II. НА ПОРОГЕ ПОМЕСТНОГО СОБОРА

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 12Следующая ⇒

К концу 1916 года Россия медленно и неотвратимо погружалась в новую Смуту. Поражения на фронтах Первой мировой войны, инфляция, перебои с продовольственным снабжением Москвы и Петрограда, нехватка вооружений - все это привело к всеобщей усталости и ощущению надвигающейся катастрофы. Вступление России в войну в 1914 году было воспринято большинством населения оптимистично — люди наивно верили, что победоносная война завершит в конце концов дальнейшие конституционные реформы. Первые основательные победы на фронте поначалу поддерживали в россиянах эту надежду. Но тыл, как и в эпоху Русско-турецкой войны 1853 года, стремительно разлагал Россию. Реформы, так успешно начатые Сергеем Витте и продолженные Петром Столыпиным, остановились после его гибели в 1911 году. И все же благодаря усилиям этих незаурядных государственных деятелей Россия к 1914 году входила в четверку самых высокоразвитых стран мира. После поражения в Русско-японской войне россияне жаждали реванша — многим казалось, что успех в войне не только принесет России продолжение долгожданных реформ, но и возродит в людях веру в себя.

На самом же деле, как показали ближайшие события, война не только не оправдала надежд, но и ускорила революционные процессы. Николай Бердяев точно определил роль войны в революционных событиях 1917 года: «Уже война выработала новый душевный тип, тип, склонный переносить военные методы на устроение жизни, готовый практиковать методическое насилие, властолюбивый и поклоняющийся силе. Это мировое явление, одинаково обнаружившееся в коммунизме и фашизме. В России появился новый антропологический тип, новое выражение лиц... В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности. В этом типе выработалась жесткость, переходящая в жестокость... Новые люди, пришедшие снизу, были чужды традициям русской культуры, их отцы и деды были безграмотны, лишены всякой культуры и жили исключительно верой». Распад России, приостановленный в 1906 году Столыпиным благодаря жестким мерам, возобновился с новой силой. Одна из причин распада гигантской империи — бюрократизация и омертвение всех отраслей жизни. Испанский философ Ортега-и-Гассет заметил: «Здесь-то и подстерегает цивилизацию главная опасность — полностью огосударствленная жизнь, экспансия власти, поглощение государством всякой социальной самостоятельности - словом, удушение творческих начал истории, которыми в конечном счете держатся, питаются и движутся людские судьбы... Общество порабощается, и все силы его уходят на служение государству. А в итоге? Бюрократизация всей жизни ведет к полному ее упадку». Император Николай II, принявший на себя в 1916 году командование войсками, находился в ставке, в Могилеве. Императрица Александра Федоровна остро ощущала приближающуюся беду. В письме мужу 12 декабря 1916 года она высказывала свои опасения: «...Мой ангел, мы обедали вчера у Ани (Вырубовой — С.Б.) с нашим Другом (Распутиным — С.Б.)... Он умоляет тебя быть твердым, быть властелином и не уступать всегда Трепову - ты лучше все знаешь, чем этот человек (и все же даешь ему руководить тобой), а почему не нашему Другу, через которого нас ведет Бог. Вспомни, за что меня не любят, это показывает, что правильно быть твердым и чтобы тебя боялись, и ты должен быть таким же, ты мужчина — только верь больше в нашего Друга (а не в Трепова). Он живет для тебя и России. А мы должны передать Бэби (царевичу Алексею — С.Б.) сильное государство, и ради него мы не смеем быть слабыми, иначе у него будет еще более трудное царствование, так как ему придется исправлять наши ошибки и крепче натягивать вожжи, которые ты распустил. Тебе приходится страдать за ошибки, сделанные в царствование твоих предшественников... Как давно, уже годы, я слышу, как говорят одно и то же: «Россия любит чувствовать кнут», — это в их натуре — нежная любовь, а потом железная рука, чтобы наказывать и наставлять. Как я хотела бы влить свою волю в твои жилы!.. Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом — сокруши и подомни их всех...» Но эти заклинания царицы не могли помочь - император не понимал тех трагических социальных процессов, которые происходили в Российском государстве. Война явилась катализатором, она активизировала процессы распада, которые буквально раздирали Россию. Ночью 17 декабря 1916 года Григорий Распутин был убит в доме Феликса Юсупова. Среди его убийц был и великий князь Дмитрий Павлович — любимец императора и императрицы. Распутин сумел внушить императорской семье, что его жизнь тесно связана с их жизнью. Более того, он часто говорил, что благоденствие России зависит от его жизни. Убийство Распутина было воспринято императорской четой как трагедия. Императрица была настолько сокрушена этим событием, что потребовала от Николая II, чтобы он немедленно покинул ставку и прибыл в Петроград. Император исполнил просьбу супруги и вернулся в столицу, где присутствовал при погребении Распутина. Но убийство Распутина не только не остановило надвигающуюся катастрофу, а напротив, ускорило развязку. 2 марта 1917 года император записывает в дневнике: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко (председателем Государственной Думы - С.Б.). По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т.к. с ним борется соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев - всем главнокомандующим. К 2 1/2 пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, трусость и обман! » Поразительно, что весь высший генералитет единодушно высказался за отречение императора Николая II. Попытка профессора Московской духовной академии П.А. Флоренского в рецензии на книгу профессора Киевской духовной академии В.З. Завитневича, незадолго до крушения российской монархии, придать самодержавию статус едва ли не догмата уже тогда воспринималась большинством современников как новейшая ересь.

Один из современников и участников тех давних событий, сотрудник английского посольства Брюс Локкарт метко заметил: «Русская аристократия, не очень родовитая и ведущая жизнь более роскошную, чем культурную, жила в своем замкнутом мире... Аристократия исповедовала самодержавие как религию. Оно было скалой, на которой было построено ее собственное благополучие. В ее глазах император был единственным настоящим монархом в мире, и в своих собственных интересах она была готова всегда рассматривать всякую попытку иностранных дипломатов оказать на него влияние как посягательство на императорскую власть. Наиболее активными членами бюрократического мира были балтийские бароны...» Царская семья жила весьма изолированно. После убийства в феврале 1905 года дяди Николая II, великого князя Сергея, даже круг придворных был сужен до предела. Семья уже не устраивала балов, на которые обычно собирался цвет петербургского общества. Царская бюрократия была также тщательно отгорожена от повседневной жизни простого народа. Столь же далеки от происходящих событий оказались и думские политики, в большинстве своем принадлежавшие к состоятельным слоям населения. Это был ряд сословных, почти не пересекающихся концентрических кругов властных структур. Для большинства из них грянувшая революция была громом среди ясного неба. «Революция произошла потому, что терпение русского народа лопнуло под давлением царящих повсюду непроизводительности и упадка. Ни одна другая нация не выдержала бы стольких лишений, как Россия, в течение такого долгого времени. Как примеры непроизводительности приведу невероятно бесхозяйственное обращение со съестными припасами, окончательную разруху транспорта и бессмысленную мобилизацию миллионного ненужного и негодного войска. Как на пример разложения укажу на бесстыдную погоню за прибылью со стороны военных поставщиков. Ясно, что сам царь как самодержец должен отвечать за систему, провалившуюся главным образом из-за людей, назначенных им для контроля за этой системой, — Штюрмер, Протопопов...» Священник и богослов Сергий Булгаков в своих воспоминаниях, созданных в Крыму в 1920 году, писал: «В сущности, агония царского самодержавия продолжалась все царствование Николая II, которое все было сплошным и непрерывным самоубийством самодержавия. Теперь, после всего, что мы уже знаем о царе и о его царствовании, это выступает с новой очевидностью. Раньше могло казаться, что революцию делали революционеры... К несчастью, революция была совершена помимо всяких революционеров самим царем, который влекся неудержимой злой силой к самоубийству своего самодержавия, влекся через Ялу, Порт-Артур, Цусиму, через все бесчисленные зигзаги своей политики и последний маразм войны... Николай II с теми силами ума и воли, которые ему были отпущены, не мог быть лучшим монархом, чем он был: в нем не было злой воли, но была государственная бездарность и в особенности страшная в монархе черта — прирожденное безволие». Крушение самодержавия в России не было исключительно личной виной Николая II.

Крушению предшествовали вполне объективные изменения в обществе, происходившие в течение XIX столетия. Прошло лишь полстолетия со дня отмены крепостного права. Стремительный рост промышленности и населения, миграция крестьян и рабочих, появление на общественной сцене разночинцев - все это, к сожалению, не было учтено правящим классом России. Царская бюрократия постепенно разрасталась, все больше замыкаясь в кругу собственных проблем. Больше всего ее беспокоила проблема самосохранения. И, как ни парадоксально, именно это стремление ускоряло процессы разрушения. Отрыв от нужд народа, игнорирование происходящих перемен, нежелание трудиться — все это не последние причины крушения царизма. Подсознательно падения самодержавия ожидало большинство россиян, поэтому отречение императора было встречено как давно назревшее событие. Быть может, именно поэтому оно было воспринято современниками как рядовой этап в органическом развитии российского общества. Отречению императора воспротивилась лишь его мать, императрица Мария Федоровна. При изучении откликов на отречение императора возникает ощущение, что сам он был счастлив, когда непосильное для него тяжелое бремя власти свалилось с его плеч.

Поучительна реакция высшего церковного управления на отречение императора Николая II и последовавшее вслед за этим отречение его брата, великого князя Михаила Романова. 9 марта 1917 года Святейший Синод обратился к пастве с Посланием: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути. Возлюбленные чада Святой Православной Церкви! Временное правительство вступило в управление страной в тяжкую историческую минуту. Враг еще стоит на нашей земле, и славной нашей армии предстоят в ближайшем будущем великие усилия. В такое время все верные сыны Родины должны проникнуться общим воодушевлением. Ради миллионов лучших жизней, сложенных на поле брани, ради бесчисленных денежных средств, затраченных Родиною на защиту от врага, ради многих жертв, принесенных для завоевания гражданской свободы, ради спасения ваших собственных семейств, ради счастья Родины оставьте в это великое историческое время всякие распри и несогласия, объединитесь в братской любви на благо России, доверьтесь Временному правительству, все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы...» Под Посланием стоят подписи наиболее уважаемых епископов — митрополита Киевского Владимира, митрополита Московского Макария, архиепископа Финляндского Сергия, архиепископа Литовского Тихона (будущего патриарха), архиепископа Новгородского Арсения. Церковь в лице своих епископов встретила отречение императора и переход России к новой форме правления достаточно спокойно.

По исторической случайности митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) оказался в момент революции на самом ответственном посту церковного управления - Первоприсутствующим членом очередной зимней сессии Синода. Для узаконения произошедших реформ необходимо было решение Синода. Между тем, руководимая консервативным митрополитом Владимиром зимняя сессия Синода оказалась недееспособной. Это обстоятельство заставило нового обер-прокурора Синода, назначенного Временным правительством, В.Н. Львова ходатайствовать перед правительством об ускорении роспуска зимней сессии Синода и назначении, согласно действующим в то время старым законам и порядкам, на летнюю сессию нового состава Синода. Правительство удовлетворило эту просьбу. Об этом пишет А.В. Карташев: «Синод старого состава как будто нарочно хотел доказать неприятному для него обер-прокурору, что для успешного продвижения вперед дела неотложных реформ и спешной подготовки к Собору без правительственного давления обойтись невозможно. В.Н. Львов торопил Синод провести давно назревшую, переходного типа, реформу устарелого и фальшивого бракоразводного процесса. Синод упорно ее отвергал. Особенно остро протекал конфликт из-за передачи консервативного синодального издания «Церковно-общественный вестник» в руки либеральной редакции профессоров Санкт-Петербургской духовной академии. Царские обер-прокуроры в подобных случаях просто устраняли из Синода нежелательных членов. В.Н. Львову советовали по старому праву распустить этот Синод и создать новый. Но он стеснялся это сделать...»

В конце концов упорный саботаж Святейшего Синода вынудил обер-прокурора на решительный акт роспуска Синода. Вот признание самого В.Н. Львова: «Тлетворное влияние гангренизировало Церковь. Не было никаких учреждений, соответствующих духу времени, очевидно, что нужно было прибегнуть к героическим усилиям и властной рукой подавить все, что противоречило свободе Церкви. Нужно было действовать быстро и сильно; иначе, так как значительная часть епископата была заражена, являлась опасность столкновения Церкви с епископатом. Но хотя Святейший Синод, как известно, был составлен темными силами (Распутиным), я не хотел было вмешиваться в его деятельность. Моим стремлением было даровать свободу Церкви, и не мне было бы втыкать палки в колеса, если бы Святейший Синод встал на новый путь. Но, к величайшему сожалению, Святейший Синод встал на иную точку зрения. Он решил, что к нему перешла теперь вся полнота власти и, пользуясь этим, он может еще более усилить свою власть. Тогда я понял, что Святейший Синод, в прежнем его составе, не может идти вперед. Мало того, когда я предпринял некоторые меры к тому, чтобы освободить Церковь от этих гангренозных пятен, которые покрывали ее тело, я опять встретил противодействие Святейшего Синода.

«Кто нам поручится, что вы и нас не удалите? » — говорили мне члены Синода. Такое отождествление членов Святейшего Синода с теми лицами, которые нетерпимы были в составе правящей иерархии (ставленники Распутина), было полным крушением прежнего Святейшего Синода... Вот началось движение к новой жизни; нужно было всячески содействовать этому, но мог ли это сделать прежний Святейший Синод? И как должен был поступить в этом случае обер-прокурор: устраниться и ждать, что будет, или, наоборот, пойти этому движению навстречу, распахнуть для него как можно шире дверь? Сомнений быть не может: очевидно, нужно было избрать второй путь и заставить идти по нему и Святейший Синод. Меня обвиняют, что я ничего не делаю. Но я все время боролся и все силы направил к тому, чтобы появившееся движение пошло по правильному руслу; не будь этого, могла бы начаться анархия. Церковь могла бы отделиться от епископата. Ничего другого, очевидно, не оставалось, как распустить прежний Святейший Синод и составить новый... Мои усилия увенчались успехом, и жизнь в Церкви забила ключом. Тверской Епархиальный Съезд постановил было отделиться от Святейшего Синода, но, когда узнал о новом составе Святейшего Синода, все это движение за отделение от Синода прекратилось само собой».

Эти объяснения обер-прокурор дал на общем собрании Всероссийского духовенства и мирян, состоявшемся в Москве 1 июня 1917 года. Последовавшие за ними в адрес обер-прокурора аплодисменты большинства присутствующих с троекратным пением «Многая лета» с очевидностью засвидетельствовали, что церковный клир и народ одобряют общее направление деятельности обер-прокурора. А.В. Карташев вспоминал: «Новый обер-прокурор начал выполнять свою «антираспутинскую» программу с устранения всех епископов, занявших свои кафедры при протекции Распутина или вообще бывших его друзьями. Из них на самом видном месте был митрополит Петроградский Питирим... Параллельно во многих городах были случаи ареста архиереев, известных своей активной приверженностью к старому строю и особенно дружбой с Распутиным». В составе созванной правительством летней сессии Синода были: первоприсутствующий — экзарх Грузии архиепископ Платон, члены: архиепископ Владимирский Сергий (Страгородский), архиепископ Ярославский Агафангел, епископ Уфимский Андрей (князь Ухтомский), епископ Самарский Михаил, А.В. Смирнов — профессор Казанского Университета, протоиерей А.П. Рождественский — профессор СПб. академии, Н.А. Любимов — протопресвитер кремлевских соборов, протоиерей Ф.Д. Филоненко - депутат Государственной Думы. Новый состав Синода санкционировал особыми «Временными положениями» уже введенные по епархиям церковные реформы. Этим актом было осуществлено их узаконение, хотя, конечно, временное, до проведения Поместного Собора.

В течение двух недель, с 6 по 20 марта, были уволены на покой высшие иерархи, назначение которых было так или иначе связано с деятельностью Распутина. Первым лишился Петроградской кафедры митрополит Питирим (Окнов), затем были уволены митрополит Московский Макарий (Невский), архиепископы Тобольский Варнава (Накропин) и Сарапульский Амвросий. В начале апреля, накануне Пасхи, новый обер-прокурор Владимир Николаевич Львов, назначенный Временным правительством, после долгих препирательств с членами Святейшего Синода, которые постоянно сопротивлялись его натиску, принял решение распустить Синод. Будучи человеком импульсивным, нервным, новый обер-прокурор препочитал действовать старыми, авторитарными методами. В.Н. Львов все-таки консервативно смотрел на формы своей деятельности. Принадлежа к помещичьему классу, он имел основания издавна мечтать сделаться обер-прокурором Св. Синода. Когда эта мечта внезапно осуществилась, В.Н. Львов не имел достаточно политического воображения и политического радикализма, чтобы расстаться с вожделенным титулом обер-прокурора и его подавляющей властью над архиереями. А расстаться с этим титулом и с этой властью было нужно. Сохранение этого титула и его полномочий было недосмотром и тактической ошибкой Временного правительства. Ненавистная прежде фигура обер-прокурора потому только и принималась иерархами и церковным мнением, что она была личным органом царской власти... Лично В.Н. Львов к этому еще прибавил остроту своей вражды к епископам — друзьям Распутина. Он их с шумом арестовал и изгонял, задевая тем больно самолюбие епископата и прежнего, еще царского состава Св. Синода, с которым он бесплодно проработал полтора месяца, до половины апреля, находясь в самых натянутых отношениях...» Большинством церковных людей, которые не входили в тонкости отношений между епископатом и новой властью, такое решение нового обер-прокурора было воспринято с пониманием. Важно, что после того, как в Петроград съехались члены нового состава Синода, началась плодотворная работа.

29 апреля 1917 года Святейший Синод нового состава обратился с Посланием к пастве. В нем сообщалось не только о грядущем созыве Поместного Собора, но и о важнейших переменах, уже произошедших в жизни Российской Церкви: «...Давно уже в умах православных людей жила мысль о необходимости созыва Всероссийского Поместного Собора для коренных изменений в порядке управления Российской Православной Церкви и вообще для устроения нашей церковной жизни на незыблемых началах, данных Божественным Основателем и Главою Церкви в Священном Писании и в правилах св. Апостолов, св. Вселенских и Поместных Соборов и св. Отец. Происшедший у нас государственный переворот (имеется в виду Февральская революция — С.Б.), в корне изменивший нашу общественную и государственную жизнь, обеспечил и Церкви возможность и право свободного устроения. Заветная мечта русских православных людей теперь стала осуществимой, и созыв Поместного Собора в возможно ближайшее время сделается настоятельно необходимым... Но начавшееся повсеместно церковное оживление, одушевленное началами свободы, требует немедленного устроения и неотложного принятия самых разнообразных мер для своего упорядочения и должного направления по заповедям Христа Спасителя, и теперь же необходимо произвести некоторые изменения во всех сторонах церковной жизни. Издревле господствующее в Православной Церкви выборное начало должно быть проведено во все доступные для него формы церковного управления.

Широкое участие всех членов Церкви в делах церковных, при нерушимости присвоенных каждому прав и обязанностей, должно привлечь всех к живой деятельности на пользу Церкви и сделаться основою церковного устроения в настоящее время. Необходимы соответствующие изменения и в духовной школе, и в церковном суде...»

Епархиальные съезды, прошедшие весной и летом 1917 года почти по всей России, в ряде мест завершались смещением правящих епископов и выборами новых. Так, на Московскую кафедру был избран архиепископ Тихон (Белавин) Литовский, на Петроградскую — епископ Гдовский Вениамин (Казанский), на Владимирскую - Сергий (Страгородский) Финляндский. Епархиальным съездом был смещен один из наиболее авторитетных епископов, запятнавший себя разгромом имяславческого движения на Афоне, архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий). Он просил, чтобы ему позволили остаться на покое и проживать на Валааме, в монастыре. Святейший Синод удовлетворил его просьбу. Движение духовенства и мирян, возникшее весной 1917 года, впоследствии получило название «церковной революции». Радикализм верующих порою достигал такой силы, что требовалось неотложное вмешательство высшей церковной власти, чтобы направить в каноническое русло разбушевавшиеся стихии. К счастью, новый состав Святейшего Синода прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. В Послании Синода прозвучало напоминание не в меру ретивым реформаторам: «И вы, пастыри и служители Церкви Божией, будьте в единении и союзе любви со своими архипастырями, помня, что без епископа не может быть Церкви. Всемерно старайтесь и о том, чтобы жить в самом тесном и братском общении со своими прихожанами, их нужды и потребности, не только духовные, но и материальные, пусть станут ближе вашему сердцу, чем ваши личные нужды. Вам дарована ныне свобода решать вопросы церковного устроения по собственному разумению. Пользуйтесь этою свободою, но к свободе и пользе Церкви, приводя в исполнение принятые решения о необходимых изменениях в местной церковной жизни только в согласии с церковной властью, ибо, по слову св. апостола, в Церкви Христовой все должно быть благообразно и по чину».

Самое поразительное, что текст этого синодального послания готовил бывший сподвижник Победоносцева, незаменимый чиновник Духовного ведомства Степан Рункевич. Прежний состав Синода, уволенный обер-прокурором В.Н. Львовым, всячески противился каким-либо преобразованиям. Но диктат епископата был сломлен. Епархиальные съезды, созывавшиеся повсеместно весной 1917 года, не дожидаясь решений Синода, сами проводили назревшие реформы, начиная от управления Церкви вплоть до реформы прихода. Все эти решения свидетельствовали об одном: время проведения реформ в Русской Церкви было безнадежно упущено. Основная вина ложилась на плечи императора Николая II, который в течение 12 лет откладывал созыв Поместного Собора, являясь «верховным ктитором» Православной Российской Церкви. Предсоборное Присутствие, созванное в 1906 году, и Предсоборное Совещание, созванное в 1912 году, детально разработали и подготовили весь спектр проблем, которые необходимо было рассмотреть на Соборе. Более того, были предложены и возможные решения. Недоверие императора к епископату, лучшие представители которого резко выступали против Распутина, нежелание считаться с нуждами духовенства и мирян — все это в конце концов привело к взрыву. Важную роль в осмыслении и умирении происходивших весной 1917 года изменений в лоне Церкви сыграл профессор Санкт-Петербургской духовной академии Антон Владимирович Карташев, который стал товарищем обер-прокурора В.Н. Львова. Поскольку Львов почти постоянно должен был присутствовать на заседаниях Временного правительства, основное бремя решений ложилось на плечи Карта-шова и единомысленных с ним священников, членов Святейшего Синода — протопресвитера Николая Любимова и протоиерея Александра Рождественского. Епископы - члены Святейшего Синода (в конце мая на заседаниях стал председательствовать экзарх Грузии архиепископ Платон (Рождественский) понимали, что необходимо как можно быстрее созвать Поместный Собор.

Уже в начале мая на очередном заседании Святейшего Синода было принято решение, ограничившее архиерейский произвол. Значительно ограничены права, а кое-где упразднены консистории — бюрократические структуры, выродившиеся к 1917 году и парализовавшие жизнь епархий и приходов. Этим же решением были легализованы церковно-епархиальные советы при епископе. Сюда поступали отныне все решения консисторий, и только после рассмотрения их на заседаниях советов они утверждались или отвергались епископом. Была значительно ограничена власть благочинных. При них также возникли выборные благочиннические советы. Еще в мае Святейший Синод начал работу над бракоразводной реформой, которая все еще оставалась в ведении Церкви. Этим составом Синода была подготовлена реформа высших духовных школ, и с 1 сентября 1917 года должны были вступить в силу «Временные правила об автономии духовных академий». Ректор отныне должен был избираться и иметь степень доктора или хотя бы магистра богословия. Была упразднена ненавистная многим должность инспектора. Проректор также должен был избираться из числа профессоров духовной академии сроком на 4 года. Профессоры и преподаватели также должны были избираться на свои должности советами академий по конкурсу. Трудно недооценить эту реформу — положение духовных школ в России было рассмотрено и Предсоборным Присутствием и Предсоборным Совещанием. Духовные школы России, за редким исключением, выпускали или церковных чиновников, или священников-требоисп-равителей, или же откровенных революционеров, подобных Николаю Добролюбову, Иосифу Джугашвили или Нестору Лакобе. Так был решен один из наиболее важных и назревших вопросов. Перед новым составом Синода стояла важная задача — как можно скорее созвать Поместный Собор. Был организован Предсоборный Совет — обширная совещательная коллегия, состоявшая из епископов, клириков и мирян. Правительство ассигновало миллион рублей на проведение Собора. Синод, со своей стороны, решил вложить свои церковные капиталы — 2, 6 миллиона рублей, а если потребуется, то и все 4 миллиона.

На 1 июня 1917 года было запланировано открытие в Москве Всероссийского съезда духовенства и мирян. На него прибыло около 1200 добровольных представителей почти из всех российских епархий. Накануне открытия съезда, 30 мая 1917 года, на очередном заседании Синода обер-прокурор поделился своими замыслами. Он расчитывал вынести на обсуждение съезда две основных проблемы. Первое — решить вопрос о передаче церковноприходских школ в ведение Министерства народного просвещения. Это был довольно болезненный вопрос, поскольку школы в большинстве случаев создавались духовенством, как и епархиальные женские училища, которые также планировалось передать министерству. Вторая проблема, которую намеревался внести в повестку съезда, - реорганизация Высшего церковного управления. Он предложил, чтобы члены Синода избирались съездом, а при нем существовал постоянный совет, в который, по его мнению, должны были входить 4 епископа, 4 священника и 4 мирянина. Члены Синода единодушно противостали намерениям обер-прокурора. Архиепископ Платон пригрозил, что в том случае, если Львов решит действовать подобным образом, члены Синода тут же сложат свои полномочия. И только архиепископ Сергий (Страгородский) высказал решимость продчиниться любым решениям съезда. Под влиянием членов Синода В.Н. Львов дал обещание, что не вынесет этих вопросов на рассмотрение съезда, а отложит их до созыва Поместного Собора. Не доверяя обещаниям обер-прокурора, на съезд в Москву поехали два епископа, члены Синода Платон (Рождественский) и Андрей (Ухтомский), а с ними протоиереи Рождественский и Филоненко, а также протопресвитер Николай Любимов.

Съезд был открыт речью архиепископа Платона. Это было приветствие к собравшимся от имени Святейшего Синода, затем протоиерей А.И. Боголюбский произнес пылкую речь о превосходстве православия над католичеством и протестантизмом. Полное единение, заявил он, между членами Церкви возможно лишь в православии. Символом подобного христианского единения, по мнению Боголюбского, является Всероссийский съезд духовенства и мирян. Протопресвитер Николай Любимов, участвовавший в работе съезда, горько подумал: ...полного единения между членами Церкви Христовой не может быть на этом однобоком съезде, ибо епископат здесь почти отсутствует. Затем говорили о. Рождественский (от имени бывшего Предсоборного Присутствия), Филоненко (от духовенства Государственной Думы), и множество других приветствий от других епархий. Болтовни пустой, казалось, и конца не будет, наконец, уже в 2 ч. стали " раздаваться протесты, ограничили ораторов 2 мин., а затем и совсем их прекратили... После окончания приветствий дано было слово солдатику, приехавшему с фронта. Сначала, когда этот солдатик стал описывать ужасы и тяготы фронтовой жизни в окопах, я подумал, что он заявит «долой войну», оказалось совсем иное. Описывая ужасы военной жизни, он говорил, что «к этим ужасам присоединяются еще и ужасные вести с тыла от наших жен и детей о недоедании, о разрухе власти, но и это все еще терпимо, а вот когда приходят к нам вести о том, что у нас хотят отнять веру православную, что нам грозят закрытием храмов Божиих, нас прямо это поражает в самое сердце. Ведь только верой Христовой еще и держится наша Родина, а у нас и в тылу, и на фронте хотят отнять эту веру, нас всячески развращают, стараются развить неверие, с этой целью распространяются в армии разные скверные газеты, брошюры, кощунственные листки. Пастыри Церкви, простите за слово упрека, вы нас совсем бросили, идите к нам, учите нас, поддерживайте в нас веру, помогайте бороться с пороками, с развратом, шлите нам Евангелия, листки, брошюры, книги религиозно-нравственного содержания, собирайте нас, беседуйте, уговаривайте, спрашивайте. Поклон вам от армии, поклон низкий и просьба: помогайте нам, слабоверным, укрепите и поддержите в нас веру Христову и верность Церкви Православной».

Только вечером занялись процедурными вопросами. Долго решали - кто должен возглавить съезд, епископ или священник. В разгар прений появился обер-прокурор В.Н. Львов, который выступил с краткой приветственной речью от имени Временного правительства. Первый день завершился скандалом. От Чрезвычайного Петроградского Собора выступил с речью миссионер И. Айвазов. Он довольно резко предупредил съезд, не выбирая выражений, что не следует отождествлять христианство с демократией. Более того, он предостерег собравшихся от раболепного преклонения перед демократией. Ему столь же резко возразил В.Н. Львов, назвав речь Айвазова возмутительной. «И началась прямая перебранка: обер-прокурор не говорил, а прямо кричал, что «миссионеры теперь вот раскрывают рот, а раньше раболепно молчали». Но Айвазов с места кричал ему: «Вы лжец! » И началась, говорят, ужасная суматоха: одни (большинство) аплодируют В.Н. Львову и кричат: «Вон, долой Айвазова! » Другие шикают и требуют, чтобы дали слово и Айвазову. Но среди этой неразберихи и сумятицы председатель Боголюбский закрывает собрание».

2 июня съезд продолжил свою работу. Заседание открылось тремя интереснейшими докладами: М.И. Струженцева «Об отношении общества к переживаемым событиям», профессоров Е.Н. Трубецкого «Церковь и Россия» и С.Н. Булгакова, в котором он развивал несколько тем: мировое значение переживаемых Россией событий, о свободе и равенстве в жизни Церкви, о противоположности Церкви и демократии. С.Н. Булгаков как бы продолжил тему, начатую накануне миссионером Айвазовым, предостерегая съезд от обожествления демократии. Все три доклада вызвали почти восторг, и было принято решение немедленно отпечатать доклады Трубецкого и Булгакова для раздачи делегатам съезда и для рассылки во все епархии. Непонятно, было ли исполнено это решение или же в сумятице того беспокойного времени оно так и осталось неосуществленным. Вечером, поскольку второй день съезда выпал на субботу, служили всенощную, а утром в воскресенье состоялось торжественное богослужение в Успенском соборе, завершившееся крестным ходом. Последующие дни работы съезда были довольно бурными - рассматривались текущие вопросы, и прежде всего созыв Поместного Собора. Несколько раз на съезде порывался выступить обер-прокурор В.Н. Львов, но решительная позиция председателя, архиепископа Платона, настоявшего на том, чтобы революционный обер-прокурор воздержался от очередных пламенных призывов сменить состав Синода, в конце концов возобладала. Львов уехал в Петроград, смирившись с мнением владыки и поддержавших его членов Синода. Самым важным решением съезда было постановление о создании Предсоборного Совета, который начал свою работу уже И июня. Всероссийский съезд духовенства и мирян решительно поддержал инициативу Временного правительства о безотлагательном созыве Поместного Собора. Именно поэтому А.В. Карташев впоследствии назвал съезд «репетицией Собора». На съезде присутствовали многие члены будущего Поместного Собора: архимандрит Иларион (Троицкий), С.Н. Булгаков, Евгений Трубецкой. За десять дней работы съезд разработал и сформулировал основные требования и предложения по всем пунктам предстоящей церковной реформы для Собора. По признанию А.В. Карташева съезд явился поддержкой и стимулом для официального Предсоборного Совета. Съезд отверг идею отделения Церкви от государства и высказал пожелание, чтобы Православная Церковь оставалась на положении «первенствующей», чтобы все Церкви, все религиозные организации (инославные и нехристианские) получали от государства правовую и материальную поддержку, чтобы Закон Божий был обязателен в школах и чтобы в ведении Православной Церкви оставались руководимые ею народные школы.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒