перед живой аудиторией и перед воображаемой – по радио, по телевидению. Но все дело в том, что текст, прочитанный или заученный, а затем произнесенный наизусть, – это не тот текст, не те слова, не та структура, речи, которые рождаются в непосредственной живой речи одновременно с мыслью. Ибо писать – это не значит «говорить при помощи бумаги». А говорить – не то же самое, что произносить вслух написанное. Это процессы, глубоко различные между собой.

Статью, роман, пьесу можно сочинять, запершись ото всех. Но разговор без собеседника не получится. И речь в пустой комнате не произнесешь. А если и будешь репетировать ее, то воображая при этом слушателей, ту конкретную аудиторию, перед которой собрался говорить. И все же в момент выступления явятся другие краски, другие слова, иначе построятся фразы – начнется импровизация, без чего живая речь невозможна и что так сильно отличает ее от письменной речи.

Но что же все-таки отличает эту устную импровизацию, в которой воплощены ваши мысли, от речи, вами написанной, излагающей эти же мысли?

Прежде всего – интонация, которая не только ярко выражает отношение говорящего к тому, о чем идет речь, но одним и тем же словам может придать совершенно различные оттенки, бесконечно расширить их смысловую емкость. Вплоть до того, что слово обретет прямо обратный смысл. Скажем, разбил человек что-нибудь, пролил, запачкал, а ему говорят: «Молодец! » Опоздал, а его встречают словами: «Ты бы позже пришел! » Но раздраженно-ироническая интонация или насмешливо-добродушная переосмысляют эти слова < …>

Итак, интонация передает тончайшие оттенки мысли и тем самым усиливает воздействие слова при общении людей. Вот почему в разговоре обмен мыслями и взаимопонимание между людьми достигается легче, чем путем переписки, если даже они начнут посылать друг другу записки, сидя в одной комнате, на одном заседании. Потому что в устной речи как человек произнес очень часто превращается в что он сказал.

Что еще отличает устную речь?

Она всегда адресована – обращена к определенной аудитории. И поэтому в принципе представляет собою наилучший и наикратчайший способ выражения мысли в данной конкретной обстановке.

Читателя пишущий воображает. Даже если пишет письмо, адресованное определенному лицу. Собеседника, слушателя при живом общении воображать не приходится. Даже если вы говорите по телефону, он участвует в процессе рождения вашего слова. От его восприимчивости, подготовленности, заинтересованности зависит характер вашей беседы. Если аудитория перед вами, вам легче построить речь, урок, лекцию. Потому что вы понимаете, кто перед вами сидит: от этого зависят характер и структура речи, ее «тон». Вам ясно, как и что сказать этой аудитории. А ей легко следить за вашей мыслью, потому что вы приспособляетесь к ней, к аудитории, а не она к вам. Если же вы начнете читать, слушателям придется напрягать внимание. Потому что вы адресуетесь уже не к ним, а к некоему воображаемому читателю. И выступаете как исполнитель собственного текста. Но ведь даже и великолепного чтеца труднее слушать, когда он читает по книге. А если вы не владеете к тому же этим сложным искусством, то и читать будете невыразительно, с однообразными, «усыпляющими» интонациями. Следовательно, если вы стали читать, аудитория слушает уже не живую речь, а механическое воспроизведение написанного.

В устной речи любое слово мы можем подчеркнуть интонацией. И, не меняя порядка слов, сделать ударение на любом слове, изменяя при этом смысл фразы. Можно произнести: «Я сегодня дежурю» (а не ты); «Я сегодня дежурю» (а не завтра); «Я сегодня дежурю» (в кино идти не могу). В письменной речи для этого необходимо поменять порядок слов в фразе или же каждый раз выделять ударное слово шрифтом. Таким образом, в устной речи расстановка слов гораздо свободнее, нежели в письменной.

Этого мало: устная речь сопровождается выразительным жестом. Говоря «да», мы утвердительно киваем головой. «Нет» сопровождается отрицательным «мотаньем» головы. А иные слова и не скажешь без помощи жеста. Попробуйте объяснить: «Идите туда», не указав пальцем или движением головы, куда именно следует отправляться. Я еще не сказал о мимике, которая подчеркивает и усиливает действие произнесенного слова. Все поведение говорящего человека – паузы в речи, небрежно оброненные фразы, улыбка, смех, удивленные жесты, нахмуренные брови, – все это расширяет емкость звучащего слова, выявляет все новые и новые смысловые резервы, делает речь необычайно доступной, наглядной, выразительной, эмоциональной < …>

Но для того, чтобы говорить перед аудиторией, нужно обладать очень важным качеством – умением публично мыслить. Это сложно, потому что перед большой или перед новой аудиторией выступающий часто волнуется, а для того, чтобы формулировать мысли в процессе речи, нужно владеть собой, уметь сосредоточиться, подчинить свое внимание главному, помнить, что ты работаешь. Зная заранее, о чем ты хочешь сказать, надо говорить свободно, не беспокоясь о том, получится ли стройная фраза, и не пытаться произнести текст, написанный и заученный дома. Если же не облекать мысль в живую фразу, рождающуюся тут же, в процессе речи, контакта с аудиторией не будет. В этом случае весь посыл выступающего будет обращен не вперед – к аудитории, а назад – к шпаргалке. И все его усилия направлены на то, чтобы воспроизвести заранее заготовленный текст. Но при этом работает не мысль, а память. Фразы воспроизводят письменные обороты, интонации становятся однообразными, неестественными, речь – похожей на диктовку или на ответы экзаменующегося, который отвечает не мысля, а припоминая заученный текст. Если же при этом перед выступающим нет кафедры или стола, на который можно положить бумажку, то весь он, по образному выражению одного музыковеда, обретает такой вид, словно забил бумажку между лобной костью и полушариями мозга и хочет подсмотреть туда, отчего лицо его принимает выражение, несколько обращенное внутрь себя: «Ах, ах, что будет, если я забыл? »

Однако это вовсе не значит, что подняться на кафедру или трибуну можно не подготовившись. Нисколько! К выступлению надо готовиться тщательно и не только продумать, но, может быть, даже и написать текст, но не затем, чтобы читать его или припоминать дословно, а говорить, не опасаясь, что фраза получится не столь «гладкой », как письменная, что это будут иные, не закругленные периоды, что у речи будет иной стиль. Это хороший стиль – разговорный! Слова сразу подкрепят живые, непридуманные интонации, появятся жест, пауза, обращенный к аудитории взгляд – возникнут контакт и та убедительность, которая бывает только у этого слова, в этот момент, в этой аудитории.

 

О Нормах словоупотребления

(Предисловие к книге: ПРАВИЛЬНОСТЬ РУССКОЙ РЕЧИ.
СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК. М, «НАУКА», 1965)

В социалистическом обществе, когда широкие массы овладевают всеми сокровищами национальной культуры, в том числе и литературным языком, вопросы культуры речи приобретают первостепенное значение. Новый строй общественной жизни содействует развитию новых форм речевого общения, невиданному прежде развитию публичной, общественной речи. Общественная деятельность, пресса, литература, радио, телевидение, звуковое кино стали достоянием широких масс, вошли в быт советского человека. Вполне понятно поэтому стремление к тому, чтобы речь как средство общения была образцовой, правильной, точной и выразительной, чтобы не было в ней всего того, что мешает общению и обедняет язык. А таких недостатков в современной русской устной и письменной речи немало.

Первое место среди ревнителей русского слова всегда занимали писатели. Достаточно вспомнить многочисленные выступления М. Горького о культуре художественной и разговорной речи или страстные призывы Ф. Гладкова в борьбе за культуру речи. За последнее время появились книги Л. Успенского («Слово о словах. Ты и твое имя». Л., 1962), Б. Тимофеева («Правильно ли мы говорим? » Изд. 2. Л., 1963), А. Югова («Судьба родного слова». М., 1962), статьи в газетах, которые с разных позиций оценивают состояние современной устной и письменной речи. Особенный интерес читателей вызвала книга К. И. Чуковского «Живой как жизнь» (изд. 2. М., 1963). И это понятно: страстность писателя-публициста сочетается в этой книге с мудрой объективностью в оценке развития современного языка.

В наших газетах и журналах, в радиопередачах, особенно в последние годы, широко обсуждаются вопросы культуры речи, подвергаются осуждению отклонения от норм литературного языка, неправильности устной и письменной речи, неряшливое отношение к родному языку. Выступления печати полезны тем, что привлекают внимание общественности к языку. Но не всегда обсуждение бывает плодотворным. Очень часто в оценку тех или иных явлений языка привносятся личные вкусы, личные языковые привычки. Одно и то же языковое явление может получать прямо противоположные оценки. Так обстоит, например, дело с оценкой иностранных заимствованных слов в русском языке. Одни, борясь за чистоту русского языка, требуют изгнать все новые заимствования. Другие, наоборот, стоят за внедрение иностранных слов, так как это, по их мнению, облегчает интернациональные связи. Обычно люди старшего поколения крепко держатся за языковые привычки своего времени, видят идеал правильности языка в прошлом, а современный язык представляется им обедненным, насыщенным всякого рода ошибками, неправильностями. Это порождает так называемый пуризм – стремление из консервативных побуждений оградить язык от всяких новшеств, сохранить его в полной «чистоте» и неизменном виде. И наоборот, люди молодых поколений готовы иногда с легкостью отказаться от выразительных средств прошлого.

Вопросы культуры речи нельзя решать на почве личных, субъективных оценок явлений языка. Язык всегда движется, развивается вместе с развитием общества. Поэтому правильная, объективная оценка современного состояния русского языка и его норм должна опираться не на сумму субъективных мнений, а на анализ исторических закономерностей и современных тенденций развития языка. В советском обществе русский литературный язык стал языком новой, народной, советской интеллигенции. Нормами литературного языка новая интеллигенция овладевала не пассивно, а активно, привнося в них народные языковые навыки и создавая новые способы выражения для обозначения новых жизненных явлений для обслуживания новых общественных потребностей. Конечно, этот процесс шел не гладко, возникали трудности и при создании новых средств выражения, и при приспособлении старых средств к новым речевым условиям. Здесь была почва и для возникновения разного рода отрицательных явлений – ошибок, неправильностей, речевых штампов. Только учитывая все современные условия существования русского литературного языка можно прийти к правильной оценке языковых явлений, к решению многих вопросов культуры речи.

Что такое высокая культура речи? Высокая культура речи – это умение правильно, точно и выразительно передавать свои мысли средствами языка. Правильной речью называется та, в которой соблюдаются неф мы современного литературного языка. Нормы языка – это общепринятые в общественно-речевой практике (в художественной литературе, в речи образованных людей, в сценической речи, на радио и т.п.) правила произношения, грамматики и словоупотребления. Но высокая культура речи заключается не только в следовании нормам языка. Она заключается еще и в умении найти не только точное средство для выражения своей мысли, но и наиболее доходчивое (т. е. наиболее выразительное) и наиболее уместное (т. е. самое подходящее для данного случая и, следовательно, стилистически оправданное).

В понятие культуры речи, языковой нормы каждая историческая эпоха вносит свое содержание. К современному русскому литературному языку, к оценке его норм и стилистических категорий нельзя подходить с позиций тех оценок, которые существовали в 30-х гг. и которые наиболее полно были отражены в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова. Дело в том, что к началу 60-х гг. советское общество прошло почти полустолетний путь развития. За это время в новых социальных условиях изменились взаимоотношения между различными формами национального языка. Значительно сократилась сфера действия народных русских говоров – местных крестьянских диалектов. Возросла роль различных форм городской речи, развивавшейся на почве сложных взаимоотношений диалектов и литературного языка, Возникла, таким образом, разговорно-обиходная речь не как социально ограниченное просторечие, а как одна из влиятельных форм национального языка, форма живого общения. Немало элементов разговорно-обиходной речи, лексических и грамматических, слились с нормами литературного языка; иные являются достоянием только живого общения, а в литературно-нормированной речи служат лишь средством стилистического выражения; наконец, многие элементы, широко функционируя в живой речи, остаются за пределами литературно-нормированной речи, вступая иногда в противоречие с ней. Таким образом, разговорно-обиходная речь неоднородна по своим функциям. Неоднородна она и по своему составу, отражая в разной степени и диалектную почву, и профессиональную речь, и жаргонную речь, и традиции старого дореволюционного городского просторечия. В своих рекомендациях словарь стремится характеризовать современное состояние литературной нормы, исходить из анализа современных взаимоотношений, сложившихся в национальном языке.

Настоящий словарь посвящен одному из самых существенных элементов культуры речи – словоупотреблению. Трудности словоупотребления многообразны. Они могут быть и результатом самых простых нарушений нормы, нарушений традиционно принятого литературного употребления, и результатом неудачного употребления слова для выражения новых отношений, и результатом несоблюдения тонкостей словоупотребления, обусловленных стилистическим богатством русского литературного языка. В словарь включены наиболее типичные случаи. Так, например, многообразие словообразовательных средств русского языка очень часто вызывает смешение в употреблении однокоренных слов, близких по значению и по сфере употребления, по разных по образованию: с разными приставками, с разными суффиксами и т. п. Между тем способ образования слова в русском языке обычно определяет и его конкретное значение. Поэтому можно ли не различать войти и взойти, прикурить и закурить, невинный и неповинный, нетерпимый и нестерпимый, бережный и бережливый, горделивый и гордый, вздох и вдох, застройка и постройка и т. п.?

Наряду с этим происходит смешение близких по сфере употребления, но разных по значению слов: педагог – учитель, профессия – специальность, положение – состояние и т. п. Особенно распространено смешение в употреблении слов, обозначающих смежные явления: отдыхать вместо спать, брать вместо покупать, давать вместо продавать, с желанием вместо с охотой, охотно и т. п. В русском языке богатая синонимика. Но сплошь и рядом вместо конкретных и точных для определенного случая слов, подходящих именно для данного случая синонимов употребляются одни и те же излюбленные слова, создающие речевой стандарт (см. употребление таких слов и выражений, как организовать, поначалу, к примеру, внедрить, звучание, по вопросу, в деле, по линии, в части, иметься, совершать и т. п.). Иногда это приводит к совершенно неуместному употреблению слов, лишенных в данных речевых условиях определенного конкретного значения (см. такие слова, как абсолютно, автоматически и т.п.).

Слова имеют обычно определенные границы сочетаемости с другими словами. Расширение этих границ нарушает точность и правильность речи, принятые нормы словоупотребления (см. в словаре такие слова, как завсегдатай, повадка, обморозить, обсуждать, размещаться). Особенно важно стилистически правильное употребление слов. Из нарушений стилистических норм бросаются в глаза главным образом случаи неуместного употребления стилистически окрашенных слов в нейтральных контекстах: книжно-канцелярское проживать (вместо жить), книжно-канцелярское произрастать (вместо расти), книжно-поэтическое поведать (вместо рассказать), официальное супруг (вместо муж), официальное вручить (вместо дать, преподнести), книжное трудиться (вместо работать) и т. п.

Многочисленны и многообразны ошибки в использовании так называемых просторечных слов, слов обиходной речи. Одни из них противоречат литературной норме (например, вперед вместо сначала, обратно вместо опять, подать вместо дать, заиметь вместо получить и т. п.). Другие являются синонимами к литературным словам, не оправдываемыми стилистической необходимостью (ср., например, пошив вместо шитье, заслушать вместо выслушать, прослушать; подослать вместо прислать, заполучить вместо получить и т. п.).

Многие случаи погрешностей речи связаны с забвением значения слов (ср. деверь, шурин, именины), неправильным употреблением заимствованных слов (ср. титул, кавалькада, приоритет, инцидент, будировать), употреблением иностранных слов без надобности в тех случаях, когда уместнее употребить русские синонимы (ср. корректив, дефект, гидрофобный и т. п.).

Возможности сочетаемости слов связаны с развитием языка, с изменениями значения слов. Поэтому здесь больше всего обнаруживаются трудности употребления. Особенно обращают на себя внимание всякого рода тавтологические сочетания слов (т. е. сочетания слов, значения которых в основном совпадают), не соответствующие нормам литературного словоупотребления (ср. житница зерна, дезорганизатор порядка, своя автобиография, прейскурант цен, хронометраж времени, вздернутый кверху, промышленная индустрия, очень громадный и т. п.).

К числу особенных трудностей относится употребление устойчивых словосочетаний, фразеологических единиц. Происходят разнообразные случаи видоизменения, разрушения фразеологизмов (ср. пока суть да дело вместо пока суд да дело, играть главную скрипку вместо играть первую скрипку, тратить нервы вместо портить нервы, в большинстве вместо в большинстве случаев или в большинстве своем и мн. др.), их контаминации, то есть неправомерного совмещения в одном сочетании двух близких по значению сочетаний (например, играть значение – из играть роль и иметь значение, тратить нервы – из тратить силы и трепать нервы и т. п.).

В словарь включены многие случаи нарушений нормы в управлении слов (см., например, касаться, оплатить и т. п.), а также некоторые предлоги, ошибочное употребление которых может быть связано или с явлениями лексико-стилистического характера (см. через, для, из) или с неправильным управлением (см. благодаря, согласно). Кроме того, в словаре комментируются и мнимые неправильности – неверные, но весьма распространенные оценки различных слов и оборотов (см., например, боевитый, волнительный, котиться, одинарный, учеба и др.). Эта книга – справочное пособие по употреблению отдельных слов и выражений. Весь материал расположен в алфавитном порядке отдельных слов, а фразеологические единицы помещаются по алфавиту опорных слов выражения. Для удобства пользования на все слова, входящие в устойчивые сочетания, а также на слова, рассматриваемые внутри статей, в книге даны отсылки (например: большая половина – см. половина, риск – см. смелый риск, вовнутрь – см. внутрь и т. п.).

Помочь правильно и точно пользоваться словарными средствами русской речи – основная задача книги. В ней содержится около 600 словарных статей, посвященных наиболее типичным случаям трудностей современного словоупотребления. Основным материалом этой книги явились наблюдения над словоупотреблением в центральных и периферийных газетах, журналах и альманахах, в художественной литературе, в научно-популярных изданиях (всего около 200 названий) и в живой разговорной речи последних лет.

 

 

Какого рода киви?

Что такое киви, мы узнали, когда среди экзотических фруктов на рынках и в магазинах появился этот заморский плод. И хочется спросить: " А какое это киви – сладкое или кислое? ". Мы согласовали прилагательные с незнакомым словечком по среднему роду и не ошиблись. О таких нерусских словах профессор Д. Э. Розенталь писал в " Практической стилистике русского языка": " Несклоняемые иноязычные слова, обозначающие неодушевленные предметы, относятся к среднему роду, например: железнодорожное депо, прямое шоссе, маршрутное такси, целебное алоэ". В том же учебнике можно прочитать и о несклоняемых иноязычных существительных, обозначающих одушевленные предметы. Автор отнес их к мужскому роду: серый кенгуру, ловкий шимпанзе, азиатский зебу, забавный пони, пестрый какаду. Правда, здесь уже потребовалась оговорка: если имеется в виду самка, то " соответствующие слова относятся к женскому роду": кенгуру несла в сумке детеныша, шимпанзе кормила малыша.

Однако при таком делении несклоняемых заимствований на существительные среднего и мужского рода очень много слов попадает в число исключений. К мужскому роду относятся, например, существительные, обозначающие неодушевленные предметы: шотландский виски, крепкий бренди, вкусный бри (сыр), свежий сулугуни (сыр), налетевший сирокко (ветер), некогда модный шимми (танец), умело забитый пенальти, звонкий бенгали (язык), литературный хинди (язык). Еще больше несклоняемых существительных женского рода, о которых в " Стилистике" не упоминается, но многие из них названы в " Справочнике по правописанию и литературной правке" Д. Э. Розенталя: иваси, салями, кольраби, авеню, бере (груша), бери-бери (болезнь), цеце (муха), колибри, кукебурре (птица) и другие.

В беседе с профессором Розенталем я как-то заметила, что получилось больше исключений, чем слов, подтверждающих правила. Дитмар Эльяшевич рассмеялся и развел руками: " Язык быстро пополняется заимствованиями, и нам приходится лишь уточнять употребление новых несклоняемых слов". И тогда я предложила уточнить само правило: при определении грамматического рода иноязычных существительных, которые еще не получили широкого распространения в языке, следует учитывать влияние синонимов, родовых наименований. Например: долгожданный хеппи-энд (счастливый конец), приятное кьянти (вино), грубый арго (жаргон), рискованный антраша (прыжок). При этом возможны варианты (рискованное антраша - неодуш. предмет). Все зависит от того, насколько освоены языком такие несклоняемые существительные. Ведь часто, прежде чем произнести то или иное новое слово, мы мысленно подставляем на его место свое, родное, близкое по значению: пятая авеню (улица), чудный манго (плод, сок), пьянящий крамбамбули (напиток), крошечная колибри (птичка).

Дитмар Эльяшевич признался мне, что внес изменения в формулировку правила, счел возможным согласование по женскому роду со словом колибри после того, как студенты на занятиях по стилистике никак не могли признать эту крошку " мужчиной" и неизменно говорили " маленькая". В ящике письменного стола профессора лежала открытка из Австралии, на которой была изображена яркая птица кукебурре. Дитмар Эльяшевич показал мне ее и прочитал, что русские в Австралии употребляют название этой птицы в форме женского рода – кукебурра, причем там оно склоняется. Об этом написал Розенталю его читатель, благодаривший автора за полезные книги о русском языке.

Однако вернемся к загадочному киви. Поскольку это плод, то не будет ошибки и в таком согласовании: какой вкусный этот киви! Так тоже можно. Но в " Словаре трудностей русского языка", написанном лет тридцать назад Д.Э. Розенталем в соавторстве с М.А. Теленковой, читаем: " Киви (киви-киви) – несклоняемое существительное женского рода. Нелетающая птица". Словарь переиздан в 1998 году, и в нем киви опять птица. Не удивляйтесь! И в энциклопедии чаще пишут о бескрылой птице, чем об экзотическом фрукте. Словари не всегда успевают отразить все заимствования, обрушившиеся на русский язык в последние 10–20 лет. Тем важнее следовать разумному принципу: определять род несклоняемых иноязычных новых слов с учетом русских синонимов, родовых наименований.

Именно так мы всегда поступали и поступаем при согласовании определений и сказуемых с географическими наименованиями: солнечный Сочи (город), мелководная Сочи (река), далекий Капри (остров), полноводная Миссисипи (река), красивое Эри (озеро). Некоторые нерусские названия городов в последнее время изменили свою форму: не Батуми (несклоняемое существительное), а Батум. Впрочем, эта форма не нова, так говорили и раньше; вспомните в балладе Сергея Есенина – " Синеет весь Батум" (1924). Если эта форма получит официальное одобрение, то название города будет склоняться, что так естественно для русского языка.

На особом положении остаются иностранные названия органов печати. Мы не в праве их склонять и согласуем с ними определения и сказуемые по родовому наименованию: вчерашняя " Дейли уоркер" (газета) отметила, " Дженерал электрик" (компания) заключила контракт, новый " Фигаро литерер" (журнал) опубликовал и т. д.

Если несклоняемое иноязычное существительное соответствует русскому слову, употребляемому только во множественном числе, возможно и такое согласование: новые галифе, истоптанные сабо. Писатели именно так их и употребляли: " Штабной офицерик в широких, как крылья летучей мыши, галифе диктовал что-то хорошенькой блондиночке " (А. Н. Толстой); " Сабо на ногах искривились " (А. С. Новиков-Прибой). Впрочем, и тут не исключены варианты, например: " Заплатанное галифе тесно охватывало толстые ноги Пузыревского " (Вс. Иванов). (И.Голуб // Электронная версия ж. «Наука и жизнь». – http: //nauka.relis.ru/27/0107/27107029.htm).

 


Поделиться:



Популярное:

  1. III. Выберите английское словосочетание, соответствующее русскому.
  2. IV Найдите в правой колонке русские эквиваленты английских слов и словосочетаний.
  3. VIII. ВРАЧ И СЛОВО ВРАТЬ – ОДНОГО КОРНЯ.
  4. А. П. Петрова. «Сценическая речь» - Общие основы работы над словом
  5. В каком Падеже Стоит Слово «Господеви»?
  6. Ведь слово есть знак всего того, что окружает человека, что познано им. С другой стороны, слово отражает результат речемыслительных способностей человека.
  7. Внутреннее смысловое единство
  8. Вот первое слово и первая речь,
  9. Все вышесказанное касается не только мяса, но и других видов белков животного происхождения, употребляемых в ИЗБЫТОЧНЫХ количествах.
  10. Вступительное слово классного руководителя.
  11. Выпишите из текста слово, в котором правописание приставки зависит от лексического значения.
  12. Глава 18. Что я подразумеваю под словом «духовность»


Последнее изменение этой страницы: 2017-03-11; Просмотров: 1172; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.026 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь