VI. ВСЕРОССИЙСКИЙ ПАТРИАРХ ТИХОН И ЕГО ВРЕМЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 12Следующая ⇒

На живой и действенный отклик среди россиян рассчитывал патриарх Тихон, в первую очередь обращаясь с призывом создавать братства к мирянам. Они знали его еще митрополитом Московским Тихоном, многие из активных священников и мирян работали вместе с ним во время заседаний Поместного Собора. Его бесстрашные обращения к власти и пастве во время Гражданской войны сплотили многих и возродили веру в то, что во главе Русской Церкви велением свыше поставлен настоящий пастырь.

Будущий патриарх, Василий Иванович Белавин родился 19 января 1865 года в семье сельского священника Торопецкого уезда Псковской епархии. Детские и юношеские годы прошли в русской деревне. После окончания церковноприходской школы в 1878 году он поступил в Псковскую семинарию Среди товарищей пользовался уважением и любовью. Высокого роста, белокурый, всегда спокойный и уравновешенный, среди учеников он выделялся успехами в учебе и отсутствием юношеского тщеславия. Обычно отличники держатся особняком — семинарист Белавин, напротив, всегда стремился помочь друзьям. Он рад был объяснить и помочь в приготовлении уроков. Причем часто сопровождал свои объяснения шуткой. Уже в семинарии за ним установилось шутливое прозвище - архиерей. После окончания Псковской семинарии в 1883 году он поступил в Петербургскую духовную академию.

После окончания Петербургской академии в 1888 году был назначен преподавателем в Псковскую семинарию. В течение трех лет преподавал в семинарии. За это время его полюбили не только семинаристы, но и жители Пскова. Жил он в мезонине деревянного дома близ храма Николы Соусохи. В псковский период принял решение об избрании монашеского пути и в 1891 году принял монашеский постриг. Учитывая всегдашнюю его кротость, при постриге ему дали имя Тихон, в честь святителя Тихона Задонского, также отличавшегося кротостью. Вскоре после пострига иеромонаха Тихона перевели в Холмскую духовную семинарию.

Холм — скромный уездный городок бывшей Люблинской губернии с польско-еврейским населением, с налетом польской культуры даже на русских горожанах. Основное население — украинцы. Среди постоянных жителей немало униатов. Митрополит Евлогий (Георгиевский), ставший ректором Холмской семинарии сразу после архимандрита Тихона, так описывал жизнь Холмщины: «Религиозная и народная жизнь Холмщины была сложная. В ней скрещивались и переплетались разнородные религиозные течения, воздействия разных культурных наслоений, обусловленные всем историческим прошлым этого края: Русь и православие — как исторический фундамент; Польша и католичество в виде унии — как дальнейшее наслоение, заглушавшее первоначальную стихию народной жизни и изломавшее душу народа, его язык, быт и весь уклад».

В Холме иеромонаха Тихона вскоре возвели в сан архимандрита и назначили ректором семинарии. Семинария была небольшая — всего 175 семинаристов. Его преемник, архимандрит Евлогий, позже вспоминал: «За пятилетие ректорской службы архимандрит Тихон поставил учебно-воспитательное дело отлично. В память открытия святых мощей святителя Феодосия Черниговского он устроил в семинарии второй храм во имя этого новоявленного угодника Божия, пожертвовав для него семинарским залом. В этом новом храме совершалось ежедневно богослужение, причем каждый из шести классов имел свой день, когда он мог нести там клиросное послушание; в праздники туда собирались для богослужения дети семинарской образцовой церковноприходской школы. Совершало будничное богослужение, также по очереди, семинарское духовенство: ректор, инспектор, духовник и преподаватели, носившие духовный сан... Архимандрит Тихон обладал большою житейской мудростью, был человек такта и чувства меры; несмотря на свойственную ему мягкость и добродушие, умел настойчиво проводить полезные мероприятия». Ректор придавал огромное значение миссионерской деятельности, причем осуществлял ее довольно своеобразно. Еженедельно, по воскресеньям, после обеда устраивались литературные вечера. Сначала выступал семинарский хор с песнопениями, затем следовали доклады и рефераты на литературные темы. На эти вечера с интересом съезжались горожане. После них ректор устраивал у себя чаепитие.

В 1898 году архимандрит Тихон был возведен в сан епископа Люблинского и назначен викарием Холмской епархии. При наречении во епископа он сказал: «Да не подумает кто-либо при этом, что мне совсем неведома трудность епископского служения. Конечно, неведома она мне на опыте, на деле, но научен и знаю, что епископство воистину есть бремя. Когда-то, в дни ранней юности, епископское служение представлялось мне — да и мне ли одному! — состоящим из почета, поклонения, силы, власти... Ныне разумею, что епископство есть прежде и более всего не сила, почет и власть, а дело, труд, подвиг. И в самом деле, легко ли быть «всем для всех»? Легко ли изнемогать за всех, кто изнемогает, и воспламеняться за всех, кто соблазняется? Легко ли быть образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте? Легко ли суметь, когда следует, одного обличить, другому запретить, третьего умолить со всяким долготерпением? Легко ли нести ответственность и за себя, и за паству, и за пастырей? Легко ли все сие? Святой апостол Павел свидетельствовал о себе: я каждый день умираю. И истинная жизнь епископа есть постоянное умирание от забот, трудов и печалей...»

И здесь, на Холмщине, как и в Пскове, молодой архиерей стал всеобщим любимцем. «Архимандрит Тихон был очень популярен и в семинарии, и среди народа. Местные священники приглашали его на храмовые праздники. Милый и обаятельный, он всюду был желанным гостем, всех располагал к себе, оживлял любое собрание, в его обществе всем было весело, приятно, легко. Будучи ректором, он сумел завязать живые и прочные отношения с народом...

В сане епископа он еще больше углубил и расширил свою связь с народом и стал действительно для Холмщины «своим» архиереем. Мне постоянно во время поездок по епархии приходилось слышать самые сердечные отзывы о нем духовенства и народа». Но епископское служение в Люблинской епархии продолжалось недолго — в декабре 1898 года его направили в далекую Американскую епархию в сане епископа Алеутского. С собой епископ Тихон взял брата — отца уже не было в живых.

Епископское служение в Америке святителя Тихона продолжалось почти девять лет, с 1898 по 1907 год. Большое внимание святитель уделял все усиливающейся волне славянской эмиграции в Америку. В одной из своих проповедей он отмечал: «Будущее сокрыто от ограниченного взора человеческого, и мы теперь не знаем, что внесет в жизнь страны сей все усиливающаяся волна славянской эмиграции и мало-помалу возрастающая здесь Православная Церковь. Но хотелось бы верить, что не останутся они бесследными здесь, не исчезнут в море чуждом, а в духовную сокровищницу американского народа внесут присущие славянской натуре и русскому православному люду алчбу духовную, порывы к небесному, стремление к всеобщему братству, заботы о других, смирение, покаянные чувства, терпение...» Именно поэтому святитель уделял немало внимания тому, чтобы подготовить пастырей из числа американских граждан.

С этой целью он преобразовал миссионерскую школу в Миннеаполисе в духовную семинарию. Этот шаг вскоре привел к тому, что отпала необходимость присылать священников из России. Новые переселенцы оседали в основном в восточных штатах Северной Америки, тогда как епископская кафедра находилась в Сан-Франциско. Поэтому святитель Тихон предпринял ряд шагов, в результате которых кафедра была перенесена в Нью-Йорк. В епископском служении он продолжил деятельность предшественника - епископа Владимира (Соколовского), начавшего присоединение к православию униатов. За время святительства преосвященного Тихона к православию присоединилось 32 карпато-русских прихода. Благодаря его усилиям близ города Скрантона в штате Пенсильвания был основан Свято-Тихоновский монастырь, а при нем устроена школа-приют для сирот. Немало усилий приложил святитель для перевода богослужебной литературы на английский язык. Он учредил местный церковно-археологический музей, который, по его замыслу, должен был отразить возникновение и развитие православия в Америке. Поэтому музей получил название Иннокентьевского древлехранилища, в честь святителя Иннокентия Московского, просветителя алеутов.

Один из преподавателей духовной семинарии в Миннеаполисе вспоминал о встречах со святителем: «По природе своей епископ Тихон был добр, отзывчив и необыкновенно впечатлителен. По своему характеру он был тихий, милосердный, незлобивый и всегда старался сохранить в своем лице спокойствие, и это спокойствие он вносил в души всех окружающих его. Каждое слово его, сказанное мягким голосом, веяло тихим, святым покоем. Внешне он был необыкновенно светлый и благолепный и производил самое симпатичное впечатление. Его благородное и выразительное лицо отражало величие его души, он был свеж и бодр... Он был прост как в обществе, так и в делах административных; он часто писал свои распоряжения лично, без всяких консисторских формальностей... При епископе Тихоне все были объединены общностью положений, интересов, чувств и мыслей; в миссии господствовало блаженство мира, согласия, дружбы и любви. Не было разрушительных ссор, озлоблений, взаимной ненависти, не было свары, не было разделений — был один архипастырь и одно стадо...» Своеобразным итогом святительской, деятельности епископа Тихона стал созыв первого Православного Собора Североамериканской церкви 20—23 февраля 1907 года в Майнфильде. Одним из главных вопросов Собора стала задача, поставленная его председателем: как «расширить миссию». Были также поставлены вопросы о самостоятельном существовании православной миссии в Америке, не зависящей от субсидий российской казны. Поднят был вопрос о юридическом статусе Православной Церкви в Америке. Еще тогда он был поставлен перед Святейшим Синодом, но лишь спустя 60 лет Православная Церковь в Америке получила самостоятельность. Вскоре после Собора архиепископ Тихон был отозван в Россию. Его ждала Ярославская епархия.

В течение семи лет архиепископ Тихон управлял Ярославской епархией - постоянно объезжал приходы и за эти годы неоднократно побывал во всех, даже самых отдаленных. При объездах лично знакомился с настоятелем, расспрашивал о всех проблемах, включая бытовые и семейные. Даже мельчайшие детали жизни причта интересовали владыку. Он любил рассматривать семейные альбомы. Фотографии родных и знакомых хозяина часто помогали глубже постичь его внутренний мир. Как и в Холме, владыка постоянно организовывал литературно-музыкальные вечера, диспуты, доклады и лекции в духовных школах, приглашая принять участие в них желающих и из мирян. Он всегда находился в самом центре жизни — не только церковной, но и общественной. Многих священников поразило его обращение к ярославской пастве — анонимных доносов ему не присылать, поскольку он все равно читать их не будет. Духовенству советовал не щеголять в прошениях упоминанием о различных наградах и не падать перед ним ниц при представлении. Святитель помнил лично всех священников и их проблемы. В вопросах церковной свободы он всегда становился на сторону священнослужителей. Именно поэтому возник конфликт с ярославским губернатором, который добился перевода неугодного ему архиерея на виленскую кафедру. 22 декабря 1914 года святитель был переведен в Литву.

В Литве пришлось прослужить недолго — всего два с половиной года. Вскоре епархия оказалась в сфере военных действий, а затем ее разрезала полоса военных действий. Архиепископу Тихону пришлось покинуть епархию. Сначала он поселился в Москве, где расположилось большинство виленских учреждений, а затем в Диене, на окраине своей епархии. Он принимал деятельное участие во всех организациях, помогавших раненым, обслуживавших духовные нужды воинов: он посещал лазареты, побывал на передовой линии фронта. На литовской кафедре его застали события весны 1917 года. Настала пора перемен и для Православной Российской Церкви. Неожиданным для владыки Тихона стало его избрание летом 1917 года митрополитом Московским.

После захвата власти большевиками постепенно начало усиливаться гонение на Церковь. Все труднее приходилось соборянам решать необходимые для дальнейшей жизни Церкви вопросы. И все же в ноябре 1917 года состоялись выборы первого после 200-летнего перерыва патриарха. В том, что патриархом был избран митрополит Московский Тихон, большинство соборян и православных увидело волю Божию. С июня 1918 года все чаще появлялись газетные статьи разоблачительного характера. Вскоре большевики перешли в решительное наступление на Церковь даже в Москве — отобрали помещения, в которых проходила третья сессия Собора. И тем не менее, третья сессия начала работу. 19 июля члены Собора узнали о расстреле в Екатеринбурге царской семьи. Третья сессия открылась в этот же день панихидой по убиенным Романовым. Но обстоятельства складывались так, что Собор буквально угасал. Об этом говорил митрополит Арсений (Стадницкий): «У нас Собор тает, особенно к концу. Записывается много, а на заседаниях присутствует мало. Может быть, некоторые записываются для увековечивания своего имени в истории, а может быть, и для других целей. Председатели отделов жалуются, что и в отделы тоже мало ходят». Но по мере того, как уменьшалось значение Собора, повышался авторитет патриарха Тихона.

И все же третья сессия успела обсудить и принять ряд важнейших для жизни Церкви решений. 24 июля Собор слушал доклад «Об участии женщин в жизни Церкви». Вместо священника Сергея Щукина доклад читал священник Петр Миртов. В докладе прозвучали парадоксальные суждения: «Женщины приобщили себя к апостольскому подвигу, женщины приняли самое близкое участие в жизни и подвигах учеников Христа и вообще в строительстве жизни древней Церкви. Теперь, когда волна кровавых гонений на Церковь Христову вновь поднимается и растет, когда требуется напряжение всех сил Церкви для отражения силы вражьей, теперь, когда дорог каждый воин, стоящий на своем посту... теперь особенно вопрос об участии женщин в жизни Церкви является вопросом жизненным... Женщины еще сохранили живую восприимчивость к вере Христовой, они еще полны горячей преданности Церкви: они, по крайней мере, в своей массе еще не тронуты так тлетворным влиянием учений века сего; они хранят еще рампаду веры непотухшею. И в эту надвигающуюся на нас ночь неверия... не приспело ли время призвать женщину к самому широкому участию в жизни Церкви? » Соборяне живо обсуждали вопрос о возможности для женщин исполнять обязанности псаломщика и помогать священнику в алтаре. Общее мнение склонялось к тому, чтобы разрешить женщинам более активно участвовать в жизни прихода.

10 августа обсуждался доклад о внебогослужебном и внешкольном просвещении народа. Проект этого постановления был разработан одним из первых, но из-за революционных событий бесконечно откладывался. Докладчик, соборянин М.Ф. Глаголев, так завершил прения по докладу: «До сих пор в нашей Церкви обязательным условием пребывания членом ее было крещение, но за крещением в младенчестве не следовало обязательное в сознательном возрасте научение крещенного истинам веры... Возникает вопрос о введении обязательного научения народа истинам веры и молитвы. Это очень трудный вопрос. Он встает у нас впервые. За всю историю Русской Церкви катехизации всех до единого у нас не было. Но и уклониться от этого вопроса нельзя. Священный Собор должен стать на путь разрешения его. Катехизация предписана нам практикой древнехристианской Церкви. В первые века христианства оглашение было обязательным». Собор признал правоту русского писателя Николая Лескова, который еще в XIX веке говорил: «Русь была крещена, но не просвещена».

Повсеместно закрывались домашние церкви, были закрыты все духовно-учебные заведения, прекращено преподавание Закона Божьего в школах. 11 июня 1918 года патриарх Тихон прибыл в Петроград. Отвечая на речь председателя правления Петроградского братства православных приходов протоиерея Николая Рудницкого, патриарх сказал: «Я слышал сейчас, что братство объединяет людей, готовых на подвиги исповедничества, мученичества, готовых на смерть. Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать он не умеет. Задача братства не в том, чтобы воодушевлять людей на мучения и смерть, но их наставлять, как надо жить, указывать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наши упования — это жизнь, а не смерть и могила». Патриарх в первый год своего первосвятительства служил почти каждый день.

Тем временем Собор продолжал свою работу. 15 августа слушали доклад Отдела о богослужении, проповедничестве и храме: «Общие положения о порядке прославления святых Русской Православной Церкви к местному почитанию». Совместный доклад готовили знаменитый профессор Борис Тураев и иеромонах Афанасий (Сахаров). Собор постановил, что «инициатива о прославлении угодника к местному почитанию принадлежит местному населению с благословения епархиального архиерея». Собор выработал четкие критерии прославления: «...для причтения угодника к лику святых необходимо, чтобы его богоугодная жизнь была засвительствована даром чудотворения и народным почитанием... свидетельства о чудесах святого должны проверяться специальной комиссией... свидетельствование мощей для причисления к лику местночтимых святых не обязательно. В случае необходимости вскрытие мощей производится по благословению патриарха и в присутствии его представителя».

Декрет об отделении Церкви от государства спровоцировал на местах ожесточенные гонения верующих, конфискации церковных зданий, массовые закрытия монастырей. Вечером 30 августа 1918 года Владимир Ульянов во время митинга на бывшем заводе Михельсона был тяжело ранен эсеркой Кап-лан. Советское правительство ответило на это покушение «красным террором против буржуазии и ее агентов». По декрету ВЦИК десятки тысяч невинных людей по всей России были арестованы и брошены в тюрьмы. В первую очередь пострадало духовенство. На следующий день, во время очередного заседания Собора, митрополит Арсений Стадницкий попытался осмыслить перемены, происходившие в России:

«Мы переживаем единственный момент, не имеющий примера не только в истории Русского государства, но и в мировой. Думаю, Церковь не претерпевала такого гонения и в первые века христианства. Тогда гонения ограничивались отдельной областью, проводились отдельными правителями, а в настоящее время они узаконены и закон имеет обязательную силу для всей православной России... если до настоящего времени мы претерпевали гонения, устраиваемые кустарным способом, то теперь гонения получат законную силу... И Собору нужно откликнуться, показать, что Собор есть выразитель сознания всей Церкви, мы, как полномочные представители Церкви, должны откликнуться на это беспримерное явление в мировой истории, должны воплотить вожделения, с созывом его связанные, ибо если это явление пройдет мимо нас, то суд истории поставит нам в вину то, что мы не сказали надлежащего слова... Быть может, теперь и приспело время подвига, исповедничества и мученичества, того подвига, о котором мы только читали как о происходившем в древние времена христианства и в других государствах, подвига, который мы считали в отдаленной возможности, а теперь видим в действительности; мы должны показать на деле, что мы христиане».

Его поддержал епископ Симон (Шлеев): «Нас всех ожидает мученичество. В первую голову мученичеству могут подвергнуться епископы. Мы должны позаботиться об увеличении числа епископов, и в первую очередь поставить епископов по всем уездным городам. При этом мы могли бы вынести гонения. Мы здесь бесполезны. Мы должны быть на местах и действовать там. Мы должны быть готовы пойти на страдания и своим примером зажечь сердце народа... С одной стороны, за нами 115 миллионов православного народа — фраза, не сходившая с уст ораторов первых дней Собора и замолкшая теперь, а с другой — мы сами не знаем, сколько с нами и за нас». Князь Евгений Трубецкой на этом же заседании выступил с предложением вводить в исключительных случаях интердикт: «Я предвижу возражения против применения этой меры.

Скажут, зачем же будет страдать лишенный церковной службы православный народ, не виновный в гонениях на Церковь? Пора оставить мысль, что народ невиновен в настоящем положении Церкви. Весь православный народ виновен в том, что совершается. Весь народ отдал власть в руки безбожников, кощунственно относящихся к Церкви. Неслыханный грех народа — его молчание при всех гонениях на Церковь со стороны существующей власти. Мы не очутились бы во власти бесов, если бы не отдали сами себя. И вот что должен почувствовать весь православный народ.

Он должен понять, что призывается к ответу за равнодушие в отношении к Церкви, что недостоин слушать службу церковную, так как предал Христа на распятие». Однако соборяне не поддержали это предложение. 20 сентября в Епархиальном доме состоялось последнее заседание третьей сессии.

И все же было сделано немало за неполный год работы Собора. Прежде всего, было восстановлено патриаршество. Русская Церковь восстановила древний принцип соборности — отныне в Высшее Церковное Управление наряду с епископами входили священники, монахи и миряне. Было принято определение «О церковном проповедничестве». Оно призвано было активизировать проповедническую деятельность духовенства и мирян. Допускалась проповедь не только на русском языке, но и на языках других народов России. Собор принял два важнейших определения - «Об епархиальном управлении» и «Приходской устав». Согласно этим документам возрастала учительная и административная ответственность духовенства и мирян. Миряне лишались права выбирать священника, как это допускал временный приходской устав 1917 года. Но Собор подтвердил право прихода избирать приходской совет, который должен заниматься хозяйственной деятельностью. Он должен был созываться не реже двух раз в год. Таким образом в приходскую жизнь вводился принцип самоуправления.

Собор также определил порядок выбора патриарха, выработал определение «О местоблюстителе патриаршего престола». Было принято определение «О временном высшем управлении на Украине». Также было принято немаловажное определение «О возможности восстановления в священном сане лиц, лишенных сана по суду». И, наконец, последние два определения Собора — «О привлечении женщин к деятельному участию на разных поприщах церковного служения» и «Об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания». Нерешенными остались многие важнейшие вопросы, внесенные в повестку дня Поместного Собора, в том числе проблема имяславия. Собор едва успел приняться за рассмотрение проблем, связанных с реформой духовных школ и религиозного образования. Проблемы церковного брака и развода были решены лишь частично. Не был решен вопрос о церковном имуществе, включая недвижимость и земли. Несмотря на то что большая часть определений Собора не была реализована из-за небывалых гонений, трудно недооценить ту кропотливую работу, которая была проделана соборянами. Важно, что это был первый свободный Поместный Собор, успевший принять важнейшие решения. Они не были отменены ни одним последующим Собором Русской Церкви и поныне сохраняют свою силу. Безусловно, они будут востребованы в полноте следующим, столь же свободным Поместным Собором Русской Церкви.

После окончания работы Собора гонения продолжали набирать силу. В ночь с 24 на 25 ноября 1918 года был проведен обыск у патриарха Тихона, а он заключен под домашний арест. Деятельность Высшего Церковного Управления была парализована, поскольку патриарх Тихон председательствовал не только в Священном Синоде, но и в Высшем Церковном Совете. Оба эти органа после прекращения работы Поместного Собора постоянно собирались для решения важнейших вопросов церковной жизни. Отвечая на запрос председателя ВЦИК Михаила Калинина, председатель ВЧК Феликс Дзержинский и начальник секретного отдела ВЧК Тимофей Самсонов так обосновывали причину ареста: «Как создание следствия и судебного процесса, так и факт домашнего ареста над патриархом Тихоном есть просто результат политики, ведущейся ВЧК и Наркомюстом по отношению к духовенству, заключающейся частью в дискредитации духовенства и лишении их возможности устраивать торжественные богослужения, привлекающие массы богомольцев и являющиеся рассадником религиозной и до некоторой степени антисоветской политической агитации». Под домашним арестом патриарх Тихон находился до 6 сентября 1921 года. Два с половиной года он должен был испрашивать позволения у ВЧК на каждое публичное богослужение в том или ином храме Москвы. Правда, после окончания Гражданской войны домашний арест оставался скорее фикцией и поэтому был отменен.

Только за 1918 год было закрыто 26 монастырей и 94 храма, убито 102 священника, 154 диакона, 94 монаха и монахини. Многие иерархи были подвергнуты тюремному заключению. Осень 1918 года стала поистине кровавой для страны. Начало 1919 года ознаменовалось постановлением Президиума Московского Совета о передаче монастырских помещений Отделу народного просвещения. А16 февраля 1919 года было опубликовано постановление Народного комиссариата юстиции об организации вскрытия мощей. Процесс вскрытия мощей, к сожалению, не сопровождался по всей стране сопротивлением верующих. А когда сопротивление оказывалось, случались расстрелы и аресты мирян и духовенства. Патриарх Тихон стремился противопоставить большевистскому натиску на Церковь действенное миссионерское служение. Порой он прибегал к необычным методам, опробованным еще в Холме и Ярославле. М.Е. Губонин вспоминал: «...в самом начале революции, когда еще не совсем угасли надежды на будущее более или менее нормальное положение Церкви в государстве, а потому и дело духовного образования казалось неизбежным в каком-то объеме, люди, болеющие этими вопросами, в целях изыскания хотя бы минимальных денежных средств, с благословения Святейшего патриарха Тихона решили в помещении Московского епархиального дома (тогда еще не окончательно отобранного у Церкви) систематически устраивать различного рода духовные концерты с участием лучших артистических сил Москвы. Весь чистый сбор должен был поступать на дело духовного образования. К участию же в концертах на первых порах предложено было пригласить — и в действительности приглашались: И.М. Москвин, О.Л. Книппер-Чехова, А.В. Нежданова, Ф.И. Шаляпин, протодиаконы К.В. Розов, М.К. Холмогоров, лучшие церковные хоры московских храмов... Святейший патриарх с большим доброжелательством организовывал и поощрял всякую инициативу в деле устройства всех этих концертов, так как смотрел на них не только как на предприятия материального значения, но и в гораздо большей степени усматривая в них один из очень действенных путей для религиозного, богословского и церковно-эстетического воздействия на души человеческие, которым ни в коем случае не следует пренебрегать в наши дни...»

Патриарх Тихон неоднократно обращался к высшим властям страны с просьбами прекратить глумление над чувствами верующих, но волна воинствующего атеизма продолжала нарастать. Неоднократно в эти тяжелые для Церкви дни он, по долгу печалования, обращался и к правительству, и к верным чадам Русской Церкви: «...Трудная, но и какая высокая задача для христианина сохранить в себе великое счастье незлобия и любви и тогда, когда ниспровергнут твой враг, и когда угнетенный страдалец призывается изречь свой суд над недавним своим угнетателем и гонителем. И Промысел Божий уже ставит перед некоторыми из чад Русской

Православной Церкви это испытание. Зажигаются страсти. Вспыхивают мятежи. Создаются новые и новые лагери. Разрастается пожар сведения счетов. Враждебные действия переходят в человеконенавистничество. Организованное взаимоистребление — в партизанство, со всеми его ужасами. Вся Россия — поле сражения! Но это еще не все. Дальше еще ужаснее. Доносятся вести о еврейских погромах, избиении племени, без разбора возраста, вины, пола, убеждений. Озлобленный обстоятельствами жизни человек ищет виновников своих неудач и, чтобы сорвать на них свои обиды, горе и страдания, размахивается так, что под ударом его ослепленной жаждой мести руки падает масса невинных жертв. Он слил в своем сознании свои несчастья со злой для него деятельностью какой-либо партии и с некоторых перенес свою озлобленность на всех. И в массовой резне тонут жизни вовсе непричастных причинам, породившим такое озлобление...

...Мы содрогаемся, что возможны такие явления, когда при военных действиях один лагерь защищает передние свои ряды заложниками из жен и детей противного лагеря. Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложниками берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности. Мы содрогаемся от ужаса и боли, когда после покушений на представителей нашего современного правительства в Петрограде и Москве, как бы в дар любви им и свидетельство преданности, и в искупление вины злоумышленников, воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям, и безумные эти жертвоприношения приветствовались восторгом тех, кто должен был остановить подобные зверства. Мы содрогались - но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы — вредный пережиток, где открыто и цинично возводится в насущную задачу истребление одного класса другим и междоусобная брань. Нам ли, христианам, идти по этому пути. О, да не будет!..»

К началу 1921 года было ликвидировано 573 монастыря, а за несколько первых месяцев этого же года еще 40. Летом разразился небывалый голод — следствие Гражданской войны и продовольственной политики большевиков. Голод захватил многие районы России, угрожая перерасти в национальную катастрофу. К началу 1922 года голодало более тридцати миллионов человек. Попытки российской общественности помочь голодающим привели к разгону большевиками Всероссийского комитета помощи голодающим. Комитет был узаконен постановлением Президиума ВЦИК 21 июля 1921 года: постановление подписано его председателем М.И. Калининым. В партийных архивах сохранились документы, свидетельствующие о том, что решение ввести в ВКПГ патриарха Тихона принималось на уровне Политбюро. На заседании от 7 июля 1921 года: «Слушали: о посылке по радио воззвания патриарха Тихона. Постановили: согласиться с заключением комиссии т. Рыкова и дать распоряжение о посылке по радио воззвания патриарха Тихона, поручив составить сообщение для газет об этом воззвании тт. Бухарину и Стеклову, не помещая самого воззвания в газетах». Протокол подписан секретарем ЦК Молотовым. Но просуществовал ВКПГ немногим более месяца — 27 августа того же года появилось постановление Президиума ВЦИК за подписью заместителя председателя Петра Залуцкого о его ликвидации. В преступление членам Комитета вменялось не только их стремление помочь голодающим, но и обращение за помощью к патриарху Тихону, а также то, что летом 1921 года стотысячным

тиражом было напечатано его воззвание к верующим в России и за рубежом с просьбой помочь голодающим. В нем прозвучал призыв: «Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных святынь исторгайте прощение Неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию: да омоется покаянными обетами и Святыми Тайнами, да обновится верующая Русь, исходя на святой подвиг и его совершая, да возвысится он в подвиг молитвенный, жертвенный подвиг. Да звучат вдохновенно и неумолчно окрыленные верою в благодатную помощь свыше призывы ваши к святому делу спасения погибающих. Паства родная моя! В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге твоем святые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годины тягчайших бед собиравших своею беззаветною верою и самоотверженной любовью во имя Христово духовную русскую мощь и ею оживотворявших умиравшую русскую землю и жизнь... Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода...»

Усилия Комитета и воззвание патриарха Тихона сделали свое дело - 21 августа 1921 года в Риге заместителем наркоминдела Максимом Литвиновым было подписано соглашение с представителем Американской организации помощи (АРА). Американцы заявили о немедленной высылке первых вагонов с продовольствием, а Герберт Кларк Гувер, тогдашний глава АРА, обещал, что ежемесячно на нужды голодающих будет расходоваться не менее полутора миллионов долларов — по тем временам колоссальная сумма. От имени общественности соглашение о поставке продовольствия подписал верховный комиссар Лиги Наций, знаменитый путешественник Фритьоф Нансен. Но Ленин и Троцкий приняли решение разогнать ВКПГ. После разгона Комитета почти все его члены были препровождены на Лубянку. Ленин призвал прессу «на сотни ладов высмеивать «Кукишей» — так он называл ВКПГ. Неудивительно, что голод в стране приобретал все больший размах. Разгон ВКПГ показал, что власти не намерены терпеть какой-либо помощи, и прежде всего от Церкви. И все-таки Политбюро вынуждено было еще раз уступить патриарху. На заседании Политбюро 9 февраля 1922 года большевики были вновь вынуждены вернуться к вопросу об обращении за помощью к Церкви: «Слушали: о разрешении напечатать воззвание патриарха Тихона о помощи голодающим. Постановили: разрешить напечатать отдельным листком». Протокол также подписан секретарем ЦК Молотовым.

В этом послании, отпечатанном типографским способом по разрешению Политбюро, патриарх Тихон взывал: «...Бедствие голода разрослось до крайней степени. Протяните же руки свои на помощь голодающим братьям и сестрам и не жалейте для них ничего, деля с ними и кусок хлеба, и одежду по заветам Христа. Учитывая тяжесть жизни для каждой отдельной христианской семьи вследствие истощения средств ее, мы допускаем возможность духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслетов, ожерельев и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом) на помощь голодающим...»

Послание датировано 6 февраля 1922 года. В тех же партийных архивах хранится документ, адресованный советской прессе. В нем уверяется: «...По постановлениям Центрального Комитета помощи голодающим ВЦИК собранные духовенством средства поступают в Ком-ПомГол на особый счет духовенства. Духовенство допускается к совместной разработке плана использования собранных средств, и распределение пожертвований, собранных духовенством, будет производиться на местах голода КомПомГол при участии местных духовных органов». Мнения в Политбюро разделились — сторонники жесткой линии стремились во что бы то ни стало не допустить Церковь к участию в деле помощи голодающим. Их было большинство — среди них Ленин, Сталин, Троцкий, Зиновьев, Красиков, Ярославский. Им противостояло меньшинство — Калинин, как председатель ЦК Помгола, Рыков и Каменев. Но все же Церковь временно была допущена к делу помощи голодающим — вопреки мнению большинства. Этому способствовала ситуация - голод зимой 1921-1922 гг. стремительно нарастал. К началу зимы голодало 23 миллиона, прогнозировалось, что количество голодающих может достичь 50 миллионов человек. В какой-то миг казалось, что большевики готовы сотрудничать с Церковью в деле помощи голодающим. Но это была иллюзия.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒