Зона ближайшего развития и терапевтическая практика

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 17Следующая ⇒

Хотя исследования Выготского были в основном сосредоточены на вопросах психического развития в детском возрасте, я полагаю, что его выводы, касающиеся обучения и развития, верны для всех возрастов и стадий развития. Я также обнаружил, что эти выводы имеют прямое отношение к пониманию и дальнейшему развитию эффективных терапевтических приёмов.

Как я уже упоминал в начале главы, зону ближайшего развития невозможно пересечь без определённого рода коммуникативного, диалогового партнёрства, обеспечивающего систему опор для людей, чтобы те могли совершать реальные, доступные для них шаги в предпочитаемом направлении. В контексте терапевтической практики сам терапевт и приглашённые им люди вносят существенный вклад в простраивание системы опор в зоне ближайшего развития для человека, с которым ведётся работа. Постепенное, всё возрастающее дистанцирование от знакомого и привычного не синонимично отстранённости, отрешённости от собственной жизни. Скорее подобное дистанцирование обеспечивает основу для того, чтобы люди могли играть более существенную роль в определении хода и направления собственной жизни, лучше освоить её пространство и тем самым в большей степени стать хозяевами и авторами собственной жизни[35].

Под влиянием этих идей Выготского я разработал карту «простраивания опор» терапевтических бесед, в которой выделяются пять категорий вопросов[36]. Эту карту можно использовать в качестве руководства при проведении терапевтических бесед, способствующих постепенному и поступательному движению по зоне ближайшего развития. Категории вопросов, отмеченные на этой карте, обозначают конкретные учебные задачи, которые я определяю следующим образом:

• задачи низкого уровня дистанцирования обеспечивают отход на небольшое расстояние от знакомого и привычного, от непосредственности переживания событий в окружении человека. Вопросы этой категории побуждают человека придать смысл тем событиям в своём мире, которые либо незнакомы ему, либо остались неназванными, а также подробно описать их;

• задачи среднего уровня дистанцирования обеспечивают отход на умеренное расстояние от знакомого и привычного. Эти вопросы побуждают людей устанавливать связи между конкретными событиями в их мире, создавая ассоциативные цепочки. Они способствуют сравнению и категоризации жизненных событий, определению степени их сходства и различия;

• задачи средне-высокого уровня дистанцирования обеспечивают отход на существенное расстояние от знакомого и привычного. Они побуждают людей рефлексировать, оценивать события, делать выводы и извлекать уроки из созданных ассоциативных цепочек событий;

• задачи высокого уровня дистанцирования способствуют отходу на большое расстояние от знакомого и привычного, побуждают людей формировать и формулировать понятия, касающиеся собственной жизни и идентичности, путём абстрагирования полученных уроков и выводов, выделения их из конкретных, специфичных обстоятельств;

• задачи очень высокого уровня дистанцирования обеспечивают отход на очень большое расстояние от знакомого и привычного. Они побуждают людей создавать проекты дальнейшего жизненного продвижения в гармонии со вновь сформулированными понятиями, касающимися жизни и идентичности, учат предсказывать исходы действий, а также планировать и создавать алгоритм их осуществления.

Эти категории вопросов играют важную роль в простраивании опор в зоне между тем, что знакомо и привычно, и тем, что возможно знать и делать. Например, про Питера (см. глава 5) было известно — привычно и знакомо, — что в целом он не способен размышлять о собственной жизни, предвидеть последствия своих поступков и принимать на себя ответственность. Считалось, что он может мыслить только конкретно, а абстрактное мышление у него не сформировано. В течение первой части нашей беседы, выстроенной согласно второму варианту карты определения позиции, Питеру и Труди была предоставлена возможность дистанцироваться от этого знакомого и привычного знания и рассказать о том, что возможно знать о жизни и идентичности Питера, о том, что он способен совершать.

«Обсуждение близкого к опыту, конкретного определения уникального эпизода» ставит задачу низкого уровня дистанцирования, так как при этом участники описывают и характеризуют некие события своей жизни — незнакомые или прежде никак не обозначенные. «Картирование влияния/последствий уникального эпизода» ставит задачу среднего уровня дистанцирования, так как участникам предлагается установить связи между отдельными жизненными событиями, создавая цепочку ассоциаций. При «оценке последствий уникального эпизода» ставится задача средне-высокого уровня дистанцирования — участники рефлексируют, оценивают возникающие взаимосвязи, делают выводы на основе ассоциативных цепочек. При «обосновании оценки» ставится задача высокого уровня дистанцирования, так как участникам предлагается сформулировать понятия, касающиеся их жизни и идентичности, путём абстрагирования выводов, извлечения их из конкретного ситуативного контекста.

На рисунках 6.1 и 6.2 отражена разметка терапевтической беседы с Питером и Труди (см. главу 5) на карте простраивания опор, которую я описал в этой главе. Именно в контексте простраивания опор в зоне между тем, что в отношении Питера было знакомо и привычно, и тем, что возможно было знать о нем, его знаниях и умениях, Питеру удалось установить связь между конкретными поступками и их реальными или возможными последствиями, озвучить важные размышления и выводы, касающиеся его жизни, и сформулировать понятия, имеющие отношение к его жизни и идентичности — за счёт извлечения выводов из конкретного ситуативного контекста. В результате возник опыт, противоречащий тому, что было известно о Питере ранее: что он не может предсказывать последствия своих поступков, не способен к рефлексии и может мыслить лишь конкретно.

Эти достижения не были плодом самостоятельных, независимых усилий, они стали возможны в результате социального взаимодействия, сотрудничества между Питером, Труди, Мелани и мной. Это поддерживающее участие создало атмосферу, которая облегчала постановку и решение определённых учебных задач. Обретение способности предвидеть последствия собственных действий, размышлять о конкретных жизненных достижениях, формировать понятия о жизни и идентичности зависит от социального взаимодействия и сотрудничества, а также от используемого в разговоре языка.

Речь — ключевой фактор в развитии понятий. Например, Питеру было известно слово «свобода», но оно не было для него разработано до уровня понятия. В процессе нашей встречи с Питером и Труди значение слова «свобода» было сформировано и переформировано, абстрагировано, выделено из конкретных обстоятельств и поднято на уровень направляющего жизненного принципа. Именно формирование такого рода понятий и принципов Выготский называл «овладением собственными психическими функциями». Оно является также основой способности влиять на собственную жизнь и совершать ответственные поступки.

Исходя из этого, можно сказать, что способность влиять на собственную жизнь не является простым проявлением «человеческой природы» или результатом «императива развития». Ключевым для освоения этой способности является социальное взаимодействие, направленное на развитие значений слов.

Ответственность терапевта

Я заявил, что идеи Выготского, касающиеся обучения и развития, могут способствовать пониманию процессов терапевтических изменений в целом, пролить свет на то, что является значимым в контексте нарративных терапевтических бесед, и привести к дальнейшему развитию приёмов и практик нарративной терапии. Я особо подчеркнул социальную, «отношенческую», природу формирования понятий, а также то, что формирование понятий является основой «овладения собой» и «саморегуляции». Эти соображения побуждают нас, терапевтов, уважать и признавать ту особую ответственность, которая лежит на нас — обеспечивать условия для развития способности тех, кто к нам обращается, влиять на собственную жизнь.

Важное условие принятия ответственности — осознавание того, что задачей терапевта является простраивание опор в зоне ближайшего развития. С этой точки зрения, если на вопрос, заданный терапевтом, человек отвечает: «Я не знаю», в фокусе внимания должна оказаться задача создания опор путём «дробления» вопросов на задачи меньшего уровня дистанцирования. Мы можем «спуститься вниз» по вертикали категорий расспрашивания, чтобы предоставить людям, обратившимся за помощью, дополнительную возможность разработать «отражающую поверхность», которая поможет им ответить на вопросы следующего уровня. Мы можем также создать условия для исследования «горизонтали», попросив присутствующих поразмыслить о том, каковы могли бы быть ответы на заданный вопрос, или рассказав, как другие люди, оказавшиеся в сходной ситуации, отвечали на подобные вопросы и попросив дать отклик на такую историю.

Ответственность терапевта заключается также в том, чтобы не поддаться искушению посчитать человека «немотивированным», «безнадёжно безответственным», «сопротивляющимся», «неспособным предвидеть последствия собственных действий», «неспособным к абстрактному мышлению». Если в голову терапевта приходят подобные мысли, они должны послужить сигналом, как звонок будильника. Они показывают, до какой степени человек увяз в болоте привычного, стереотипного; свидетельствуют о том, что ему трудно включаться во взаимодействие, способствующее простраиванию опор в зоне ближайшего развития. Таким образом, мы начинаем осознавать, что не в полной мере применяли навыки простраивания опор, или же достигли предела собственных навыков консультирования определённых людей по определённым проблемам. Если мы осознаем, что исчерпали свои возможности, то можем сделать перерыв, взять тайм-аут и попытаться расширить круг своих знаний и умений.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 151617 Следующая ⇒