СЛОВО В ДЕНЬ ТЕЗОИМЕНИТСТВА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВИЧА (В каких видах открывается гневное посещение Божие на грешных и нечестивых)

Дела рук Божиих истина и суд. (Пс.110, 7)

 

Будучи образом Бога на земле, цари и вла­дыки имеют печатью престолов своих истину. Предержащая власть ни в чем столько не отли­чается от рабства и подданности, как судом.

Россияне! Любезные соотечественники! Ва­ше торжественное в этот день веселье истинно. Тезоименитый сегодня Великий Государь Алек­сандр Павлович оправдывает его. Скажите, кто из вас не испытал, что рука его пишет истину и уста изрекают суд правый? Любезная кротость и милосердие, сопряженные с судом, не касаются ли вас, как лучи солнца через отдаленное прост­ранство воздуха? Тишина и спокойствие, скипе­тром Его ограждаемые, не суть ли сладкие пло­ды, вами вкушаемые, — плоды истины, в серд­це государя почивающей?

Так! Праведно торжество для благочести­вейшего монарха и отца нашего, но истинно ли для всех нас веселие? Ах, слушатели! Мерзость для царей — дело беззаконное (Притч. 16, 12). Что же они для Царя царствующих? Владыки земные имеют очи не свои, чтобы в отдалении видеть кровь, невинно пролитую. Имеют слух чужой, чтобы услышать мятеж преступника, кроющегося в деревнях и пещерах. Следовательно, если изрекают суд на преступление, то изрекают чисто чужим языком, и как люди, иногда не с точной соразмерностью преступлению.

Владыка же небесный — вспомните слова, Давидом произнесенные: Дела рук Его истина и суд (Пс.110 7) — все видит, все знает, все слышит. Не только воздыхания наши, но и на­мерения, не только настоящее, но и будущее все, как настоящее. Следовательно, каким опол­чается мщением, какой готовит гнев, какие изощряет стрелы на нечестие! Страшно, слуша­тели, впасть в руки Божий. Не прерывая, впро­чем, сегодняшнего веселья, посмотрим, в каких видах открывается гневное посещение Божие на грешных и нечестивых.

Прежде было и ныне есть буйство, оправ­дывающее себя беспредельным милосердием Бо­га истинного. Медленность и отлагательство воз­даяния за злодейства буйные умы называют за­коном непреложного милосердия, которое никог­да не обратится в строгость правосудия. Но для чего же написано Ангелам Церквей некоторых, прежде бывших: скоро приду, и сдвину све­тильник твой с места его, если не покаешься (Апок.2, 5).

Всякий нарушающий веления Божий здесь слышит определения своей участи. Читающий послания Ангелам Церквей, читает будущую судьбу свою: скоро приду. Мы, собирающиеся во имя Иисусово, слышим и верим этому. Се гряду. Шествие Бога гневного различно. Близорукие мудрецы не видят его там, где оно уже свершилось. Упорные сердца, все относя к есте­ственному течению вещей, не замечают его в то самое время, как исполняется. Ожесточенные уверяют себя невозможностью события. Напро­тив, боящиеся слов Божиих и явно и тайно встречают Бога, грядущего со гневом праведным. Отец Мой доныне делает, и Я делаю (Ин. 5, 17), — сказал нам Бог воплотившийся. Что же Он делает? Дела рук Его, — отвечает Давид, — истина и суд (Пс.110, 7).Тот, Кто весь Истина, творит истину, зовет к ней, по­буждает, советует, даже просит: Придите, при­дите ко Мне все, вместе же с тем судит — и оправдывает или осуждает.

Нечестие само в себе носит осуждение. Превращать пользу каждой вещи во зло есть уже совершившееся осуждение над волей ра­зумной. Если мы пищу, вместо подкрепления сил, принимаем до пресыщения или только для лакомства, питие обращаем в пьянство, одеж­ду, вместо прикрытия наготы — в пышность и великолепие, богатство — в знатность и честь, самые силы наши — в обиду и насилие — сло­вом, если употребление каждой вещи извраща­ем, то, слушатели, это есть уже осуждение Божие в нас. Это горький плод беззакония. Веч­ный закон нечестия в судьбах непреложных. Подлинно, слушатели, нечестие само себе есть осуждение.

Но что еще? Вот приду, — Бог говорит устами возлюбленного Своего. Не достаточно того, что беззаконие, как змей, само терзает ут­робу свою, но полагаются пределы пагубным успехам его, отнимаются средства к усилению. Не­бо, дающее дождь, земля, дающая плоды, неред­ко изменяются — и бывает небо как медь и зем­ля как медь — поля не приносят обильной жат­вы, источники не дают вдоволь воды, овцы немногоплодны. Небо, вместо благорастворения, палит зноем, вместо теплоты — холод или вме­сто росы — дождь угрожают нам бесплодием. Знаете ли, слушатели, это есть тихое шествие гнева Божия — шествие, нами чувствуемое, да­же осязаемое. Предательство и роскошь, соеди­нившись вместе, поглощают потребности житей­ские. Обман и корыстолюбие возвышают цену каждой вещи, а через то тяготят нуждами, недо­статками, питают теснотою семейства и, может быть, целые сословия. Если бы открыть срамоту алчных желаний предательства, показать нена­сытность корыстолюбия, то мы увидели бы, что чудовища эти жаждут даже крови нашей, толь­ко бы овладеть останками имущества. Сознай­тесь, слушатели, не есть ли это гнев правосудия, карающего народ, заблудившийся в путях своих? Скоро приду — и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься (Ап.2, 5). Мир и спокойствие, как тихие светильники, освещают жизнь нашу. Безопасность возвыша­ет состояние наше даже до славы и величия. Что, если и этот светильник двинется с места своего? Что, если спокойствие возмутят ближ­ние наши, соседи или родные, если его прервут болезни, бедствия и лишение детей, лишение имущества, домов окончит оное? Если неожи­данно враг ополчится на нас? Мы должны помнить, слушатели, слова пророка: вот имя Гос­пода идет издали, горит гнев Его и пламя Его сильно, как огонь поедающий (Ис.30, 27). Ужас и яма и петля для тебя, житель зем­ли. Тогда побежавший от ужаса упадет в яму; и кто выйдет из ямы, попадет в пет­лю; ибо окна с небесной высоты растворят­ся. Земля сокрушится и распадется и оску­деет (Ис. 24, 18), восплачет земля и не бу­дет ей утешения. Ярость Господня на все народы нечестивые, чтобы погубить их (Ис. 34, 2). Огонь с небес, так, как от руки Илии на посланников Охозии, может пасть на прогневляющих Господа. Меч Господень упьет­ся кровью, намочит горы и пожинать будет до скончания. Тогда-то и самые бесчувственные вос­кликнут, может быть, с Иеремией: доколе бу­дешь посекать, о меч Господень! доколе ты не успокоишься? возвратись в ножны твои, пере­стань и успокойся (Иер.47, 6).

Слушатели, все это страшное возможно, все случится, если мы из беззакония в беззаконие, из нечестия в нечестие, из пагубной страсти только в еще более пагубную переходить будем, подвинется светильник наш от места своего, ес­ли не покаемся.

Светильник наш, по-видимому, еще не уга­сает, хотя, может быть, и движется в спокойст­вии; свет жизни еще освещает нас; еще есть вре­мя; но «вот скоро приду, вот приду как тать ночью» (см. Апок.3, 11; 2 Пет. 3, 10), — говорит Писание. Скорость исключает всякое замедление. Может быть, все уже совершается над нами.

Гнев Божий столько же приходит тайно и неча­янно, как разбойник стремится похитить чужое имущество.

Здесь не ожидайте от меня угроз страшно­го Пришествия в тот великий день, когда откро­ется суд всей земли — но объявлю только при­шествие гнева Божия тайное, скрытое от нас са­мих и от сынов непокорных.

Гнев Божий, как разбойник, постигнет нас. Тайное посещение Божие на грешников опаснее всех открытых казней, ужаснее самого меча, упивающегося кровью нечестивых. Гнев чувствуемый совершается над человеком, мож­но сказать, из любви к человеку. Ибо кого любит Господь, того наказывает (Прит.3, 12), с тем, чтобы когда-нибудь, каким бы то ни было образом пробудить от глубокого усыпле­ния в похотях плотских. Но гнев, не замечаемый самим страдальцем, есть гнев вечный, бьющий и невозвратно сокрушающий человека, как сосуд глиняный — гнев и вместе вечное осуждение.

Псаломник вопрошает сам себя: Чем про­гневал нечестивый Бога? И сам себе отвечает: Тем, что сказал в сердце своем: Он не взыщет (Пс.9, 34). Как часто мы делаем себя беспеч­ными этой мечтой: " Бог простит мне — либо не взыщет. Грехи мои не превышают Его милосер­дия, еще поживу в удовольствии. Еще напитаю Плоть мою, еще упокоюсь в моих занятиях. Авось Бог не взыщет, ведь я не один, но мно­го мне подобных, — неужели нас Бог не помилу­ет? " Жалкая мечта, пагубное умствование! Это самое возбуждает ярость Божию — это самое ослепление есть уже начало тайного посещения сынов непокорных.

От этой беспечности, от этого ложного ус­покоения очень близко до нерадения, о коем го­ворит Премудрый: грешник, придя во глубину зол, не радит о спасении. Представляйте ему препятствия, открывайте ему суетность его на­мерений, угрожайте бедствиями, постигающими его, — ничему не внемлет, нерадит обо всем. Для него нет честности и благопристойности, нет до­бродетели и святости, для него кажется все рав­но, быть нечестивым или благочестивым, только бы существовать на свете. Часто доброе называ­ет злым, злое же — добрым, свет истинный по­читает тьмой, тьму — светом истинным.

Боже мой! Это ужаснейшее, это крайнее Твое наказание — ослепить человека, чтобы, имея очи видеть, не видел, имея уши слышать, не слышал. Огрубело сердце народа, — вопиет пророк, — и очи свои сомкнули, и ушами с трудом слышат, да не узрят очами, и не ус­лышат ушами (Ис.6, 9—10), по причине невежества, — присоединяет апостол, — и ожесточения сердец их (Еф.4, 18). Этот, слушате­ли, гнев есть гнев вечный — вечное осуждение; он-то, как тать в ночи, и постигнет нас, если не покаемся.

Теперь вникните сами в себя, слушатели, постигнет ли вас гнев Божий, или исполнится над вами, или уже совершилось посещение Божие над главами вашими? Судите сами о себе; только по­мните, что сказал Бог устами св. Иоанна: скоро приду, если не покаешься (Апок.2, 5).

Но, слушатели благочестивые! Может быть, покажется вам непристойностью, что я дерзнул возмутить ваш покой, ваше в сей день веселие гневом Божьим. Нет! Благочестие, внимая гневу Божию, радуется, что верою от себя предотвра­щает его, а о прочих смело скажу: пусть их ве­селие в этот торжественный день превращается в сетование — нет нужды. Еще надобно нару­шать всякое их веселье, всякое торжество, толь­ко бы пробудить от пагубного усыпления. Аминь.

 

 

СЛОВО В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕОДОРОВНЫ (Жить — значит ежедневно с усили­ем отражать нападения и стрелы врагов наших)

 

В беззакониях зачат был и в грехах ро­дила меня мать моя (Пс.50, 7), — восклицал царь и пророк Давид. Сердечное признание каж­дого христианина присваивает себе эти слова. Правда, что рождения во грехах никакой рож­денный отрицать не может; впрочем, христианин знает, что живая вера и благие деяния, на осно­вании заслуг Христовых, совершенно изглажива­ют пятно прародительское. Истинно верующий делается чище снега, его слух внимает веселию внутри себя, смиренные кости радуются.

Любезные соотечественники! Если пламен­ная вера и благие деяния, с помощью заслуг Ходатая, разрушают положенную на нас печать смерти и от рождения греховного возрождают в жизнь новую, то родившаяся в этот день благо­честивейшая государыня, достойнейшая матерь достойнейшего чада ее, щедротами своими к си­рым, покровительством к беспомощным, кроткою снисходительностью к бедствующим, нежным со­страданием к страждущим доказывает свое вы­сокое возрождение.

С этим светильником веры воззрим, слуша­тели, на самих себя. Многие из нас мало, иные совсем не имеют признаков той жизни, которую поручились в клятве вести перед Богом. Мы, за­чатые в грехах, в беззакониях рожденные, избав­лялись от ветхого человека, но и доселе еще но­сим его, даже любим, и, кажется, столь постоян­но, что луч надежды к избавлению теряется во мраке ожесточения.

Впрочем, между плевелами часто растет и пшеница. Может быть, и в сию минуту из чьего-либо сердца исторгается тайный вздох: Боже! Милостив будь мне, грешному (Лк. 18, 13), или, по крайней мере, есть еще те, кто ищет путь в жизнь вечную. Для этого им должно различать свойства жизни, которую они выбирают, и сред­ства, приводящие на путь правый.

Мы обыкновенно менее всего обращаем внимания на то, что ближе всего к нам. Все живем; но что такое жизнь наша, какой конец ее? Эти предметы столь же часто занимают нас, сколь часто обращаемся в самих себя. Все жи­вем, и менее всего знаем, что такое жизнь наша. Знаем, может быть, только умственно, но сие знание есть не что иное, как возможность иметь огонь без теплоты и света. Жизнь есть искус, время, данное для испытания. Но, лучше, как го­ворит один Отец Церкви, жизнь есть непрестан­ная война. Жить — значит ежедневно с усили­ем отражать нападения и стрелы врагов наших. Надобно противостать сребролюбию, бесстыдст­ву, гневу и тщеславию, бороться с плотскими восстаниями, с прелестями мира; и какое опасное борение!

Дух человеческий, отовсюду окружаемый силой вражией, едва сопротивляется, едва не падает. Как только ниспровергнет сребролюбие, восстает похоть, как только обуздает ее, явля­ется тщеславие. Презревши тщеславие, встреча­ется с самолюбием. Когда и ему откажет, то гнев распаляет его. Надмевает гордость, прель­щает роскошь, ненависть возмущает его спокой­ствие, зависть расторгает узы дружества, вы­нуждается от него злословие, требуется клятва. Словом, мы стоим посреди мечей, отовсюду ус­тремленных на нас врагами нашими. Такие-то опасности должно перенести всякому, кто всту­пает на путь правый.

Но да не смущается кроткое сердце, уст­ремляющееся на эту борьбу. Есть оружие, единым мановением низлагающее все усилия вражий. Только непрестанно должно быть в действии — упражнять тело, работать разу­мом, направлять волю к единому концу всех Желаний.

Мы стоим посреди мечей, отовсюду устремленных на нас! Это домашний враг, вероломный изменник — плоть наша, сильнее всех вооружа­ется на нас. Сии опасности, сии ужасы всегда будут нас преследовать, если господствование плоти не поработим под иго рабства.

Порабощение плоти тем для нас тягостнее, чем продолжительнее ей рабствуем. Однако же столь скоро можно обуздать ее, сколь нечувстви­тельно вкрадывается ее властительство. Первый и самый надежный шаг к господствованию ее над нами есть праздность, первое и самое силь­ное сопротивление плоти — занятие тела труда­ми. Продолжительный труд с обильными капля­ми пота воспрепятствует всем прихотям плоти. Земледелец, весь день раздиравший плугом ниву свою, утомленный от зноя и жажды, не будет суетиться о вечерних уборах, увеселениях, не по­мыслит о пышности и привлекательностях ложа. Воин, до истощения сил противоборствующий врагу, весь покрытый пылью, с потом смешан­ною, забывает все, всем пренебрегает, кроме су­хого куска хлеба и для подкрепления сил кратко­го сна. Случалось ли и нам весь день провести в трудах или несколько раз обливаться потом? Ес­ли случалось, то мы знаем, что случается после трудов. Поверим, что трудолюбие, сократив из­неженность плоти, поработит ее под власть свою. Трудолюбие, я имею в виду, служащее не толь­ко в пользу собственную, сколько общественную и во славу Божию. Не думайте, чтобы какое-ни­будь сословие могло извинять себя невозможно­стью заниматься трудами. Нет ни одной долж­ности, которой бы точное исполнение не было сопряжено с трудностями. Сверх сего, истинное трудолюбие там только находит себе предел и невозможность, где опасается нарушить обязан­ности свои.

Припомним, что полезные труды наши должны быть неусыпны. Плоть тогда только за­сыпает от власти своей, когда тяжестью трудов обременяется. Она, как злобный и хитрый не­приятель, тогда лишь не воюет, когда оковы тя­готят руки и ноги.

К трудолюбию присоединяется последний отказ плоти — воздержание в пище и питии. Опытом изведано, что пресыщение побуждает к сладострастию, сладострастие родит бесстыдст­во, бесстыдство же — наглость. Отсюда все ви­ды нечестия делаются позволительными и, нако­нец, обыкновенными. Напротив, строгая умерен­ность укрощает пожелания, дает свободу мыс­лям, оплодотворяет разум, возвышает дух. Да и какое скучное беспокойство — употреблять пи­щу и питие, многими трудами приобретенные только для того, чтоб в единую минуту усладить вкус и в тот же час превратить в мерзкую нечи­стоту! Если не отказать в этом плоти, алчной и властолюбивой, то надобно ей уже рабствовать.

Чтобы не ослабли мышцы, обуздывающие плотские вожделения, в то же самое время долж­но быть собрание сил внутреннее, разум, непре­станно Богу работающий, воля, с пламенной лю­бовью устремляющаяся к Отцу Небесному.

Разум работает Богу тогда, когда поучает­ся в законе Господнем, ищет средства укорить неукротимое плоти рвение, отвергает несправед­ливость ее требований, обнаруживает слепоту ее, пагубные следствия и непрестанно испы­тывает умерщвление ее оной. Работать Богу умом — значит, отвергнуть все мечтания, ост­роту и самонадеянность, сокрушенно возносить­ся до Голгофы и в ранах Распятого обрести ус­покоение от своих трудностей и скорбей. Это значит, по нынешнему времени, безумствовать. Мудрость, всеми обожаемую, променять на бе­зумие креста, которую никто от князей века се­го не понимает.

Но скажут: " Есть ли возможность такая в нынешнее время? — говорить легко, судить обо всем можно, а исполнение того, о чем говорит­ся, всякий оставляет другому". Это, к сожале­нию нашему, справедливо. Но тем-то мы и не­простительны, что только все говорим правду да говорим. Видно, с того времени, как язык на­учился говорить несколько об истине, сердце совсем замолкло.

Для сердца или, что то же, для воли нашей ни ныне, ни прежде, ни после никаких нет труд­ностей, никакой невозможности стремиться к ес­тественному концу своему, кроме собственной изнеженности, кроме упорного ожесточения. Тот, Который кровью Своей омыл сердца наши, вчера и сегодня и завтра неотступно зовет нас: всякий день, — глаголет Он, — простирал руки Мои к народу непокорному (Ис.65, 2). Какой бы ты ни был грешник, еще Сам Бог зовет те­бя; как Отец, простирает к тебе объятия Свои и называет сыном: «сын Мой, сын Мой! Прииди, Я сохраню тебя под кровом крыл Моих! » Когда зовет нас родитель или друг, мы идем, приглашают к пиршеству - спешим на оное, когда го­ворит человек, высший по званию, мы на все со­глашаемся. Неужели, когда зовет нас Бог, мы должны сопротивляться?

Мы все христиане, все желаем идти на го­лос этот. Но позвольте сказать, что это желание есть только отвлечение ума, движение воли, ес­тественное свидетельство кроющейся в нас исти­ны, признак веры, ее искра, которая иногда от дуновения ветра, от каких-либо побуждений воз­горается, а при первом же встречающемся не­удобстве погасает. Истинное желание прийти в объятия Отца Небесного должно быть постоян­ным и пламенным. Начало его есть сердечное прошение словами Иисуса Христа: Отче Небес­ный! Да будет воля Твоя (Мф.6, 10)!

Свойство этого желания есть унижение в обращении, твердость в вере, целомудрие в сло­вах, в суждении — правда, в делах — милосер­дие, кротость в нравах, неведение мщения, но великодушное перенесение обид, мир со всеми, даже и с врагами, от всего сердца любовь к Бо­гу, которая любит и страшится Бога, любит то, что есть Отец, страшится того, что есть Бог. Любовь, таинственно соединяющаяся со Хрис­том, ничего Ему не предпочитает, так как Он ничего не предпочел нам, низким и нечестивым. Это-то желание должно быть постоянным, пламенным. Постоянное для того, чтобы непре­станно трудиться в деле спасения, пламенное, чтобы преодолевать все препятствия. Постоян­ное, чтобы, в случае преткновения на пути, восставать и затем идти далее, пламенное воодушевлять себя упованием на заслуги Хода­тая и молиться не языком только, но огненными устами сердца. Решительное и постоянное жела­ние воли — поработить себе плоть, побудить ра­зум работать Богу. Пламенное желание — пре­зирать все мелочи, посреди которых мы стоим: и мир, и плоть, и диавола, непрестанно окружаю­щих нас, — составит победу только знаменитей­шей, торжество — славнейшим.

Твердая решительность воли тайно беседует с Богом: " Господи! Все, чем тяготит мир, чем ни угрожает плоть, чем ни ужасает диавол, перене­су, чтобы дополнить лишение скорбей Твоих в теле моем"; пламенное желание вопиет: " Пусть пронесут имя мое как зло — это известная участь каждого христианина, пусть посмеются на­до мной враги мои и ближние мои, я до тех пор не успокоюсь, пока буду искать Тебя, Сила и Крепость моя, пока внутреннего не услышу уве­рения: Готово сердце мое к Тебе, Боже! (Пс. 107, 2) Готово — приди и вселись в него".

Этот голос желания есть голос сына, которо­му Сердцеведец внемлет с высоты своей. Бог внемлет человеку и дает власть безвредно насту­пать на аспида и василиска, попирать льва и змия. Это Тот, от Чьего слова: Это Я (Ин. 18, 6) — толпы вооруженных врагов падают ниц и рассеиваются; это Носящий всяческим словом силы Своей.

Слушатели благочестивые! Нам известны печальные свойства жизни христианской. Также знаем и то, что учение Христово никогда не при­меняется к нравам времени. Что ж остается предпринять нам, что делать? Пусть это решит собственное произволение каждого. Я только присоединю: тот живет худо, кто всегда жить начинает. Аминь.

Произнесено 14 октября 1808 года

 

 

СЛОВО В ДЕНЬ ТЕЗОИМЕНИТСТВА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КОНСТАНТИНА ПАВЛОВИЧА (Нечестие разливается всю­ду и, потопляя непорочность с добродетелью, уг­рожает страшными бедствиями)

В эту минуту, слушатели, мы приносим жертву хваления Богу, ущедряющему на нас в благочестивейшем монархе и тезоименитом ныне благоверном Государе Цесаревиче и Великом Князе Константине Павловиче. К тому побуди­ло нас спокойствие, которое до сих пор не пре­рывается в мирных селах и городах наших. Спо­койствие, драгоценностью превышающее все блага земные, есть награда за благочестие или остаток милосердия, посылаемого на благих и злых.

Кто знает, слушатели, может быть, и наше спокойствие есть последняя капля милосердия, за которой изольется чаша гневного мщения. По мере того, как умножается нечестие, иссякает милосердие. Умножение нечестия несомнительно, если во многих окружающих нас видны уже на­чатки беззакония. Эта душевная болезнь столь­ко же прилипчива, сколько самая сильная зараза для слабого тела нашего. Она, внедрившись в одного человека, немедленно изливается на другого. Беззакония, услаждающие чувственность, лестные для слабости нашей, не могут начинать­ся и оканчиваться в одном сердце. Они удобно и неприметно заражают весь круг людей, в ко­тором живет нечестивый.

Благочестивые сыны России, любезного Отечества! Вы знаете цену спокойствия, пече­тесь о благосостоянии не только вашем, но и об­щественном, а потому для предосторожности в сохранении вашего спокойствия не утрудитесь вникнуть, сколь удобно нечестие одного сообща­ется другому, вместе с каким бедствием для ближних и для самого Отечества.

Помышления сердца человеческого — зло от юности его (Быт. 8, 21). Семя запрещенно­го плода, падшее на сердце первого человека и проросшее в нем, не могло не пустить побегов своих на весь род человеческий. Дети родятся с теми же болезнями, с какими родители зачинают их. Зачатый в беззакониях, рожденный в грехах, как скоро начинает мыслить, желать и действо­вать, уже мыслит превратно, желает беззаконно, действует порочно. Младенец в пеленах, потом растущий перед очами родителей имеет склонно­сти не свои, но отеческие, в самом начале стре­мящиеся уже ко злу — помышления сердца — зло от юности его.

Строгое воспитание даже благочестивых ро­дителей попечительными наставлениями, благо­разумным побуждением, живым образцом, удоб­нее всего запечатлевающимся на юном сердце, этой пшеницей может только заглушить, а не исторгнуть плевелы прародительской склонности к нечестию. Но если этот строго воспитанный юноша вступает в свет — в толпу людей, мало пекущихся о благонравии, то благие наставления родителей остаются в стороне, плевелы снова по­давляют пшеницу. Для него, по общему окружа­ющих вкусу, добрая простота скоро покажется невежеством, целомудрие — неопытностью, скромность — диким свойством, воспитание ро­дителей — воспитанием, для нынешнего време­ни совершенно неприличным.

В самом деле, мир, собрание людей, только наружностью отличающихся друг от друга, а по­рочной жизнью и развратным сердцем совершен­но подобных между собою, не может терпеть благонравия. В нем добродетель есть отрасль (если можно так уподобить), отрасль дальних стран, для которой несносен самый воздух. Она в первые минуты бытия своего среди язвитель­ного дыхания нечестивых должна увянуть, потом засохнуть. Не потому ли апостол Павел так строго учит не смешиваться с миром, что если кто называясь братом, говорит он, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или хищником; с та­ким и не есть вместе (1Кор.5, 11)? Павел за­прещает даже и есть вместе с явными нечестив­цами. Что это значит?

Видно, слабость человеческая, укрепляемая добродетелью, недолго может сопротивляться врожденному влечению к порокам, особенно в присутствии и усилении людей нечестивых. Апо­стол, зная свойства человеческие, ясно изобразил слабость эту, сказав: Не знаете разве, что ма­лая закваска квасит все тесто? (1 Кор.5, 6) Неужели не знаете, что малое число нечестивых может всех вблизи находящихся склонить к не­честию? Квас заключает в себе много кислой остроты, которая скоро наполняет все собрание. Нечестие много имеет своей кислоты, также про­ницательной и острой, которую разливает на всех окружающих — все собрание людей квасит. Из­вестно, что и беззаконные люди стараются иметь своих последователей, нечестие — своих поклон­ников, своих обожателей. Враг Божий и человеков, как лев, рычит, ища, кого поглотить. Нече­стивый его слуга, его сын, как же не будет сле­довать господину своему, как же не будет ры­чать силой отца своего?

Но, хотя бы мы не чувствовали насилия, влекущего нас к беззаконию, впрочем, находясь в обществе нечестивых, обыкновенно замечаем их пороки, мысленно исчисляем их. Между тем, неприметно сами себя извиняем в своих погреш­ностях, а таким образом позволяем себе боль­шие. Если же уважаемое какое-нибудь лицо бу­дет обезображено нечестием, если господин не­коего числа люди, если властитель целого обще­ства, даже если отец семейства будут заражены беззакониями, то погибли подвластные, погибло общество, погибло и семейство. Нечестие зара­зит сердца слабые.

Пороки высших людей, возвышенных над прочими званием, не могут оставаться при них одних, хотя бы они того и не желали. Те, кото­рые ищут их милостей, стараются согласовывать свои желания с желаниями высших, угождать их воле и, таким образом, следовать даже порокам их. Многие рабы даже хвалятся тем, что умеют в точности подражать какой-нибудь порочной страсти господ своих. Другие, видя беспечность своих властелинов, нечувствительно сами привы­кают к беспечности. Прочие, желая соблюсти обязанность свою, нередко возбуждаются к него­дованию, или злословию, или к неповиновению. Потому развратный господин может уве­риться, что рабы его, если не столько же, как он, то, по крайней мере, вполовину его, развратны. Нечестивый властитель сам себе может ручаться за большее число в обществе подобных себе, ес­ли не во всем, то, по крайней мере, в некоторых чертах нечестия. Отец семейства может быть точным изображением всего дома, всех детей, если только все им воспитаны. Насколько это удобно, слушатели: малая закваска квасит все тесто (1Кор. 5, 6), — настолько удобно и пе­редается нечестие сердцам нашим!

Что, если мало находится сопротивляющих­ся ему от мира? Ах, слушатели! Едва ли, к со­жалению нашему, не доказывается это подража­нием гнусному обыкновению в одежде, во вкусе, в словах, в обращении. Нечестие, подобно силь­ному стремлению многой воды, разливается всю­ду и, потопляя непорочность с добродетелью, уг­рожает страшными бедствиями.

Любители обыкновений суетного мира, до­полняющих успехи нечестия, достаточно почерп­нули от потока этого или совсем погрузились в него. Жалкие! Неужели сами они не видят, что это есть собственное их бедствие, добровольное подвержение смерти не только телесной, но и ду­шевной — вечной смерти, вечному лишению благ небесных?! Они знают, что нечестие есть повреждение ума и воли, есть произведение от­ца лжи, князя века сего, диавола. Знают, что оно основано на неправде, поддерживается хит­ростью и пронырством; знают, что нечестием со­крушают жизнь свою, что умножают горести и без того горестного состояния; что лишаются ис­тинного благородства — честности, оставляют детям своим в наследство болезни, гнусный об­раз жизни, в наследство также и вечную смерть. Наконец, знают, что раздражают Бога и побуж­дают Его на скорое мщение. Боже мой! Знают все это, однако, за необходимое почитают про­должать нечестие. Какое миролюбцев ослепле­ние! Какое бедствие! Но это бедствие не есть только их собственное, они не могут существо­вать без пагубы для всех окружающих.

Кроме того, что нечестивые, дыша смерто­носным воздухом, заражают ближних, они еще благо свое строят на бедствии сожителей. Зави­стливый никогда не успокаивается, видя соседа более, нежели он, состоятельным. Зависть шеп­чет ему: " Ты можешь пользоваться чужим, пользуйся, только умей скрыть". Делающий сделку, непрестанно ищущий себе прибыли, кого не обманет, кому не солжет, когда не стыдится жизнью своей обманывать и лгать Богу? Среб­ролюбец может ли распутать узел, запутанный неправдами? Может ли видеть истину, когда очи его ослепляются блеском серебра или золота? Самолюбивый, отличающийся каким-нибудь та­лантом перед прочими, чего не сделает в поги­бель ближнему, только бы угодить себе? Гордый непрестанно и весь болен. Каждое легкое, но не­приятное ему прикосновение делает смертельную рану, за которую он готов всякому мстить, если можно, даже смертью. Богатый стяжание свое умножает бедностью весьма многих. Роскошный, пьющий драгоценность и сладость, едва ли не всегда пьет слезы ближних своих.

Тщеславный герой ничем столько не насы­щается, как погибелью нескольких тысяч людей или целого народа. А хитрые и злобные, слас­толюбцы, клеветники, прелюбодеи... не для чего исчислять их злодеяния роду человеческому. Нет бедствия, нет обиды, нет оскорбления, при­чиняемого нам ближними, которых бы не был виною нечестивый. Гроб открытый — гортань (Пс. 5, 10) нечестивого; яд аспидов под устами его (Пс.139, 3); преседит в ловительстве с бо­гатыми, чтоб убить неповиннаго (Пс.9, 29), и ловит в тайне, как лев в ограде своей, чтобы схватить бедного (Пс.9, 30), ноги его спешат на пролитие крови (Прит. 1, 16). Вот черты не­честивых, черты, не человеком изображенные, но Духом Святым.

Подлинно, слушатели! На что не решится, на что не отважится тот, который отважился презреть закон природы и совести, голос Церк­ви и живого Бога? Есть в некоторых пагубное ослепление — думать, что нарушение закона Божия не есть еще нарушение закона граж­данского; но если всякий закон в христианском обществе основывается на законе Божием, то помыслите, слушатели, может ли не рушиться огромное здание при нарушении основания? Ос­нование закона гражданского раскопано, нару­шено. Может ли самый закон остаться целым, ненарушенным?

Конечно, страх суда, ополченного строгим мщением против нарушителей закона, удержива­ет нечестивого в пределах, законом предписан­ных каждому гражданину. Но сей страх удержи­вает от законопреступления только явного. Если же нечестивый питает себя надеждою скрыть преступление от блюстителей закона или сами блюстители мало пекутся об изыскании законо­преступника, то закон гражданский почитает он за паутину, удерживающую в пределах своих только слабых, робких и низких людей. Тогда нечестивому закон есть беззаконие его, или на­рушение прав общественных. Если бывает нуж­но, он употребляет закон средством для лучшего притеснения невинных, для большей запутаннос­ти истины, удобнейшим средством к удовлетво­рению непотребным страстям своим. Верность в обязательствах, исправность в договорах для не­честивого гражданина есть не что иное, как на­дежное искусство обманывать и лучше придавать лицемерию вид истины.

Любящий другого исполнил закон (Рим.13, 8). Так свидетельствует Писание. Без любви никто и никогда в строгости не исполнял никакого за­кона. Но какая любовь в сердцах, исполненных коварства и злобы? Какая любовь в тех, которые любят только пагубу, в которых действует, по словам Апостола, дух сопротивления, дух злобы? Да и к кому, когда они сами себе несносны?

Ужасное ослепление, особенно для блюсти­телей закона, думать, что нарушитель закона Божия не может почитаться нарушителем закона гражданского. Такое мечтание принуждает их терпеть заблуждения, позволять малые пороки, наконец, послаблять злодеяниям. Между тем, кто не сознается, что терпеть заблуждения — значит, угнетать истину? Позволять малые поро­ки — значит, оскорблять добродетель? Послаб­лять злодеяниям — значит, приносить в жертву невинность? Это попущение не позволяет им ви­деть, сколь близко до того, что их власть сдела­ется недействительною или суетным кумиром, отданным в жертву безумному нечестию? Пре­мудрый царь давно научил нас, что развращен­ное сердце кует зло, умышляет зло во всякое время, сеет раздоры (Прит. 6, 14).

В самом деле, кто дерзнет нарушить об­щественное спокойствие, кроме нечестивых граждан? Что бы побудило Саула искать жизни Давидовой, если б не было соревнования к сла­ве? Кому свойственно вооружиться против отца кроткого и благочестивого, как разве не тщеслав­ному Авессалому!

Сверх того, бросьте легкий взор в бытопи­сания, вникните, что было причиной возвышения государств и виною падения их? Ниневия, Ва­вилон, Иерусалим, греки и римляне, кажется, на развалинах своих, как бы на общей гробнице го­сударств, оставили нам все единую, четкими буквами изображенную надпись: " Добродетель возвысила, нечестие нарушило их". Видно, сбы­лось над ними пророчество Писания: злодеяние ниспровергнет престолы сильных (Прем. 5, 24).

Тот, без воли Которого не падает и волос головы нашей, перед Которым все обнажено и явно, неужели не видит разврата? Неужели не оскорбляется нечестием, пускающим стрелы на милосердие и правосудие Его? Неужели притес­нение сирых, слезы бедных, обиды беззащитных, гонение добродетельных сокрыты от Бога, знаю­щего все тайны сердец человеческих? Неужели впустую сказал нам Бог Всесильный: У Меня отмщение, Я воздам (Втор. 32, 35). Неужели Я не накажу? И не отомстит душа Моя та­кому народу? (Иер.5, 9)

Нечестивые отсрочкой гневного посещения Божия, долготерпением, продолжающимся единственно для сохранения душ праведных или могущих вырасти среди терния мирского, или выросших, но еще не переселившихся в покой небесный, — этим, говорю, долготерпением ус­покаивают себя нечестивые среди всех беззако­ний, среди всех зол и ужасов. Но мы знаем, слушатели, что праведная десница Божия само же нечестие обращает на уничтожение нечестия. Знаем, что Божие наказание за беззакония там уже началось, где заметны несогласия в семей­ствах, раздоры в соседстве, где слышны хище­ния, грабежи, убийства. Где бедность и недо­статки с часу на час умножаются, где некото­рые сословия уже теснотою питаются. Где, хо­тя с самым спасительным намерением, пролива­ется кровь человеческая.

Как нам не верить, что если умолкает голос земного правосудия, то это предзнаменует близкое откровение правосудия небесного на земле. Бог наш сказал устами пророка Иеремии: утучнились и ожирели, преступили всякую меру во зле, не разбирают судебных дел, дел сирот; благоденствуют, и справедливому де­лу нищих не дают суда. Неужели Я не нака­жу? И не отомстит душа Моя такому на­роду? (Иер.5, 28) О горе, город нечестивый! Я, Господь, Я говорю: приду, и сделаю, и не отменю, и не пощажу, и не помилую. По пу­тям твоим, и по делам твоим буду судить тебя (Иез.24, 14). Суд Божий сотворит на земле ужас и страх: разорится город, разрушит­ся громада государственная и в развалинах сво­их погребнет нечестие.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. E) Методический совет, предметные методические объединения, проблемный семинар, единый методический день.
2. I ЭТАП – установочный (первый день практики).
3. I. О СЛОВЕ БОЖИЕМ, ИЛИ СВЯЩЕННОМ ПИСАНИИ
4. II. Переведите слова, словосочетания и фразы, применяя прием узуальной подстановки.
5. III. Найдите соответствующие русские словосочетания.
6. IV ЭТАП – заключительный (1 день).
7. VI. ТЕКСТЫ ДЛЯ РАБОТЫ НАД СЛОВОМ
8. А2.В каких случаях может быть причинен вред лицу, совершившему преступление, при его задержании
9. Африканское виденье мира и общества
10. БАНКИ НЕ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ ДЕНЬГИ ЛЮДЯМ БЕЗ СИСТЕМ
11. Библейская школа «Слово Истины».
12. Библия открывает истину, возвещает о Божией любви и вечной жизни во Христе Иисусе.